Глава 20
– Все прочитали? – спросил председатель совета министров Луи Виктор Гибер у собравшихся за столом членов кабинета. – Может кто-нибудь из вас объяснить, как мы в это вляпались и что теперь делать?
– Это проверено? – спросил министр торговли и промышленности Шарль Саррьен.
– Быстро не проверишь, – ответил приглашённый на совещание директор Второго бюро полковник Раймон Бриан. – По линии русской агентуры у нас нет об этом никакой информации, а искать самим агентов Братства в наших городах… Скрытно такое не сделаешь, да и открыто многого не добьёмся, только вызовем панику. Можем предложить меры для уменьшения возможных потерь.
– Значит, это может быть блефом, – сделал вывод Саррьен.
– Я не рискну это проверять, – сказал министр внутренних дел Пьер Рувье.
– Будем исходить из того, что это правда, – подвёл черту Гибер. – Я не думаю, что русские взорвут свои мины, если мы не объявим им войну, но мы не можем мириться с такой угрозой. И нужно что-то решать с нашими активами в России и с немцами.
– Немцы напуганы, – сказал военный министр генерал армии Анри Легран. – Яд в крупных городах – это очень серьёзно. Если их население побежит, в стране наступит хаос. Можно подготовиться и уменьшить потери, но и в этом случае нам долго будет не до войны. Русские на это и рассчитывали. К ядам добавилось мощное оружие, которым собирались бомбить наши войска. Это помимо химических бомб. У нас по нему нет никаких сведений, кроме сообщения из Германии. Англичане тоже ничего не знают.
– Немцев нужно как-то вовлечь в войну, – ответил на вопросительный взгляд председателя министр иностранных дел Арман Ферри. – Если они не хотят драться с русскими, можно попробовать сделать так, чтобы русские дрались с ними. Но в этом случае мы понесём большие финансовые потери.
– Что вы имеете в виду? – спросил министр финансов Шарль Бриссон. – Не их займы?
– В первую очередь займы, – подтвердил Ферри. – За предприятия они предлагали рассчитаться.
– За двадцать лет! – крикнул Бриссон. – А займы… Да нас с вами разорвут держатели русских бумаг! И не станут русские одни драться с Германией: они не идиоты! А это значит, что нужно образовать тройственный союз, но на этот раз с Россией против Германии. Вряд ли немцы будут ждать, пока мы это сделаем, как бы нам самим не попасть под удар!
– Ну и заключим, – согласился Ферри. – Главное, чтобы основная тяжесть войны легла на русских. Я ни минуты не сомневаюсь в том, что Германия долго не выстоит против трёх держав. Разделить её после победы и решить вопрос с немцами навсегда! А потом можно заняться Россией. Какое бы они ни придумали оружие, армия у них сильно ослаблена, а если её ополовинят немцы…
– Ваше мнение, генерал? – обратился Гибер к военному министру.
– Если русские на это пойдут, то план жизненный, – ответил Легран, – но могут и не пойти. Они не собираются возвращать займы, да и выплаты предложили только потому, что были уверены, что мы от них откажемся. И чем вы их привлечёте? Перспективами расчленения Германии?
– А без России? – спросил министр колоний Александр Мелен.
– Одним нам это не по силам, – ответил генерал. – Вместе с англичанами можем победить при условии, что они приложат к этому все силы, а не станут прикрываться нами. Но это будет тяжёлая война с большими потерями. Наши планы строились из расчёта, что воевать будут другие.
– Потеряем половину флота, – добавил министр флота адмирал флота Жорж Кремер. – И это при условии, что англичане выставят примерно такие же силы. Но у меня нет им большой веры.
– Я не понял, о чём мы договариваемся, – сказал министр внутренних дел Пьер Рувье. – Если кто-то хочет, чтобы русские для нас дрались с немцами, то это глупость. И не нужно на меня так сверкать глазами! Я встречался с Вяземским и могу сказать, что это исключительно умный человек. Да вся деятельность Братства за тридцать лет его существования говорит о том, что в его руководстве нет дураков. Императора ставили они, поэтому или он тоже умён и заодно с ними, или находится под контролем. Обмануть их не удастся, купить – тоже. Так что давайте лучше вернёмся к тому, как заставить воевать немцев.
