Сошедшие с ковчега

Вслушиваясь в голос жены, Георгий почувствовал, как у него болезненно сжалось сердце. Однако, боясь выказать перед ней свою слабость, он взял себя в руки и беспечным тоном заметил:

– Признаться, я тоже отчасти чувствую себя маленьким ребенком.

Говоря так, он не кривил душой. И с легкой грустью в голосе продолжал:

– Когда каждый день видишь знакомые, привычные вещи, притупляется острота восприятия. Перестаешь ими восхищаться. Сколько раз я бывал на Невском! Но лишь в преддверии близкой разлуки с Петербургом понимаю, сколько во мне было непростительного равнодушия.

– Ты тоже об этом подумал? – оживляясь, подхватила Анастасия. – Полагаю, в Константинополе найдется немало мест, которые мы полюбим. Но сколько пройдет лет, прежде чем мы вновь увидим Петербург – нашу Северную Пальмиру, ее парки, фонтаны, дворцы, набережные Невы, мосты? Мне хочется впитать этот город каждой клеточкой, ничего не пропустив. Чтобы потом, в Константинополе, все одно – наяву или во сне – видеть его снова и снова. Пусть его образ сохранится только в памяти, но мы будем осязать его душой и сердцем, – она взглянула на мужа с мечтательной полуулыбкой.

«Руссо-Балт» Лазоряна – черный, сверкающий лаком и хромом, с откинутым верхом, позволявшим заметить восхитительную отделку «ландо», в этот день можно было видеть во многих примечательных местах СанктПетербурга. Супруги побывали в Александровском парке, Александровском и Румянцевском садах, знакомые встречали их неподалеку от Александрийского театра и Адмиралтейства. Напоследок они посетили Летний сад.

Это был один из самых старых садов в Петербурге. В первые годы XVIII столетия Петр I приказал заложить регулярный сад на берегу Невы и сам начертал план. Поначалу его засаживали однолетними цветами, то есть «летником». Отсюда и название – Летний сад. В 1706 году в нем начали обустраивать первые фонтаны. А спустя восемь лет были возведены три открытых галереи для отдыха в непогоду. В средней галерее стояла мраморная статуя Венеры. Ее подарил Петру I Папа Климент IX. По указу царя она охранялась часовым, дабы ее никто не повредил. Венера стала первым в России публичным изображением обнаженного женского тела.

Со временем Летний сад обзавелся своим Птичником. Жили в нем не только пернатые – черные аисты, орлы, журавли, лебеди, голуби, пеликаны, но и редкие животные – дикобраз, синяя лисица. Рядом возвели Дельфиновый каскад – фонтан, украшенный вазами в виде дельфинов. Потом на территории сада обустроили Лабиринт – сложную систему дорожек, окруженную изгородью из кустов. В нем разместили около тридцати фонтанов, украшенных скульптурными персонажами басен Эзопа. Тропинки к Лабиринту проложили по мосткам. Здесь же оборудовали фонтаны-шутихи, под струи которых часто попадали посетители. Всего на территории сада находилось более пятидесяти фонтанов.

Первоначально водоподъемный механизм работал на конной тяге. Потом ее заменили первой в России паровой машиной. Вода бралась из Безымянного Ерика, с тех пор его стали именовать Фонтанкой. На ее берегу выстроили Грот – садовый павильон с колоннами и высоким куполом. Его разделили на три помещения, в каждом из которых находился фонтан. Во время их работы звучала органная музыка. А сам орган приводился в действие струями фонтанов.

По замыслу Петра I, парк должны были украшать аллегорические скульптуры. Для осуществления этого плана в Италию послали специальных агентов. Они закупали античные скульптуры и произведения конца XVII – начала XVIII века. Многие из них изготовлялись под заказ. В Летнем саду установили около сотни бюстов и статуй, позже их стало более двухсот.

