– Пошёл ты в жопу, – спокойно отозвалась Кристина, – на хрен тебе усрались какие-то мои действия, твою мать? Вы же телефон поставите на прослушку и по всей хате жучков налепите!
– Ну, насчёт жучков ты погорячилась, а телефон, действительно, будем слушать. Твоя задача – безвылазно сидеть дома. Если она позвонит – сделай так, чтоб у неё не было никаких сомнений и подозрений. В противном случае…
– Дальше! – рявкнула на весь дом Кристина, топнув голой ногой с красными ногтями.
– Если она попросит тебя подъехать куда-нибудь с паспортом, согласись и смело езжай. Конечно, без паспорта.
– Ну а если она припрётся сюда?
– Её около подъезда возьмут. Наши люди будут круглые сутки дежурить там в двух машинах.
– Это …!
– Не ругайся. Так будет лучше и для тебя. Тебе угрожает опасность – ты много знаешь. Поэтому сиди дома. Хозяйка будет вести себя хорошо, Боря – тоже. Едой тебя обеспечат. Наркотики, правда, не обещаю, но ничего, потерпишь. Денег потом дадут. В случае опасности высовывайся в окно и ори. К тебе моментально придут на помощь.
– А если Ольга войдёт в подъезд незаметно? Она ведь хитрая, как лиса!
– Бутылкой воспользуйся! Ты ведь это делать умеешь. Шучу, шучу. Не войдёт. Ты подумай лучше, как говорить с ней по телефону. Но думай исключительно головой, а не другим местом.
– Это …, – тихо повторила Кристина, и, сев на стул, погрузилась в мрачные размышления. Мельников возвратил ей паспорт. Агеев в этот момент закончил разговор по мобильному.
Разговор касался организации наблюдения за подъездом и телефонной прослушки.
– Гуд бай, Кристина, – потрепал Мельников девушку по затылку, – мы посидим в машине минут пятнадцать, пока бойцы не прибудут. Потом уедем. Будь умницей!
– До свидания.
Был уже восьмой час. Накрапывал дождь. Темнело. В машине Агеев и Мельников закурили.
– Сколько людей поставишь? – Спросил последний.
– Не я решаю эти вопросы.
– Так объясни тому, кто решает, что если Ольга придёт – здесь будет Сталинградская битва.
– Останься здесь тогда сам!
– А ради чего?
– Ну, ради Кристины. Если её убьют, мир станет беднее красками. Ты, мне кажется, очень любишь такие краски.
Мельников почему-то вдруг разозлился.
– Иди ты знаешь куда? Обосрался кто-то из твоих шефов, а я теперь – жопу рви!
– Не хочешь, не рви.
– Ну, так пусть меня отстраняют к чёртовой матери!
– А чего ты завёлся? – пожал плечами Агеев, – Наружку делаю я! По поводу остального почти готов с тобой согласиться.
– Ладно, ты подожди своих, а я на такси доеду до «Карусели». Я там машину оставил. Мне ведь ещё на Петровку надо заехать! Кстати, дай-ка мне паспорт Оли. Я заодно сделаю запрос.
– Да, правильно, сделай, – сказал Агеев и отдал паспорт, – завтра увидимся?
– Может быть, и сегодня ещё, кто знает! Пока.
– Пока.
Мельников шагал к шоссе не спеша, наслаждаясь дождиком точно так же, как час назад нормальные люди радовались его отсутствию. Он любил непогоду. Любил растерянность, гнев и страх на лицах людей, хотя по природе не был злым человеком.
В начале одиннадцатого он припарковал служебное «БМВ» около своего подъезда, хотя обычно пользовался автостоянкой. У него просто не было сил тащиться пешком сто пятьдесят метров. Хотелось душа, кофе, скандала с кем-нибудь, сна в течении двадцати часов и смерти всех тех, с кем он пообщался сегодня, кроме Кристины. Выйдя из лифта, он услыхал телефонные звонки за дверью своей квартиры. Засуетился, злясь, уронил ключи, перепутал их, провозился с замками дольше обычного. Телефон всё не умолкал. Взяв, наконец, трубку и сказав «Да!», он услышал приятный, мягкий, уверенный мужской голос:
– Здравствуйте. Это Игорь?
– Здравствуйте. Это Игорь.
– Вас беспокоит Юрий Семёнович.
– А! Баранов?
– Да.
– И что вам угодно?
