Глава пятая
Приехав в ГУВД, Мельников столкнулся с приятелем из шестого отдела.
– Где тебя чёрт носит? – полюбопытствовал тот, – Руденко тут рвёт и мечет!
– Неудивительно! За такие пряники я бы раком полз до Китая, – ты знаешь, кто был этот чечен?
– Ну, чечен. Оттуда.
– Не просто оттуда, а от Удугова! Он большими деньгами ворочал здесь. А в августе девяносто шестого лично расстреливал офицеров в Грозном.
– Вот оно что! Тогда всё понятно. А я-то думал…
– Чего ты думал? О чём ты думал?
– Дай сигарету!
Мельников вынул из пиджака «Парламент». Закурил сам, угостил товарища. Тот спросил:
– Знаешь, кто сейчас у Руденко?
– Не знаю. Кто?
– Чекист.
– Настоящий?
– По крайней мере, ксива у него настоящая. Я не побрезговал её в руки взять, когда он у меня спрашивал, где Руденко.
– Угу. Понятно.
– А угадай с трёх раз, кого они ждут?
– Да мне наплевать, кого они ждут, даже если они там ждут именно меня! А начнут мне руки вязать – так я пойду к Прохорову и пошлю его прямым текстом на все три буквы! Тогда на эти самые буквы пойдут они.
Разозлённый Мельников все полкилометра по коридорам не шёл – летел. Встречные шарахались, так как знали: лучше попасть под КАМАЗ, нежели под Мельникова, который спешит выяснить отношения с руководством – собьёт, растопчет, а главное – не поверит, если потом ему об этом расскажут. Мало кто сомневался в том, что Мельников – псих, поскольку ничем иным нельзя было объяснить его сокрушительность: ведь при росте метр восемьдесят четыре он весил вместе с пистолетом килограмм восемьдесят, не больше. Его причёска, благодаря привычке ерошить волосы, не всегда соответствовала параметрам внешнего облика, которые он для себя избрал, когда понял, что деньги сами плывут в карманы дорогих смокингов.
Молодой лейтенант, бежавший навстречу Мельникову почти с той же скоростью, что и он, успел на бегу всучить ему какую-то карточку девять на двенадцать. Мельников запихнул её в карман пиджака, не глядя. Он знал, что это такое. Через десять секунд он уже влетал в кабинет своего непосредственного начальника, подполковника Руденко, который возглавлял убойный отдел Московского уголовного розыска. Подполковник, сидевший перед компьютером, встретил Мельникова небрежным взглядом поверх очков. За его спиной стоял невысокий, крепкий, короткостриженый мужичок в вельветовой куртке. Он не особенно превзошёл Руденко любезностью – лишь кивнул чуть заметно, после чего они оба опять воззрились на монитор.
– Всё, ничего больше на него нет, – произнёс Руденко, нажав десятка два клавиш, – курьер тогда отказался от показаний. Потом погиб в изоляторе. Да, на этом ниточка обрывается.
– Полагаю, вы о Шабанове? – догадался Мельников, садясь в кресло, – не трогайте его, он хороший! А главное – бестолковый. Именно он теперь перед выходом падишаха заводит для него джип – вдруг мина заложена? Других жалко.
– Я тебе не завидую, если ты позволил себе хотя бы малейшее хамство в адрес диаспоры, – проронил подполковник, не отрывая глаз от компьютера.
– Да я разве что не сосал у них! – оскорбился Мельников, – Алиханов с Шабановым и ещё тремя молодцами торчал в квартире буквально с того момента, как из неё труп вынесли! Под ногами путался, лез во всё. Орал, что и его тоже могут убить, кому-то звонил с лифтовой площадки. И я всё это терпел!
– Знаю я, сколько стоит твоё терпение! Что сказал Алиханов?
– Дал показания. А вы разве с ним не созванивались?
– Я? С какой стати?
– Не знаю, он всё ссылался на вас. И на кое-кого ещё. Я так понимаю, прокуратура ручонки тянет?
– Уже не тянет.
Ответив так, Руденко поморщился, снял очки и вяло прибавил:
– ФСБ возымело виды на это дело. Вот представитель.
Тут крепыш вышел из-за стола, приблизился к Мельникову, пожал ему руку и сел напротив него.
– Агеев. Денис. Я буду помогать вам, господин Мельников, если вы не особо против.
– Помогать? Чем?
