Прогулки по старой Коломне. История развития живописного района Северной Венеции

Заводская улица

Изначальное название – Кузнецкий переулок (1865–1887 гг.), позже – Заводская улица (1887–1917 гг.) и улица А. Блока.

Дом № 1/3. Особняк В.Ф. Друри (1836 г., арх. В.Д. Морган, включен в существовавшее здание).

Дом № 2–4. Дом и картографическое заведение А.А. Ильина (1897 г., академик арх. И.И. Шапошников, левая часть; 1899 г., арх. И.Ю. Мошинский; правая часть).

Дом № 3. Особняк Кемелова (1875 г., арх. Ф.Ф. Бекман; надстройка).

Дом № 6/1–3. Жилой дом (1892 г., арх. Л.В. Шмеллинг; включен существовавший дом).

Дом № 8. Доходный дом (1872 г., академик арх. Ю.О. Дютель; перестроен).

Калинкин переулок

Первоначальное название – Глухой переулок – известно с 1835 г. Наименование Калинкинский переулок дано в 1871 г. Происходит от названия находящегося поблизости Мало-Калинкина моста. С 1930-х гг. чаще употребляется вариант Калинкин переулок.

Дом № 1/34. Жилой дом и фабрика шелковых изделий А.И. Ниссена (1873 г., академики арх. И.С. Китнер и В.А. Шрётер).

Дом № 2/30. Доходный дом (1890 г., академик арх. М.П. Львов; расширен).

Дом № 6/181. Доходный дом (1889 г., техник-арх. И.Н. Иорс; включен существовавший дом).

Калинкина площадь

Площадь существует с XVIII в., до 1828 г. называлась Бугорки, позже – Калинкиной, по названию деревни, раскинувшейся здесь еще в допетровскую эпоху (на картах XVII в. называлась Кальюла), а с 1952 г. носит имя великого художника России И.Е. Репина.

В центре площади небольшой сквер, который старожилы издавна называют Плешивым. Сквер создан на средства купца и домовладельца Ландрина в 1875 г. (ему принадлежали доходные дома, обрамляющие площадь с северо-востока).

На южной стороне сквера высится каменный обелиск – верстовой столб, установленный в 1780-х гг., выполненный по проекту архитектора А. Ринальди. На его мраморной доске начертана цифра – «26», таково число верст от Почтамта до Петергофа. На столбе установлены солнечные часы.

Калинкина площадь. Фото 2000-х гг.

Верстовой столб. Фото 2000-х гг.

Съезжий дом на Калинкиной площади. Начало XIX в.

Дом № 1. Съезжий дом 4-й Адмиралтейской (Коломенской) части (1851 г., академик, профессор арх. Р.А. Желязевич и Р.Б. Бернгард).

Коломенская пожарная часть

До 1709 г. Петербург строили по старинке, размечались «линии», т. е. направления будущих улиц, но это делалось не всегда, и часто постройки возникали стихийно. Одна за другой строились слободы с узкими и подчас кривыми улицами, по сторонам которых стояли крошечные домики. Это был период почти исключительно одного лишь деревянного строительства. На первом этапе строительства города противопожарные мероприятия носили лишь режимный характер. Население предупреждалось об осторожности в обращении с огнем. Жителям города предписывалось: в ветреную погоду не топить изб и бань; не разводить огонь без крайней надобности; летом не топить печи в домах. Для готовки пищи строить так называемые поварни на огородах и пустырях, не держать по вечерам в доме огня, кузнецам или ремесленникам заниматься своим делом вдали от жилых зданий и т. д.

Начиная с 1710 г. царские указы по регламентации строительства города следуют один за другим. Все строительство в новой столице подчинялось целому ряду правил и регламентировалось специальным Указом «О построении домов в Санкт-Петербурге с соблюдением всевозможных предосторожностей от огня». Здания велено было строить «в одно жило», промежутки между ними должны были составлять не менее 13 м.

