– Вы, однако пристрастны, дядя Паскале! – заметил Ликсия.
Но старик кашлял; глаза его выкатились из орбит, а на бороде виднелись нити из кровавой слюны. Он не расслышал замечания студента. Когда кашель прошел, он снова заговорил, стоя по прежнему неподвижно у стены с маленьким серпом в руке, точно олицетворение Смерти.
– Святой Франциск, что это за дьявольский кашель! Да, мой сын умер в тюрьме, когда приближался конец его заключению. Ну, да ладно. Он оставил мне двух детей.
– Он был женат?
– Он был вдовец. Ну, так значит – двух детей – мальчика и девочку. Мальчик ушел со странствующим слесарем, и я не видал его с тех пор. Девочка Мария Анникка поступила в прислуги в дом старшины. Ты его знаешь, Марка Вирдис… да, знаешь?… Этого богача.
– Еще бы, это мой дядя! Ну, так что же?
– А вот послушай. Девушка была настоящая серебряная пальма. Это был свет очей моих. Но она поступила очень легкомысленно – прижила ребенка от хозяина. Разве она не знала, что Марк Вирдис богач и не может жениться на ней? Но надо терпеть! Святой Франциск! Господь Бог простит ей, как я простил.
– А где она теперь? Ах, да, ведь, я, кажется слышал эту историю! Она умерла, неправда ли?
– Она умерла.
– А сын?
– Он у меня, но он такой дурной ребенок! Настоящий чертенок! Он не хочет работать; не помогает мне и ничего не делает. Что поделать! Но больше всего меня заботит мысль о том, что будет с этим ребенком. Что будет с ним, когда он останется один, без родных и без гроша?
– Дядя Паскале, – сказал Ликсия, точно вдохновленный: – не думайте об этом! Мир идет вперед. Там за морем на континенте люди хотят, чтобы все были равны; через двадцать-тридцать лет, а может быть и раньше, не будет больше ни богатых, ни бедных, а все люди будут работать, и у всех будет достаточно, чтобы жить в довольстве. Сюда в Сардинию тоже придет этот новый закон. Не задумывайтесь над судьбою своего внука; когда он будет стариком ему не придется бродить, как вам, по невозделанному берегу, рискуя умереть в пустой местности и быть съеденным воронами.