Агеев располагающе улыбнулся, вызвав у Мельникова доверие – но, естественно, не к своей персоне, а к врачам ведомственной стоматологической клиники.
– Вам должно быть известно, что у нас есть огромная база данных на Рамиля Юсупова. Чем он тут занимался, вы тоже знаете. Его смерть была выгодна только тем, кто хочет войны. То есть, никому.
Тут уж улыбнулся и Мельников.
– Вижу, что вы меня понимаете вполне точно, – сказал Агеев.
– Ещё бы, как не понять! Я не первый год в дурдоме живу, а тридцать восьмой.
– Ну, тогда поправлюсь. Я не совсем точно выразился, сказав, что намереваюсь вам помогать. Вы будете решать все вопросы так, как сочтёте нужным. Никто не уполномочен вас инструктировать, потому что и здесь, и там, – чекист указал на окно к Лубянке, – убеждены, что в такого рода делах вы – вне конкуренции. Объясню мою функцию. Смерть Юсупова породила некоторые проблемы. И если их не решить, будет катастрофа. Действовать предстоит по ходу расследования, исходя из результатов каждого его этапа, о каковых результатах моё руководство должно узнавать немедленно. Вот поэтому мне поручено принять непосредственное участие в расследовании. Подчёркиваю – пассивное.
– Я говорил с таксистом, который вёз Юсупова от «Беверли-Хиллз» до дома, – сразу перешёл к делу Мельников, решив все интересующие его нюансы выяснить без Руденко. Последний тут же сказал Агееву:
– Человек пятьдесят, включая Шабанова, видели, как Юсупов, выйдя из казино, брал такси. Один из свидетелей смог частично припомнить номер машины.
– А говорите, что с Алихановым не общались, – заметил Мельников.
– Что рассказал таксист? – спросил контрразведчик.
– На Смоленском бульваре Юсупов взял проститутку и вместе с ней вошёл в свой подъезд. У таксиста глаз оказался цепкий. Он хорошо запомнил её. Кудрявцев сюда его притащил и нарисовал фоторобот. Вот он.
Достав из кармана карточку, Мельников протянул её собеседнику.
– Таксист думает, что Юсупов её впервые увидел? – спросил чекист, взглянув на портрет и затем отдав карточку Руденко, который протянул руку.
– Да, он в этом уверен.
– Что говорят сутенёры? – спросил Руденко.
– Я ехал к ним, когда Прохоров меня вызвал. Чёрт, я забыл о нём! Побегу.
– Расслабься, он в министерстве. Двадцать минут как уехал.
Вскочивший Мельников вновь уселся и закурил.
– По месту происшествия что имеем? – спросил Агеев.
– Убийца стрелял из «Вальтера», а Юсупов – из «Парабеллума». Ни тот, ни другой ствол нигде ранее не светились. Внутристенный сейф за шкафом открыт и пуст. В центре комнаты на полу валялись духи, помада, прокладки, тушь, пудра, презервативы. Женскую сумку вытряхнули, чтоб вынести в ней добычу. Ближе к дивану валялась целая сигарета, имеющая следы помады, а возле двери – треснутая дешёвая зажигалка. Она не принадлежала Юсупову, у него в кармане была другая. Под трупом, который лежал ничком вдоль окна, были обнаружены неплохие женские туфли тридцать восьмого размера.
– Какая-нибудь картинка сложилась?
– Киллер велел Юсупову открыть сейф. В нём был «Парабеллум». Юсупов успел пустить его в ход, но высоко взял, хотя он был профессиональный стрелок, с большим опытом. Эксперты убеждены, что он стрелял, уже падая.
– Значит, мы имеем все основания говорить о высоком профессионализме убийцы?
– Нет, не имеем, даже если рассматривать только выстрел, не принимая во внимание то, что во всём прочем он показал себя исключительным идиотом. Я кое-что понимаю в выстрелах. Технично загнать матёрому боевику, схватившему «Парабеллум», пулю между бровей – это, знаете ли, слишком красиво, чтобы быть правдой. Либо имела место случайность, либо Юсупову что-то вдруг помешало. Нет, вряд ли он погиб потому, что киллер превосходил его мастерством.
– Понятно, – проговорил Агеев, переглянувшись с Руденко, – значит, есть признаки, указывающие на то, что «Парабеллум» был в сейфе?
– Да, следы оружейной смазки на полке сейфа.