– Вы бы лучше занялись поисками агентов Братства, которым так восхищаетесь! – с сарказмом сказал Ферри. – Это ваша прямая обязанность!
– Я займусь, – отозвался Рувье, – и даже найду, хоть вряд ли всех. Но для этого потребуются несколько лет. В двенадцати самых крупных городах, которые почти наверняка заминированы, проживают около девяти миллионов человек. Проверять придётся каждого десятого, и проверка должна быть… деликатной, а не допрос с пристрастием. Увы, быстро такое не сделаешь!
– Надо давить на немцев, чтобы выполнили свои обязательства по договору! – предложил министр юстиции Эжен Фрейсине. – Пусть теперь начинают сами, а мы подключимся позже. С англичанами консультировались?
– Они в растерянности, – ответил Гибер. – Ход с ядами, несмотря на всю его гнусность, был гениальным. Нас взяли за горло! По этой же причине вряд ли немцы поддадутся давлению. Какая война, если у них не будет тыла?
– А, может быть, нам у русских тоже что-нибудь отравить? – спросил Мелен. – Не на самом деле, конечно, а подготовить и пригрозить?
– У вас есть тридцать лет? – неприязненно спросил Бриссон. – Ну так и нечего предлагать ерунду! Они работали годами над своими ядами, а потом долго внедряли к нам людей, и не просто агентов, а специально воспитанных с детских лет фанатиков. Обычному человеку трудно отравить десятки тысяч человек и не соблазниться выдать свою отраву за вознаграждение. Если на таком поймают, с живых сдерут шкуру!
– Мы с вами сидим целый час, но так ни до чего и не договорились, – сказал Гибер. – Есть хоть у кого-нибудь дельные предложения?
– У меня есть одно, – сказал Фрейсине. – Оно жизненное, но никому из вас не понравится. Нужно собраться главам союза и России на конференцию и решить самые важные вопросы. О материальных претензиях к русским придётся забыть. Если дать гарантии безопасности, они уберут свою отраву.
– Надеюсь, что это не единственное предложение, – вздохнул Гибер, – потому что я не пойду с ним к президенту.
* * *
Во дворце нам выделили только четыре комнаты, но каждая была в два раза больше трёхкомнатной квартиры из прошлой жизни. Такой простор был непривычным и действовал на нервы. Хорошо, когда у вас большая гостиная, но когда в спальне можно играть в баскетбол…
– Вам хорошо, а я в ней одна, – жаловалась нам Ольга. – В первые два дня долго не могла заснуть. Единственная польза, что вам есть где бегать с вашей борьбой. Смотрите, если узнают, засмеют. Статс-дама вся потная в штанах гоняет по спальне мужа-камергера!
– Меньше будут приставать, – сказала ей Вера.
– Это кто же к тебе приставал? – спросил я. – И почему я узнаю об этом только сейчас?
– А если бы сказала раньше? – спросила жена. – Неужели избил бы цесаревича?
– Ему мало фрейлин? Как он к тебе приставал, надеюсь, не грязно?
– Зря ты о нём так говоришь, – ответила она. – Вот что ревность делает с самыми лучшими мужчинами. Он, если хочешь знать, с фрейлинами не флиртует, а за мной просто ухаживал, правда, очень настойчиво. Мне это не понравилось, и я ему так и сказала. Сама, мол, знаю, что умница и красавица, а для комплиментов у меня есть муж, только он редко их делает…
– Так и сказала? – не поверила Ольга. – Врёшь, наверное.
– Будем заниматься или болтать? – спросил я Веру.
– На этом закончим, – ответила она. – Я уже не буду драться лучше, чем сейчас, поэтому время занятий можно сократить. Пойду мыться.