– Мне бы хотелось встретиться с вами завтра. Выбор места и времени оставляю за вами, чтобы вы чувствовали себя в безопасности. Будет лучше, если придёте один.
– Я всегда и всюду чувствую себя в безопасности. Александровский сад, половина одиннадцатого утра. Устраивает?
– Конечно.
– Одно условие. Не тревожьте Кристину.
– Это подруга Ольги? А мне нет смысла её тревожить. Вы из неё, я уверен, выбили абсолютно всё, что имеет какое-то отношение к делу. Если эта информация ценная, то мне уже не угнаться за вами в поисках Ольги, как бы я ни старался. Однако, думаю, что Кристина ничем вам особо не помогла. Иначе бы вы сейчас бегали по её наводкам.
– Тогда второе условие. Объясните, откуда вы столько знаете?
– От Руденко. Он сообщил мне, что вы отправились разговаривать с сутенёрами проститутки, которую взял Юсупов. Мои помощники моментально связались с бандитами, крышующими сутенёров центральных улиц, и всё про Борю узнали. Легко было догадаться, что вы отправились в ОВД «Смоленский». Прибыв туда, мои люди увидели там машину Бориса, номер которой был известен им от бандитов.
– Ясно. Скажите, а Боря жив?
– Не знаю. Не спрашивал. А какая разница?
– Никакой. Приятных вам сновидений.
Баранов положил трубку. Мельников закурил. Потом позвонил Агееву.
– Это Игорь.
– Чего тебе?
– Я хотел спросить, как дела? Наружка уже стоит?
Агеев тихо вздохнул и тихо сказал:
– Принято решение обойтись без наружки.
– А почему?
– Потому, что Ольга мертва. Это совершенно понятно всем, кроме одного человека. Его фамилия начинается с буквы «М».
– Ну да, я – чудак на эту самую букву, – согласился Мельников, выдыхая дым к потолку, – пора мне это признать. К телефону тоже не подключились?
– Телефон слушаем.
– С какой целью? Ждёте звонка из ада, чтоб поинтересоваться, на каком масле вас будут жарить?
– Игорь, я уже лёг. У тебя ещё ко мне есть вопросы?
– Мне только что Баранов звонил.
– Это интересно! Зачем?
– Предложил мне встретиться.
– Где? Когда?
– Завтра. В десять тридцать. Александровский сад.
– Хорошо. Спасибо, что позвонил.
– Не за что. До завтра.
Положив трубку, Мельников глянул в зеркало – убедиться, что он, вопреки всему, ещё сохраняет некоторые признаки живой плоти, и побежал на кухню. Там он открыл бутылку «Смирновки», выпил сто грамм, съел яблоко, хорошенько умылся в ванной, вынул из сейфа две запасные обоймы, и, положив их в карман, уныло покинул своё жилище.
Возле его машины тёрлись какие-то сорванцы. При виде оперативника они скрылись. Сосед, сидевший в своей машине с двумя весёлыми бабами, опустил стекло и предложил выпить. Мельников отказался. Пристально оглядевшись, он сел за руль, завёл двигатель, включил фары, и, провожаемый песней «Дым сигарет с ментолом», которая помогала соседу раздевать баб, помчался на Ярославку. Без спецсигналов, чтобы не привлекать внимания тех, кто мог потом поинтересоваться, куда он так торопился. Глаза у него слипались. Свет встречных фар разъедал их, как ядовитая пыль. Они были сильно воспалены потребностью в отдыхе. Мельников совершенно не представлял, как он будет бороться со сном всю ночь, а потом целый день работать. Водители, делившие с ним дорогу, вели себя как бараны, на его взгляд. Но, матеря их, он краем сознания понимал – не ему, больному, судить здоровых за то, что им жизнь ещё не обрыдла.
Север Москвы тонул под дождём. Свернув на Федоскинскую, Мельников на секунду затормозил – снять с предохранителя пистолет. Во двор он въехал на первой скорости. Повезло – напротив подъезда нашлось отличное место. Припарковавшись, Мельников заглушил мотор и выключил габариты. Ему пришлось опустить стекло, чтоб подъезд был виден. Его освещал фонарь. Достав сигареты, Мельников включил радио и поймал волну, которую часто слушал – «Эхо Москвы». Шла дискуссионная передача. Два журналиста спорили о московских взрывах. Мельников заинтересовался. Вскоре он уловил основную мысль одного из участников, которую тот высказывал лишь намёками. И ему стало жутко. Реально жутко.