– Понятно. Что с отпечатками?
– Отпечатки с предметов из женской сумочки обнаружены на валявшейся зажигалке, туфлях и дверной ручке. На дверной ручке, дверной задвижке и туфлях имеются ещё одни отпечатки, также не идентифицированные по базе. Больше ничего интересного сообщить не могу насчёт отпечатков. Квартира принадлежит двоюродной сестре Юсупова. Она сейчас за границей. Связаться с нею не удалось пока.
Дотянувшись до пепельницы, стоявшей перед Руденко, Мельников бросил в неё окурок. Потом он взял со стола портрет основной свидетельницы, и, сунув его в карман пиджака, продолжил:
– Таксист подвёз их к подъезду в три. В три ноль пять соседи по этажу услышали женский крик. Кстати, в холле обнаружена недокуренная сигарета с той же помадой, что и на сигарете в квартире. В три пятнадцать соседи сверху и снизу слышали звук, похожий на выстрел.
– Только один?
– Да, два выстрела прозвучали одновременно. Их слышали только три человека, которые не убеждены, что им не почудилось. Дом – элитный, с толстыми перекрытиями. Спустя приблизительно минут семь в холл вошли три лица кавказской национальности. Они начали долбить в дверь квартиры Юсупова и орать. Жильцы трёх других квартир их прогнали. О жильцах – всё. Теперь – что касается Алиханова. Надо?
Руденко начал перебирать какие-то документы, лежавшие на столе.
– Прошу вас, – сказал Агеев.
– Глубоко чтимый мною глава чеченской диаспоры господин Алиханов и господин Юсупов договорились встретиться у подъезда в три. Опоздав где-то на пятнадцать минут, Алиханов звонит Юсупову на мобильник. Юсупов не реагирует. Свет у него в квартире горит. Тогда Алиханов шлёт к нему трёх своих молодцов – узнать, что стряслось.
– Почему он сам не пошёл?
– Потому что он, в отличие от вас, полагал, что в смерти Юсупова кое-кто заинтересован и что его пасёт киллер, который мог оказаться в квартире. Мсье Алиханов – человек храбрый, но… Вы меня понимаете.
– Он не говорил, кто, на его взгляд, собирался убрать Юсупова?
– Полагаю, что Алиханов сам вам об этом скажет.
– Я знаю, что он мне скажет. Мне интересен ваш комментарий.
– Я комментирую факты, – возразил Мельников, – чьи-то соображения комментировать не хочу.
– Простите. Что было дальше?
Мельников не ответил. Агеев, видя его досаду, дал объяснения:
– Я непосредственно с Алихановым не общался. Он в шесть утра позвонил моему начальству и истерично изложил свою версию. Он боялся, что вы его арестуете.
– Глупцы всех считают глупцами, – вполголоса отозвался Мельников и продолжил рассказ, – Бойцы Алиханова возвратились к нему в машину. Он велел ждать. Через пять минут из подъезда вышли парень и девка. Под проливным дождём они не спеша, в обнимочку, без зонтов, миновали дом и свернули за угол. Парень был в джинсах, свитере и кроссовках, а девка – по виду, та самая проститутка, шла босиком.
– Обалдеть! – Присвистнул чекист, – а что на ней было?
– Блузка и юбка выше коленок. На плече – сумочка.
– А как выглядел её спутник?
– Тощий, ростом примерно метр восемьдесят – как и девка, кстати. Взъерошенный, длинноносый.
– Жильцов по этим приметам проверили?
– Проверяют, но это – мартышкин труд, идиоту ясно. Сразу после того, как парочка сгинула, Алиханов вновь велел своим ухарям попытаться войти в квартиру. И её дверь оказалась открытой, хоть восемью минутами раньше она была заперта. Жильцы соседних квартир также уверяют, что сразу после ссоры с кавказцами они заперли коридорную дверь. В течение этих восьми минут из подъезда вышли только те двое. Увидев труп, люди Алиханова возвратились к нему, и он позвонил в милицию. Наряд прибыл в три сорок пять. Я подъехал в четыре сорок.