Для благоустройства Петербурга важнейшее значение имели также мероприятия по озеленению улиц. В Петербурге петровского времени было много садов, которые зелеными островами разделяли строения, своего рода микрорайоны, и отделяли огнеопасные заводы и фабрики от жилых домов. До нашего времени сохранился всего лишь один такой сад – Юсупов на Садовой улице. Наряду с улучшением внешнего облика города это способствовало ограничению распространения огня при возникновении пожара. И все же во времена Петра в Петербурге произошло девять «больших пожаров».

Указы Петра I о противопожарных мерах полиция оглашала путем их чтения в городе «с барабанным боем». Кроме того, они вывешивались в наиболее людных местах. И по сию пору остается актуальным один из таких петровских указов: «…и беречь от огня богатства государства Российского…».

Специальными указами Петр I заложил не только систему пожарной безопасности в городе, но и механизм ее проведения в действие. С момента учреждения в 1718 г. Главной полицейской канцелярии проведение всех противопожарных мероприятий в Петербурге возложено на генерал-полицмейстера Антона Девиера, который подчинялся только царю и Сенату.

Во времена Анны Иоанновны в 1736 г. выгорела вся часть города между Мойкой, Невой и Невским проспектом. В 1737 г. на этом же месте снова произошел громадный пожар. Сгорело более тысячи домов и несколько сот человек, тогда Морскую слободу и перевели в Коломну.

Эти и другие пожары вызвали ряд правительственных постановлений по усилению пожарной безопасности в столице. С этого времени приступают к возведению брандмауэров. Специальным указом «повелели кровли на всех палатах делать без перелома, и с обеих сторон кровель выводить каменные стены выше кровель фута на три, которые могут во время пожарного случая с одного двора к другому огня не пустить».

Еще Петр I своим указом назначил в войсках пожарных офицеров и выделил воинские пожарные команды. В 1740 г. Бирон выдает распоряжение о расписании пожарных инструментов, чем и было положено начало «правильно организованному пожарному обозу».

В эти годы начали строительство в городе первых «съезжих домов» для размещения полицейских пожарных обозов и несения при них пожарной службы обывателями.

Указом Екатерины II от 1763 г., учреждающем штаты главной полиции Санкт-Петербурга, определено было иметь при ней число (185) чинов при пожарных инструментах. Наблюдения за ночным городом вели полицейские отряды ночной стражи, заменившие воинские патрули и караулы, учрежденные еще в 1737 г. На каждой улице устроили будки для несения ночной службы, при которых находился набор пожарного инвентаря. Кроме того, стражниками совершались конные объезды города для вылавливания поджигателей и воров.

Вступив на трон, Павел I повелел: деньги, собираемые с извозчиков, употреблять на содержание пожарных инструментов и на постройку каменных съезжих домов. В городе, как и прежде при Екатерине II, сохранилось разделение на части и на кварталы, для которых определялась все та же, как и ранее, «положенность огнегасительных инструментов» и принадлежностей к ним, которые всегда должны находиться в полной готовности при съезжих домах. Все расходы на содержание команд и лошадей, труб и инструментов отнесены «за счет ратгауза и должны покрываться из сумм городских расходов».

И лишь 24 июня 1803 г. именным указом Александр I отменил пожарную повинность жителей, существовавшую в течение всего XVIII в. Охрана Санкт-Петербурга от огня возлагалась на пожарную команду во главе с брандмайором.

В состав новой команды вошли брандмейстеры, фурманы, обоз и лошади, уже имевшиеся в полицейских частях по штатам 1798 г. Ядро же ее составили 528 рядовых пожарных, впервые отряженных военным губернатором по царскому указу «из лиц, не пригодных к фронтовой службе». Городская команда состояла из 11 пожарных частей: 1, 2, 3, 4-й Адмиралтейских, Московской, Каретной, Литейной, Рождественской, Васильевской, Петербургской и Выборгской, размещавшихся при полицейских съезжих домах. Каждая часть имела в своих штатах 48 пожарных, 10–12 фурманов (кучеров), 17–20 лошадей. Любопытно, что лошади для частей подбирались по масти: в первой части – вороные, во второй – буланые, в третьей – белые, в четвертой – серые в яблоко.

