Взяв на руки малышку, женщина как будто хотела улыбнуться мне, как будто хотела что-то сказать, но я посмотрел ей в глаза, и положил свою правую руку поверх листов. Увидев кольцо, она всё же улыбнулась и унесла ребёнка куда-то на ту сторону аллеи – я даже какое-то время смотрел им вслед. Счастливые люди, они всё понимают, знают, что им нужно для их счастья, они легко принимают отказы, и пробуют, и пробуют, и пробуют, не упуская шансов. У меня так не получалось. Нововведение для меня – это попробовать чечевицу.
– Может, мне и самому следовало бы завести ребёнка? – спрашивал я себя. – Может, мне следовало пофлиртовать с этой женщиной? Может, мне следовало ещё раз сходить на то кладбище или хотя бы послушать песни Король и шут? Ещё вопросы в копилку.
Раздумывая над всем этим, я продолжал считать, машинально, бессознательно, отточенными движениями мысли врезаясь в листы. Я сидел под тем деревом, пока не закончил свою работу за сегодня. Мне оставалось только внести результаты в пару десятков граф и перепечатать три абзаца текста. Остановившись, я удивился: в стенах офиса я вряд ли выполнил к этому времени хотя бы половину работы. Добавив к вопросам, крутящимся в голове, ещё и этот, я поднялся с травы, попытался отряхнуть въевшиеся зелёные пятна с брюк, и отправился дальше, по изъеденным молью тропам к сундуку, внезапно выросшему на моём пути.
Дом – не то место, которое я должен был посетить. Быт – не тот образ жизни, к которому мне следовало вернуться. Свобода – та возможность хотя бы на время отвлечься и отречься от всего, что тебе было приятно и свойственно, несмотря на сложившийся порядок вещей, пугала меня. Лучше, выделять на такие вещи время заранее.
Я вновь отправился на кладбище, уже с конкретной целью, не окрашенной конкретикой. Но я отправился туда не к мёртвым, а к живым людям. Не обращая внимания на яркий солнечный день, на цветущие вдоль могил цветы, я приблизился к небольшому бетонному зданию, к каморке сторожа и уборщика кладбища.
Я узнал её. Узнал некогда осыпавшуюся краской деревянную дверь, узнал некогда расшатанную ржавую щеколду, на месте которой теперь была блестящая новая, узнал скрипучие половицы крыльца, не издавшие ни звука, пока я переминался с ноги на ногу. Я тихонько постучал в дверь, и казалось меня никто не услышал. Даже когда я постучал в стекло, мне открыли не сразу. Тот, невидимый из-за прокопченного стекла человек внутри, приблизился к раме, и стал изучать моё лицо, будто мог его разглядеть. Я приветливо помахал рукой, и лицо отстранилось. На двери щёлкнула щеколда.
Из открытой двери выглянул высокий толстый мужчина, с жёсткой щетиной и озадаченным лицом. Он был одет в простую, рабочую, мешковатую одежду, коротко подстриженные чёрные волосы топорщились, вырастая из носа и ушей. Так кстати в руках мужчина держал пинцет.
– Здравствуйте, – низким голосом сказал он, – что Вы хотели? Вы потерялись на кладбище? Выход вон в той стороне.
– Нет, я не потерялся, – замялся я, хоть и прокручивал в голове произносимые слова заранее. – Я, д-д-даже не знаю, к-к-как сказать… Я к-к-когда-то работал здесь, о-о-охранником. И вот… хотел посмотреть, как здесь всё изменилось.
Мужчина настороженно нахмурился и спросил:
– А Вы знаете Рому?
– Когда я уходил, какой-то Рома устраивался сюда. Т-т-такой, с длинными волосами и бородой.
Великан расплылся в улыбке и протянул мне руку.
– Вы знаете Рому. Проходите внутрь, пожалуйста.
Оказавшись внутри, я растерялся – настолько сильно здесь всё изменилось. Досок, инструментов, гвоздей в банках, сваленных в кучу больше не было. Беспорядка, грязных стен, трухлявого дивана не было тоже. Одну стену украшали полки с коробками, из которых торчали искусственные цветы, ленты или венки, также там стояли разные резные поделки из дерева, а на полу большие коробки с декоративными камнями. У другой стены так и осталась мойка, микроволновка и шкаф с посудой, только всё было вымыто, у третьей – кровать-сетка с тапочками, кроссовками и гантелями под ней. Стол с документацией перед окном, две лампочки вместо одной, радиатор посреди каморки, подключённый не через брошенный под ногами удлинитель, а напрямую от новой розетки у кровати. Просторное яркое обжитое среди неживых помещение – таким я его никогда не знал, и не ожидал увидеть.
