– Откуда ты знаешь, что я из-за него?
Седой неожиданно злорадно улыбнулся.
– Он переехал сюда три года назад, сразу же после вашего расставания. И ты знаешь этот адрес, потому что за эти три года вы три раза созванивались. Ты набирала его номер каждый год двадцать третьего июля в шесть вечера.
– Как подробно, – пробормотала я, пряча руки в карманы. – У тебя такая сильная паранойя или тебе просто нечем заняться?
– У меня нет паранойи, – сурово отрезал Сашка.
– Тогда найди себе хобби, – посоветовала я голосом, которым обычно проклинают. – Не знаю, попробуй лепить из глины или складывать оригами. Или бальными танцами займись. Тебе пойдет трико. Или начни жонглировать бензопилами.
– Тонко намекаешь, что хотела бы увидеть мою мучительную смерть? – лица я его не видела, так как уже отвернулась и торопливо направилась к одному из двухэтажных домов старой постройки.
– Нет, тонко намекаю, чтобы ты занялся делом, – крикнула я не оборачиваясь. Подойдя к двери, я ухватилась за тяжелый дверной молоток в виде орлиной головы и трижды стукнула. Ответа не ждала – знала, что его не будет. А потому, предупредив хозяина о своем появлении смело толкнула створку и шагнула в полумрак, ощущая на своем затылке тяжелый взгляд Сашки. В какой момент между нами все пошло не так?
Глава 28
Дверь с тяжелым грохотом захлопнулась за моей спиной, словно отсекая от городского шума и от всего остального мира в целом. Я всмотрелась во тьму и различила очертания стен, мебели и дверных проемов. Из пустынного холла, в котором я находилась и который изнутри казался намного просторнее, чем можно было бы подумать, глядя на здание снаружи, вели два арочных прохода. Тот, что находился справа вел на кухню – об этом явственно свидетельствовали темные силуэты стульев и обеденного стола, выделяющиеся на фоне белой, не покрытой обоями, стены. Кухня выглядела так, как будто здесь не просто никто никогда не ел – сюда даже не заходили, чтобы протереть пыль.
Дверной проем слева давал возможность пройти в гостиную. Здесь помещение выглядело более обжитым и более приветливым, что ли. Диван в компании двух кресел и пуфика были развернуты в сторону большого встроенного в стену камина с грубой кирпичной кладкой. Огонь не горел, но принюхавшись, я уловила витающий в воздухе легкий аромат горящих дров. Я бы сказала, что камин потух примерно пять-шесть часов назад. Помимо камина, единственным источником света было небольшое окно напротив, от которого падал квадрат света на пол.
Помимо гостиной и кухни в доме наличествовала лестница на второй этаж. Судя по расположению окон – этаж мансардный. Ступеньки были узкие, высокие и с крутым винтовым поворотом – идеальные условия для сворачивания шеи.
– Зато удобно не званных гостей отправлять восвояси, – пробормотала я себе под нос и зашагала вперед, предположив, что если на первом этаже меня не встретили, то возможно, встретят хотя бы на втором. При этом продолжала разговаривать с пустотой: – Не то, чтобы я ожидала царского приема с оркестром, раскатыванием красной дорожки и фейерверками, запущенными в небо в мою честь. Но хотелось бы получить хотя бы намек на то, что со мной здесь готовы побеседовать.
Кстати, о ковровых дорожках. Если пол в гостиной был устелен старым, местами истертым, но добротным ковром, то холл радовал покрытием в виде черно-белых прямоугольных плит, гулко отражающих каждый мой шаг. Вместе с давящей тишиной и полутьмой создавалось впечатление, будто я шагаю по склепу.
– Ну, ты же вошла в дверь, – лениво проговорили откуда сверху тоном, откровенно намекающим на очевидность ситуации.
Резко подняв голову, я попыталась отыскать говорящего, но увидела лишь потолок – высокий, местами пошедший трещинами и с облупившейся лепниной по периметру.