Снаряжение по нашим временам было более чем скромным, но уже в эти годы сложилась четкая структура команды.

Для выезда на пожары выдавалась спецодежда: пожарным – шинель из парусины, кожаный ремень с металлической пряжкой и рукавицы, а зимой – полушубок овчинный и теплые варежки в рукавицы; фурманам – суконные кафтаны и епанча поверх них.

Пожарные каждой части размещались в казармах. Здесь же они и проживали. Порядок службы брандмайор установил близкий ему – воинский. Рабочий день начинался в 5–6 утра и длился 15–16 часов. После подъема пожарные становились на молитву. Затем 1,5–2 часа чистили лошадей, давали им корм, производили уборку помещений, заметали улицу перед съезжим домом, чистили обоз. После завтрака в 7 часов начинались занятия и различные хозяйственные работы.

Четко распределялись обязанности при сборе и выезде на пожар. Для всех пожарных частей устанавливалось время, в течение которого они должны «заложить лошадей» (4 минуты) и прибыть к месту пожара. Так, самая отдаленная часть, 4-я Адмиралтейская, должна была прибыть в Выборгскую (и наоборот) через 39 минут. При этом весьма строго взыскивалось с прибывших на пожар после тех, «кои по расстоянию должны были упредить, а последние награждались».

Выезжали на пожар в определенном порядке. Впереди команды верхом на коне скакал брандмейстер в офицерской форме из темно-зеленого сукна, с блестящими медными шпорами на хромовых сапогах. За ним следовал пожарный обоз.

Для проверки готовности всех пожарных частей города два раза в год назначались «генеральные смотры» пожарному обозу и команде. Первый раз – когда обоз переводили с летнего хода на зимний, а второй – с зимнего на летний.

На месте сегодняшней площади Репина в допетровское время находилась деревня Каллина, которая почти вся выгорела при пожаре. И как только Коломна стала застраиваться, встал вопрос, как ограждать ее от огня. Первая пожарная каланча в двухэтажном здании появилась там, где стоит сейчас «дом-утюг». В 1856 г. пожарная команда перешла в то здание, которое и сейчас высится на площади. Та часть съезжего дома, что находится ближе к бывшему Козьему Болоту, занимала пожарная охрана, а та часть, что ближе к Калинкину мосту, занимала полицейская служба, которая находилась на всех трех этажах. Вот здесь и зарождались боевые традиции. Эта команда одна из самых первых праздновала день рождения 24 июня 2003 г., когда исполнилось 200 лет профессиональной пожарной команде – это 4-я Адмиралтейская пожарная часть. В 1876 г. при Александре II Адмиралтейские пожарные части вместо номера получили имена, и эта часть стала называться Коломенской.

Съезжий дом на Калинкиной площади. Фото 2000-х гг.

Здание в красном кирпиче смотрится массивно. Его должны были оштукатурить, но шла Крымская война, необходимых средств не нашлось, решили так и оставить, в неоштукатуренном виде оно и дошло до нас. Коломенская пожарная часть имеет не только боевые традиции, но здесь, по сути, создавалась пожарнотехническая школа, подготовка кадров для пожарной охраны. В 1936 г. это здание становится центром подготовки кадров, здесь организовали факультет инженеров противопожарной обороны, с 1978 году – факультет повышения квалификации работников пожарной охраны.

Наша дореволюционная пожарная охрана в России считалась в мире передовой. И наши брандмейстеры, в том числе и из Коломенской части, ездили в другие страны создавать пожарные части. И к нам на выучку приезжали из других стран.

Дом № 3/5. Доходный дом (1880 г., арх. П.П. Наранович; правая часть, включено существовавшее здание). Мастерская И.Е. Репина (1887 г., техник-арх. А.И. Рейнбольдт; левая часть, надстройка).

Калинкина пл., 3/5. Здесь находилась мастерская И.Е. Репина. Фото 2000-х гг.