– Благодарю вас, – сказал Агеев, и, вытащив телефон, начал набирать эсэмэску. Мельников сонно взъерошил волосы. Продолжая просматривать документы, Руденко молвил:
– Помню, в прошлом году солнцевская мафия наехала на чеченцев, желая отвоевать у них гостиницу «Редиссон Славянская». Юсупов предложил солнцевским отвалить. Они отвалили сразу. Думаю, что Юсупов…
– Благодарю и вас, – прервал подполковника контрразведчик, убрав мобильник. Руденко пожал плечами и снял очки, чтобы протереть их платком. Агеев поднялся.
– Ну, так давайте прокатимся к сутенёрам этой девчонки, – сказал он Мельникову, – едва ли она – свободный художник.
– Да, таковых на Садовом нет.
– Возможен ещё один вариант. Вы так не считаете? На мой взгляд, уж слишком она красивая, чтоб стоять у бордюра!
– Да ладно вам, – махнул рукой Мельников, поднимаясь, – бордюр – приличное место.
Встав, он зевнул. Одёрнул пиджак. Прибавил:
– Щёчки у неё пухловаты. Ладно, поехали! Я люблю иногда к сутенёрам съездить.
– Одну минуточку, – с холодком произнёс Руденко, крутя очки. Мельников взглянул на часы. Он уже шёл к двери, но, будто бы углядев лишнюю минуту, остановился с жестом нетерпеливого одолжения. И, конечно, услышал примерно то, что предполагал услышать:
– Из-за таких, как ты, Мельников, к нам относятся как к бандитам. Точнее, как к отморозкам. Будь моя воля, ты бы из управления вылетел. Я был против того, чтобы ты вёл данное дело. Однако, Прохоров настоял, так как от него хотят быстрого результата, и он считает, что хамство – это приемлемый инструмент. Так вот и докладывай непосредственно Прохорову, а я отстраняюсь. Это моё решение. Прохоров согласился. Прошу обходить подальше мой кабинет, пока занимаешься этим делом. Всё понял?
– Да.
– Молодец. Не смею вас более задерживать, господа. У меня через две минуты селектор.
– Откуда в нём столько злобы? – спросил Агеев, бегом настигая Мельникова, который сразу же разогнался по коридору до девяти километров в час.
– У него проблемы определённого свойства. Обратил внимание, как он впился глазами в девку? Я думал, сожрёт её! Вот козёл! Он, видите ли, решил, а Прохоров согласился! Знаешь, как это было на самом деле? Прохоров просто сказал ему: «Иди на хер, не путайся под ногами!» Прохоров тоже, конечно, та ещё сволочь, но он – мужик! Что он говорил про меня твоему начальству?
– Что говорил? «Мельников, конечно, та ещё сволочь, но он – мужик!»
– Вот старый подлец! Это он мне мстит за Маринку.
– За Маринку? Кто это?
– Да это его секретарша! В среду я ей сигаретку дал, от которой она целый день ходила с глубокомысленными глазами и всем рассказывала, какую она порнуху смотрела ночью.
– Понятно. Мы на твоей машине поедем?
– Я без машины сегодня, меня Потехин возит. Но у него своих дел по горло, так что поехали на твоей.
Издали увидев Потехина, Мельников знаком велел ему уезжать по своим делам, потом минут пять рассказывал у дверей усатому капитану, какая Прохоров – сволочь. Агеев ждал его в синем «Вольво S-70», припаркованном перед главным корпусом. Когда Мельников вышел, чекист ему посигналил.
– Не жизнь, а хрен знает что, – проговорил Мельников, сев в машину, и закурил. Агеев завёл мотор и подрулил к проходной. Дежурный открыл ворота без проволочек. Петровка еле ползла. Агеев включил сирену, но это принесло мало пользы – каждые десять метров он тормозил.
– А знаешь, почему я без машины сейчас? – пристал к нему Мельников.
– Ты, наверное, её пропил?
– А что, пасёт от меня?
– Пасёт.
– Эх! – расстроился Мельников и достал из кармана жвачку, – я в «Карусели» бесился до половины четвёртого. Насвинячился в хлам! Какую-то шлюху взял. Денег на такси не осталось. Пришлось ноль два набирать, чтоб меня домой отвезли со шлюхой.
– Не довезли?
– Подъезжаем к дому, и тут – звонок на мобильный. Прохоров, сука! Дуй, говорит, на Ленинский, там чеченца важного замочили. Я девку вышвырнул, сам за нею вывалился под ливень, два пальца в рот, и – на Ленинский! Представляешь, как у меня башка раскалывается сейчас?
– Ты один живёшь?
