Растерянный континент. В защиту демократии и независимости Европы

Не может быть Европы без свободы и равенства

Однако верно и то, что одной из причин неудач нацистов и Советов стало их открытое неприятие приверженности, которую Европа демонстрировала на протяжении веков своей эволюции – ее стремления к свободе и равенству. Гитлеровский режим презирал две основные ценности, культивируемые со времен эпохи Возрождения, которые определяли интеллектуальную и политическую жизнь Европы в течение пяти столетий и которые теперь формируют ее воображение и политические стратегии.

На протяжении многих лет стремление к свободе принимало различные формы. В Средние века это была борьба за примат мирского над религиозным, в новое время им стало требование независимости и национального суверенитета. На индивидуальном уровне это желание сначала приняло форму борьбы за свободу религии и вероисповедания, что привело к Реформации 1517 г. и появлению кальвинизма в 1536 г. Позже оно вылилось в борьбу за свободу совести и прав человека с осуждением абсолютизма, английскую революцию XVII века, философию Просвещения в XVIII веке, вплоть до триумфального провозглашения во Франции Декларации прав человека и гражданина в 1789 г.

Столетия борьбы за свободу одержали верх над всеми проявлениями религиозного и политического противоборства и завершились установлением либеральных демократий практически на всем европейском континенте.

История борьбы за равенство, второго великого принципа, определенного Французской революцией, несколько сложнее. Она восходит к становлению христианства, которое явно противостоит рабству и неравенству Древнего мира, создавшему четкие различия между имевшими все права гражданами, иностранцами, лишенными права голоса и доступа к земельной собственности, и рабами, которым было предназначено тяжело работать и кормить всех остальных. Христианское Евангелие внесло новое слово, отстаивая принцип всеобщего равенства, независимо от расы, пола, статуса или социального положения. Этот революционный принцип (который впоследствии Ницше считал основой религии рабов) выстоял во всевозможных испытаниях, пережив невзгоды и столкнувшись с сильным сопротивлением. В конце концов за столетия он утвердился в сознании европейцев и на заре демократии стал применяться (по крайней мере, частично) на политическом уровне. Сам принцип демократии основан, если не на вполне реальном, то на формальном равенстве всех граждан.

Нацизм стремился переломить это светское движение, отстаивавшее свободу и равенство. Запредельной жестокостью он покончил со свободой и равенством для всех и каждого, сохраняя их исключительно за незначительным меньшинством (хотя и большинством в Германии) – расой арийских властителей.

Гитлер сумел опереться на прочную социальную основу, объединив насилие и наиболее антиэгалитарных представителей буржуазии, веривших, что вечное спасение, согласно положению кальвинизма, уготовано лишь для кучки избранных и тех правых националистистов и колониалистов, кто считал, что раса белых европейцев выше всех других. При этом он вызывал отвращение как у самых пылких приверженцев равенства – советских коммунистов, так и у самых преданных защитников свобод – англосаксонских либералов правого крыла, истинных христиан и социал-демократов, стоявших на защите всех и всяческих меньшинств.

В этом смысле следует признать, что коммунизм провозглашал (зачастую преувеличенно) одну из двух кардинальных ценностей Европы – равенство. Этим объясняется его успех, по крайней мере, на ранних стадиях, а также опасения, которые он внушал в целом правой элите, всегда скептически относившейся к равенству. Однако вследствие гражданской войны в России, иностранных вторжений, нацеленных на его свержение, и насильственного уничтожения радикальных социалистических движений, олицетворяемых в Берлине Розой Люксембург и Карлом Либкнехтом, а также из-за борьбы за власть, которая подтачивала его изнутри, советский коммунизм вскоре был вынужден принести свободу в жертву равенству и превратиться в диктатуру. Желая обеспечить победу равенства за счет упразднения свободы, коммунизм в конечном итоге тоже сбился с пути. Отсутствие свободы в сочетании с экономической некомпетентностью привело его к краху.

