Человек, который разгадал рынок. Как математик Джим Саймонс заработал на фондовом рынке 23 млрд долларов

Глава вторая

Вопрос: В чем разница между математиком с докторской степенью и пиццей?

Ответ: Пицца может накормить семью из четырех человек.

В 1964 году Саймонс покинул Гарвардский университет и приступил к работе в отделении разведки, которое оказывало поддержку в ведущейся холодной войне с Советским Союзом. Выполняя правительственные задания, Джеймс также получил разрешение продолжить научные исследования в области математики. Немаловажно и то, что при этом он получал вдвое больше и начал расплачиваться с долгами.

Саймонс получил предложение о работе из Принстона, штат Нью-Джерси, от одного из подразделений Института оборонного анализа (IDA^[15]). Это была престижная научно-исследовательская организация, которая нанимала математиков из ведущих университетов страны для помощи Агентству национальной безопасности (NSA)^[16] – крупнейшему и самому засекреченному разведывательному ведомству США – в обнаружении и расшифровке советских кодов и шифров.

Саймонс присоединился к IDA в самый бурный период его работы. Советские коды высокого уровня не взламывались на регулярной основе более 10 лет. Перед Джеймсом и его коллегами по отделению исследований коммуникаций IDA стояла задача обеспечить безопасность каналов связи США, а также разобраться в не поддающемся расшифровке советском коде. На новом месте работы Саймонс научился разрабатывать математические модели, которые распознают и интерпретируют определенные закономерности в разрозненных на первый взгляд данных. Он прибегнул к использованию статистического анализа и теории вероятностей – математическим инструментам, серьезно повлиявшим на его дальнейшую работу.

Для того чтобы взломать код, Саймонс разрабатывал для начала план действий. Затем, для проверки и реализации своей стратегии, он создавал алгоритм – совокупность последовательных операций, информация о которых заносится в компьютер. Саймонс плохо разбирался в программировании и поэтому был вынужден обращаться за помощью в выполнении фактического кодирования к штатным программистам своего отдела. Несмотря на это, он оттачивал другие навыки, которые существенно помогут ему в дальнейшем.

«Я понял, что мне нравится заниматься разработкой алгоритмов и компьютерным тестированием», – скажет Саймонс позднее. (1)

На начальном этапе работы Саймонс помог разработать сверхбыстрый алгоритм взлома кода, что устранило проблему, которая долгое время оставалась нерешенной. Вскоре после этого в Вашингтоне специалисты разведывательной службы столкнулись с редким случаем, когда Советы отправили закодированное сообщение с ошибочной настройкой. Джеймс и двое его коллег принялись активно изучать данный сбой. Это предоставляло редкую возможность узнать о внутреннем устройстве системы противника, чтобы в дальнейшем разработать способ, который помог бы извлечь пользу из полученной информации. Благодаря своему успеху Саймонс приобрел известность в разведывательном ведомстве и вместе с командой получил приглашение в Вашингтон, округ Колумбия, где руководство Министерства обороны лично выразило им свою благодарность за проделанную работу.

На новом месте работы был лишь один недостаток: Саймонс не имел права рассказывать о своих достижениях кому-либо за пределами организации.

Все сотрудники отделения были обязаны хранить всю информацию в тайне. Секретность – именно этим словом правительство описывало, по сути, деятельность IDA.

«Чем занимался на работе?» – спрашивала Барбара, когда Джеймс возвращался домой.

«Тем же, чем и всегда», – отвечал он.

Вскоре жена перестала задавать ему этот вопрос.

Саймонса удивил уникальный метод, при помощи которого талантливые исследователи привлекаются к деятельности, и подход к управлению, используемый в его подразделении. Сотрудники, большинство из которых имели докторскую степень, получали работу за свой интеллект, творческие способности и амбициозность, а не за специальные знания или образование. Предполагалось, что исследователи смогут самостоятельно ставить рабочие задачи и проявят достаточную смекалку, чтобы их решить. Ленни Баум, один из самых опытных взломщиков кодов, придумал фразу, ставшую девизом всей команды: «Плохие идеи – хорошо, отличные идеи – ужасно хорошо, отсутствие идей – просто ужас».

«Это был настоящий конвейер идей», – вспоминал Ли Нойвирт, заместитель директора подразделения, чья дочь Биби позднее стала звездой Бродвея.