Глава девятая
– Ты что, бешеный? – заорала Ольга, отталкивая Серёгу, который, едва проснувшись, начал к ней лезть, – если хочешь знать, я утром даже за деньги мало кому даю! А ну отвали, сучонок! Ишь ты, завёлся!
Серёга молча отстал. Отвернувшись к стенке закрыл глаза. Лежавшая ничком Ольга с мрачным сопением поводила рукой по столику, взяла пачку и поглядела, сколько в ней сигарет.
– Серёжа! Остались две сигареты.
– А сколько времени?
Ольга глянула на видюшник.
– Восемь сорок четыре.
– Это утра или вечера?
– Дня! Солнце за окном! Какой вечер?
– Надо идти к метро, – произнёс Серёга, перевернувшись на спину. Помолчав, прибавил, – оттуда и позвонишь этому козлу. Как его зовут? Боря, что ли?
– Нет, я, пожалуй, не стану ему звонить, – зевая, сказала Ольга, – слишком он хитрожопый. Я не смогу понять, взяли его менты за яйца или не взяли, если он не захочет, чтоб я это поняла. Едва ли ему этого захочется. А вот если я позвоню Кристинке, это реально будет отличный способ узнать, стоит ли дискета чего-нибудь или она стоит не больше твоего …!
Серёга, который знал, о ком идёт речь, резко приподнялся, обиженно перелез через Ольгу, и, спрыгнув на пол, покинул комнату. Ольге стало смешно. Она покурила, затем от нечего делать включила телек и пару – тройку минут смотрела какой-то хохочущий сериал. Когда он ей надоел, нашла MTV. Там кончался клип «Вороны-москвички». Потом был новый шедевр Кайли Миноуг. Потом вернулся Серёга с мокрой башкой. Он был вымыт весь, и что-то ещё хорошее с ним случилось – Ольга не захотела высматривать, что конкретно. Также не обращая внимания на неё, он стал одеваться.
– Я пошутила, дурак, – предприняла Ольга попытку с ним помириться, – всё у тебя хорошо!
Ответа не прозвучало. Лежавшая на боку, с прижатыми к животу коленками, Ольга докуривала последнюю сигарету. Когда Серёга оделся и сел на стул, готовясь что-то сказать, она соскочила на пол и с сигаретой во рту приблизилась к зеркалу. Стоя перед ним, начала разминать соски. Увидев перед собой её голый зад, Серёга потерял мысль. Поэтому промолчал.
– Серёжа, я сейчас буду тебе сосать, – объявила Ольга, бросив окурок на пол и повернувшись.
– Я не хочу.
– Да кто тебя спрашивает? Встал! Быстро!
Этот приказ выполнил не только Серёга. Ольга с паскудным лицом встала перед ним на колени. Он расстегнул штаны. Она их спустила вместе с трусами. Её улыбка – какая-то идиотская, до ушей, была очень подозрительна. У Серёги возникло предположение, что над ним опять издеваются. Оно, впрочем, тотчас рассеялось, так как Ольга взялась за дело. Серёга изо всех сил сдерживал эмоции. Это было ох как непросто – во-первых, Ольга также старалась изо всех сил, стискивая пальцами его бёдра, а во-вторых – зеркало давало вид Ольги сзади. Вид был хорош: белая упругая попа, опущенная на столь же белые пятки, спина с рельефными позвонками и выпирающими углами лопаток, вздрагивающими от напряжения, белокурая голова с вихрами повыше плеч. Причёска была, как у пацана-раздолбая.
– Чёртов маньяк! – промычала Ольга, почувствовав, что её работа завершена, – никакой культуры!
Разгневанно засопев, она поднялась и с более бледным, чем три минуты назад, лицом отправилась в ванную. А Серёга лёг на диван, натянув штаны. Он тоже был недоволен. Чувство опустошённости угнетало его, как сонная одурь от сильнодействующих лекарств.
– Отстегни сто баксов, – сказала Ольга, вернувшись.
– Я ни о чём тебя не просил. Сама захотела.
– Без тебя знаю! Я отсосала тебе бесплатно. Дай мне сто баксов из моей доли.
– Зачем ты сходишь с ума?
– Я схожу с ума только от хорошего секса, – бросила Ольга, натянув трусики и взяв лифчик, – дай мне сто баксов на всякий случай.