Она вышла и сразу же вернулась вместе с императором. Владимир Андреевич посмотрел на меня с весёлым удивлением и спросил, чем это мы занимаемся.
– Шёл мимо, и возник один вопрос, – объяснил он причину своего появления. – Спрашиваю у вашей матушки, где мой советник, а тут появляется это видение в крестьянской одежде. Мы, говорит, учимся драться. Странное занятие для статс-дамы, причём такой милой, вот меня и взяло любопытство, как у вас поднимается рука её бить?
– Вообще-то, больше бью я, – сказала жена.
– Тогда беру назад свои слова насчёт милой, – засмеялся он. – Показывайте, князь, или мне вас попросить ещё раз?
Наверное, Веру вдохновило присутствие августейшего зрителя, потому что на этот раз она превзошла саму себя и мне пришлось плохо в самом прямом смысле этого слова. А вам было бы хорошо от удара пяткой в живот? Да, в борьбе жена обошла меня во всём, кроме силы.
– Тебе очень больно? – забыв об императоре, причитала она над моим телом.
Я свернулся калачиком и пережидал боль. Пресс накачал хорошо, но и удар был изо всей дури. Я Веру так и тренировал, чтобы не намечала удары, а лупила. Раньше было нетрудно защититься, а свои удары я хорошо контролировал, но сейчас не успел с защитой. Бросить, что ли, к чёрту эти занятия?
– Уже всё, – сказал я ей и встал, стараясь дышать поглубже.
– Извините, ваше величество, – смущённо сказала жена.
– А передо мной для чего извиняться-то? – удивился Владимир Андреевич. – Извиняйтесь перед мужем. Если бы жена так меня била, да ещё каждый день, ей богу, развёлся бы!
Говорил он серьёзно, а глаза смеялись.
– Выйдите, – попросил я девушек, и они, получив подтверждающий кивок императора, выскочили за дверь.
– В правительстве нет единства по вопросу, когда заниматься национализацией, – сказал он, садясь в кресло. – Я тоже в затруднении. Есть разные предложения, поэтому хотелось бы выслушать ваше мнение.
– Немедленно, – ответил я. – Их ведь предупредили о наших условиях?
–Предупредили и уже давно, но только французов, – сказал Владимир Андреевич. – С английским послом я встречался дважды, но он эти вопросы не поднимал, хотя наверняка уже всё знал.
– Тем более. Сейчас начнётся драка и всем на какое-то время будет не до нас. Но делать всё нужно быстро, и сразу менять управляющих, особенно если они иностранцы. Уже прошло достаточно времени, и у них могут быть инструкции на такой случай. А если их нет, нетрудно прислать. Вряд ли будут портить оборудование, но могут уничтожить документацию, а это тоже неприятно. Хотя не так уж трудно повредить станки. Мало ли у нас таких типов, которые за рубль разобьют что угодно? У них наших предприятий процентов сорок, и если будут действовать решительно и нагло, могут причинить огромный ущерб. Хорошо, что до конца надеялись на благополучный исход, к тому же слишком много хозяев. Правительство французов или англичан даже при желании не выстроит всех, но всё же не стоит давать им время.
– Посмотрим, – неопределённо сказал он. – У меня есть ещё вопрос. Хочу, чтобы вы познакомились и подружились с моим наследником. Он уже три дня в Москве. Ему двадцать три, а вам девятнадцать – почти ровесники. Мне не нравятся те, с кем он водит дружбу, а с более зрелым человеком он не сойдётся. А вы молоды и умны, да ещё есть опыт прожитой жизни. Вы должны ему понравиться.
– Это вряд ли, – ответил я. – Ему слишком понравилась моя жена. Мужья в таких случаях вызывают не симпатию, а совсем другие чувства.
– Плохо, если так, – расстроился Владимир Андреевич, – но я попробую. Я вызвал сюда и младшего сына, так что познакомлю ещё и с ним. К ним липнет слишком много дряни, пусть рядом будет хоть один порядочный человек, которому я доверяю.