Ученым не разрешалось обсуждать свою деятельность за пределами организации. Однако внутренняя работа подразделения была выстроена так, что в нем царила удивительная атмосфера открытости и коллегиальности. Большая часть сотрудников – примерно 25 математиков и инженеров – относилась к числу технического персонала. Если команде удавалось найти решение особенно сложной задачи, то в честь достигнутого успеха сотрудники наполняли бокал шампанским и поднимали тост. Ученые часто приходили друг к другу, чтобы предложить свою помощь или выслушать мнение коллег. Сотрудники собирались вместе, чтобы после обеда выпить чашку чая, обсудить последние новости, поиграть в шахматы, поразгадывать головоломки или посоревноваться в сложной китайской настольной игре го.

Саймонс и его жена регулярно устраивали званый ужин, во время которого сотрудники IDA пьянели от приготовленного Барбарой крепкого пунша из рома. Иногда они до самого утра играли в покер с высокими ставками, в результате чего в карманах Джеймса оставалась крупная сумма денег его коллег.

Как-то раз вечером коллеги в очередной раз пришли в гости к Саймонсу, но его не оказалось дома.

«Джима арестовали», – сообщила Барбара.

Джеймс накопил на своем побитом Cadellac так много неоплаченных штрафов за парковку и проигнорировал столько повесток, что полиция решила отправить его за решетку. Математики собрали деньги на залог, расселись по машинам и отправились в полицейский участок, чтобы вызволить Джеймса.

В IDA работало много неординарных личностей с нестандартным мышлением. В одном огромном помещении находилось около 10 персональных компьютеров, которые были в полном распоряжении сотрудников. Однажды утром охранник обнаружил в офисе криптолога, который сидел там в одном халате; его выгнали из собственного дома, и он был вынужден провести ночь в компьютерном зале.

Как-то раз поздно вечером кто-то заметил, как один из сотрудников набирает текст на клавиатуре. Но удивительным было то, что он печатал не руками, а оголенными и вонючими пальцами ног.

«Его пальцы были в ужасном состоянии, – говорит Нойвирт. – Просто отвратительно. Люди пришли в ярость».

Даже когда Саймонс вместе с коллегами занимался раскрытием тайн СССР, он одновременно обдумывал одну из своих идей. Вычислительная мощь компьютеров стремительно росла, но компании по ценным бумагам не торопились внедрять новые технологии, продолжая использовать устаревшие методы вроде сортировки перфокарт для ведения учета и ему подобных. Саймонс решил основать фирму, которая будет торговать ценными бумагами и анализировать акции при помощи компьютеров – концепция, позволяющая произвести настоящий фурор в данной области. В возрасте 28 лет Джеймс рассказал об этой идее своему руководителю Дику Лейблеру, а также одному из лучших программистов IDA. Они оба согласились присоединиться к его компании, которая получила название iStar.

Джеймс и его коллеги привыкли к сверхсекретным схемам работы, и в тайне трудились над своим предприятием. Но однажды об этом узнал Нойвирт. Расстроенный тем, что предстоящие увольнения положат конец существованию их команды, он ворвался в кабинет Лейблера:

«Парни, почему вы решили уйти?»

«Как ты узнал об этом? – ответил Лейблер. – Кто-нибудь еще знает?»

«Все знают. Вы забыли на ксероксе заключительную страницу своего бизнес-плана».

Как выяснилось позднее, их стратегия была скорее в духе Максвелла Смарта^[17], чем Джеймса.

В результате Саймонсу не удалось собрать необходимую сумму для открытия дела, и он отказался от этой затеи. Это не стало для Джеймса большим провалом, ведь он наконец-то добился прогресса в своем исследовании минимальных поверхностей, подраздела дифференциальной геометрии, который давно его интересовал.

Дифференциальные уравнения, которые применяются в физике, биологии, экономике, социологии и многих других областях, описывают производные математических величин или скорость изменения функции. Знаменитый закон Исаака Ньютона – сила, действующая на тело, равна массе этого тела, умноженной на его ускорение, – представляет собой дифференциальное уравнение, так как ускорение – это вторая производная по времени. Уравнения, которые включают в себя производные по времени и пространству, – это примеры уравнений частных производных, которые также применимы для описания упругости, теплоты и звука.