Голос точно не мог принадлежать Юстасу – слишком высокий и слишком тягучий. У него никогда не было привычки манерно растягивать гласные. Можно было заподозрить, что голос женский, если бы не одно «но». Юстас никогда никого не водил в свою берлогу – он всегда спаривался на стороне, а после покидал пассию не попрощавшись, чтобы больше никогда с ней не встречаться. Наши отношения, по сути, являлись новым форматом существования не только для меня, но и для него. Привязаться к кому-то настолько сильно, обрести кого-то, кто стабильно пребывает в твоей жизни на правах эксклюзивности, впустить человека в ближний круг доверия – все это было непросто для нас обоих. И закончилось провалом. То ли потому что он – такой, то ли потому что я – не та.
Правда, с тех пор прошел не один год. Говорят, люди меняются.
Я начала подниматься по лестнице со словами:
– Неужели ты изменил своим привычкам? – а после добавила тихо: – Как когда-то изменил мне.
Преодолела последние три ступеньки и ступила на второй этаж, который выглядел примерно так, как моя голова изнутри – чердак с витающей в воздухе вековой пылью, заваленный разнообразным хламом. Количество ненужных вещей, которым давно уже было выделено специальное место на помойке, можно было перечислять бесконечно.
Вот в углу чудом сохранял вертикальное положение двуногий столик, который когда-то, наверное, считался винтажным. А теперь был просто старым и сломанным. Некогда лакированная столешница зияла черными подпалинами, словно кто-то использовал её во время тренировок по скоростному тушению факелов. Рядом на прибитой к стенке полке красовался сервиз, в котором не хватало несколько предметов и чьему цветовому оформлению позавидовал бы даже Безумный кролик. Проморгавшись от видения синих ежиков на ярко-алой травке, я увидела сундук. Большой коричневый сундук, который вызывал содрогание и рвотные позывы из-за своеобразной декоративной отделки в виде человеческих черепов. Очень натурально выглядящих черепов, окантовывающих крышку, и среди которых я различила несколько маленьких, похожих на младенческие. Можно было бы потрогать и проверить их подлинность наощупь, однако я решила, что в данном случае неведение – благо.
За сундуком стояла вешалка, которая очень гармонировала с ним, ведь основным материалом для её изготовления послужили человеческие кости. На одном из выступающих вперед «крючков», в качестве которых использовались фаланги пальцев, болталась мантия, выглядящая так, словно в ней ходил еще сам Мэрлин. А после завещал своим потомкам с наставлением никогда не снимать и даже спать в ней. Присмотревшись, я поняла, что мантия слегка покачивается, словно на сквозняке. Однако никакого сквозняка не было. Просто не могло быть – подпирающий невысокий потолок шкаф, похожий на гроб, препятствовал циркуляции воздуха в этой части помещения. Громоздкий шифоньер впечатлял своими размерами, но еще больше впечатляло то дерево, из которого его выстругали – оно явно было не простым. Древесный рисунок был словно живой, похожий на воду, постоянно меняющий контуры и очертания. Глядя на это действо словно завороженная, я шагнула вперед и натолкнулась на…
– Рояль? – переспросила я у Юстаса, вальяжно развалившегося в кресле и при моем появлении опустившего старую пожелтевшую газету.
– А что? – невинно взмахнул он длинными ресницами. – Иногда я играю. «Полет Валькирий», например.
Крышка музыкального инструмента, пережившего столкновение с моим бедром, с грохотом захлопнулась, подняв дополнительное облако пыли.
– Да, меня Вагнер тоже бодрит, – пробормотала я, замахав ладонью перед лицом. Не помогло, я начала чихать. На четвертый мой чих Юстас не выдержал, с видом оскорбленной добродетели поднялся с кресла, подошел ко мне и протянул платок.
Я не гордая, платок взяла, а потом с силой швырнула его в Юстаса.
– Развел бардак! – гаркнула я сквозь выступившие от усердного чихания слезы. И снова чихнула.
– Не знал, что суккубы страдают аллергией на пыль, – Юстас небрежно отбросил в сторону пойманный платок.