– На какой случай? Ты не пойдёшь к метро.
– Я пойду к метро! Мне надо купить косметику. Я – не дура, Кристинка – дура. Я позвоню ей, чтобы узнать ситуацию. Мне для этого хватит одной минуты. Вопрос – ответ, и вешаю трубку! И убегаем. Не смей командовать мной! Не смей со мной говорить с позиции силы, а то нарвёшься на неприятности!
– Хорошо, успокой её, – уступил Серёга, не видя иного выхода, – и сама успокойся. Зачем именно сейчас надо отдавать ей сто долларов? Ведь она, по твоим словам, ждала две недели! Ещё одну подождёт.
– Я не собираюсь встречаться с ней, – возразила Ольга, застегнув юбку, – ладно, ты всё для меня сам купишь, на свои деньги.
Блузку она так тщательно расправляла, счищая с неё пылинки, что у Серёги нервы не выдержали.
– Быстрее! Ты две сигареты выкурила, а я – ни одной!
– Заткнись, развратная тварь! – разозлилась Ольга, – женой командовать будешь, понял? Спрячь-ка подальше ключ, а то как бы я ненароком пулю тебе в башку не ввинтила! Ишь, ты, растявкался, недоносок!
Оба ствола и сумка с деньгами лежали в нижнем отделении шкафа, запертом на замок. Ключ был у Серёги. После слов Ольги он сразу поднялся на ноги, вынул ключ из кармана и отдал ей.
– Ты ведь всё равно до них доберёшься! Зачем друг другу создавать сложности?
Если целью данного действия было долгое онемение Ольги, то всё удачно сработало. Лишь в прихожей Ольга с ужасом вспомнила, что ей нечего надеть на ноги.
– У меня нет ботинок! – отчаянно завопила она, – что делать?
– Ничем помочь не могу.
– Я тогда пойду босиком, – пригрозила Ольга. Серёга, поколебавшись, вытащил из-под шкафа пару кроссовок «Рибок» – не своего, а Ольгиного размера.
– Чьи? – поинтересовалась Ольга, надев их с весёлой мыслью, что они стоят дороже, чем её туфли, оставленные на Ленинском.
– Иркины.
Вышли молча. Теплело, сохло. Солнце светило почти как летом. Западный ветер гнал по синему небу редкие облака, охапками рвал с деревьев мёртвые листья, и они вихрем кружились над всей Москвой, звеневшей латиноамериканскими ритмами.
Было десять ноль пять. Сокольническая площадь пестрела морем народа. Люди спешили к метро, толпились возле ларьков, входили в Макдональдс, торговый центр, кафе, магазины и выходили из них. Колонки киоска с дисками и кассетами надрывались плачем Тани Булановой. Бородатый мужик, сидевший в соседнем аудио-киоске, матерно спорил с дамой, пытавшейся возвратить ему диск.
– Нет, ментов особо не видно, – бодро сказала Ольга, крутя всклокоченной головой.
– Ну, ты и овца! – заметил Серёга, – менты, по-твоему, исключительно в форме ходят?
– Сам ты придурок сраный! Менты, конечно, и в штатском иногда ходят, но исключительно с ментовскими рожами. Ладно, я спущусь в переход, куплю телефонную карту и позвоню Кристинке. А ты иди в магазин. Не забудь купить мне колготки. Только не покупай дешёвые! Размер – тройка. И дай мне денег на карту. И на помаду с тенями. Их продают в переходе. И на…
– Нет, моя дорогая, мы расходиться не будем! Даже и не мечтай об этом. Мне интересно послушать, о чём ты будешь болтать со своей подругой.
Поняв по тону Серёги, что он ей вряд ли уступит, Ольга сдалась. Они вошли в супермаркет и вскоре вынесли из него два больших пакета, наполненных до предела. Их содержимое составляли: блок «Винстона», блок «Мальборо Лайт», четыре бутылки водки, четыре бутылки пепси, сорок презервативов, десять банок тушёнки и десять пачек пельменей. На площади Ольга не без скандала с молоденькими торговками и с Серёгой приобрела колготки «СанПелигрино», солнечные очки и кучу косметики, а Серёга купил кишмиш и пару бананов. Третий пакет затрещал, но выдержал.
Спустившись с толпой к стеклянным дверям метро, Серёга и Ольга похолодели. Между дверьми и киоском, где продавались телефонные карты, стояли два милиционера с двумя ротвейлерами.