В теории минимальных поверхностей, исследованием которой Саймонс начал заниматься с первого семестра, став преподавателем МТИ, дано важное описание дифференциальных уравнений в частных производных применительно к геометрии. Стандартным примером из этой области является поверхность мыльной пленки, покрывающей проволочную рамку, которую опустили, а затем достали из мыльного раствора. Такая поверхность имеет наименьшую площадь, по сравнению с любой другой поверхностью, ограниченной аналогичным проволочным контуром. В XIX веке бельгийский физик Жозеф Плато, проводя эксперименты с мыльной пленкой, задался вопросом, всегда ли возможны такие поверхности с «минимальными» площадями и являются ли они настолько ровными, что каждая точка их пространства выглядит одинаково, независимо от того, насколько сложна или извилиста проволочная рамка.

Ответ на поставленный им вопрос, который в итоге получил название «задача Плато», удалось найти, по крайней мере применительно к обычным, двумерным поверхностям, что в 1930 году доказал один математик из Нью-Йорка. Саймонс хотел выяснить, является ли это верным для минимальных поверхностей с более сложными поверхностями – то, что геометры называют минимальными поверхностями в римановых многообразиях.

Математики, которые занимаются решением теоретических задач, зачастую с головой погружаются в свою работу: годами они видят в снах решение своей задачи, мечтают и размышляют о ней во время прогулок. Те, кто не сталкивался с так называемой абстрактной или чистой математикой, расценят это как бессмысленное занятие.

Однако Саймонс не просто решал уравнения, как какой-то старшеклассник. Он надеялся открыть и систематизировать универсальные принципы, правила и законы, которые расширят понимание об этих математических объектах.

Альберт Эйнштейн утверждал, что есть естественный порядок вещей; можно сказать, что математики, наподобие Саймонса, занимаются поиском доказательства существования такого мироустройства. В этой работе заключается истинная красота, особенно когда в результате удается раскрыть новые сведения о естественном порядке Вселенной. Подобные теории зачастую находят практическое применение, даже по прошествии многих лет, расширяя наши познания о Вселенной.

В результате, благодаря разговорам с Фредериком Альмгреном-младшим, профессором из Принстонского университета, который нашел решение этой задачи в трех измерениях, Саймонс смог добиться существенного прорыва. Джеймс создал собственное дифференциальное уравнение в частных производных, известное как «уравнение Саймонса», и использовал его для разработки единого решения для шести измерений, а также предоставил контрпример для седьмого измерения. Спустя какое-то время трое итальянцев, в том числе обладатель Филдсовской премии Энрико Бомбиери, доказали, что приведенный контрпример был верен.

В 1968 году Саймонс опубликовал статью «Минимальные поверхности в римановых многообразиях», которая стала фундаментальной работой для геометров, а также оказалась полезной для ряда смежных дисциплин. Исследователи по-прежнему цитируют статью, что только подчеркивает ее непреходящее значение. Благодаря этим достижениям Саймонс стал одним из самых выдающихся геометров в мире.

Несмотря на достигнутый успех на поприще математики и расшифровки кодов, Джеймс продолжал искать новые источники дохода. IDA предоставляла научным сотрудникам гибкий график работы, что позволило Саймонсу находить время для изучения фондового рынка. Работая совместно с Баумом и двумя другими коллегами, Джеймсу удалось разработать новую систему торговли ценными бумагами. В рамках работы в IDA они опубликовали секретную статью под названием «Вероятностные модели и прогнозирование конъюнктуры фондового рынка», в которой утверждали, что предложенный метод торговли способен принести годовую доходность в размере минимум 50 %.

Саймонс и его коллеги отбросили главную информацию, которую берут в расчет большинство инвесторов: прибыль, дивиденды и корпоративные новости – то, что взломщики кодов называют «базовая экономическая статистика рынка». Вместо этого они предложили искать небольшое количество «макроскопических переменных», которые позволяют прогнозировать поведение рынка в краткосрочной перспективе. Они утверждали, что финансовый рынок имеет восемь базовых «состояний», таких, как «высокая дисперсия», когда колебания цен превышают средний уровень, и «хорошее», когда цены растут постепенно.

