Я подкуриваю сигарету и вижу, как автозак сворачивает к месту на правый берег. Краем глаза замечаю своего «защитника городского спокойствия». Что-то пишет на коленке, мне даже интересно стало. Я до сих пор под лёгким мандражом, поэтому ненависть к нему пока не так ощутима. Обычный доморощенный «герой». Сколько раз мне попадались люди, которые могут быть самыми лучшими, прикольными, общительными, радушными – добрыми – прекрасными, но как заходит тема политики, вся гниль сразу выходит наружу. Жаркий очаг с приятно потрескивающими полешками тоже обжигает.
Тут он недовольно егозит по сиденью и смотрит вглубь салона. Пересекается со мной глазами и встаёт. Идёт ко мне, таща с собой листы. Я мечтаю, чтобы он прошёл мимо, и он, кажется, читает мои мысли. Острый, пристальный, поначалу, взгляд затуманивается и устремляется в пол. «Главный герой», судя по его записям, трусит и проходит мимо.
Я оглядываюсь назад, и вижу, что он садится в углу на одиночное сиденье, и поручень мешает его коленям. Тупо смотрит на этот поручень, приваливается к стене и продолжает писать. Жалко ли мне его? Не знаю, говорю же, у меня мандраж.
Мужчина, что сидит рядом со мной, затягивается, задумчиво глядит в окно и вдруг подрывается.
– О, как удобно!
Он теснит меня, мне приходится встать с сиденья, выпустить его. Стягивает с плеч куртку, аккуратно берёт её за воротник. Расстёгивает карманы, достаёт оставшиеся спички, и надутый маленький пакетик, как оказалось, с жидкостью.
Окружающие внимательно следят за его действиями.
Крадучись, он подходит к решётке, разделяющую водителей и пассажиров, кладёт куртку на пол, и разрывает над ней пакет. Запах бензина бросается в нос. Чирк спички – и куртка пылает.
Кто-то обеспокоенно вертит головой, кто-то встаёт. Кто-то начинает материться, кто-то кричит: «Пожар!»
Начинается суматоха.
Поджигатель встряхивает куртку на решётку и несколько кусочков горящего материала попадают в кабину, на приборы, на водителя.
Отпрянув в сторону, тот орёт и принимается лупить руками по колену и плечу – на пару секунд машина аккуратно идёт влево.
На меня заваливается какой-то человек. Как оказалось, я его знаю. С секунду он лежит на мне, пока я не отталкиваю его от себя. Телячьим взглядом он смотрит мне в лоб – и я вспоминаю, что такое ненависть. Неуклюжая скотина, вечно он всех хочет спасти – как будто его «помощь» кому-то нужна!
Я бы разнесла его словесно, но тут раздаётся страшный лязг железа, какой иногда бывает в метро, когда состав попадает на ржавый кусок рельсов, и я вижу бетонную крошку, бросившуюся в стекло. Вижу, как сидящий справа от водителя человек тянет на себя руль, с силой тянет. Машину тянет вправо. Кажется, размашистым движением мы ещё кого-то зацепили.
Водитель, наплевав на всё, бьёт по тормозам, и я бьюсь головой о кресло впереди. «Супермен» героически улетает вперёд, но приземляется на полу. Мы скользим по обледенелой дороге, и в эти финальные секунды моё сердце колотится в три раза быстрее. Происходящее вокруг замирает на несколько мгновений, как в фильмах Стивена Содерберга.
Люди, будучи такими живыми раньше, превращаются в безмолвные статуи.
Всепоглощающая злость и лютый изврат на лицах, как на картинах Иеронима Босха втекает в нечеловеческое спокойствие.
Огонь замирает в замысловатой дикой форме, а море жизни за стеклом волнуется раз и…
Не в состоянии удерживать дистанцию, в нас, раскорячившихся на дороге, влетает второй автозак, ехавший следом. И всё меркнет. В момент, в миг, всё зло в моей жизни просто рассеивается в воздухе. Словно рассвет бросается на радужку глаза, а лёгкие заполняет чистый кислород. Я знаю, что это продлится недолго, долго такого не выдержать. Но я успеваю улыбнуться. Улыбнуться и уронить слезу счастья, глядя на новые открывающиеся возможности. Я вижу, как мы несёмся в пропасть, но мне не страшно. Я словно вижу, как вылетаю через разбитое стекло и воспаряю над грязной, обледенелой землёй.
Когда на несколько секунд я открываю глаза, чувствую, как на меня крошится стекло, и падают кусочки, наверное, пластмассы. Кто-то выбирается через разбитое окно над моей головой. Я закрываю глаза.
Уже в тюрьме я узнаю, что он погиб. В больнице много спрашивают о «герое» повести, показывают мне его бумаги. Я прошу и