– Исчезни, – шепнула Ольга, отдав Серёге пакет и надев очки, – меня схватят – я отбрешусь, а тебя возьмут – всё пропало! Постой на лестнице.
– Ты что, дура? Пошли отсюда!
– Я сказала, сгинь! Не путайся под ногами.
На этот раз уступил Серёга. Стоя на лестнице, он в холодном поту наблюдал за Ольгой. Она сначала купила карту. Потом она с неприкуренной сигаретой во рту и картой в руке подошла к милиционерам в бронежилетах, и, почесав ротвейлера за ухом, что-то громко сказала. Один из стражей порядка поднёс к её сигарете огонёк зажигалки. Прикурив, Ольга неторопливо приблизилась к телефону и сняла трубку. Разговор длился меньше минуты.
– Ну, что там? – спросил Серёга, дождавшись Ольгу. Она была перепугана.
– Ничего. Кристинка…
– Ладно, пошли! По пути расскажешь. Через минуту здесь будет целая армия.
Поднялись. С трудом поспевая за широко шагавшим Серёгой, который нёс три пакета, Ольга сказала:
– Никто к ней не приходил! Ты слышишь? Никто, стало быть, не видел, как Рамиль брал такси, и менты с таксистом не говорили! Поэтому и не вычислили меня. Серёженька! Я чиста, как ландыш!
– А что ещё она рассказала?
– Прикинь, она залететь умудрилась! Презик порвался. Она уже с врачами договорилась. Сегодня ей кровь из носу нужны сто баксов, чтоб им отдать, потому что завтра цена подскочит!
– Отлично.
– Серёженька, это правда! Она мне ещё на той неделе сказала, что опасается. А вчера подтвердилось. Презики часто рвутся! Ты что, об этом не знаешь? Для этого даже необязательно трахаться, как два бульдозера!
– Оля, это разводка!
– Нет, Серёженька, нет! – пропищала Ольга, бросив окурок, – Кристинка меня под пытками не сдала бы – хотя бы лишь потому, что я ей должна сто баксов! Если меня повяжут, как она их получит? Подумай ты головой!
– Ты договорилась с ней встретиться?
– Да, да, да! Здесь, в Сокольниках, у метро, в час дня!
Перейдя трамвайные рельсы, остановились и оглянулись на площадь.
– Ну, где она, твоя армия? – усмехнулась Ольга.
– Да ты за них не волнуйся – у них дела, по-моему, движутся, – отозвался Серёга, вновь набирая скорость.
– Пожалуйста, не беги! Кроссовки мне ноги трут! Итак, решено? Я беру сто баксов?
– Нет, ты берёшь все свои тридцать тысяч и валишь на …! Менты тебе будут крайне признательны и за деньги, и за мой адрес. Только они меня не найдут по этому адресу. Я…
– Серёженька, ну войди в моё положение! – зарыдала Ольга на полрайона, – не твоя жизнь превратится в кромешный ад, а моя, если эта дура Кристинка с собой покончит! А она может! Никто ей денег не даст, потому что она сидит на игле. Хорошо сидит! И это по ней заметно. Ей что, рожать? Кого она, …, родит? Наркоманка конченая!
– Бери свои тридцать тысяч и убирайся! Чего ты от меня хочешь?
– Я не могу их взять и убраться! Я совершенно не представляю, куда идти с такими деньгами! Я думаю, что меня не ищут, но не уверена в этом. Уверена только в том, что Кристинка не предала меня! Но я не могу притащить тридцать тысяч баксов туда, где мы с ней живём. А куда ещё? Где менты не ждут меня точно? Я не настолько сильно люблю ментов, чтобы делать им такие подарки. Некуда мне идти! Я совсем одна в чужом городе! Мне не на кого рассчитывать, кроме как на тебя! Все кругом – козлы! Один ты хороший! Серёженька, мне ужасно нужно отсидеться у тебя ещё два – три дня. Но Кристинку я не могу вот так взять и бросить на произвол судьбы! Не могу! Серёженька, неужели ты мне откажешь?
– Хватит, – проговорил Серёга, остановившись возле скамейки в тихом дворе. Поставив на неё сумки, он закурил, и, глядя в заплаканные глаза своей спутницы, понял: Выхода нет. Но время найти его ещё было. И он сказал:
– Ладно. Посмотрим.