Предварительный вывод: провалившийся опыт нацизма и коммунизма научил нас – чтобы остаться надолго, европейское строительство должно отвечать всем требованиям свободы и равенства в долгосрочной перспективе. Однако в отношении свободы и равенства на уровне демократии функционирование нынешнего Европейского союза оставляет желать лучшего…

Частичный успех «мягкого» подхода

Чтобы понять сегодняшнюю Европу, вернемся к поучительным примерам Священной Римской империи германской нации и Австро-Венгерской империи. Из всех предпринятых в истории попыток они стали наиболее успешными, поскольку, вопреки всем противоречиям, продержались несколько веков. Своим долголетием они во многом обязаны медленному и постепенному развитию, хотя оно не всегда (особенно поначалу) было мирным и спокойным. Мы проследили, как на раннем этапе Священная империя, например, спровоцировала религиозный раскол с Византией, чтобы оправдать свое отделение от Восточной Римской империи. Но как только великие завоевания закончились, их территориальная интеграция долгое время осуществлялась не с помощью меча, а благодаря бракам по согласию и разумным матримониальным стратегиям. Немного погодя идеология отошла на второй план и даже привела к серьезному конфликту с Церковью.

Из 844 лет шести месяцев и четырех дней существования Священная Римской империи германской нации два столетия она наслаждалась территориальной экспансией, а затем 650 лет почти непрерывно распадалась. Потеряв Италию, Бургундию, Нидерланды, Бельгию и Швейцарию, империя осталась с территорией, включавшей только Австрию и Западную Германию.

Ее политическая трансформация происходила по той же восходящей кривой, чтобы затем неизменно спуститься вниз: централизованная и абсолютная на ранних этапах, императорская власть шла к своему непрерывному упадку. Однако это не мешало ей сохранять свой престиж и проявлять удивительную стойкость. Несмотря на свои бесчисленные несовершенства, это невероятное сооружение оказалось востребованным.

Хоть и не в состоянии вести наступательные войны и, следовательно, расширяться, обе империи успешно обеспечивали политическую стабильность в Центральной Европе и мирно разрешали конфликты между входящими в них странами (за исключением религиозных войн). Они знали, как сдержать властные притязания самых амбициозных князей, защитить своих подданных от деспотизма знати и избавить от соблазна иностранных завоеваний (например, Франции Людовика XIV), способствуя таким образом ослаблению любых центробежных тенденций. Короче говоря, две империи выполняли важнейшую государственную функцию – обеспечение безопасности. Империя – это, прежде всего, архитектура безопасности. Не будем забывать, что дважды – в XVI веке и еще раз в 1683 году – Священной империи и Австрии удалось одержать победу над османами, которые осадили Вену и угрожали всей христианской Европе. Позднее империи сосредоточились в основном на экономической интеграции с помощью развития единого рынка между Северной и Южной Европой, а также в Центральной Европе – для Австрии. Этот «общий рынок» позволял направлять в города и порты растущие излишки сельскохозяйственной продукции, а также товары зарождавшейся городской промышленности. Благодаря монополии на чеканку монет была введена уникальная валюта – денье или имперский талер, – которая высоко ценилась иностранными торговцами того времени. Эта монополия, наряду с разработкой серебряных рудников, также позволяла империям контролировать «тонлье» – пошлину с продаж на местных рынках. Другими словами, империи полностью контролировали весь импорт, экспорт и товарооборот.

Наконец, непрерывно создавались правовые нормы и суды для их толкования, чтобы поддерживать центральную власть. Начиная с реформ 1495 года отправление правосудия, а также монополия на право и создание правовой базы должны были стать главными опорами императорской власти Священной империи. Стоит отметить, что судам было позволено выступать в качестве источников финансирования, возвращая доходы от штрафов или вынося решения, пополнявшие императорскую казну.

Сегодня эти регулятивные полномочия также являются основополагающей силой Европейского Союза, как мы увидим ниже. Нагромождение законов и постановлений укрепляет аппарат и усиливает власть судей и юристов в ущерб исполнительной власти. Вместе с тем оно создает комплекс процедур, практик, обычаев и традиций, которые объединяют части системы и оправдывают управленческую бюрократию.