Я шумно втянула в себя воздух и зло посмотрела на бывшего.
– С чего ты взял, что у меня аллергия на пыль?
Густы брови Юстаса приняли максимально скептическую форму.
– А на что?
– На тебя, коллекционер фигов! – я стукнула кулаком по крышке старого рояля и снова громко чихнула.
– Ты меня заплевала, – сообщил Юстас и вытер лицо рукавом бежевой рубашки.
– Сам виноват, – злорадно зашипела я, а после еще и вытерла грязную от пыли руку о его брюки. И в ответ на опешивший взгляд с улыбкой сообщила: – Постираешь.
– Всегда знал, что от тебя одни неприятности, – покачал головой Юстас и направился обратно к креслу.
– А мне сесть не предложишь? – я оглянулась по сторонам в поисках хотя бы табуретки, но поняла, что если отправлюсь на её поиски, то могу заблудиться.
– Чувствуй себя как дома, – предложил бывший, на что я просто взяла и запрыгнула на рояль. – Но не настолько дома!
– Поздно, я уже настроилась, – не смутилась я и устроилась поудобнее. – Я смотрю, ты себе новое хобби завел. Что, охранный бизнес больше не приносит прежнего дохода?
Юстас был человеком, но не простым – бывший чемпион по смешанным боевым искусствам, который не нашел себе применения в обычной жизни. А потому отправился на её темную сторону. По сути, его работа была полностью противоположна тому, чем занимались мы. Если группу Хасана нанимали для осуществления самых радикальных действий, то Юстас получал ту же немалую прибыль за противодействие таким, как мы. Его работа заключалась не в устранении проблемы, а в сохранении жизни клиента. Он был охранником, да. Но охранником экстра-класса. И у Юстаса не было ни одного провала – все, кто его нанимал остались живы. В череде его клиентов значился наркобарон, несколько руководителей крупных мировых концернов, парочка президентов, нефтяной магнат и даже вождь африканского племени. Юстас не зря берет за свои услуги чеки с крупными суммами и своё дело знает. А его знают в определенных кругах – тех, где вертятся такие, как я и Сашка. И насколько мне было известно, некоторые наемники даже отказывались от заказа, узнав, что рядом с клиентом будет Юстас. Естественно, это вымышленное прозвище. Он у нас как Мадонна или Шер. Настоящие имя и фамилия его мне не известны. Оно и понятно, никто в здравом уме при такой работе не афишировать свои настоящие данные.
– Я потихоньку отхожу от дел, – Юстас вновь расслабленно развалился в кресле, но я прекрасно знала, что это расслабленность – показная. А за ней прячется настороженность, недоверие, быстрота реакции и «Глок» под брючным ремнем. Юстас у нас поклонник старой доброй классики.
– Угу, – одобрительно закивала я. – Настолько потихоньку, что даже у себя дома ходишь с пистолетом за поясом.
– Увидела? – спокойно спросил Юстас. В этом он часто напоминал мне Сашку. И тот, и другой настолько умели держать свои эмоции под контролем и не показывать больше, чем следует, что порой мне хотелось подойти и каждого из них потрясти – а живые ли?
– Нет, ты все-таки профи, – и широко улыбнулась. – Унюхала. Встав, ты спровоцировал движение потока воздуха, который донес до меня запах оружейного масла. Судя по интенсивности запаха, ты чистил оружие день-два назад.
– Вчера, – поправил меня Юстас и на его лице, наконец, проявились истинные эмоции. Он отзеркалил мою улыбку, позволив искоркам смеха и заинтересованности достигнуть глаз. – Я скучал по тебе.
– Я тоже, – и что удивительно, в моих словах не было лжи. Я действительно скучала. Вот только не была уверена – скучала я по нему или по той себе, которой я становилась рядом с ним.
С Юстасом всегда было легко.