По окончании основных работ Летний сад приобрел статус царской резиденции. Петр I нередко устраивал здесь праздники, проводил знаменитые Ассамблеи. Широко известные в России выражения «штрафная» и «пей до дна» берут начало именно с них. В то время опоздавшему подносили «штрафной» кубок вина, который он обязан был выпить «до дна».

С середины XVIII века Летний сад приобрел популярность как место прогулок избранной публики. В 1771–1784 годах для него соорудили ограду, ставшую со временем одним из символов Северной Пальмиры. В 30-х годах XIX столетия возникла традиция устраивать в саду смотр невест. Она просуществовала вплоть до начала XX века.

В начале XX века стали появляться планы реконструкции Летнего сада. Но Министерство императорского двора, в ведении которого он находился, отказалось от преобразований…

Вдоволь насладившись красотами Петербурга, посетив места, с которыми были связаны глубоко личные воспоминания, супруги оказались за городом. Лазорян остановил машину.

– Тебе здесь нравится? – оборачиваясь, спросил жену.

Отметив его усталый вид, она мысленно принялась себя корить.

«На него столько всего обрушилось, а я со своими капризами – возжелала прогуляться в автомобиле. Как будто не будет другого дня или случая. Наверное, лучше было остаться дома. Хотя, что теперь сожалеть об этом?»

Но вслух она поспешила согласиться, одарив мужа благодарной улыбкой:

– Замечательно! – Анастасия огляделась и не смогла сдержать восхищенного возгласа. – Озеро! Только взгляни, какая благодать! Сосны, луг и…это озеро.

Покинув машину, Георгий обошел ее, открыл дверцу и, приглашая, протянул жене руку:

– Этот уголок будет нашим эдемом. В целом свете пока никого нет, только ты и я.

Бережно поддерживаемая мужем, Анастасия вышла из машины. Сняв роскошную шляпу, положила ее на сиденье. А после – долгим, внимательным взглядом посмотрела на Георгия.

– Когда я была маленькой, за мной присматривала няня, ее звали Степанида, – заговорила тихо. – Она была малограмотной, уже в преклонном возрасте, но пользовалась в нашей семье уважением. Есть люди, наделенные особым, божественным светом. Словно они родились в мире, где отсутствуют ненависть, подлость, обман, предательство. Но, помимо этого, в них чувствуется огромная сила, хотя внешне они выглядят кроткими, не способными на сопротивление. Однако их сила может повергнуть в прах самую густую и непроницаемую тьму. У Степаниды была такая сила, в ней горел божественный свет. Вдобавок у нее были удивительные глаза. Даже в старости они оставались ясными. С годами в них только прибавлялось мудрости. Так вот, няня часто рассказывала библейскую легенду о Ное и Ковчеге. Ума не приложу, почему именно ее? Но, что интересно, заканчивая рассказ, она каждый раз глядела на меня печально и, вздыхая, приговаривала: «Настенька, Настенька, кабы не принц гор, не покидать бы тебе пристанища. А так, быть вам обоим сошедшими с Ковчега».

– Почему ты вспомнила об этом?

Ощутив необъяснимую тревогу, Георгий нежно привлек к себе жену, при этом взглядом окидывая окрестности, словно в них могла таиться невидимая угроза. Но они были одни на этом крохотном островке мироздания, окруженном лугом, соснами и озером. Словно первые мужчина и женщина, сотворенные Богом, еще не лишенные безмятежности рая, не обреченные на страдания.

Опьяненная терпким ароматом весенних трав, Анастасия вновь огляделась. Взгляд ее задержался на амальгамной глади озера, заключенного в багет пышных зеленых сосен.

– Странное место, – проговорила она задумчиво: – будит забытые воспоминания. Ты, должно быть, сочтешь меня вздорной. Но в какой-то момент я почувствовала присутствие Степаниды. Вернее, ее света и силы. Ты говорил о рае. Но это озеро…Едва взглянув на него, я сразу вспомнила о Ное и Ковчеге. Мне только сейчас пришло в голову, что я никогда не задумывалась всерьез над словами няни.