Репин Илья Ефимович (1844–1930), живописец и педагог

Илья Ефимович жил в Петербурге с 1863 г., в 1882 г. (когда переехал из Москвы в Петербург) и до 1895 г. – в Коломне, где и создал большинство наиболее известных работ: «Крестный ход в Курской губернии», «Не ждали», «Иван Грозный и сын его Иван», «Арест пропагандиста», «Отказ от исповеди», «Запорожцы» и большое число портретов.

Вначале он снимал квартиру № 1 на втором этаже, а позже № 5. В первой квартире было семь комнат, самая большая из них, угловая, служила мастерской, где еженедельно собирались друзья и ученики Репина. Частым гостем здесь был художник Валентин Серов.

Илья Ефимович просил домовладельца надстроить здание, соорудить над ним мансарду, что и сделали в 1887 г. Здесь же, на квартире Репина, проходили заседания правления Товарищества передвижных художественных выставок.

Знаменитый художник ведет очень насыщенную жизнь. Он встречается со многими выдающимися деятелями литературы, музыкальной культуры, с меценатами. Среди его друзей – писатель Всеволод Михайлович Гаршин. «Гаршин был симпатичен и красив, как милая, добрая девица-красавица, – вспоминал Репин. – Почти с первого взгляда на Гаршина мне захотелось писать с него портрет, но осуществилось это намерение позже. Я жил у Калинкина моста, а Гаршин – у родственников своей жены в Сухопутной таможне на Петергофском проспекте (ныне – Старо-Петергофский пр., 38), в прекрасном казенном помещении».

В 1884 г., летом, Репин пишет картину «Иван Грозный и сын его Иван». Царевича художник писал с Гаршина. «После сеанса, – рассказывает Илья Ефимович, – я провожал Гаршина через Калинкин мост до его квартиры и заходил на минуту к родным его жены. Там, в уютной обстановке, за зелеными трельяжами, все играли в винт. Большие окна казенной квартиры были открыты настежь. Стояли теплые белые ночи. Гаршин шел провожать меня до Калинкина моста, но я долго не мог расстаться с ним, увлеченный каким-то спором. Мы проходили Петергофский проспект по нескольку раз туда и назад…».

И.Е. Репин в своей мастерской на Калинкиной площади

Интересна история знаменитой картины Репина «Бурлаки на Волге». Картина написана по заказу великого князя Владимира Александровича. Великий князь был тогда вице-президентом Академии художеств, президентом – его тетка, великая княгиня Мария Николаевна (дочь императора Николая I). Вот как описывает сам Илья Ефимович в своей книге «Далекое близкое» историю создания «Бурлаков»: «Владимир Александрович частенько навещал нашу Академию, и мы наблюдали его издали… В назначенное время, с аккуратностью часов, Великий князь приехал в Академию художеств и по широким лестницам прошел своим скорым шагом прямо в конференц-зал. Вижу, как Черкасов и Владимир Александрович прошли к моим работам, только что разложенным вахтером на полу, и Великий князь начал внимательно разглядывать их. Оторвавшись на минуту и подняв глаза на нас, выглядывавших на него из полуотворенной двери в весьма почтительном отдалении, он остановил свой взгляд на мне, и ясно услышал, как он сказал: “А вот и сам Репин”.

Он сделал мне знак рукой приблизиться и начал расспрашивать довольно подробно, особенно об эскизах. Прежде всего, он указал на мой первый эскиз “Бурлаков” к предположенной картине.

– Вот этот сейчас же начинайте обрабатывать для меня.

Странно, что впоследствии, в разные времена, когда картиной моей „Бурлаки на Волге” была заинтересована либеральная часть общества, а консервативная ее так хаяла, бывали очень противоречивые столкновения отзывов. С удивлением выслушивал я многих лиц разных взглядов, положений и влияний.

Так, например, когда я был уже в Париже в качестве пенсионера Академии художеств, в мастерской А. Боголюбова встречал я многих русских, смотревших на меня с нескрываемым любопытством, не без иронии: “Ах, да, ведь вы знаменитость, слыхали, слыхали: вы там написали каких-то рыбаков. Как же! Прогремели”.