– Да. Кстати, я эту тёлку, которую чеченец трахнуть хотел, точно где-то видел не так давно. На Тверской, по-моему.
– А ты всех шалав в Москве знаешь?
– Я ведь один живу! Да и согласись, девчонка – фейсом красивая, несмотря на пухлые щёчки. Просто из ряда вон!
– Согласен. Так что, в центральное УВД поедем?
– Зачем? В ОВД «Смоленский». Знаешь, кто там начальник? Раскатов. К нему на дачу девчонок возят автобусами! А знаешь, сколько берут его участковые с одного отстойника за ночь? Двести пятьдесят долларов. Представляешь?
– Отстойник – это пункт выдачи проституток?
– Да.
Садовое кольцо, на которое повернул Агеев, не было перегружено, и чекист разогнал машину до сотни. Стряхивая с лацкана пепел, Мельников поинтересовался:
– Что пропало из сейфа?
– Дискета.
– С чем?
– Если бы я знал, меня бы уже отпели.
Глава шестая
Лейтенант ходил взад-вперёд и диктовал:
– Деньги. Семь рублей. Спичечный коробок. А спички в нём есть? Ну, так и пиши: «коробок со спичками»! Нам чужого не надо. Что там ещё? Отвёртка?
Перечисляемые предметы вытаскивались двумя упитанными сержантами из карманов скромно одетого бородатого гражданина преклонных лет и складывались на стол. За столом сидела юная дама с ногтями неимоверной длины и яркости, не мешавшими ей писать со скоростью терапевта. Она училась в РГЮА, а здесь, в районном отделе внутренних дел, проходила практику. За её спиной стояли два парня с пивной отрыжкой. Они следили, как авторучка кладёт строку за строкой на лист протокола, внизу которого им вскоре предстояло поставить подписи.
– А отвёртка тебе зачем? – спросил лейтенант, – шуруешь, наверное, по подъездам, снимаешь счётчики? А?
– Позвольте, прежде чем строить такие предположения, надо бы найти у меня хотя бы один ворованный счётчик, – Возразил дед, скучающее глядя из-под густых бровей.
– Ты ещё скажи – в присутствии адвоката! Интеллигент, твою мать! Не бойся, найдём. Найдём у тебя и счётчик, и пистолет, и атомную бомбу найдём, если надо будет! А это что такое?
– Ключи.
– Вижу, что не …! От чего ключи?
– От квартиры.
– Где деньги лежат, – с улыбкой прибавила практикантка.
– Так ты ведь бомж! – гаркнул лейтенант, взглянув на неё гусаром, – какая на хрен квартира у тебя? Где она?
– Если я скажу, где она, деньги через час в ней лежать не будут, – хитро прищурился проверяемый, – А они мне ещё пригодятся! На адвоката.
Оба сержанта на всякий случай попятились, чтоб не быть зашибленными. Студентка подняла взгляд и вскинула бровь. Ей не приходилось слышать о том, что можно пропить инстинкт самосохранения. Лейтенант открыл было рот для витиеватой фразы, однако тотчас его закрыл, так как вошли Мельников и Агеев.
– Здравствуйте, православные, – сказал первый, скользнув глазами по всем присутствующим, включая младшего лейтенанта в дежурной части. Затем, подойдя к столу, он взял протокол и по диагонали с ним ознакомился.
– Террориста взяли? Отлично.
– Велите им отпустить меня, гражданин начальник, – проворчал дед, мгновенно поняв, как и остальные, что лейтенант перестал быть главным на этаже, – А я вам за это отвёрточку подарю! Вы, правда, без спроса можете её взять, и лучше возьмите – отвёртка очень хорошая. Будет жаль, если эти гады её присвоят.
– Паспорта не имеет, адрес назвать отказывается, – обиженно доложил лейтенант, с руками по швам глядя на Агеева. Мельников положил протокол на место.
– Паспорта не имеет? Да у него их пять. Ищи лучше! Это американский агент, заброшенный с целью устроить здесь революцию вшивых кактусов. Где Раскатов? Не посадили его ещё?
– Никак нет! В своём кабинете он, на втором этаже.
– Прекрасно. Отпусти деда и понятых, гражданские лица будут здесь ни к чему. И отправь сержанта в аптеку за валидолом для господина Раскатова!
– Гражданин начальник, они у меня изъяли пятьдесят пять рублей, – наябедничал старик.
– Вернуть!