Уникальность этой статьи заключается в том, что исследователи не пытались определить или предсказать данные состояния с помощью экономической теории, либо других традиционных методов. Кроме того, они не выясняли причины, по которым ситуация на рынке развивалась в том или ином направлении. Саймонс и его коллеги использовали математику для того, чтобы определить ряд состояний, наиболее соответствующих наблюдаемым ценам на рынке, а разработанная модель в соответствии с этим давала рекомендации, какие сделки совершать. По всей видимости, Саймонс и его коллеги не придавали значения тому, почему именно так происходит. Данная стратегия применялась для того, чтобы получить выгоду из предполагаемого состояния рынка.

Для большинства инвесторов, в отличие от игроков в покер, отлично знакомых с таким методом, это был неслыханный подход. Игрок в покер определяет настрой противника, анализируя его поведение, и в соответствии с этим выбирает подходящую стратегию. Если напротив него сидит упавший духом человек, то по отношению к нему применяется одна тактика, если соперник выглядит чересчур довольным и самоуверенным, то другая. Для того чтобы извлечь выгоду из настроя соперника, игрокам совершенно не нужно знать, почему именно их оппонент хмурится или, наоборот, неудержимо радуется; необходимо лишь определить его состояние. Саймонс и его коллеги по расшифровке кодов предложили использовать аналогичный подход применительно к прогнозированию цен акций. В своей работе они опирались на сложный математический инструмент под названием «скрытая марковская модель». Подобно тому, как игрок в покер угадывает настроение противника, обращая внимание на принятые им решения, аналогичным образом инвестор может определить состояние рынка, анализируя колебания цен на акции.

В конце 1960-х годов статья Саймонса по-прежнему нуждалась в доработке. Он и его коллеги сделали изначальное допущение о том, что сделки могут заключаться «при идеальных условиях», которые не включали в себя торговые издержки^[18], даже если эта модель предусматривала активную внутридневную торговлю. Тем не менее можно сказать, что это была новаторская работа. Прежде инвесторы, как правило, искали какое-то экономическое обоснование или применяли обычный технический анализ, основанный на анализе ценовых графиков и исторических цен, чтобы найти определенные закономерности в изменении цен акций и спрогнозировать их поведение^[19].

Саймонс с коллегами предложили третий подход, который чем-то напоминал технический анализ, но отличался большей сложностью и опирался на математические методы.

Они предположили, что можно определить ряд «сигналов», которые передают важную информацию относительно будущего движения рынка.

Не только Саймонс и его коллеги считали, что цены на акции формируются в результате сложного процесса со множеством входных данных, включая те, которые трудно или практически невозможно выявить и которые совсем не обязательно связаны с традиционными, фундаментальными факторами. Примерно в это же время Гарри Марковиц, выпускник Чикагского университета, лауреат Нобелевской премии и создатель современной портфельной теории, наряду с математиком Эдвардом Торпом, занимался поиском ценовых аномалий на фондовых рынках. Торп разработал раннюю версию алгоритмической торговли, опередив Саймонса. (Дальше еще интереснее, уважаемый читатель!)

Саймонс был в авангарде этого направления. Он и его коллеги утверждали, что не обязательно досконально понимать, какие рычаги приводят в движение машину фондового рынка. Вместо этого необходимо разработать математическую систему, которая будет оптимально им соответствовать и приносить постоянную прибыль. Именно данное убеждение определило подход Саймонса к торговле акциями спустя несколько лет. Эта модель стала предвестником революции на фондовом рынке, в том числе в факторном инвестировании^[20]. В будущем использование моделей, основанных на скрытых механизмах работы рынка, а также другие виды количественного инвестирования полностью преобразуют мир инвестиций.

К 1967 году Саймонс достиг в стенах IDA большого успеха. Он занимался расшифровкой советских кодов, проводил успешные исследования в области математики, учился руководить великими умами и пытался как можно лучше разобраться в вычислительной мощности компьютеров.

Его коллеги выдвигали множество идей, а отличительной способностью Саймонса было умение выбрать среди них самые многообещающие.

«Он внимательно прислушивался к мнению коллег, – рассказывал Нойвирт. – Одно дело – генерировать хорошие идеи, и совсем другое – понимать, когда хорошие идеи высказывают окружающие… Он отыскал бы и иголку в стоге сена».