Он никогда не давил, не требовал, не указывал, не пытался контролировать и доминировать. Он знал, что, если я с ним, значит, на это есть какие-то причины. А заключаются они в нем или в чем-то другом – ему было не интересно. Он никогда не пытался копаться в моем прошлом, редко задавал вопросы и предпочитал думать о настоящем. Его философия – наша жизнь заключается в том, что мы имеем здесь и сейчас. О завтрашних делах будем думать завтра. О делах прошедшего дня – думать бессмысленно. Мне нравилось это в нем, мне нравилось ни о чем не думать. В том числе и потому, что он никогда не создавал мне проблем. Более того, и о его проблемах я ничего не знала. Юстас никогда не жаловался, никогда не просил совета, никогда не приходил ко мне за помощью. Впрочем, и моими проблемами он не имел привычки интересоваться. И меня это устраивало, как устаивало и то, что он не считал меня больной и не пытался вылечить от трогательной привязанности к алкоголю.
Мы были как два спутника, случайно встретившихся на орбите и временно следующих в одном направлении. Я знала, что наши отношения – не навсегда. Знал это и он. И все же, застав его в койке с девицей я расстроилась. Вернее, сначала разозлилась и пошвыряла в голую блондинку огнем, а когда она выпрыгнула голышом из окна, разбив нос, успокоилась. И так же спокойно ушла из его жизни. Мне было больно, но с этой болью я могла жить дальше. Определенную связь мы продолжали поддерживать, но это была скорее дань общему прошлому, воспоминания о котором ощущались как нечто теплое и безмятежное.
– Неужели даже не прокляла ни разу? – светло рассмеялся Юстас.
– Брось, – игриво отмахнулась я. – Если бы я и проклинала, то не тебя, а ту блондинистую выдру, что пригрелась на твоих подушках.
– В наших подушках, ты хотела сказать, – заметил он и приложил палец к подбородку: – Хм, так вот, почему у неё выросли ослиные уши и хвост.
Я склонила голову набок.
– У тебя явные проблемы с зоологией. Я же сказала выдра, а не ослица.
– Знаешь, по уму она ближе ко второму, чем к первому, – Юстас потянулся к пачке сигарет. – Я, конечно, не имел близкого знакомства с выдрами, но что-то мне подсказывает, что с ослами у неё больше общего.
– И я даже знаю, что тебе подсказывает, – хмыкнула я. – Твоя ширинка.
– Нет, моя нога, – указал Юстас на свою правую конечность, – на которую она наступила.
– Надо же, – изобразила я удивление, – а все так хорошо начиналось.
– И не говори, – поддержал меня парень, закуривая. – Но закончилось в момент твоего появления.
– Не смогла пережить сломанную переносицу? – я брезгливо поморщилась.
– Скорее я не смог пережить, – серьезно ответил Юстас.
– Да, личико это ей подпортило, – согласилась я. – Но уверена, через две недели все прекрасно зажило.
– Я про твой уход, – оборвал меня Юстас и прикурив, поднял на меня свои светло-карие, как у олененка глаза. Мне стало грустно.
– Воспоминание, безусловно, очень душещипательное, – поводила я плечами, отгоняя непрошенные мысли, – но я сюда явилась не за тем, чтобы устраивать вечер памяти разбитых сердец.
Юстас затянулся и посмотрел на меня таким проницательным взглядом, что у меня тут же зачесалось все – от лопаток до кончика носа.
– А зачем ты здесь, Серафима?
– Слышал про взрывы в городе? – ответила я вопросом на вопрос.
Юстас выпустил длинную струю дыма.
– О них мог не слышать только тот, кто последний год не выходил из дома, не смотрел телевизор, не читал газет и не использовал Интернет.
– Кто знает? – округлила я глаза. – Может быть ты решил стать Говардом Хьюзом нашего времени? Эта свалка из магического антиквариата буквально кричит о том, что головой ты все-таки малость повредился.
– Магического? – очень натурально отыграл изумление мой бывший.
– Брось! От этих штук фонит так, что я почувствовала, едва вошла.
– А с улицы не ощущается? – мгновенно заинтересовался Юстас, позабыв о своей прежде отыгрываемой роли.