В неосознанном порыве она прижалась к мужу, желая обрести необходимую ей в эти минуты защиту:

– Степанида оказалась права. Принц гор – это ты. Только что она имела в виду, говоря о нас – сошедших с Ковчега?

– Настенька, дорогая, ты напрасно пытаешься отыскать в ее словах затаенный смысл, – попытался он приободрить ее. – Если помнишь, сошествие с Ковчега для Ноя, его семьи и остальных обитателей означало конец скитаниям, одиночеству и обретение долгожданной матушки-земли.

Она засмеялась:

– Видимо, я чересчур впечатлительно отнеслась к событиям нынешнего дня. Да и что сказать: поездка в автомобиле, прогулка по Петербургу, потом – это очаровательное место. Ты прав, здесь нет ничего мистического. Но зато – очень красиво, тихо и безмятежно. Я благодарна тебе за то, что ты привез меня сюда. Не знаю, какие красоты ждут нас в Турции, но таких мест там уж точно нет – В ее глазах заплясали озорные искорки смеха: – Ну, довольно об этом. Жорж, я ужасно проголодалась. Достань корзинку с едой и вином, я возьму плед. Думаю, самое время прогуляться к «заколдованному озеру» и как следует подкрепиться.

– Раз мы заговорили о колдовстве, то мне, как старому джинну, наверное, подобает сказать…Слушаюсь и повинуюсь, досточтимая госпожа! О, луноликая, да продлится вечно твоя жизнь!

Спустя время, взяв все необходимое, Георгий и Анастасия, оживленно переговариваясь и весело подшучивая друг над другом, уже сидели на берегу озера, с аппетитом поглощая легкие закуски и наслаждаясь окружавшей их природой.

ИНТЕРЛЮДИЯ
Из истории Первой мировой войны

…Первая мировая война возникла между двумя крупными империалистическими группировками – австрогерманским блоком и Антантой. Главным противоречием, ускорившим ее развязывание, было англо-германское. Каждая из держав, вступая в мировую войну, преследовала свои захватнические цели.

В 1882-м году Германия, Австро-Венгрия и Италия подписали договор о создании Тройственного союза. Германия играла в нем ведущую роль. С момента образования агрессивного блока, страны, в него входящие, начали активную подготовку к будущей войне. У каждого государства были свои планы.

Германия стремилась разгромить Англию, лишить ее морского могущества. Затем она намеревалась поделить французские, бельгийские, португальские колонии и утвердиться в богатых аравийских провинциях Турции. Кроме того, ослабить Россию, отторгнуть у нее польские губернии, Украину и Прибалтику, лишив естественных границ по Балтийскому морю.

Немцы признавали за собой «историческую миссию обновления дряхлой Европы» способами, основанными на

«превосходстве высшей расы» над остальными. Эта идея с настойчивостью и систематичностью пропагандировалась в массах властью, литературой, школой и даже церковью.

Австро-Венгрия рассчитывала захватить Сербию и Черногорию, установить свою гегемонию на Балканах, отнять у России часть польских губерний, Подолию и Волынь.

Турция при поддержке Германии претендовала на территорию русского Закавказья.

Долго колебавшаяся между Тройственным союзом и Антантой Италия, в конечном счете связала свою судьбу с Антантой и воевала на ее стороне из-за проникновения на Балканский полуостров.

В 1904–1907 годах сформировался военный блок Антанта, состоящий из Великобритании, Франции и России. Он был основан в противовес Тройственному союзу (центральным державам). Впоследствии, во время Первой мировой войны, он объединил боле двадцати государств. Среди них – США, Япония и Италия, которая в середине войны перешла на сторону антигерманской коалиции. Что касается стран Антанты, то они тоже имели свои интересы.

Великобритания стремилась сохранить морское и колониальное могущество, разбить Германию, как конкурента на мировом рынке, пресечь ее притязания на передел колоний. К тому же рассчитывала на захват у Турции богатых нефтью Месопотамии и Палестины.