А министр путей сообщения Зеленой сразу начальнически напал на меня в присутствии Боголюбова у него же в мастерской:

– Ну, скажите, ради Бога, какая нелегкая вас дернула писать эту нелепую картину? Вы, должно быть, поляк?.. Ну, как не стыдно – русский?.. Да ведь этот допотопный способ транспортов мною уже сведен к нулю, и скоро о нем не будет и помину. А вы пишите картину, везете ее на Всемирную выставку в Вену и, я думаю, мечтаете найти какого-нибудь глупца богача, который приобретет себе этих горилл, лапотников!..

Ну, скажите, мог ли я после этой тирады сказать министру путей сообщения, что картина писалась по заказу Великого князя Владимира Александровича и принадлежит ему?!

А картина, между тем, в то время висела уже в бильярдной комнате Великого князя, и он мне жаловался, что стена вечно пустует: ее все просят у него на разные европейские выставки. А надо правду сказать, что Великому князю картина эта искренне нравилась.

Ф.М. Достоевский удостоил картину весьма лестного отзыва в своем “Дневнике писателя”. А главным глашатаем картины был поистине рыцарский герольд Владимир Васильевич Стасов. Первым и самым могучим голосом был его клич на всю Россию, и этот клич услышал всяк сущий в России язык. И с него-то и началась моя слава по всей Руси великой. Земно кланяюсь его благороднейшей тени».

Энергичный, оживленный, плодовитый (оставил более 1000 работ), Репин всегда был злободневным. Художественный критик А. Эфрос назвал его величайшим «публицистом» русского искусства.

Репин считался и величайшим портретистом в то время. Признанного, обласканного, богатого Репина-портретиста приветствовали повсюду – и в Зимнем дворце, и в нигилистической «коммуне». В блестящих, психологически проницательных портретах он увековечил и царскую фамилию, и высших государственных сановников, и ведущих писателей, актеров, ученых, профессоров, юристов, духовенство и безымянных русских мужиков – Репина искренне интересовали и привлекали люди всех классов.

В 1903 г. И.Е. Репин поселился в курортном поселке Куоккала на берегу Финского залива, в усадьбе «Пенаты», принадлежавшей второй жене – писательнице Н.Б. Нордман-Северовой (1863–1914). Овдовев, получил дом в свою собственность и передал его в ведение Академии художеств для устройства музея после его смерти. В усадьбе прожил до конца дней, навещаемый друзьями и почитателями, там же и похоронен. С ним жили дочери – Надежда (1874–1931), с 1922 г. – Вера (1872–1948), с конца 1920-х гг. – Татьяна (1880–1957) с детьми; неподалеку жил сын Ю.И. Репин с семьей.

После смерти художника его произведения, по завещанию, распределены между детьми. Бо́льшая (и, предположительно, наиболее ценная) часть наследия досталась дочери Вере, перед приходом советских войск вывезена за границу (1939 г.) и распродана. Работы, принадлежавшие сыну Юрию, остались в Куоккале и составили основную часть музея, созданного в 1940 году в усадьбе «Пенаты». В годы войны усадьба сгорела (экспонаты музея в начале войны вывезли и сохранили). В 1962 г., по завершении восстановительных работ, музей открыли для посетителей.

Канонерская улица

В 1739 г. присвоено название – Шкиперская улица, повторенное на плане 1753 г. (в форме Шкипорская ул.). Наименование связано с местонахождением здесь Морской слободы. В обиходе это название не употреблялось.

Современное наименование известно с 1774 г. в форме Канонерская улица, существовавшей до 1802 г. Связано с проживанием здесь канониров – морских артиллеристов. Параллельно в 1779 г. появляется современный вариант.

Дом № 1/15. В 1870-е гг. и до 1880 г. в квартире № 24 жили Е.М. и И.П. Чайковские, родители П.И. Чайковского.

