Поиски затруднялись отсутствием освещения – слабый свет от фонарей, освещавших мокрый асфальт дороги, находившейся пятью этажами ниже уровня пола их квартиры, не позволял разглядеть как следует обстановку тесной кухоньки.
Наконец, нож, а также абразивный брусок для заточки были найдены в одном из ящиков кухонного гарнитура и Паша, чертыхаясь и покрывая руки глубокими порезами, заточил ножи, предназначавшиеся для ритуального самоубийства.
Пока муж точил ножи, Лена оставила корявые надписи карандашом на стенах квартиры, гласившие: «жить так больше нету сил», «мы уходим, нас не ждите», «да здравствует Цифра!», после чего присоединилась к Паше на кухне.
До этого она, пораскинув мозгами, решила открыть входную дверь в квартиру. «Ей бы не хотелось, чтобы люди обнаружили их тела, когда они уже начнут разлагаться» сказал бы по этому поводу Хираока Кимитакэ.
Паша уже сидел на кухне в позиции сэйдза и ждал Лену…
Далее рука моя не поворачивается нашлёпывать на экране моего смартфона буквы, складывающиеся в строки, повествующие о подробностях произведённого молодыми людьми ритуального, в духе самураев, самоубийства. Ибо как русскоязычный сможет передать острые чувства и ощущения, испытываемые человеком, вспарывающим своё пузо холодным оружием?
За консультацией на этот счёт лучше обратиться к Юкио Мисиме – он лежит во-он на том шезлонге в третьем ряду от кромки прибоя.
Голова должна быть где-то неподалёку…