На тот момент Лейблер собирался оставить свой пост, и Саймонсу предстояло стать следующим заместителем директора подразделения. Казалось, что до нового статуса и повышения зарплаты было рукой подать.

Все изменилось с началом войны во Вьетнаме. Той осенью по всей стране, в том числе в студенческом городке Принстонского университета, прошла серия антивоенных протестов. Мало кто из студентов знал, что подразделение, поддерживающее работу NSA, находится неподалеку от университета. Все прояснилось, когда эта информация появилась в статье, опубликованной в университетской газете Daily Princetonian.

Саймонс и его коллеги не имели отношения к работе, связанной с военными действиями. Многие из них выступали категорически против ведения войны. Когда Лиз, дочь Джима и Барбары, отправилась в летний лагерь, они подарили ей кулон с символом мира, в то время как ее друзья получили от своих родителей пакеты с конфетами. Несмотря на непримиримое отношение сотрудников подразделения к войне, студенты Принстонского университета устроили серию акций протеста, в том числе сидячую забастовку, в результате которой вход в IDA был заблокирован. Они забросали здание мусором и закидали яйцами автомобиль Нойвирта, назвав его «детоубийцей». (2)

Когда ожесточенные дискуссии по поводу войны охватили всю страну, в газете New York Times опубликовали авторскую статью генерала Максвелла Д. Тейлора, поместив его фото на обложку воскресного выпуска. В этой статье генерал Тейлор – увешанный наградами ветеран войны, некогда председатель Объединенного комитета начальников штабов США, который убедил президента Джона Кеннеди направить войска в этот регион, – убедительно доказывал то, что Соединенные Штаты выигрывают войну, и для достижения окончательной победы нация должна еще сильнее сплотиться.

Терпению Саймонса настал конец, поскольку он не хотел, чтобы читатели подумали, будто все сотрудники IDA поддерживают войну. Он написал в газету письмо, состоящее из шести пунктов, в котором заявил, что существуют более подходящие способы использования национальных ресурсов, чем ведение войны во Вьетнаме.

«Восстановительные работы в Уоттсе^[21] гораздо больше укрепили бы нашу страну, чем бомбардировка Ханоя, – написал Саймонс. – Нашу страну укрепит нормальная транспортная сеть на Восточном побережье, а не разрушение всех мостов на территории Вьетнама».

Джеймс был весьма доволен собой, когда газета опубликовала его письмо. Реакции со стороны коллег почти не последовало, и он решил, что Тейлор нормально воспринял небольшое расхождение во взглядах. Спустя какое-то время внештатный корреспондент из журнала Newsweek, который работал над статьей о сотрудниках Министерства обороны, выступающих против войны, обратился к Саймонсу с вопросом о том, как они живут с угрызением совести. Джеймс ответил, что он и его коллеги большую часть времени работают над собственными проектами и редко решают государственные задачи. Саймонс добавил, что, будучи противником военных действий, он принял решение целиком и полностью посвятить свое рабочее время математическим исследованиям вплоть до окончания войны, и только тогда он станет выполнять задания Министерства обороны, чтобы поступить по справедливости.

На самом деле официально он не переставал работать на систему обороны. Это была его личная цель, о которой, наверное, не следовало заявлять во всеуслышание.

«Мне было двадцать девять лет, – объяснял Саймонс, – никто и никогда не брал у меня интервью… А самоуверенности у меня не отнять».

Саймонс рассказал об интервью Лейблеру, а тот, в свою очередь, сообщил Тейлору о том, что в Newsweek вскоре выйдет определенного толка статья. Спустя какое-то время Лейблер пришел к Саймонсу с тревожной вестью.

«Ты уволен», – сказал он.

«Что? Ты не можешь меня уволить, – ответил Саймонс. – Я постоянный член этой организации».

«Джим, единственная разница между постоянным и временным сотрудником заключается лишь в том, что временный сотрудник работает по контракту, – ответил Лейблер, – а у тебя его нет».

В самый разгар рабочего дня ошеломленный Саймонс вернулся домой. Через три дня президент Линдон Джонсон объявил о прекращении бомбардировок. Это означало, что военные действия скоро закончатся. Саймонс понял, что благодаря этой новости он сможет вернуть себе работу. Однако Лейблер сказал, что ему не стоит больше здесь появляться.