Франция хотела вернуть Эльзас и Лотарингию, отнятые у нее Германией в 1871 году, и захватить Саарский угольный бассейн.

Россия тоже имела определенные стратегические интересы на Балканах, желала присоединения Галиции и нижнего течения Немана, хотела иметь свободный выход черноморского флота через турецкие проливы Босфор и Дарданеллы в Средиземное море.

В течение трех лет войны США занимали нейтральную позицию, наживаясь на военных поставках обеим воюющим коалициям. Когда война была уже на исходе и воюющие стороны до предела истощили себя, США вступили в войну (апрель 1917 года), намереваясь продиктовать ослабленным странам условия мира, обеспечивающие американское мировое господство.

Только Сербия, явившаяся объектом австро-германской агрессии, вела справедливую освободительную войну.

Помимо всего этого, ситуация осложнялась жесткой экономической конкуренцией европейских стран на мировом рынке. Каждая из них хотела устранить соперников не только экономико-политическими методами, но и силой оружия…

…Австро-Венгрия, страдавшая внутренними недугами – «лоскутностью» национального состава населения, немецко-венгерским соперничеством, не обладала достаточными средствами для выполнения намеченных задач по ведению мировой войны. Но за спиной стояла сильная, могущественная Германия, поддерживающая ее в агрессивных начинаниях. Не только союзник, но и руководитель.

28 июня 1914 года раздался Сараевский выстрел как следствие австрийского режима в захваченных Австро-Венгрией Боснии и Герцеговине, как результат национально-освободительного подъема южных славян. Наследник Австро-Венгерского престола был убит боснийцем, австрийским подданным Гаврилой Принципом.

В ответ на убийство Австро-Венгрия 23 июля предъявила Сербии ультиматум, содержащий ряд заведомо невыполнимых требований. Сербское правительство постаралось дать примирительный ответ, но не приняло некоторых требований, содержавшихся в нем.

После этого 28 июля 1914 года Австро-Венгрия объявила Сербии войну. На следующий день Белград подвергся первой бомбардировке.

Россия считалась покровительницей и защитницей православной славянской Сербии. Когда началась война, Николай II отправил телеграмму германскому кайзеру Вильгельму II – союзнику Австро-Венгрии. Русский царь «во имя старой дружбы» просил кайзера «помешать союзнику зайти слишком далеко в неблагородной войне, объявленной слабой стране». Вильгельм ответил, что виновники «подлого убийства» в Сараево должны получить заслуженное возмездие. Обстановка накалялась с каждым днем.

Тотчас после объявления Австро-Венгрией войны Сербии и ввиду мобилизации австрийских сил не только на сербской, но и на русской границе, на совете в Царском Селе 25 июля было решено объявить не фактическую мобилизацию, а предмобилизационный период, предусматривавший возвращение войск из лагерей на постоянные квартиры, проверку планов и запасов. Вместе с тем, чтобы не быть застигнутыми врасплох, решено было, в случае надобности (определяемой министерством иностранных дел), произвести частичную мобилизацию четырех военных округо – Киевского, Казанского, Московского и Одесского. Варшавского округа, граничившего непосредственно с Австро-Венгрией и Германией, поднимать не предполагалось, чтобы не дать повода последней увидеть в этом враждебный акт против нее.

Русский план мобилизации и ведения войны предусматривал только одну комбинацию – борьбу против объединенных австро-германских сил. Плана противоавстрийской мобилизации не существовало вовсе.

Германия потребовала отменить эту меру в течение 12 часов.

1 августа германский посол в России граф Ф. Пурталес передал министру иностранных дел в ответ на отказ России отменить мобилизацию ноту с объявлением войны.

1 августа 1914 года Германия объявила войну России. 3 августа 1914 года – Франции.

4 августа 1914 года – немцы вторглись на бельгийскую территорию.