Он поднялся с кресла, и я тоже вскочил, поморщившись от боли в животе.
– Борьба из той жизни? – спросил император, получил утвердительный ответ и ушёл.
В гостиной я застал всех женщин. Мама не встречалась ни с кем из семьи императора и была очень взволнована его визитом, а Ольга сидела какая-то растерянная. Одну Веру интересовал не визит Владимира Андреевича, а мой ушибленный живот.
– Болит? – спросила она, жалобно заглядывая мне в глаза. – Если бы я знала, что ты будешь такой заторможенный, я вообще не била бы. Побегали бы по комнате… Он всё равно смеялся.
– Я вам говорила, что будут смеяться, – встряла Ольга.
– Да, дети, надо с этим заканчивать, – очнулась мама.
– Полностью заканчивать не будем, – сказал я им, – просто сократим занятия и будем осторожней. Достаточно трёх раз в неделю. Ты не купалась?
– Соображать надо! – сказала жена, постучав себя пальцами по голове. – Как я пойду мыться, когда в наших комнатах император? Подожди, мне нужно несколько минут.
Пока мы помылись и привели себя в порядок, пришло время обеда. Нам накрывали вместе с другими придворными в большом обеденном зале. Каждый знал свой стол, а приходили кому когда вздумается, с часа до двух дня. При прежней династии с этим было строже, но Владимир Андреевич был либералом и не придирался по пустякам к окружавшим его людям. Я пока не познакомился со всеми, кто здесь обедал, но знал их в лицо и раскланивался при встрече. Сейчас я тоже улыбался и кивал тем, кто уже сидел за столом. Когда пообедали и направились в свои комнаты, нас обогнал юноша, показавшийся знакомым.
– Великий князь Олег Владимирович, – сказал я своим. – Нет, я с ним не знаком, узнал по фотографиям в газете. Император хочет, чтобы с ним была вся семья. Понятно, что это не коснётся его дочери.
– Это из-за войны? – тихо, чтобы не слышали остальные, спросила Вера. – Не говорили, когда начнётся?
– Не знаю, – так же тихо ответил я. – Слышал только, что немцы провели мобилизацию. А когда начнут… Давай не будем говорить на эту тему в коридоре.
Начали они через два дня. Раньше при таких войнах вторжение начинали крупными силами пехоты и кавалерии, но немцы поступили так же, как и в войне с нами в сорок первом: они бросили на французов авиацию, причём всю, какая была в их распоряжении. Сотни бомбардировщиков ушли бомбить заранее разведанные и хорошо известные цели. Они прикрывались истребителями, которые у немцев были лучше французских. К часу дня у французской армии не осталось ни одного неповреждённого аэродрома. Больше тысячи самолётов сгорели на них, разбитые бомбами и покрошенные огнём авиационных пушек и пулемётов, многие были сбиты при попытке взлететь или в скоротечных воздушных боях. Немцы захватили превосходство в воздухе, и второй удар был обрушен на французские танковые колонны и пехоту, которые командование третьей республики начало срочно подтягивать к границе. В этот же день на военно-морских базах в Бресте и Тулоне в результате диверсий были подорваны боевые корабли. В газетах и по радио об этом сообщили только неделю спустя. В первый день войны, ближе к вечеру, Великобритания объявила войну Германии. Военные действия начались на следующее утро с массового налёта английской авиации. Аэродромы и многие другие объекты были хорошо прикрыты зенитными орудиями и возвращенными с французского фронта истребителями, поэтому пострадали мало. Многие английские лётчики отбомбились по небольшим немецким городкам. Потеряв больше сотни машин, англичане вернулись на свой остров, и в сражениях с ними наступила пауза. Линии Мажино во Франции не было, здесь вообще отсутствовали какие-то защитные сооружения на границе с Германией, поэтому немецкому наступлению препятствовал только недостаток резервов, которые срочно перебрасывали в зону боев из приграничных с Россией земель. Франция продержалась шесть дней, после чего капитулировала. Единственное крупное сражение флотов произошло на пятый день войны. Английский флот, в который входило соединение французских подводных лодок с ещё нетронутой войной базы в Шербур-Октевиле, сошёлся в сражении с флотом Германии, прикрывавшим её побережье от границы с Нидерландами до Дании. Почти шесть десятков кораблей начали сражение, и для многих из них оно стало последним. Англичане считали себя победителями, но понесли такие потери, что были вынуждены вернуться на свои базы, ведя часть повреждённых кораблей на буксире. Сотни самолётов упали в ещё холодные воды Северного моря. После этого сражения других крупных столкновений немцев с англичанами не было. Франция пала, и её островные союзники лихорадочно готовились к обороне и пытались заручиться поддержкой Американских штатов. Американцы не отказывали, но и не спешили соглашаться, у них была задача поинтересней – захватить временно бесхозные колонии Франции. Находящиеся в них боевые корабли третьей республики были интернированы. Захватить все земли даже в одной Африке было трудно, но янки старались.