– Нет, так что можешь не переживать, ведьминские амулеты работают, как часы. А теперь, – я подалась вперед, – когда мы выяснили, что ты занимаешься куплей-продажей краденных магических предметов, про многие свойства которых ты даже понятия не имеешь, а иначе не хранил бы их словно кучку грязных носков, можешь рассказать мне то, что знаешь о происходящем в столице.
– Какие свойства ты имеешь в виду? – теперь уже неподдельно напрягся Юстас и бросил тревожный взгляд в самый дальний и темный угол, куда не проникал уличный свет из мансардного окна. Света с каждой минутой становилось все меньше. На город опускались сумерки.
Я поцокала языком.
– Сначала ты делишься информацией, потом – я.
– О какой информации ты говоришь? Про взрывы? Я не знаю про них ничего такого, чего не знали бы все остальные. Если ты пришла ко мне с такими вопросами, значит, снова вернулась к прежним делам. А говорили, что ты вышла из игры, – в его голосе слышался укор.
– Вышла, да сквозняком прошлого обратно затянуло, – пробормотала я, отворачиваясь.
– И я даже знаю, что это за «сквозняк», – чуть-ли не сплюнул Юстас презрительно. – Светлые волосы, голубые глаза, наглая рожа, которая так и просит рихтовки.
– Забавные вы ребята, – улыбнулась я, хотя весело мне не было. – Он думает о тебе примерно так же.
– Так, это он тебя сюда послал? – начал злиться Юстас, чуть побледнев. Хотя могло и показаться.
– Нет, я сама пришла. Он ничего об этом не знает, – покривила душой, конечно, но их взаимная неприязнь достала меня еще в бытность нашего с Юстасом короткого, но яркого любовного романа. – Я пришла, потому что знаю – у тебя есть информатор, услугами которого ты пользуешься не один год. Это благодаря ему у тебя так хорошо шли дела – ты всегда был предупрежден и имел сведения, которых не было у других.
Юстас поджал губы и посверлил меня нехорошим взглядом.
Я отреагировала на это сарказмом:
– Мы оба знаем, что кобр у тебя в роду не было, так что ты можешь сколько угодно пытаться загипнотизировать меня взглядом – и вряд ли это что-то даст. А вот своим «Глоком» проделать в моем лбу отверстие ты можешь за полсекунды. Да и напрягаться так сильно не придется, как сейчас. А то ты то бледнеешь, то краснеешь.
А после с тяжелым вздохом добавила:
– Он мне нужен, Юстас. Мне нужна помощь, потому что на этот раз я не вывезу. Что-то затевается. Что-то крупное, но я не могу понять, что именно. У меня полно обрывочной информации, которую я не могу собрать воедино. Но самое главное… Хасан жив, Юстас.
Глава 29
ШЕСТЬ ЛЕТ НАЗАД
После того, как Хасан покинул мою комнату, я долго лежала, глядя в потолок, и думала. Вспоминала. Мыслей было много. Грустных и тяжелых, с трудом выносимых, настолько, что хотелось спрятаться от самой себя. В итоге, я не заметила, как заснула. Не раздеваясь, в наушниках и с плюшевым зайцем в обнимку.
Разбудил меня громогласный стук в дверь. Причем стучавший явно себя не ограничивал – силы приложил столько, что аж захрустели петли.
Я в испуге подхватилась да так, что шандарахнулась лодыжкой об угол прикроватной тумбочки. Схватилась за ногу и застонала, не сразу поняв, что происходит. А за дверью, тем временем, надрывался мужской голос, о чем-то громко вещая. Прислушавшись, я поняла, что вещают мне, а точнее поторапливают, чтобы быстрее собиралась, так как выезжать через полчаса. И вообще, Сашка ждет меня, поганку малолетнюю, уже двадцать минут как.
Кто такой Сашка и почему он меня ждет я понятия не имела, но пытаясь прогнать остатки сна, я протянула руку и развернула к себе будильник.