Английское правительство сообщило в Берлин, что оно «примет все меры, которые имеются в его власти, для защиты гарантированного им нейтралитета Бельгии».

Таким образом, Англия 4 августа 1914 года тоже вступила в Первую мировую войну.

Австрия медлила. Николай II, все еще надеясь потушить пожар, отдал приказ не начинать военных действий до объявления ею войны. Но 6 августа 1914 года война была все-таки объявлена.

В течение недели, с момента объявления 28 июля 1914 года Австро-Венгрией войны Сербии, в нее втянулись почти все великие державы Европы. Сразу после начала войны поспешили заявить о своем нейтралитете Болгария, Греция, Испания, Португалия, Голландия, Дания, Швеция, Норвегия, США, ряд государств Латинской Америки и Азии, а также союзники австро-германского блока – Италия и Румыния.

Находившаяся в фарватере германской политики Турция также заявила о нейтралитете, но уже 2 августа турецкое правительство заключило секретное соглашение с Германией и приступило к всеобщей мобилизации, фактически передав в распоряжение германского генерального штаба все вооруженные силы Турции. Образовался русско-турецкий Закавказский фронт, который отвлек значительные силы русских войск от борьбы с Германией.

В то время, когда внимание западноевропейских государств было приковано к театру военных действий в Европе, Япония предъявила ультиматум Германии, потребовав немедленного отвода из дальневосточных вод и Тихого океана всех германских вооруженных сил и передачи Японии «арендованной» Германией территории Цзяочжоу с портом и крепостью Циндао. Германия отклонила ультиматум.

23 августа 1914 года Япония объявила войну Германии. После непродолжительной осады Циндао был захвачен Японией, а затем – Маршальские, Каролинские и Марианские острова в Океании, принадлежавшие Германии.

Война, начавшись в Европе, перекинувшись на Ближний и Дальний Восток, превратилась в мировую…

…Хотя главными предпосылками войны были экономические противоречия союзов великих держав, политические расхождения и споры между ними, конкретным поводом к ней явилась драма, порожденная национально-освободительным движением славян против австрийского владычества. Возникший конфликт можно было бы урегулировать мирным путем. Но Австро-Венгрия считала, что настал удобный момент, чтобы навсегда покончить с национальным движением Сербии.

Ее мощный покровитель и союзник Германия полагала, что в данный момент она лучше подготовлена к войне, чем Россия и даже ее союзники Франция и Англия. В отношении последней кайзер питал иллюзии, что она останется нейтральной. В итоге европейская война, давно и многими ожидавшаяся, разразилась неожиданно и вызвала первый в истории военный конфликт мирового масштаба…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1914 год, июнь. Россия,

г. Санкт-Петербург

– Поди прочь! – пресекая попытку слуги что-то сказать, Георгий стремительно пересек анфиладу комнат, прошел к себе. Плотно закрыл дверь, достал из шкафа графин с мадерой, наполнил на треть бокал и тяжело опустился в кресло. В последние дни кабинет стал для него единственным местом, где он мог позволить себе расслабиться, побыть самим собой. Он устал…

Собираясь глотнуть вина, Георгий отметил, как дрогнула рука. Его лицо, без того напряженное и хмурое, сделалось и вовсе мрачным.

«Если так пойдет дальше, я не выдержу, сорвусь», – подумал он. И поймал себя на том, что эта мысль за прошедшую неделю стала в его сознании доминирующей. Он предполагал, что будет тяжело. Но представить не мог, насколько!

Несмотря на то, что внутренне он был готов ко многому, открытие, сделанное сегодня, потрясло его до глубины души. Он почувствовал, что действительно начинает ненавидеть тех, кто окружал его все эти годы. Правда, Румянцев предупреждал, что это пройдет, это нормально. Но Лазорян все равно чувствовал себя опустошенным.