На второй день после капитуляции кайзер Август выступил по радио с обращением к населению Франции. Он объявил об объединении двух государств в одну империю.
– Одна империя, один народ и великое будущее! – такими словами он закончил свою речь.
– Сказать можно всё, – проворчал слушавший выпуск новостей отец. – Сколько пролито крови! Может, у них и будет один народ, но ещё очень нескоро.
– Главное, что не пришлось воевать нам, – сказал я. – А немецкая империя станет нашим союзником. Англичане никуда не делись со своим флотом, да и американцев надо гнать из Африки и других мест. Нам выгодно помочь немцам, а им ещё выгоднее принять нашу помощь.
– А говорил, что не будем воевать, – отозвалась с дивана Ольга. – Как мы им поможем без драки?
– Войны бывают разные, – объяснил я. – Ты в этом не разбираешься, потому что нам на голову не падали бомбы, и дай бог, чтобы так было дальше! А к войне на море мы подготовимся. Я думаю, что не придётся сражаться с американцами: сами уйдут, разве что выторгуют что-нибудь у немцев. Ну и мы выторгуем за свою помощь. А вот с англичанами немцы мирно не разойдутся, а мы им кое в чём поможем. Здорово всё получилось, причём без ядов и травли мирного населения. Это теперь не будем применять даже в Англии.
– Сколько готовили удар, и всё зря, – сказал отец. – Хорошо, что не будет таких жертв, но для многих – это попусту потраченная жизнь. Для Суханова, например.
– Странно от тебя такое слышать, – удивился я. – Яды сделали своё дело. Если бы не они, мы сейчас воевали бы с немцами, и только обычным оружием. Могли бы и не отбиться, особенно если навалились бы ещё их союзники. А в очереди стояли: Турция, Япония и Американские штаты. Профессору Суханову нужно поставить памятник из золота в натуральную величину.
Зазвонил телефон, и я поспешил взять трубку. Почти все звонки были лично от императора или по его поручению от одного из флигель-адъютантов. Этот не стал исключением.
– Князь, я прошу вас ненадолго подойти, – сказал Владимир Андреевич. – Помните, я вам говорил о сыновьях? Жену брать не нужно.
– Меня вызывает император, – сказал я. – Это ненадолго.
– Подожди, – остановила меня мама. – Жена бегает по подружкам, так хоть я тебя расчешу.
Дав ей возможность расчесать мою шевелюру, я поспешил к покоям императора. Я не любил свой камергерский мундир, а Владимир Андреевич сам редко надевал мундир и от других это требовал только в торжественных случаях, поэтому сейчас на мне был костюм-тройка с галстуком. Я не любил бабочек, которые здесь носило большинство.