– Черт! – это уже заорала я, так как стрелки показывали двадцать пять минут девятого. А Хасан приказал быть в боевой готовности ровно в девять.
Ругаясь сквозь зубы, я слетела с постели и заскакала по комнате. На сборы ушло рекордное количество времени и ровно через двадцать минут я ошпаренной кошкой вылетела из своей комнаты и направилась в столовую. В доме, где мы жили, это было самое большое по площади помещение, а потому там всегда проводили собрания.
Все уже были там и когда я вошла, головы присутствующих синхронно обернулись в мою сторону. Я смущенно откашлялась и поздоровалась, а после поспешно проследовала на свое место – маленький стул-кресло по правую сторону от гордо восседающего за столом Хасана.
Он, кстати, никак не отреагировал на моё опоздание, а лишь загадочно усмехнулся и, также, как и все, проводил взглядом. Как только я села, прерванный с моим появление разговор возобновился вновь.
То, что обсуждали присутствующие было для меня непонятным потоком слов – они упоминали какие-то названия, имена, цифры. А потому очень быстро я перестала слушать и стала рассматривать находящихся в комнате людей. Среди них было лишь две женщины, остальные восемь человек, не считая Хасана, принадлежали к мужскому полу. Сам Хасан казался самым старшим. Женщинам на вид подкатывало к тридцати, возраст мужчин колебался от двадцати до сорока лет.
Если честно, я понятия не имела сколько лет Хасану. Его кожа от природы была очень смуглой, что наводило на мысли о том, что где-то в ветвях его генеалогического древа затерялся темнокожий предок. Редкий для наших просторов цвет кожи немного скрадывал глубокие мимические морщины, и они казались не столь заметными. Волосы шефа цвета воронового крыла отличались жесткостью и даже на вид были похожи на проволоку. Но он их не стриг, а завязывал в хвостик на затылке. И если присмотреться, можно было заметить несколько серебряных нитей, затерявшихся в его шевелюре. Бриться Хасан не любил, а может быть, предпочитал стиль удалого пирата, избороздившего на своем судне все морские просторы. Потому что именно с пиратом у меня ассоциировался его облик, который существенно дополняла густая и местами уже седая борода. Но не такая, какую можно увидеть у церковных служителей и деревенских жителей – клокастая и торчащая в разные стороны, а ухоженная и старательно подстриженная. В целом, я бы сказала, что Хасану около пятидесяти. Возможно, меньше и его просто жизнь потрепала, а возможно и больше, и мужик просто хорошо сохранился.
Остальные присутствующие мужчины не могли похвастаться столь своеобразной внешностью и выглядели вполне обыденно. Сидящий справа от меня парень напоминал интеллигента в десятом поколении – тонкокостное телосложение, квадратные очки в тяжелой оправе, высокий лоб мыслителя, тонкие слегка поджатые губы и чистый умный взгляд. Встретишь его на улице и подумаешь, что это аспирант какой-нибудь кафедры ядерной физики, уж больно унылый и слегка припыленный у него был вид. Возможно, это парень, как и я, находился в этом доме не по своей воле.
Рядом с интеллигентом фривольно развалившись на стуле и широко расставив ноги сидел мужчина постарше. И от первого отличался, как день от ночи. Футболка-поло, темно-синие джинсы, дорогой брегет на запястье левой руки. Модная стрижка на темных волосах, выглядящих чуть небрежно, словно их растрепал ветер. И в отличии от Хасана, кожа этого парня была смуглой не от природы, а по причине приобретенного загара, причем очень ровного и красивого. Получить такой оттенок кожи можно искусственно, но что-то мне подсказывало, что последние несколько недель парень аккуратным бревнышком провалялся на пляже. Интересно, почему в то время, как меня гоняли по спортивному залу в буквальном смысле до потери сознания, этот любитель загара наслаждался морскими пейзажами?
Заметив, что я его рассматриваю незнакомец широко улыбнулся и озорно подмигнул. Я смутилась и ощущая, как по щекам разливается румянец, перевела взгляд на сидящего напротив человека. И тут же меня словно окатили ледяной водой.