«Нормальная реакция, – мысленно усмехнулся Георгий, подавляя растущее отчаяние. – А ну, как не пройдет? Нет, мои враг – не в России, они – в Турции, в Германии. Здесь же – по-прежнему, все родное, дорогое, любимое. Дмитрий Иванович, безусловно, прав. Это – реакция на изменившееся отношение ко мне окружающих».

Он страшился своих мыслей, но не думать об этом не мог. Хотя и успокаивал себя, пытаясь отыскать ответы на мучившие его вопросы в рекомендациях, которые постоянно давал Румянцев. Лазоряну вспомнился их вчерашний разговор…

На Петербург пала невесомая, прозрачная пелерина белых ночей. Ему необычайно нравилась эта пора, когда город погружался в их «фарфоровый» свет – колдовской и завораживающий. Создавалось впечатление, будто дворцы, здания, мосты, каналы, храмы и парки существуют не в реальности, а живут своей, особенной жизнью, писанные акварельными красками на огромном холсте рукой таинственного чародея. Еще с детства у него порой рождались фантазии, что однажды белые ночи откроют перед ним загадочные врата, ведущие в незнакомый мир. До недавнего времени память Георгия хранила остроту тех чувств. В них присутствовала доля страха и восхищение, нетерпеливое ожидание и готовность скорее оказаться за порогом манящих и одновременно пугающих сказочных врат.

Но вчера, направляясь на встречу с Румянцевым, он не испытал и малой толики былых чувств. Мало того, обнаружил, что в душе царит раздражение. Приглушенная, чарующая акварель белых ночей уже не будила прежнего восторга, а вызывала досаду своими бездарными, блеклыми мазками.

В условленном месте он появился, с трудом контролируя эмоции, что не укрылось от Дмитрия Ивановича. Сев в машину, какое-то время Румянцев молчал, строя в уме догадки о причинах такого настроения Лазоряна.

Наличие авто у Георгия значительно упрощало их встречи. Обычно Лазорян приезжал в заранее назначенное место в нужное время, Румянцев быстро садился в машину, и они уезжали. Как правило, за город, но не очень далеко. Так было и в этот раз, с той разницей, что Георгий заметно нервничал.

– Что-нибудь случилось, Георгий Георгиевич? – спросил Дмитрий Иванович, когда они миновали городскую черту.

– Все в порядке, – не оборачиваясь, ответил тот. Сказано это было тоном, не предусматривающим продолжения.

Румянцев решил не настаивать и подождать, пока они не доберутся до места. Выбор был всегда за Лазоряном, он отлично ориентировался в окрестностях столицы. Проехав где-то с пару верст, Георгий остановил авто, заглушил двигатель. Но несколько минут еще сидел неподвижно. Дмитрий Иванович тоже не спешил возобновлять разговор, спокойствия и выдержки ему было не занимать. Но обоюдное молчание становилось все более тягостным.

– Иногда просыпаюсь среди ночи и не могу понять, где моя настоящая жизнь, во сне или наяву, – неожиданно прозвучал голос Лазоряна. В его интонациях не было показного надрыва, но муки хватало с лихвой. – Я все чаще стал задавать себе вопрос: правильно ли поступил, согласившись служить в вашем ведомстве?

– Какой ответ приходит вам на ум? – осторожно поинтересовался Румянцев.

– Давайте пройдемся, – не ответив, предложил Георгий.

Когда они покинули машину и, преодолев с полсотни метров, остановились, Лазорян проговорил:

– Я прихожу к выводу, что решение было ошибочным.

Мне не справиться.

– Что конкретно вас беспокоит? – внимательно посмотрел на него Румянцев.

Георгий отвел взгляд, устремив его вдаль, и попытался объяснить:

– Не знаю, бывали ли вы в ситуации, когда от человека ничего не зависит. Он знает, что объективно прав, истина на его стороне, но он не в состоянии переломить ход событий. А события таковы, что грозят полностью уничтожить человека, сделать его изгоем…

– Простите, Георгий Георгиевич, что перебиваю, но мне знакомо подобное состояние. Видите ли, мне приходилось работать за границей. Мое окружение было враждебно настроено по отношению к России. Естественно, я пребывал в этом обществе не как ее поданный. Поэтому мне известны ощущения человека, который вынужден скрывать свои истинные мысли и чувства. Хотя, в отличие от меня, вы находитесь в более незавидном положении. Тяжело жить среди своих с клеймом предателя, зная, что это не так.