Чайковский Петр Ильич (1840–1893), композитор

Два великих деятеля русской культуры чувствовали себя в Петербурге как дома – Пушкин и Достоевский, к ним можно присоединить и третье имя: Чайковский. В Петербурге юный Чайковский окончил, с чином титулярного советника, Училище правоведения и затем служил больше трех лет в Министерстве юстиции, ведя типичную жизнь молодого столичного чиновника.

На службе в Министерстве юстиции Чайковский делал быструю карьеру, став надворным советником. В 1862 г. он оказался среди первых студентов организованной Антоном Рубинштейном в Петербурге консерватории, для многих родных Чайковского это стало полной неожиданностью. Его дядя, весьма традиционный господин, был в полном замешательстве: «А Петя-то, Петя! Какой срам! Юриспруденцию на гудок променял!»

Учеба в Консерватории привила Чайковскому подлинный музыкальный профессионализм. Но не только это. Приобщив его к европейским принципам и нормам организации музыкального материала, консерваторская выучка также дала молодому композитору ощущение сопричастности к мировой культуре.

Музыканты иногда шутят, что Чайковский написал три симфонии – Четвертую, Пятую и Шестую. Действительно, его первые три симфонии исполняются сравнительно редко. Между тем, именно в них имперский характер музыки молодого Чайковского проявился с особой яркостью. В этих трех симфониях живут возвышенные гением композитора многообразные музыкальные жанры русской столицы: ее театрально-грозные марши, ее аристократические томные вальсы, романсы ее салонов и ее предместий, театральные и балетные сцены ее императорских подмостков, картины ее народных гуляний, ярмарок и увеселений.

Эмоциональные и символические возможности гимна «Боже, царя храни» со всеми его психологическими и политическими обертонами широко использованы Чайковским в двух его блестящих оркестровых сочинениях: «Славянский марш» (1876 г.) и увертюра «1812 год» (1880 г.), которые в Советском Союзе в подлинном виде не исполнялись более 70 лет. Личному заказу Александра III обязан своим возникновением цикл – религиозных хоровых сочинений Чайковского. Композитор относился к этой сфере своего творчества серьезно; он написал также «Литургию Святого Иоанна Златоуста» и «Всенощное бдение». Как известно из писем и дневников Чайковского, его отношение к религии было глубоко двойственным. Но сочинение духовной музыки он очевидным образом рассматривал как акт глубоко верноподданнический и патриотический, как приношение на алтарь Отечества. Это – одна из важных граней имперского облика музыки Чайковского.

П.И. Чайковский

Культ Чайковского для многих начался с премьеры в Мариинском театре одного из наиболее «петербургских» созданий Чайковского, балета «Спящая красавица». Для создания этого подлинно художественного произведения сошлось столько уникальных мастеров – и композитор, и великий хореограф Мариус Петипа, и художники, и блестящие танцовщики.

Пятого декабря 1890 г. впервые на сцене Мариинского театра показана опера «Пиковая дама», еще одно «петербургское» произведение Чайковского. Эту премьеру считали символическим во многом поворотным моментом в формировании нового петербургского мифа.

С Коломной Чайковского связали три адреса, где композитор подолгу жил, приезжая из Москвы по делам, связанным с постановками его произведений в Мариинском театре. В декабре 1872 г. Чайковский получил вызов из дирекции театра для переговоров о постановке его оперы «Опричник». «…Я на праздники совершенно неожиданно попал в Питер, – писал Петр Ильич своей сестре 9 января 1873 года, – куда меня вызвали для присутствия в комитете, решавшем судьбу моей оперы. Я так был убежден, что меня забракуют, и вследствие этого до того был расстроен, что даже не решился прямо отправиться к папаше, боясь его обеспокоить своим отчаянным видом. На другой день после злополучного комитета, стоившего мне многих терзаний и, однако же, окончившегося к моему полному удовольствию, я поехал к папаше и прожил у него около недели…» Отец и мачеха Петра Ильича (мать умерла, когда Чайковскому было 11 лет) снимали квартиру на углу Канонерской и Могилевской улиц (ныне – Лермонтовский пр., 7).