В гостиной, куда меня проводил слуга, я увидел императора и его сыновей. Андрей был старше Олега на три года, но я не заметил их разницы в возрасте. Оба, как и их отец, были в гражданском. Как выяснилось позже, Андрей любил военную форму и часто её надевал, а сейчас был в костюме из-за отца. Оба были среднего роста, широкоплечие, с симпатичными лицами и густыми, зачёсанными назад волосами. У Андрея были небольшие усы, а Олег ничего не носил под носом. Видимо, это было связано с его возрастом, потому что мужчины без усов здесь были редкостью. Я вошёл, представился по всей форме и замер.
– Бросьте, князь, – сказал Владимир Андреевич. – Вы пришли ко мне, поэтому извольте вести себя как обычно. Если моим сыновьям не понравится такое обращение, они вам потом об этом скажут.
– Лучше пусть скажут сразу, как мне к ним обращаться, – ответил я.
– Я не знаю, по какой причине вас в таком юном возрасте сделали камергером, – сказал мне цесаревич, – да ещё наградили орденом. Наверное, это сделали не из-за ваших песен или книжки, но пока не узнаю причин, обращайтесь ко мне как положено – ваше императорское высочество. Я тоже либерал, но для фамильярных отношений должны быть основания, которых я пока не вижу.
– Это ведь вы с женой пели песни? – спросил Олег. – Книгу «Преодоление» тоже вы написали? Тогда в подобной обстановке можете называть меня по имени. С женой познакомите?
– Почту за честь, – ответил я ему, – хотя вам нетрудно познакомиться самому. Ваш брат сделал это в день приезда.
– Я не знал, что она замужем, – пожал плечами Андрей. – Приехал и увидел среди фрейлин незнакомую мне очаровательную особу. Кольцо на пальце заметил уже после того, как она меня отшила. Хотя, к вашему сведению, князь, я не позволил себе ничего лишнего.
– С ней позволять лишнее опасно, – хохотнул Владимир Андреевич. – Князь на свою голову приохотил её к какой-то азиатской борьбе. Захожу к ним по делу, а она выбегает вся в мыле и в мужицких штанах. Что это, спрашиваю, за явление природы? А она потупилась и отвечает, что тренируется с мужем бою без оружия. Я над ней немного пошутил, так знаете, как она вскинулась? Глазищами так и засверкала! Правда, тут же опомнилась. Повёл к князю и попросил показать, что это за бой.
– Показали? – с интересом спросил Андрей.
– Чтобы мне да отказали, – засмеялся Владимир Андреевич. – Надо сказать, что я ушёл под впечатлением. Князю, правда, не повезло. Он сильнее жены, но не смог за ней угнаться. Она так быстро двигалась, что трудно уследить глазами, вот князь и не уследил. Жена так заехала ему ногой в живот, что я уже думал, что нужно искать другого камергера. Вы это на всякий случай учтите, а то у меня нет других сыновей и больше уже не будет.
– И для чего это? – спросил меня Олег.
– Нам после выпуска моей статьи пришлось надолго уехать в одно глухое место, – ответил я. – Жилось там неплохо, но очень скучно, особенно тем, у кого не было занятий. Вот на жену и навалилась хандра. Я давно занимался этой борьбой и решил её хоть чем-то занять, чтобы не валялась весь день в постели. Не люблю толстых женщин, а при такой жизни не растолстеть… Были наши песни, но они не заменят спорта. Сначала занималась из-под палки, а потом приохотилась.
– Вы принуждали жену? – удивился Андрей. – У неё довольно сильный характер.
– Борьба сделала его сильнее, – ответил я. – И она сделала очень сильным её тело, а это придаёт уверенности и помогает здоровью. Да и в жизни может пригодиться. Жена может отделаться от навязчивых ухажёров без моей помощи. Это не о вас, ваше императорское высочество, а вообще…
– Может, ты нам скажешь, для чего тебе нужен этот юноша? – спросил Андрей, повернувшись к отцу. – Я не обращаю внимания на слухи и сплетни, поэтому думаю, что дело не в его жене и не в их песнях.