– Речь не только обо мне, – напомнил Лазорян. – Мне невыносимо смотреть, как страдает Анастасия. От нас отвернулись почти все.

И с отчаянием повторил:

– Все! Даже в отношениях с близкими чувствуется холодность и отчужденность.

Не сговариваясь, они вновь неспешно двинулись вперед.

– Понимаю, – сочувственно произнес Румянцев. – Тем не менее, я не вправе что-либо скрывать от вас. Должен заметить, возможно, вас ждут более неприятные вещи. Хотя искренне желаю, чтобы чаша сия вас миновала.

– О чем вы говорите? – повернулся к нему Лазорян.

– Может статься, что с вашей стороны последует несколько необычная реакция. – И тут же поспешил заверить Георгия: – Но мы полагаем это нормальным. Иначе говоря, нормально ожидать ответной реакции человека на мнение общества, объявившего его, как вы выразились, изгоем.

– Что за реакция? – все еще не понимая, уточнил Лазорян.

– Ненависть, Георгий Георгиевич, ненависть, – вздохнув, ответил Румянцев. – Уязвленное самолюбие и гордость могут сыграть с вами злую шутку. Здесь бессмысленны советы либо увещевания. Вы сами должны преодолеть этот рубеж.

– Но как? – ошеломленно воскликнул Лазорян.

– Постарайтесь отнестись к происходящему хладнокровно и взвешенно. Не забывайте о своей миссии и той цели, что поставили перед собой.

– Миссия, – немного успокоившись, повторил Георгий. И с горечью усмехнулся:

– Звучит как мессия.

Но следом сконфуженно пробормотал:

– Простите, кажется, я сказал глупость.

– Наша работа и правда схожа с миссионерской деятельностью, – между тем продолжал Румянцев. – Вижу, вы удивлены. Но если не принимать во внимание внешние атрибуты, а сравнить суть, найдется немало общих черт. Мы – одиночки, живем и умираем безвестными. В то же время мы – первые, до подхода, образно говоря, ударных сил, вступаем на запретную, неизвестную территорию. Разведка и контрразведка существуют с давних времен. Их успехи или поражения зачастую находятся в прямой зависимости от таких понятий, как жизнеспособность целых государств и народов. Ведь официальная дипломатия – лишь видимая часть огромного айсберга под названием «политика». Что касается наших служб, они – скрыты глубоко под водой. Мы не имеем права выступать открыто, обнаруживать себя. Таким образом, окруженные завесой тайны, нередко становимся объектом грубых нападок, общество не желает мириться с фактом нашего существования. Нам приписывают всевозможные ужасы, обвиняют в превышении власти и в стремлении вообще прибрать к рукам всю власть, чтобы действовать бесконтрольно. Мы, естественно, не можем не учитывать подобных настроений. Вместе с тем каждый из нас должен ясно представлять, ради какой цели создавались наши службы.

– И ради какой? – искоса взглянул на него Лазорян.

– Защищать интересы, прежде всего, собственного государства. По большому счету, политика – дело неблагодарное и грязное. Она базируется на выгоде, предательстве, жестоком противостоянии. Но она же – неотъемлемая часть мира, который мы сами создали. А он далек от совершенства. Однако это не значит, что в нем нет места высоким моральным и нравственным принципам. Что есть наш мир? Две чаши весов: на одной – порядок, на другой – хаос. Положение их никогда не бывает неизменным. Человечество не раз переживало годы гармоничного развития и взлета, как и упадка, погружения в хаос. Но каждый человек сам определяет для себя, каким убеждениям ему следовать, независимо от того, какой период переживает человечество в целом.