Как любое наднациональное образование империи, постоянно разрываются между центробежными силами, направленными на их разделение, и центростремительными – централизацией или абсолютизацией власти, призванной сохранить их целостность. Поэтому их выживание зависит от мастерства во внутренней борьбе за власть, состоящей из сдержек и противовесов. Очевидно, что и Священная империя, и Австрия долго вели подобную игру: становились централизованными и авторитарными, когда тенденция тяготела к абсолютизму, или децентрализованными и более либеральными, когда того требовало время.

Следует также отметить, что императоры Священной империи избирались, что было непросто, так как для коронации требовалось согласие князей-избирателей и разрешение папы. И хотя эти многочисленные союзы ослабляли суверена, они в то же время укрепляли его легитимность и не позволяли ему монополизировать государственное насилие в собственных интересах. Что касается Австрии, то прихотливый баланс между католиками и протестантами, Австрией и Богемией, а позже между Австрией и Венгрией, вынуждавший уважать меньшинства со своими языками и традициями, также способствовал уравновешиванию могущества соверенов, превращая их скорее в арбитров, чем во всесильных деспотов.

И наконец, обе империи смогли просуществовать до тех пор, пока были способны обеспечивать безопасность и определенную степень экономического процветания, устанавливать социально продуктивные стандарты и поддерживать с помощью соответствующих институтов баланс власти между различными политическими силами и составлявшими их нациями. Они прекратили свое существование, когда были уже не в состоянии выполнять одну или все эти функции.

Что касается Европы, то мы с полным на то правом можем задать ряд вопросов. Способна ли Европа обеспечивать безопасность и процветание? Соблюдают ли ее институты внутренний политический и социальный баланс? Установлены ли ее стандарты для удовлетворения потребностей всех и каждого или лишь немногих? В состоянии ли она реагировать на внешнее давление? Следует ли она по пути очень устойчивой Римской империи германской нации и многонациональной Австрийской империи или идет по зыбкому следу Карла Великого и Михаила Горбачева?

Глава 3. Греческий синдром и американизация Европы

Предвзятых взглядов, плавных, естественных, бессознательных движений ума, несомненно, будет недостаточно, они станут малопригодны для решения новых проблем. Национализм, интернационализм, индивидуализм сегодня заходят в тупик, кружат в вихре невозможностей, втянуты в противоречия, которые потребуют активного принятия решений и трезвого самоанализа.

Альбер Тибоде «О Фукидиде»

История учит, но у нее нет учеников!

Антонио Грамши «Об Италии и Испании, Ordine Nuovo»

Не обращайте внимания и не придавайте значения ни тому, что говорят вам другие, ни упрощенным и лживым хроникам, которые будут написаны об этом времени в угоду логике линейной и тленной истории; настоящая история круглая и продолжается вечно.

Карлос Фуэнтес «Terra Nostra»

В ноябре 2018 года Европа отмечала столетие окончания Первой мировой войны. Президент Франции Эммануэль Макрон пригласил семьдесят глав государств на празднование окончания величайшей бойни в военной истории Европы. Затем состоялся Форум мира, проигнорированный президентом США Дональдом Трампом. Повсюду проходили торжества в честь восстановления мира между Францией и Германией, церемонии в честь павших, торжественные речи, выставки и телевизионные трансляции.

Но усвоили ли мы уроки этой ужасной войны и тех, что последовали за ней – Второй мировой и холодной войны, и действительно ли поняли, что они значат для Европы?

В предыдущей главе мы перечислили попытки объединения Европы, которые предшествовали созданию ЕС, и рассмотрели причины их успеха или неудачи. Теперь мы сменим угол зрения и еще больше углубимся в историю, отправимся в Древнюю Грецию, великая, но трагическая судьба которой проявляет поразительное сходство с судьбой Европы.

После столетий завоеваний и беспримерного могущества в 146 г. до н. э. влиятельная греческая цивилизация позорно позволила поглотить себя римлянам. Почему Греция не смогла противостоять экспансии Рима, который занял ее место в истории?

Почему славные победители битв с могущественной Персией при Марафоне и Саламине, создатели демократии, философии и рационализма, строители храмов в Дельфах и Эпидавре, архитекторы Олимпийского стадиона и Парфенона, доблестные пехотинцы, благодаря которым эллинская цивилизация с триумфом дошла до Памира, – почему эти выдающиеся греки пришли к такому жалкому финалу? Эти вопросы преследуют Европу со времен Первой мировой войны.