– Мне нужны его советы, – ответил Владимир Андреевич, вызвав удивлённые взгляды сыновей. – У этого юноши большие заслуги перед империей, а наградить его соразмерно им не позволяет его возраст. Остальное узнаете сами, если он захочет вам сказать. Только хочу предупредить, что всё, что касается его самого и его работы, является государственным секретом. Понятно, что говорю не о песнях и книгах.
– Это меняет дело, – сказал мне Андрей. – Пожалуй, я тоже разрешу вам, князь, называть меня по имени в приватной обстановке. Вашей жены это тоже касается.
* * *
– Я уже выслушал вас, граф, – сказал Уинстон Леонард Спенсер-Черчилль Энтони Идену, – теперь послушайте меня. Войны больше не должно быть! Мы проиграли, и продолжение прежней политики приведёт к краху. Потери в самолётах не позволят нам защититься от воздушных ударов, а если русские отдадут немцам свои новые бомбы, нам конец! Немцы понесли большие потери в кораблях, но, получив все ресурсы Франции, за два-три года наделают другие. И я не сбрасывал бы со счёта русский флот. Если нас отрежут от колоний, будет плохо! Много мы сможем сделать в изоляции? Американцы слишком уверены в своих силах и не способны думать о будущем, поэтому мы не получим от них помощи!
– Но, сэр, вас никто не поймёт! – возразил Иден. – Мы слишком вложились в Россию, а в яды почти никто не верит. И все слишком привыкли…
– Придётся отвыкать! – отрезал Черчилль. – Условия диктуют сильные, мы пока к таким не относимся, а я не отношусь к идиотам, не верящим в яды. Слишком многое поставлено на карту, чтобы русские блефовали! А нам нужно не задираться, а заключить мир с Германией и сблизиться с Россией! Немцам достаточно того, что мы признаём их право на Францию и её колонии! И мы его признаем!
– А американцы? – спросил Иден.
– Какое мне дело до американцев? – пожал плечами Черчилль. – Они не помогли нам, поэтому пускай теперь попробуют не отдать захваченные в Африке земли. Германия очень быстро усилится, да и Россия не останется в стороне. Русским не нужно усиление янки, им ещё забирать у них свою Аляску. Вот пусть и схлестнутся, а мы на это посмотрим со стороны. Нам, граф, важно сохранить своё! Без колоний мы быстро потеряем силы и влияние.
– Но можно потребовать от русских выкупа нашей собственности. Они это обещали…
– Когда это было! – махнул рукой Черчилль. – Говорили, зная, что их предложения никто не примет, да и предлагали не нам, а французам. Нет, нам нужно самим от всего отказаться. В конце концов, у нас достаточно золота, чтобы заткнуть рты недовольным.
– Хотите сблизиться с русскими, чтобы выведать их секреты?
– И это тоже, – согласился Черчилль. – Выкупим у них право на очистку наших городов от отравы, а потом надо принять меры к тому, чтобы подобное никогда больше не повторилось. Россия и Германия могут быть союзниками, но такой союз не продлится вечно. И наша задача – сделать всё, чтобы они побыстрее вцепились друг другу в горло! Вот тогда опять настанет золотой век Британии! А до тех пор нужно наладить с ними дружеские отношения. Империя процветала, пока мы воевали чужими руками. Надо вернуться к такой практике и использовать свои силы только тогда, когда без этого не обойтись.
– Убрать из городов яд, украсть секреты русских и немцев и перессорить их между собой, – сказал Иден. – Я ничего не забыл?
– Нужно не только красть чужое, но и побеспокоиться о том, чтобы было своё! Надо развивать науки, а для этого покупать способных учёных в Европе, да и в Американских штатах. Платить больше, чем они могут получить у себя на родине, и обеспечивать все условия. Можно их даже вывезти куда-нибудь в колонии, чтобы не допустить утечки секретов. И надо там же создавать производство, используя местные возможности. Нам бросили вызов, и на него нужно достойно ответить!