– Тут стало всё н-н-намного лучше, – заявил я, осматриваясь. – Раньше тут было очень грязно.
– Это всё я тут убирал, – похвастался великан, и только сейчас я заметил, что его левый глаз смотрит в сторону. – Рома покупал мне краску, и менял провода, а я окнам новые рамы делал, и дверь, и крыльцо, и замок. Вы садитесь, а я сейчас чай сделаю.
Мне не хотелось отказываться, в помещении было холодно, не просто прохладно. Я поёжился, садясь на стул.
– Вот берите абрикосовое варенье, – хлопотал великан, бегая пальцами по полкам, – это моё самое любимое. Мне его мама даёт, когда я себя хорошо веду.
– Ты здесь живёшь? – спросил я, разглядывая обувь и гантели под кроватью. Только сейчас я понял, что он дурак. Аутист или ещё какое расстройство. Одутловатое лицо, детское сознание, своеобразное поведение. – Мы, кс-тати, так и не познакомились. Меня К-колей зовут.
– А я Денис, – он повернулся и пожал мне руку, чуть не выронив из руки банку. – Я живу здесь два из трёх дней. Два дня работаю, потом приезжаю на работу к маме, или ещё куда-нибудь хожу. Я люблю загорать на песке у Петропавловской крепости. Там дети иногда строят замки песочные, бегают и хохочут. Там весело.
Денис набирал воду в чайник, приносил на стол тарелки, банки и делал всё это с величайшей аккуратностью. Аккуратно открутил крышку, аккуратно положил её рядом, так, чтобы ни одна капля не упала на стол, повернул кружку ручкой так, чтобы за неё было удобно браться.
– Ты очень гостеприимный Денис, – отметил я, наблюдая, как вздрогнула его спина.
– Мне мама всегда говорила, что нужно помогать людям, быть с ними вежливым, и нужно предложить чай, если кто-то пришёл в гости.
– А твоя мама? Она живёт здесь, в городе?
– Да, она работает тут в больнице, – показал пальцем Денис в окно. – Она там врачом работает. И мне туда тоже раз в две недели нужно приходить. Там у меня лечебная физкультура.
Он отвернулся и отвёл в сторону глаз, которым мог посмотреть в окно.
– А Вы почему тут больше не работаете? Вам тут не понравилось?
– Даже не знаю, – отвечал я, задумавшись, – я работал тут, пока учился. – Теперь работаю по специальности. Мне н-нравилось, что тут очень спокойно. Но мне часто бывало скучно.
– Ооо, – протянул великан, – а мне тут не бывает скучно. Тут уже больше года идёт стройка, деревянное здание строят, и я как нужен, меня зовут туда на помощь. Что-нибудь отнести или подержать. Я сильный, вон у меня гантели есть под кроватью, посмотрите.
– Вижу.
– Там добрые люди работают. Они меня чем-нибудь угощают. Наверное, поэтому я такой толстый, – заулыбался Денис, глядя мне в лицо, и ожидая, что я тоже улыбнусь. – Это я пошутил.
– Смешно, – отозвался я.
– Только вот они там какие-то странные, – наливал мне в кружку кипяток Денис, – какие-то дураки. Какие-то вопросы дурацкие задают и хохочут, будто бы кто-то шутит. Берите кушать, пожалуйста.
Я проглотил это. Подкормка за помощь и хохмы над больным человеком – если я чем и горел, то только презрением к таким людям.
На столе стояла банка с мёдом, с абрикосовым вареньем, чёрный хлеб на тарелочке, сушки в миске, сахар, сливки и чай в кружке. Денис явно дорожил моим вниманием.
Мы пили чай и разговаривали обо всём подряд. Я показывал ему свои графики, когда он спрашивал, какая будет погода на днях. Завтра он пойдёт загорать, объявил он. Он рассказывал мне про свою работу здесь, про свою маму и брата, который работает в другом городе, про Рому, который работает один день из трёх. Мне было так легко с этим Денисом, я открыто делился своими мыслями с человеком, которого знал полчаса, может, тому причиной чай. Чай всегда сближает людей. На работе все пьют кофе, наверное, поэтому там сложнее общаться.
Мы грели руки над радиатором, и пили по второй кружке чая, когда я объявил, что мне нужно домой. Денис выгораживал Рому в моих допросах и его логика потрясала меня.