И, чмокнув губами в сторону практикантки, Мельников побежал догонять Агеева. Тот уже приближался к лестнице, что вела на второй этаж.
На столе начальника райотдела, кроме трёх телефонов, стояли два гранёных стакана, бутылка водки, пепельница с окурками и тарелка с сочными грушами. На всё это без всякого аппетита взирал из рамочки кандидат в президенты Российской Федерации В. В. Путин. Его портрет был затребован хозяином кабинета после второго взрыва, который дал окончательный ответ на вопрос, требуется ли нации лидер. С обеих сторон стола стояло по стулу. Один скрипел под подполковником Раскатовым, который весил под сто, а второй трещал под майором Дятловым, у которого килограммов сто весила одна голова с лицом такой ширины, что когда он хлопал жену по заднице, говоря при этом: «Ох, и толста!», жена ему отвечала: «Ей до твоего рыла ещё расти и расти!»
– Отличнейший «Кадиллак», – говорил Раскатов, утерев губы салфеточкой, – он уже третий месяц на штрафстоянке стоит! Ребята по моей просьбе его заводят раз в две недели. Лоха, который из Мексики самолётом его пригнал, вот-вот упакуют лет на пятнадцать, так что – поезжу на «кадиллаке»! Красавец, просто красавец! Хочу у него движок перебрать, а также и ходовую. И задний мост.
– Да это тебе влетит в стоимость хорошего «Мерседеса», – заметил Дятлов, раздавливая окурок в хрустальном блюдечке. Подполковник хихикнул.
– В принципе, можно было бы ничего не трогать – там всё хорошее, ехай хоть на край света! Но дело в том, что мой зять в налоговой теперь служит. На днях они прищучили магазин запчастей для американских машин!
– Ну тогда, конечно, имеет смысл менять абсолютно всё!
– То-то и оно! Плюс к тому…
Тут внезапно скрипнула дверь. Скосив на неё глаза и увидев Мельникова, Раскатов расплылся в гостеприимной улыбке.
– Какие люди! И без наручников!
– Да я лучше был бы в наручниках, чем вот с этой скотиной, – указал Мельников на Агеева, следовавшего за ним по пятам, – Ты знаешь, Раскатов, как я их ненавижу! Знаешь ведь? Правда?
– Знаю, – очень внимательно поглядев на чекиста, сказал Раскатов. Дятлов, который также всё знал, поднялся со стула.
– Люблю догадливых, – похвалил его Мельников, – будь внизу! Возможно, понадобишься.
Когда майор удалился, Мельников сел на освободившийся стул. Агеев пристроился на диванчике у окна.
– Ну, что там стряслось? – почти бодрым тоном спросил Раскатов, убрав со стола бутылку.
– Дома взрываются, – сказал Мельников.
– А ко мне какие вопросы?
– Кто из твоих мотался по Смоленскому прошлой ночью?
– Ну, ты спросил! Я только из отпуска. Сейчас выясню.
И Раскатов придвинул к себе один из трёх телефонов. Позвонив участковому, он не только задал ему интересовавший Мельникова вопрос, но и приказал:
– Обоих – ко мне. Нет, прямо сейчас! Я говорю, срочно!
Положив трубку, забарабанил по столу пальцами.
– И что дальше?
– Меня вот эта обезьяна интересует, – произнёс Мельников, положив на стол фоторобот, – она работает на Смоленском.
– Я её не встречал, – заявил Раскатов, едва взглянув на портрет.
– Ты в этом уверен?
– Нет, не уверен! Может быть, и встречал. Здесь этих путан, как собак нерезаных! Тебе сколько лет?
– Тридцать семь.
– А мне – пятьдесят! Я уже давно на них не смотрю. На хер они все мне сдались?
– А чья точка здесь, возле МИДа?
– Игорь! Я ведь сказал, что месяц был в отпуске, а два месяца – на больничном! Думаешь, я вникаю в эти дела? Возможно, кто-то вникает, я – никогда! И никаким боком! Зачем мне нужен этот копеечный геморрой? Бордюрщицы здесь с советских времён стояли и стоять будут. Чем ты их вытравишь? Да ничем! Если у тебя есть вопросы по существу, задавай их сразу. Чего темнить?
Мельников достал из кармана сотовый телефон и начал нажимать кнопки.
– Кому звонишь? – встревожился подполковник.
– Прохорову.