Глава десятая
Пост на Федоскинской Мельников передал своему помощнику Хлынову, беспредельно лихому парню. Хлынов был в отпуске, семьи не имел, с одной любовницей жил как кошка с собакой, с другой – как собака с кошкой, с третьей давно не жил, поэтому с радостью согласился принять участие в деле, суть которого Мельников изложил ему вкратце по телефону.
В девять пятнадцать Мельников прилетел на Петровку – поговорить с Кудрявцевым и прочувствовать атмосферу. Она оказалась тягостной, и поэтому Мельников на Петровке не задержался. В без пяти десять он оставил машину возле «Национали», бегом низринулся в переход, и, взглянув на время, неторопливо спустился ещё поглубже – в подземный торговый центр. Там ему приглянулся бумажник за тысячу восемьсот рублей. Он его купил, затем побродил ещё несколько минут в отделе пальто и лишь после этого поднялся на Манежную площадь. Было уже десять пятнадцать. Мельников постоял немного, глядя на Кремль, и пошёл в сад.
Там не было никого, кроме двух часовых у Вечного огня, пьяной подростковой компании, с ором двигавшейся к Манежу, и – солидного гражданина лет пятидесяти пяти, сидевшего на скамеечке у гранитного бортика. Этот вызвавший симпатию Мельникова гражданин приветливо помахал ему, приподнявшись. Мельников подошёл, замедляя шаг. Приятное впечатление сохранилось.
– Юрий Семёнович?
– Да, он самый. Садитесь, Игорь, садитесь! Рад нашей встрече.
Мельников сел. С полминуты молча разглядывали друг друга. Юрий Семёнович был мужчина красивый, в меру упитанный, седовласый, с бледным лицом и умными проницательными глазами, глядящими то поверх очков в золотой оправе, то сквозь их тонкие стёкла. Он производил впечатление бизнесмена, умеющего не только руководить, но и доверительно находить общий язык с каждым, вплоть до уборщицы. В этом было что-то метродотельское, но оно бросалось в глаза не так, как простая мудрая снисходительность симпатичного человека без лишней злобы и комплексов. Тёмно-синий костюм этого приятного господина стоил дороже костюма Мельникова. Насколько дороже, Мельников мог лишь предполагать. Но цену часов на руке Баранова он знал точно, так как давно мечтал о таких же. То были «Потек Филипп» из белого золота. Они стоили девяносто шесть тысяч долларов. У Баранова был с собой зачехлённый зонтик, который он держал то в одной руке, то в другой.
– Я впервые в жизни не опоздал на встречу, – признался Мельников, закурив.
– Польщён, – признался Баранов, – и крайне рад. На меня с утра обрушилась куча дел. Слегка сдали нервы. Две минуты назад хотел вам звонить – поинтересоваться, как далеко вы находитесь.
– Звонить мне? – переспросил Мельников.
– Разумеется. Мои люди больше вас не ведут. Я не нарушаю правила перемирия, заключённого между нами вчера. Сегодня, надеюсь, будет заключён мир.
– Разве мы враги?
– Я бы предпочёл сказать, что мы – конкуренты.
– А в какой сфере мы конкурируем?
– А вы разве чем-нибудь ещё занимаетесь, кроме сыска?
– Конечно. Сексом.
– Здесь наши интересы едва ли могут столкнуться, – хмыкнул Баранов, – Вы, насколько я знаю, предпочитаете девок модельной внешности, ну а я – человек сугубо патриархальный. Люблю баб плотных. Не жирных – плотных, здоровых. Таких, чтобы было по чему шлёпать, и чтоб это был не студень.
– Поэтому Ольгу ищете?
– А что, разве она такая?
– Такая. И ростом повыше вас.
– В таком случае, этой барышне цены нет, – потёр бледные ладони Юрий Семёнович, – ростом выше меня! Здоровая! Хорошо.
– Если нет цены, то нет и предмета для разговора, – заметил Мельников.
Поглядев на него, Баранов заговорил сухим, властным тоном:
– Если я правильно понимаю, над вами в рамках этого дела начальствует непосредственно Прохоров. Идиот Руденко из игры вылетел, так как начал свою, прельстившись подачками Алиханова. У меня нет желания оплачивать надувание генеральских щёк и пафосный ор про то, что без подключения всех структур МВД ничего не выйдет. Поэтому я обратился не к Прохорову, а к вам. У вас достаточно власти, чтобы сполна отстоять мои интересы.