Он смотрел прямо на меня не таясь, высокомерно и с демонстративной неприязнью. Так, словно я совершила нечто очень плохое персонально ему. Растерявшись и не зная, как реагировать на этот колючий взгляд, я нервно заерзала в кресле, испытав острое желание быстренько сбежать подальше. Но так как сделать это было невозможно, я решила сосредоточить свое внимание на чем-нибудь другом. Авось, злобному парню надоест сверлить меня своими холодными голубыми глазами.
Некоторых из присутствующих в комнате я уже встречала ранее, ведь все мы жили и тренировались в одном двухэтажном доме. Здание находилось практически в центре Восточной Столицы и этажей на самом деле было четыре – еще два уходили под землю. Но никто из посторонних не знал, что происходило внутри на самом деле. Внешне здание выглядело как простой жилой дом. И на поверку, таковым он и являлся, если не брать в расчет оружейный склад, несколько тренировочных залов и тайный коридор, с помощью которого можно эвакуироваться в экстренной ситуации – войти в помещение, напоминающее винный погреб, а выйти из подсобки продуктового магазина тремя улицами восточнее.
Подняв взгляд от своих сложенных на коленях руках, я вновь наткнулась на неприкрытую ненависть и крепко задумалась, чем же я вызвала такой негатив? Парень был мне незнаком, и я могла поклясться в том, что мы никогда ранее не встречались.
Он был высоким. Очень высоким, особенно по сравнению с такой коротконожкой, как я. Лет ему было около двадцати пяти. Светлые волосы, зачесанные назад. Гладко выбритое лицо с высокими скулами, прямым носом и глубоко посаженными глазами такого цвета, который приобретает ледовая корка, застывшая над поверхностью горного озера.
Мужчину отличала некоторая хищность, присутствовавшая в облике, ярко выделявшая его на фоне присутствующих. И если Хасан казался разбойником с большой дороги, приодевшимся по современной моде, то этот парень воспринимался надменным аристократом, глядящим на всех свысока.
Создавалось впечатление, будто он случайно забрел в компанию людей сомнительной репутации. А потому источая презрение и игнорируя красноречивые взгляды, которые бросали на него те две дамы, что разбавляли собой преимущественно мужской коллектив, всем своим видом показывал скуку и желание превратить меня в горстку пепла.
Да, он был привлекательным. Не глянцевым красавцем, а обладателем той редкой породистой мужественности, перед которой так слабы девушки. Нотки властности угадывались в каждом его движении, каждом повороте головы, каждом слове.
Все это я смогла оценить, когда он заговорил. И мне пришлось перестать бессмысленно пялиться в пространство, и вновь обратить свой взор на молодого человека. Голос у него был также хорош, как и внешность – глубокий, с легкой хрипотцой. О чем он говорил – я понятия не имела. Вместо того, чтобы постигать суть его слов я, словно зачарованная, следила за тем, как двигались его губы.
– Серафима, – вторгся в мои мысли голос Хасана. Я вздрогнула и словно очнулась от наваждения.
– А? – невнятно отреагировала я.
Хасан с досадой поморщился, словно увидел перед собой нечто мелкое, но доставляющее неудобства, вроде комара или назойливой мухи. А после улыбнулся и ласково переспросил:
– Ты все поняла?
Не понимая, чего от меня хотят, я честно покачала головой в отрицательном жесте. Наверное, надо было все-таки слушать.
Хасан глубоко вздохнул, поиграл челюстными мышцами, от чего его и так не особенно приветливое лицо приобрело какие-то звериные очертания.
– Видимо, наше юное дарование все прослушало, – подал голос тот самый парень напротив. – О чем задумалась, девочка?
Я закусила нижнюю губу и постаралась сохранить невозмутимость, хотя меня задели его слова и тот уничижительный тон, с которым они были сказаны. Боль и обида разлились в груди, хотя разумом я понимала, что глупо обижаться на слова человека, которого я вижу впервые в жизни.