К тому времени у Джеймса было трое маленьких детей. Он смутно представлял себе, чем будет заниматься в будущем. Однако столь внезапное увольнение убедило Джеймса в том, что ему необходимо взять под контроль свою дальнейшую жизнь. Хотя он и не был уверен в том, как именно это сделать. Его статья о минимальных поверхностях привлекла к себе внимание, благодаря чему он получил несколько предложений о работе от ряда университетов и компаний, включая IBM^[22]. Леонарду Чарлапу, своему другу и коллеге по цеху, он сказал, что преподавание математики слишком скучное занятие. Саймонс также отметил, что мог бы работать в инвестиционном банке^[23] и заниматься продажей конвертируемых облигаций. Когда Чарлап сообщил, что понятия не имеет, что представляют собой конвертируемые облигации, Саймонс детально объяснил ему все, что связано с этим вопросом. Чарлап разочаровался в своем друге: Джеймс был одним из ведущих молодых математиков в мире, а не кем-то, кто станет что-то сбагривать на Уолл-стрит.

«Это просто смешно, – возмутился Чарлап, – что в твоем понимании идеальная работа?»

Саймонс признался, что хотел бы возглавлять большую кафедру математики, но в силу возраста и отсутствия нужных знакомств не мог этого сделать.

Чарлап заявил, что у него появилась идея. Чуть позже Саймонс получил письмо от Джона Толла, который возглавлял Государственный университет Стоуни-Брук, расположенный на Лонг-Айленде, примерно в 97 км от Нью-Йорка. На протяжении 6 лет университет искал подходящего человека на должность заведующего кафедрой математики. Данный вуз имел определенную репутацию, связанную с проблемой употребления наркотиков в университетском городке. (3)

«Единственное, что нам было известно об этом месте, – то, что там проводились рейды наркоотдела», – говорит Барбара.

Толл был полон решимости изменить сложившуюся ситуацию. Нельсон Рокфеллер, губернатор Нью-Йорка, нанял физика Толла, чтобы тот возглавил программу по превращению университета в один из престижнейших вузов страны, на реализацию которой правительство выделило 100 миллионов долларов. Он уже нанял лауреата Нобелевской премии по физике Янг Чжэньнина и теперь сосредоточился на возрождении кафедры математики. Толл предложил Саймонсу возглавить кафедру, предоставляя ему привлекательную возможность стать полноправным руководителем и выстроить работу так, как он считает нужным.

«Я согласен», – сказал он Толлу.

В 1968 году, когда Саймонсу было 30 лет, он с семьей переехал жить на Лонг-Айленд, где начал привлекать к работе новых сотрудников и налаживать работу кафедры. В первую очередь Саймонс решил нанять математика из Корнеллского университета по имени Джеймс Акс, который годом ранее получил престижную премию Коула за вклад в теорию чисел. Однако Акс, будучи выпускником Лиги плюща^[24], не торопился стать частью какого-то безызвестного университета вроде Стоуни-Брук. В Корнелле у него была жена, маленький сын и блестящее будущее. Впрочем, во время магистратуры в Беркли Саймонс и Акс успели подружиться и по-прежнему общались. Это вселяло в Джеймса некоторую надежду, когда ему с Барбарой предстояло встретиться с молодым математиком после 5-часового пути на северо-запад, в Итаку, штат Нью-Йорк.

Саймонс начал обхаживать Акса, обещая ему существенную прибавку к зарплате. Позднее Саймонс пригласил его семью в Стоуни-Брук, где отвез своих гостей на Вест-Мидоу-Бич, находящийся неподалеку от Брукхейвена, возле пролива Лонг-Айленд. Он надеялся, что живописные виды заставят Акса изменить свое мнение. По возвращении в Итаку Акс и его жена, которую тоже звали Барбара, получили от Саймонса посылку с камушками и другими памятными вещицами, воскрешающими воспоминания об умеренном климате Стоуни-Брук.

Акс попросил дать ему время для того, чтобы обдумать предложение, что огорчило Саймонса. Однажды Джеймс, одетый в теннисную форму, зашел в свой кабинет в Стоуни-Брук, швырнул ракетку на пол и заявил коллеге: «Если мне придется и дальше кого-то умасливать, я умываю руки!» Впрочем, уговоры оказались не напрасны. Акс стал первым именитым ученым, который присоединился к Стоуни-Брук.