Мельников стряхнул пепел. Баранов подержал паузу и продолжил:
– Перехожу к сути дела. Вы знаете, что Юсупов имел очень сложные отношения с одной из московских банд, известной на всю планету?
– Конечно, знаю. С солнцевской ОПГ.
– Да, именно с ней. Но вряд ли вы знаете, что на прошлой неделе Юсупов этот конфликт обострил, перейдя дорогу двум беспредельщикам.
– Одного из них звать Халдей, – зевая, произнёс Мельников, – а второго…
– О! – Воскликнул Баранов, – вы молодец, чёрт бы вас побрал! Теперь-то я понимаю, почему вам взяток несут не меньше, чем начальнику паспортного стола в престижном районе!
– Но вы никогда не поймёте, Юрий Семёнович, почему я их не беру. Или у вас есть доказательства обратного?
– У меня их нет. Я терпеть не могу копаться в грязном белье. Гораздо приятнее, на мой взгляд, швыряться деньгами.
– Халдей этого чеченца не убивал, – вернулся Мельников к теме, – других мочил, Но Юсупова пристрелил не он.
– Я с вами согласен.
Мимо шагали два молодых педераста. Один из них пригляделся к Мельникову с Барановым, и, хихикнув, что-то шепнул своему товарищу. Тот, взглянув, расплылся в улыбке. Оба остановились.
– На … отсюда! – заорал Мельников. Этим криком голубых сдуло, как ураганом.
– Да, вы правы, Халдей этого чеченца не убивал, – продолжил Баранов, – и это странно – Халдей, как правило, долго не размышляет. Юсупов же вконец обнаглел. Решил вырвать из рук Халдея два ночных клуба! Плевать он хотел на то, что за Халдеем большие люди стоят. Огромные люди, можно сказать. Халдей убрал бы его, он и не таких убирал. Но кто-то опередил Халдея. Возможно, всего на час. Тот, кто это сделал, никак не связан с какими-либо структурами и персонами, заинтересованными в смерти Юсупова. Вы согласны?
– Да, – сказал Мельников, метко бросив окурок в урну.
– Ну а так как убийца – хрен знает кто, он будет нащупывать самые различные пути сбыта того, что взял. Вы в курсе, сколько примерно стоит браслет, который ему достался?
– Триста пятьдесят тысяч долларов.
– Точно. И как вы думаете, он сможет его продать?
– Только по частям. И только в том случае, если у него есть хорошие связи.
– Теперь – никак.
Достав из кармана фотографический снимок Юрий Семёнович протянул его Мельникову. Тот взял, посмотрел. На фоне парижского отеля «Риц» Юсупов, смеясь, обнимал смеющуюся шатенку в вечернем платье. На здоровенной руке чеченца, свисавшей с хрупкого плеча дамы, сиял браслет.
– Да, камешки хорошо видны, – сказал Мельников, – могу я взять фотографию?
– Разумеется. Мне-то она зачем? Ну, так как, товарищ майор? Сотрудничать будем?
– А вы ещё не сказали, чего хотите.
– Разве я не сказал? Я хочу того же, что и Агеев.
Мельников усмехнулся.
– Агеев хочет Родину защитить.
– А вот это номер, – прикинулся изумлённым Баранов, – И от кого он хочет защитить Родину, разрешите осведомиться? От самого себя и своих начальничков? В таком случае, им действительно надо найти дискету и передать её в руки прессы! Тогда их сразу порвут на части, поскольку всем всё станет понятно. Насчёт взрывающихся домов.
– Как она попала к Юсупову? – спросил Мельников, помолчав.
– История, если вкратце, такая вот. Дискета содержит компрометирующие материалы на нескольких человек, имеющих косвенное отношение к этой гнусности. Если на них надавить, используя эти материалы, они расколются.
– А не проще ли их убрать, чем искать дискету, которая, вероятно, уже размножена?
Ощущалась близость грозы. Воздух становился тяжёлым, душным, горячим. Александровский сад продолжал оставаться немноголюдным.
– Двое из них находятся в Лондоне, под надёжной охраной, и не намерены возвращаться, – сказал Баранов, – а убирать остальных, оставляя этих, нет никакого смысла. Кроме того…
– Простите, а компроматы были созданы руководством?