– Зачем?
– А чтоб он прислал сюда пару – тройку мальчишек из УСБ.
Раскатов позеленел.
– Да ты что, взбесился? Мы ведь ещё не начали разговор!
– Не начали, – согласился Мельников, – Но ты мне уже надоел. У меня болит голова! Ты так и не понял, зачем я здесь? Алло, товарищ генерал! Это Мельников. Я сейчас в ОВД «Смоленский». Да, у Раскатова. Поднимите его делишки. Нет, это пока не нужно. Я позвоню, если что. Спасибо вам, Владимир Николаевич.
Опустив телефон, Мельников опять обратился к Раскатову, на лице которого блестел пот:
– Ты вляпался сильно. Впрочем, шанс есть. Но если вдруг подтвердится, что эта девка, которая работает на твоей территории, под твоим прикрытием, как-то связана с террористами – шанс исчезнет. Надеюсь, это понятно?
– Да не грузи ты его, – вмешался Агеев, – полегче на поворотах! Мне его труп не нужен.
– Ну а мне он, сука, живой не нужен, если из-за него ещё один дом взлетит! Он ведь так и не понял, что мы здесь делаем! Представляешь?
Тут Мельников замолчал, так как в кабинет вдруг вошёл младший лейтенант прекрасного пола. Одарив Мельникова с Агеевым белозубым сиянием и поставив на стол тарелку с целой горой умопомрачительных пирожков из Макдональдса, он ушла, развязно качая бёдрами.
– Ну, и что ты завёлся? – хрипло и весело обратился Раскатов к Мельникову, – я ведь честно тебе признался, что в силу возраста не особенно часто смотрю на девок. Но эту, кажется, где-то видел. Дай-ка, ещё разок погляжу… А ведь в самом деле, я её знаю! Она работает у Бориса. Хочешь, я его вызвоню?
– Я хочу только одного – уйти через полчаса. И я это сделаю в любом случае, даже если ничего не узнаю. Но тогда останутся те, кого пришлёт Прохоров.
Полистав записную книжку, Раскатов быстро нажал одиннадцать кнопок на телефоне. Долго слушал гудки. Его небольшая рука, стискивавшая трубку, белела – кровь шла к лицу. Мельников не на шутку перепугался. Он ненавидел Раскатова далеко не так сильно, чтобы желать ему смерти, тем более – до его беседы с Борисом. Наконец, в трубке послышался сонный голос, и подполковник резко заговорил:
– Это я. Узнал? Ты можешь сейчас приехать? Я ничего не хочу! Возникли проблемы. Да, в отделение. Мне плевать на твои дела! Приезжай немедленно!
– Что вы отмечали с майором? – полюбопытствовал Мельников, когда трубка вернулась на телефон. Раскатов утирал лоб рукавом мундира.
– Окончание отпуска.
– Что так скромненько? Можно было бы организовать банкет в «Праге», да и молебен в Храме Христа Спасителя.
– Отвяжись!
– Куда ездил-то? На Мальдивы или на дачу? – глумился Мельников, – или, может, одно другое не исключает?
Раскатов, не отвечая, достал бутылку, налил себе полстакана и залпом выпил. Взял грушу.
– Можно съесть пирожок? – спросил Мельников.
– Подавись ты им!
– Моя смерть тебя не спасёт. Денис, ты пирожок будешь?
– Спасибо, нет.
– Ну и молодец. Береги фигуру. А мне моя ненасытная, никогда не спящая злость разжиреть не даст.
С этими словами Мельников съел один пирожок, потом – ещё три. Пятый был спасён от него приходом двоих свидетелей. Это были сержант и прапорщик, колесившие ночью на белом «Форде».
– Тут все свои, – сказал им Раскатов. Мельников, не вставая из-за стола, велел им приблизиться и взглянуть на изображение.
– Ольга, – уверенно заявил сержант.
– Да, – подтвердил прапорщик, – очень чётко нарисовали. Прямо как сфоткали!
– Высоченная? Не худая, но и не толстая?
– Да, высокая. Метр семьдесят девять.
– Фамилию её знаете?
– Да. Ткачёва.
Отчество ни один, ни другой назвать не смогли, но возраст припомнили – двадцать пять.
– Она из Бердянска, – вспомнил сержант, – я её как-то раз задержал за отсутствие регистрации. Очень уж она нарывалась, прям в драку лезла! Раньше она стояла на Павелецкой, месяца два назад перешла к Борису.
