Бежать…
Яна села на кровать, трясущимися руками укуталась одеялом и закрыла глаза и уши. И всё равно она слышала громкие крики родителей.
Дома у неё внешнее благополучие, стабильность, некоторый уют, хотя это как посмотреть. «Нормальная» семья, а семьи по-настоящему и нет. Нормальность и внешнее благополучие строилось на огромной квартире в новостройке посреди юго-западного района Москвы, двух джипов годичной давности в максимальной комплектации у матери и отца, в возможности посещать элитные заведения всех мастей в столице. Каждый день был расписан у всех обитателей дома, но среда, пятница и воскресенье – дни встречи всей семьи за общим столом, и это никогда не обсуждалось. Такая традиция, постоянность которой никем не нарушалась, создавала в некоторой степени уют. Но эти крики…
Яна тряслась мелкой дрожью, хотя под одеялом было очень жарко. Девушка открыла уши и стала вслушиваться в слова. Конфликт был ни о чём. Серьёзно. В сотый раз отец и мать пытались разобраться, чьё мнение правильнее, кто главнее и почему они такие идиоты, что выбрали друг друга. После оскорблений личности начиналось рукоприкладство. А затем хлопок дверью и тишина. И так изо дня в день. Причём дверью хлопала то мать Яны, то отец. Потом они мирились и всё становилось нормально. Но осадок оставался каждый раз. Каждый раз после таких ссор Яна чувствовала, будто из неё высосали все силы, хотя она не вмешивалась. Она постоянно жила в ожидании ссоры. Получались молчание, закрытость, дрожащие руки, отсутствие аппетита, медленный шаг, позднее возвращение домой, затем нервные срывы, походы к психологу, таблетки, алкоголь, снова таблетки. Жизнь, казалось, катилась к чертям. В один день терпение Яны лопнуло.
Сумка, сложенные вещи, деньги из копилки, билеты на поезд в другой город, маршрутка, автобус, вокзал, плацкарт.
Поезд тронулся. Яна лежала на кровати, положив голову на руку. Её ухо прижималось так сильно, что она слышала, как кровь с каждом ударом сердца рывками неслась по артериям. Всем телом она ощущала удары колес по рельсам. На один стук колеса приходилось по 2-3 сердечных удара. И сердце замедлялось с каждым километром, пока поезд удалялся от города. Она уехала, потому что устала терпеть. Уехала, чтобы сделать свою жизнь другой.
Первое апреля
«Я не хочу больше тебя видеть, слышать, ощущать твоё присутствие рядом. Я не хочу знать, что ты есть. Ты не такая, какой я тебя представлял, а какая ты есть – ты мне не нужна. Нам нужно расстаться…»
Она перечитывала это короткое сообщение раз за разом и пыталась понять в нём только одно – в чём она провинилась? На календаре светилось «1 апреля», но ей было не до шуток. Набирая номер парня она слышала автоответчик, а в социальных сетях обнаружила себя заблокированной у него. Разочарование, чувство предательства, боль… От неё отказался человек, которого она выбрала для будущей жизни. Она уже построила планы и рисовала в голове идеальную жизнь. И в одночасье весь этот нарисованный мир стал заляпан чернилами прощального письма, а острое металлическое перо, коим писали письмо, вонзилось в самое сердце. «Не хочу… видеть, слышать, ощущать, твоего присутствия, тебя саму…»
Спустя неделю муки расставания терзали сердце и душу, как вдруг её охватило чувство свободы. Именно сейчас девушка поняла, как сильно ей не хватало этого чувства. Где-то в глубине души она долгое время ощущала пустоту связи между ней и молодым человеком, а сейчас проблема разрешилась будто бы сама собой.
Она добавила в черный список телефон парня и заблокировала его во всех социальных сетях. Глаз за глаз, кровь за кровь. И хотя ей больно было это делать, она понимала – в последствии так будет лучше.
––
– Привет, Ань. Ты чего там, это же шутка была… Первое апреля же было…
– Я оценила твою шутку, ты молодец. А я не пошутила. Прощай.
Псих?
Николай чувствовал, как в нём росло напряжение. Конфликт был на рабочем месте между его коллегами, но острое чувство справедливости вызывало в нём движение злобы. Движения стали резче, он громче клацал мышкой и долбил по клавишам. Конфликт закончился, но злоба внутри его клокотала, а потом началось самое тяжёлое.
Не было никакого реального повода, а Николай стал представлять, как встаёт на ту или другую сторону конфликта, вмешивается в него и прекращает. Он чувствовал себя так же, как школьник, которого травят в детстве, и он ничего не может с этим поделать в жизни, а в воображении своём всегда выходит победителем и так успокаивается. А потом история повторяется, копится и не разрешается. Так было и с Николаем. Его всегда было очень легко зажечь, и очень нелегко было направить эту энергию в нужное русло. Вот он представлял, как сначала спокойно разговаривал. Но собеседники его распалялись ещё больше, и Николай повышал голос. Повышенным голосом приводил доводы, адекватные и правильные, но они не работали, собеседники не слышали его и отвечали невежливо, и тут Николай ставил ультиматум конфликтующим. Да такой, что его ультиматум касался всего коллектива и даже руководства, и уже руководство вынуждало соперника «заткнуться». И вроде бы победителем вышел в своих иллюзиях, но вместо облегчения Николай чувствовал внутри жар, будто после страшного пожара тлели угли, и обжигали его сердце ещё очень долго. И хорошо, если всё в порядке, и Николай отвлекался. Но, если его что-то цепляло и начинало злить, а разозлить могло всё, что угодно и в любом месте, то эта злость становилась ветром, который раздувал угли, и в сердце снова разгорался пожар. Внешне спокойный Николай постоянно горел и был готов взорваться в любую минуту.
Так и случилось. Однажды Николай услышал на работе чужую перепалку ни о чём и внутри у него всё вспыхнуло с такой силой, что он не выдержал. Николай весь затрясся от осознания, что сейчас нужно будет влезть в чужой конфликт, а эмоции закрыли ему разум и все те доводы, какие он придумал. Бах по столу! И он крикнул! И крикнул снова! И начал доносить, что ему надоело слушать эти перепалки, что нет дисциплины, нет субординации и работники позволяют себе повышать голос даже на начальника. Но на это услышал от ещё одного человека, не участвующего в изначальном конфликте: «А ты чего вмешиваешься?» Николай ответил, что его достали, будто всем нравятся эти перепалки ни о чём и будто ничего не происходит. Но что именно он сказал, не помнил, помнил только свой истошный крик, в котором едва различимы были эти слова.
Наступила тишина. Конфликт прекратился, но какой ценой? Николай стал изгоем после этого. За спиной у него говорили, что он психованный, шептали друг другу сплетни о нём. В конце концов офисные работники сами создали себе образ Николая, радикально отличающийся от реального человека. А потом поставили Николаю ультиматум. Рабочие вопросы с ним никто не решал, вынуждая его приходить и упрашивать. Он попросил так несколько раз, а в очередной раз пришёл к начальству. Начальство сделало втык коллективу, а лидеры коллектива в ответ признались в своём отношении к Николаю. Коллективный разум оказался сильнее личности каждого из коллег, даже если у кого-то с Николаем были хорошие отношения. Начальство не стало решать проблему и просто избавилось от проблемного сотрудника. Так же, как делал Николай в своих иллюзиях против своих соперников.