– Да, для предотвращения информационной утечки. На прямых исполнителей компроматы рыть какой смысл? Тот, кто собственноручно закладывал гексаген под жилые дома, итак никогда никому об этом не скажет. А тех, кому предстояло косвенное участие, на крючок посадили. Информация была сразу слита Юсупову – сами знаете, как у нас сейчас делаются такие дела. Получив дискету, Юсупов распорядился устранить продавца, что и было сделано. После этого он решил, что расходы на покупку дискеты должен ему возместить Алиханов, глава чеченской диаспоры в Москве. А кто, как не он, обязан платить за торжество правды в данном вопросе? Взрывы-то вешают на чеченцев, жить им в Москве становится невозможно! И самого Алиханова затаскали по кабинетам, хоть бросай бизнес и уезжай. Все эти соображения Юсупов высказал Шабанову в казино. Шабанов всё передал Алиханову. Тот с деньгами поехал домой к Юсупову. Остальное вы знаете.
– Юсупов наверняка не дожил бы до рассвета, даже если б Халдей и не шёл за ним, – предположил Мельников, – Алиханов, конечно, сразу же позвонил в ФСБ, чтоб выслужиться, пусть даже в ущерб своим интересам. Он – человек трусливый до неприличия.
Бизнесмен молча пожал плечами. Проводив взглядом девушку в мини-юбке, Мельников поинтересовался:
– Вы – человек Березовского?
– Друг, – уточнил Баранов.
– Борис Абрамович не сообщал вам по-дружески, сколько он готов отвалить за эту дискету?
– Миллион долларов.
Мельников почесал затылок. Юрий Семёнович усмехнулся.
– Я понимаю – для вас, конечно, это звучит, да и для меня тоже. Но в масштабах нормального бизнеса это – тьфу! Миллион долларов! Капля в море. Заплатит, не сомневайтесь.
– Сумма довольно жалкая, – сказал Мельников. У Баранова брови приподнялись.
– Ага, вот вы как? Хотите поторговаться? Или устроить аукцион? Пожалуйста. Покупатели: Я, ФСБ, чеченцы. Я предлагаю вам миллион. Чекисты предложат автомобильную катастрофу, чеченцы – пулю. Выбор за вами.
Мельников промолчал. Он не сомневался – разговор пишется. Из Замоскворечья волокло плотную синеву. Доносились громы.
– Вы патриот? – спросил бизнесмен.
– Я – не идиот.
– Тогда соглашайтесь. Нет, вы подумайте! Но недолго.
– Простите, я не закончил мысль. Я хотел сказать, что удар таким молотком по власти может разбить на куски страну.
– Никто этим молотком махать и не собирается. Ядерное оружие создаётся не для того, чтобы его применять, а для равновесия в мире. Общество должно контролировать власть, так как вне контроля она становится монстром. А наше общество само хочет быть под контролем власти.
– И вы желаете, чтобы власть контролировал Березовский? Но он, по-моему, это делает. И успешно.
– Он это делает, пока власть слаба. Но благодаря войне, которая уже разгорается из-за взрывов, власть будет крепнуть.
В кармане пиджака Мельникова внезапно заиграл вальс.
– Простите, – сказал майор, и, достав мобильник, вышел на связь, – алло!
– Алло, Игорь! Это Денис Агеев. Как у тебя дела?
– Замечательно.
Было слышно – Агеев едет в машине.
– Четыре минуты назад Ольга позвонила на Ярославку.
– Вот оно что! Из ада? Или из рая?
– Метро «Сокольники», таксофон. Они там договорились встретиться в час. Окрестности и метро прочёсываем.
– Ты это… вот что… – Мельников покусал губу, размышляя, – Ты позвони… Чёрт, имя забыл!
– Кристине? Баранов рядом?
– Да, да! Скажи, пускай подождёт.
– Ты за ней заедешь?
– Конечно.
Оборвав связь, Мельников вскочил, и, коротко простившись с Барановым, устремился к Манежной площади. Бизнесмен задумчиво поглядел ему вслед. Минуту-другую поразмышляв, вынул из кармана мобильник. Включив его, набрал номер. После второго гудка он услышал:
– Юрий Семёнович, я звонил вам десять секунд назад! Но ваш телефон…
– Зачем ты звонил мне, Локки?
– Агеев сейчас приехал в Сокольники. Он так резко свернул с обычного своего маршрута, что чуть в аварию не попал! Но подъехал тихо, припарковался недалеко от метро, на стоянке, и теперь ходит, болтает по телефону. Здесь что-то будет!