В своем эссе «О Фукидиде», написанном сразу по окончании Первой мировой войны, франко-швейцарский эллинист Альбер Тибоде одним из первых указал на то, как удивительно похожи Первая мировая и Пелопоннесская войны, несмотря на «глубокое различие между современным государством и греческим городом-государством»^[20]. Каким образом гражданская война 2400-летней давности между двумя городами-государствами может пролить свет на войну между крупнейшими европейскими державами в начале XX века?

Оба конфликта (каждый в своем роде) предопределили судьбу той части мира, где они произошли, со сходствами и параллелями, которые будоражат воображение внимательного наблюдателя. В определенном смысле сегодняшняя Европа и основная конфедерация входящих в нее государств, то есть Европейский союз, напоминает положение Греции после Пелопоннесской войны, когда Греция стремилась вернуть себе прежний блеск и формировала коалиции, чтобы восстановить свое единство и сохранить независимость, столкнувшись с угрозой экспансии со стороны восточных и западных соседей.

Греция – Европа в миниатюре?

Начнем с того, что общая судьба классической Греции и современной Европы – следствие географического явления. При всем различии в масштабах оба региона представляют собой полуострова, обращенные лицом к морю и спиной к обширной внутренней территории. Заливы и скалистые мысы Греции врезаются в воды Средиземного моря так же, как Европа Британскими островами погружается в Атлантический океан, а Апеннинским и Пиренейским полуостровами – в Средиземное море.

В обеих надежность и притягательность суши сочетаются с духом приключений и предприимчивости на море. Обе представляют собой «континентальную массу с внутренними равнинами, питающими земледельцев, и аграрной эволюцией, которая связывает их с маршрутами перемещения людей», – говорит Тибоде. И продолжает: «Мы часто показывали, что Греция – это Европа в миниатюре и что Аттика – уменьшенная копия самой Греции»^[21].

Эта географическая схожесть, несомненно, обусловила и общие особенности истории и цивилизации. На греческом полуострове и на обширном европейском полуострове – множество укромных уголков, где созданы идеальные условия для распространения и развития и многообразных местных культур. Эти земли не настолько богаты, однородны и легкодоступны, чтобы способствовать возникновению мощных держав, которые могли бы доминировать над огромными поселениями людей. Самое главное, они открыты бескрайним морским горизонтам, которые облегчают связи, открывают перспективы, разрывают традиционные узы, короче, влекут к исследованиям и приключениям.

Местность сформировала яркие локальные особенности, которые нашли отражение в городах-государствах и государствах, обладавших сильными традициями и устойчивым самосознанием, прививая при этом чувство общности со вселенной благодаря одному языку, одной религии и собственным институтам. У греков был общий алфавит, общие боги, Олимпийские игры и амфиктионии или религиозные советы для управления большими храмами. Европейцев объединяли латынь, христианство, церковь и римское право, – по крайней мере, до эпохи Возрождения.

Даже практика определения дат была схожей. Она устанавливалась в соответствии с религией, а не с правлением властителей. В Греции она была определена по первым Олимпийским играм, которые имели религиозное происхождение и предположительно открылись в 776 году до н. э. по инициативе царя Элиды. Первая Олимпиада послужила основой для греческого календаря, так же как предполагаемая дата рождения Христа стала обозначением первого года в европейском календаре.

Если географическое своеобразие Греции препятствовало возникновению огромных империй, управляемых абсолютными монархами, господствующими над массами неграмотных крестьян и рабов, то оно благоприятствовало становлению самых разнообразных политических режимов: простой или двойной монархии, аристократии, олигархии, тирании или демократии. Постоянное подражание/соперничество между ними способствовало развитию инноваций, творчества и изобретательности.

На интеллектуальном уровне благодаря Гомеру и Гесиоду и введению финикийского алфавита быстро развивалась литература. Процветали искусства, развивались ничем не сдерживаемые живопись и скульптура, десятки богов и богинь пополнили пантеон богов. С освоением геометрии и изобретением дорических и ионических ордеров в архитектуре появились величественные храмы, возникли изящные общественные памятники, как и романские и готические соборы, ставшие типичными для Европы Средневековья.