«Он просто извел нас своими уловками», – говорит Барбара Акс.

Решение Акса свидетельствовало о серьезных намерениях Саймонса.

По мере того как Джеймс ездил по различным университетам, он пытался усовершенствовать свой подход, обдумывая, что именно необходимо для привлечения интересующих его математиков.

Те, для кого на первом месте стоят деньги, получат прибавку к зарплате; специалисты, которые по большей части занимаются научными исследованиями, будут иметь меньше академических часов, дополнительный отпуск, щедрое финансирование в проведении исследовательской работы и помощь в преодолении действующих на нервы бюрократических требований.

«Джим, я не хочу входить в состав комиссии кафедры», – заявил ему один из кандидатов.

«Как насчет библиотечной комиссии? – поинтересовался Саймонс. – Там будете только вы».

В попытках заполучить успешных кандидатов Джеймс сформировал собственный взгляд на то, как выглядит талантливый специалист. Он рассказал одному профессору из Стоуни-Брук, Хершелю Фаркасу, что ценит «настоящих убийц» своего дела, которые будут строго нацелены на выполнение поставленной перед ними математической задачи и не отступят до тех пор, пока не найдут подходящее решение. Другому коллеге он сказал, что некоторые ученые, обладая «недюжим интеллектом», мыслят очень стандартно, а значит, не подходят для работы в университете.

«Есть просто ученые и есть настоящие ученые», – сказал он.

Саймонс стремился создать благоприятную рабочую обстановку, где царит атмосфера взаимопомощи, как это было в IDA. Для того чтобы поддерживать правильный настрой среди преподавателей, Джеймс устанавливал оптимальное количество академических часов и приглашал своих коллег составить его семье компанию на недавно купленной 7-метровой лодке, которая была пришвартована в проливе Лонг-Айленд. В отличие от некоторых других прославленных ученых, Саймонс получал удовольствие от общения с коллегами. Джеймс мог зайти в кабинет любого профессора, поинтересоваться, над какими проектами тот работает и чем он лично может ему помочь, аналогично тому, как это происходило в IDA.

«Кто-то считает странным заботу о благополучии коллег», – говорит Фаркас.

Для того чтобы создать для математиков и студентов более непринужденную атмосферу, Саймонс одевался не столь официозно, как другие преподаватели. Джеймс редко надевал носки, даже в холодные нью-йоркские зимы, – привычка, которой он остается верен и в свои 80 лет.

«Я посчитал, что трачу на это слишком много времени», – говорит он.

Каждую неделю Джеймс и Барбара устраивали вечеринки, на которых ученые, художники и другие интеллектуалы, сняв обувь и ступив на белоснежный ковер Саймонса, угощались напитками, обсуждали политику и другие актуальные темы.

Саймонс принимал и неудачные решения, например, когда позволил Яу Шинтуну, будущему лауреату Филдовской премии, уволиться после того, как молодой геометр настойчиво попросил предоставить ему постоянную штатную должность. Несмотря на это, Саймонсу удалось создать один из ведущих мировых центров по изучению геометрии. Он нанял 20 математиков, а также научился осуществлять поиск лучших умов страны, привлекать их к работе и руководить их деятельностью.

К тому моменту, как кафедра Саймонса расширялась, его личная жизнь начала давать трещину.

Студентам нравился харизматичный характер Джеймса. В любое время двери его кабинета были для них открыты. После публикации работы, посвященной минимальным поверхностям, он получил широкое признание и наслаждался преимуществами руководящей должности. Все это происходило как раз в тот период, когда отношение к сексуальным нормам и табу стремительно менялось. Бестселлером того времени стала книга «Открытый брак»^[25], которая призывала супругов «отбросить условности брака» и вступать в сексуальные отношения на стороне. Одновременно движение за права женщин убеждало девушек сбросить оковы, которые навязывает им общество, что также означало отказ от строгой одежды и моногамных отношений.

«Мне казалось, будто среди ассистенток не угасал спор о том, кто вправе носить самую короткую юбку», – вспоминает Чарлап, профессор Университета Стоуни-Брук.