Мельников всё записывал в свой блокнот.
– Когда вы её в последний раз видели?
– Этой ночью, в третьем часу. У МИДа она стояла. Борькины девки всегда там ловят клиентов. В два сорок пять её уж там не было.
– А другие девки были поблизости?
– Нет, конечно. Ведь это – Борькина территория. А он больше одной девки не выставляет.
– А к ней при вас кто-нибудь подъезжал или подходил?
– Нет. Ливень хлестал, и Москва как вымершая была – ни одной машины, ни одного прохожего. Притом Ольгу почти и не видно было сквозь воду, только по огоньку мы её заметили.
– Где она живёт?
– А хрен её знает, это у Борьки надо спросить!
– А вы что-нибудь ещё из паспорта вспомнить можете? День рождения, дети, браки, разводы, воинская обязанность, группа крови, судимость, национальность?
Ни прапорщик, ни сержант, ответивший на последние три вопроса, не вспомнили ничего.
– Теперь ваша очередь, господин опричник, – сказал Агееву Мельников.
– У меня к ним вопросов нет.
– Ну, тогда ступайте, друзья, ступайте.
Минуты две Мельников курил, вскочив и шагая из угла в угол, Раскатов пил и закусывал, а Агеев следил за божьей коровкой, ползавшей по диванчику. Как только она расправила крылышки и взлетела, он произнёс:
– Очень интересно. Метр семьдесят девять!
– Не отказался бы? – спросил Мельников, – с бизнесменом на эту тему поговори. У него, возможно, ещё такие имеются.
Тут как раз бизнесмен и нарисовался. Он был весьма невысок, жирноват, румян, безвкусно одет. Его небольшие глазки из-за врождённой вскинутости бровей казались разгневанно – удивлёнными. Сев на стул, оставленный Мельниковым, он уставился на Раскатова и вскричал:
– Петрович, я не въезжаю – чего за шухер? У меня день с восьми до двенадцати по минутам расписан! Тебе это неизвестно, что ли? Если тебя…
– Ты, Боренька, не ори, – перебил Раскатов, рыгнув, – тут, видишь ли, ФСБ заинтересовалась твоим товаром.
Глянув на визитёров, Боря решил, что Мельников – главный. И обратился к нему:
– Отлично. Я крайне рад. У меня шикарные куклы есть! Уик-энд организовать надо? Организуем. Легко и непринуждённо. Высокий уровень гарантирую.
– Гарантируешь? – спросил Мельников.
– А то как же! Я депутатам шлюх поставляю! И никаких нареканий до сих пор не было.
– Борька, Борька! Несчастный ты человек. Как раз депутата твоя шикарная шлюха сегодня ночью зарезала.
Сообщив эту новость, Мельников предъявил удостоверение и уселся на стол. У Бори глаза поблёкли.
– Вы шутите! Вы чего? Ко мне депутаты уже неделю не обращались!
– А он её возле МИДа взял, когда проезжал на служебной тачке. Шофёр – свидетель.
Боря облизал губы. Но он был тёртый калач.
– Да нет! Там Ольга стояла. Я её знаю. Шваль та ещё, клофелинщица, но зарезать – нет! Тем более, депутата! Да что она – дура, что ли? Да кто угодно, только не дура! Что ты меня на понты сажаешь? Я ведь не лох, вижу, что вы – ребята крутые! Ни о какой оплате и речи нет! Девах самых лучших дам, сколько хочешь! Клянусь, релакс будет суперский!
– У тебя релакс будет суперский, когда урки в СИЗО любовью с тобой займутся, – взбесился Мельников, – ещё раз без спросу откроешь пасть – через полчаса там очутишься! Понял, сука?
Но Боря тоже взбесился. Хлопнув ладонью по столу, крикнул:
– Ты скажи прямо, сколько шлюх тебе нужно? Десять, пятнадцать, двадцать?
– Только одну, – решительно вклинился между спорщиками Агеев. Вытащив из кармана Мельникова портрет, он дал его Боре.
– Да, это Ольга, – ошеломлённо промолвил тот.
– Что ты о ней знаешь? – вновь взялся за него Мельников.
– Знаю, что она с Украины… Пожалуй, всё.
– Плохо, что мало ты о ней знаешь.
– Почему это?
– А потому, что она на тебя работает.