Письменность и арифметика также способствовали развитию сельского хозяйства и промышленности: обрабатывались поля, производились пифосы и амфоры для перевозки и хранения вина и оливкового масла. Новые технологии, такие изобретения, как мельница, руль и якорь, помогли росту торговли. Произошел демографический взрыв, за четыре столетия между 800 и 350 годами до н. э. население увеличилось в десять раз. Соревнуясь в смелости, города осваивали дальние территории и одну за другой основывали колонии на побережьях Малой Азии (Иония), Африки (Киренаика), Адриатики и Сицилии, Южной Италии (Великая Греция), Прованса, Испании и даже Черного моря (Херсонес и Пантикапей в Крыму, Ольвия в северном Причерноморье) и др.

В 500 году до н. э. Греция разрослась и продолжила основывать города-государства в Восточном Средиземноморье и на берегах Черного моря. Поначалу эти колонии поддерживали тесные связи с создавшими их метрополиями и постоянно участвовали в экономических, гуманитарных, торговых и политических сделках. Усилилось разделение труда между крестьянами с одной стороны и производителями ремесленных изделий и оружия – с другой. Бартера стало недостаточно, и возникла монетарная экономика – благодаря Крезу, правителю Малой Азии и эллинофилу, который изобрел государственную валюту и государственную монополию на чеканку монет.

Морская торговля неудержимо развивалась. Появились две денежные системы на основе эгинской и эвбейской мины^[22]. Порты стали крупными экономическими и политическими центрами. С появлением порта Пирей Афины стали ведущей морской державой благодаря своему расположению в самом сердце Аттики на пересечении торговых путей между континентом, Ионией, Критом и Босфором.

В это же время были созданы институты и законы, которые прославили Древнюю Грецию. Спарта под предводительством Ликурга ввела особый режим – одновременно аристократический, военный и строго эгалитарный, во главе с двумя царями. Полулегендарный спартанский законодатель создал герусию – своего рода совет старейшин, состоявший из мужчин старше шестидесяти лет, который действовал как верховный или апелляционный суд последней инстанции, целью которого было сохранение баланса власти между двумя царями и собранием граждан. Территория Спарты была разделена на неотъемлемые участки, которые была обязана возделывать каждая семья. Правящий класс Спарты составляли несколько тысяч граждан, которым было запрещено работать и вменялось в обязанность посвящать себя исключительно военному искусству.

В 621 году до н. э. афинский государственный деятель Дракон (Драконт) впервые составил законы в письменном виде, сделав их доступными для грамотных. Он установил четкое разграничение между умышленным и ненамеренным убийством, что позволило ослабить напряженность между городами-государствами и помогло им выбраться из порочного круга личной мести. Два поколения спустя известный политик-реформатор Солон отменил многие «драконтовские законы», в том числе рабство за долги, ввел институт присяжных в судах и определил налог на основе опроса в зависимости от принадлежности к социальному классу. Поскольку народное собрание было открыто для всех, налог на голосование обеспечивал доступ к магистратам. Таким образом, Афины заложили основы подлинной демократии, доверив суверенную власть собранию граждан (исключая, однако, рабов, женщин и иностранцев).

Чуть позже в городе Локри (Локры Эпизефирские), колонии Великой Греции в Калабрии, Залевк также реформировал уголовное законодательство и ввел законы о роскоши. Стремясь пресечь накопление богатств богатыми и уберечь город от политических беспорядков, он, в частности, запретил гражданам продавать свое наследство, достигнув таким образом эпохи стабильности, которая восхвалялась и воспевалась во времена античности. Город Локри известен также тем, что там была создана традиция, которой не мешало бы воспользоваться современным законодателям с их многословными и сомнительными законодательными нововведениями. Тот, кто хотел изменить закон или предложить новый, должен был предстать перед собранием с веревкой на шее. Если ему не удавалось убедить большинство граждан принять его предложение, ему грозила виселица…