– Что, даже нечего сказать? – продолжил в издевательской манере мужчина, явно наслаждаясь происходящим.
И только я открыла рот, чтоб достойно ответить, как Хасан резко произнес:
– Хватит, – а после добавил, обращаясь к парню: – Займешься ею. И в машине еще раз все проговори. Раз кое-кому требуется персональное разъяснение.
А это уже было сказано мне.
– Ты все поняла? Делаешь всё, что он, – Хасан ткнул пальцем в сторону красавчика, – скажет. Создавать проблемы не советую. Иначе я разрешу ему заняться твоим перевоспитанием. И тебе это, поверь, не понравится.
От таких слов у меня по коже побежали мурашки. Захотелось передернуть плечами, а еще заплакать. Но так как в этот момент я была объектом внимания не только разозлившегося Хасана и насмешливого красавчика, но и других присутствующих, то изо всех сил старалась удержать самообладание.
– Всё, по машинам, – распорядился Хасан и хлопнул ладонью по столешнице. Это сработало словно сигнал стартового пистолета. Все тут же поднялись и направились к выходу. Я слегка отстала, не желая толкаться в дверях, и не заметила, как рядом оказался тот самый красавчик.
Сложив руки за спиной со скучающим видом, он встал на шаг позади меня, но так близко, что расстояния между нами практически не осталось. Самым наглым образом вторгаясь в мое личное пространство, он старательно следил за тем, чтобы ни в коем случае не прикоснуться ко мне даже краем одежды. Всем этим он словно желал продемонстрировать не только свое превосходство, но и то, что может делать все, что захочет и я никак не смогу этому противостоять. Кто он, и кто я?
Ощущая свою уязвимость, я обняла себя руками за плечи и, опустив голову, поторопилась догнать остальных. Почему-то присутствовало острое нежелание оставаться с этим человеком наедине, сопровождавшееся отзвуками подступающей паники. И хотя он позволил мне удалиться, не став преследовать, легче не стало. Сохранилось ощущение, как будто он по-прежнему находился рядом, за моей спиной, только теперь я его не видела.
Пока шла к гаражу, я то и дело оборачивалась и дергалась от каждого громкого звука. А ведь согласно указанию шефа, нам еще предстояло ехать в одной машине. И мне еще что-то там должны были объяснить.
От острого предчувствия чего-то нехорошего я вновь ощутила подкатывающий к горлу ком. Замедлила шаг, размышляя как мне следует себя вести с этим человеком, но так ничего и не придумала. Идти на открытое противостояние не хотелось, а терпеть насмешки не позволяла гордость.
Уже вскоре я миновала последний поворот коридора, спустилась по железной лестнице и вышла в гараж. Там стояли четыре черных джипа с тонированными стеклами и уже заведенными моторами. Все остальные к этому моменту уже по своим местам и только самый крайний автомобиль стоял с распахнутой дверью у переднего пассажирского сидения.
– Может быть, ты поторопишься? – холодно и надменно произнес сидящий в той же машине на месте водителя красавчик. – Ждем только тебя, принцесса.
Я зашагала быстрее, понимая, что так надо, что придется перетерпеть. Однако все мои инстинкты буквально требовали убраться от этого человека подальше.
Но вот я достигла машины, рывком запрыгнула на сидение и захлопнула дверь.
– Пристегнись, – окатив меня презрением, приказал парень.
Я не шелохнулась. Дело в том, что у меня присутствовала некая странная форма клаустрофобии. Мне необходимо было постоянно находиться в таком положении, которое не сковывало свободу передвижения. Например, я никогда не садилась в общественном транспорте у окна – всегда только со стороны прохода, чтобы иметь возможность в любой момент встать и беспрепятственно выйти. В кафе я также всегда выбирала самый ближайший к выходу столик, а при покупке билетов в кинотеатр предпочитала крайние места. Чувство свободы – оно необходимо мне было как воздух, а потому я физически не переносила любые ограничения. И ремень безопасности, хоть он и был рассчитан на защиту пассажира, воспринимался мною как поводок.