– Боюсь, сейчас мир как раз и стоит на пороге неотвратимо приближающегося хаоса, – заметил Георгий.

К сожалению, вы правы, – согласился Румянцев. – С приходом нового века грядут большие перемены как в общественном сознании, так и в сознании отдельного человека. Нынче все чаще слышатся требования о пересмотре ценностей. А вот они-то были, есть и будут всегда неизменными. Их нельзя подогнать, перекроить в зависимости от общественного строя. Такие понятия, как совесть, честь, долг не приемлют расплывчатого определения. Нельзя иметь половинчатую совесть, как нельзя исполнить свой долг на треть или четверть. И общество либо принимает эти ценности за незыблемую основу своего существования, либо нет. Остальные рассуждения на эту тему несут в себе завуалированную ложь и лицемерие. Говоря о том, что наши службы работают в интересах Российской империи, я имею в виду, прежде всего, глубокую внутреннюю убежденность каждого сотрудника в правоте и правомерности своих действий. Мы обязаны видеть себя представителями светлых, а не темных сил.

Румянцев остановился и долгим, пристальным взглядом всмотрелся в лицо Лазоряна:

– Если вы, Георгий Георгиевич, осознаете данный факт, считайте, что задача уже наполовину выполнена.

На этот раз Лазорян выдержал его взгляд. Однако, мучимый сомнениями, возразил:

– Свет и тьма – две стороны одной медали. Нередко добро и зло подменяют друг друга, чтобы посмотреть, как человечество будет выпутываться из этой ситуации, пытаясь угадать, что есть что. Люди же склонны принимать решения, не особенно задумываясь о последствиях. А в этом случае очень легко ошибиться.

– Умение четко разграничивать эти явления приходит не с опытом и не посредством обогащения разума знанием. Оно приобретается в горе и страданиях. Порожденные ими жажда крови, озлобленность, ненависть, мстительность – удел слабых. Сильные натуры в горе и страданиях обретают мудрость и милосердие. Прислушайтесь к голосу сердца. Оно подскажет вам, как надобно поступить. Мы редко позволяем себе лукавить и лгать, будучи наедине с собой. Другое дело, что мы не всегда готовы следовать голосу сердца. Ибо человек слаб, подвержен сильным страстям, среди которых низменные, увы, занимают далеко не последнее место.

– Звучит не слишком оптимистично.

– Полно, Георгий Георгиевич, – ободряюще улыбнулся Румянцев, – вы отнюдь не слабый человек. И ваши сомнения – лишнее тому подтверждение. Людям безвольным, бесхарактерным свойственно отдаваться во власть течения, им так удобнее и спокойнее. Вы же – из когорты «прометеев». Не смущайтесь, я вовсе не пытаюсь льстить вам, а всего лишь размышляю вслух. Учитывая отношение к вам государя императора, вы могли бы подыскать себе, скажем так, более доходное место. Снискали бы чины, звания, награды, не особо утруждаясь, время от времени исполняя незатейливые «па» – шаркая ножкой по паркету. Однако выбрали военную службу…

– А куда мне было деваться? – с притворным сожалением, вздохнул Лазорян. – Она – одна из традиционных в нашем роду.

– Да, я помню, – кивнул Дмитрий Иванович. – Но мы часто забываем, какой смысл присутствует в этом выборе – защищать Отечество. Люди, его сделавшие, сознательно и добровольно приносят на алтарь Отечества свою жизнь. А ведь большинство полагают ее главной ценностью в мире. Так что, Георгий Георгиевич, не позволяйте чувству самоуничижения завладеть вашим сердцем и разумом. До сих пор вы прекрасно справлялись с возложенной на вас миссией. Уверен, так будет и впредь. Что же касается отношения к вам окружающих, это – часть вашего задания. Я согласен, часть трудная и неприятная. Но такова специфика службы. Иногда нам приходится выступать под маской врага – для своих, и под маской друга – для наших противников.