Для присутствия на репетициях и премьере своей оперы композитор приехал в Петербург в марте 1874 г. и остановился у отца. Премьера «Опричника» состоялась 12 апреля 1874 г. На спектакль приехали все профессора Московской консерватории во главе с Н.Г. Рубинштейном. Успех оперы – ошеломляющий, композитора стали вызывать уже после второго акта единодушно, публика была настроена празднично и доброжелательно.

Второй адрес в Коломне – Офицерская ул., 60, где проживала его кузина – Амалия Литке (дочь его родной тети). В этом доме останавливался не только композитор, но часто гостила его сестра с племянниками.

На Крюковом канале, в доме № 11/43, жил старший брат композитора – Николай Ильич с женой Ольгой Сергеевной, и здесь часто бывал Петр Ильич, который уговорил бездетного брата в 1886 г. взять на воспитание и усыновить незаконнорожденного сына своей племянницы – Татьяны Львовны Давыдовой (несчастная женщина умерла скоропостижно в 26 лет). Впоследствии Петр Ильич сделал Жоржа (так звали сына племянницы) одним из своих наследников.

Последней квартирой композитора стала съемная трехкомнатная квартира на М. Морской ул., 13/8 (дом Ратина). Здесь 20 октября 1893 г. Чайковский, выпив сырой воды, заболел и 25 октября скончался от холеры в доме на М. Морской. Закончилась жизнь – началось бессмертие.

Похороны его были так грандиозны и величественны, как только в России хоронили царей… В газете «Новое время» с утра появилось объявление о том, что «…на Дирекцию Императорских театров возложено распоряжение похоронами Петра Ильича Чайковского». Дальше объявлялся порядок церемонии, путь похоронной процессии. Сообщалось о месте получения билетов для входа в Казанский собор и на кладбище.

Огромная очередь жаждущих получить билеты осаждала помещение дирекции. Казанский собор мог вместить 6 тысяч человек, заявлений же от делегаций и остальных лиц, желавших принять участие в похоронах, оказалось более 60 тысяч. В конце концов выдали 8 тысяч билетов. Похороны состоялись на кладбище Александро-Невской лавры.

Через неделю после смерти Чайковского в Дворянском собрании снова исполнялась его последняя, знаменитая Шестая симфония, дирижировал Направник. Колонны были увиты черным крепом и гирляндами зелени, на эстраде в цветах стоял бюст композитора, все присутствующие – в черном, при скорбных звуках финала все плакали…

Дом № 2/17. Доходный дом. Типография И.П. Огрызко (1861 г., 1871 г., надстройка; арх. Дирекции Императорских театров М.Ф. Петерсон; левая часть; 1873 г., инженер-арх. М.А. Канилле; правая часть). С 1824 по 1828 год (с перерывом) здесь жил композитор М.И. Глинка.

Глинка Михаил Иванович (1804–1857), композитор

Родился М.И. Глинка в селе Новоспасском Смоленской губернии, там же прошло его детство. Но несмотря на это, Петербург можно назвать родным городом композитора. Здесь он учился, начал свой творческий путь. Тут созданы им почти все произведения, в том числе величайшие творения – оперы «Иван Сусанин» и «Руслан и Людмила».

В 1818 г. тринадцатилетний Миша, только что приехавший в Петербург, зачислен в Благородный пансион при Главном педагогическом институте (наб. р. Фонтанка, 164). Гувернером и преподавателем российской словесности в пансионе был недавно окончивший Царскосельский лицей поэт В.К. Кюхельбекер, а профессором права – А.И. Куницын, преподававший в Лицее первому выпуску (а стало быть, и Пушкину). В 1822 г. Глинка окончил пансион, 3 июля на торжественном акте он выступил в концерте и имел большой успех.

К этому времени Глинка уже автор нескольких музыкальных произведений. Его интерес к музыке становится более глубоким и серьезным. Молодой Глинка живет в Коломне с лета 1824-го до конца лета 1825 г. в доме Фалеева на Канонерской улице. К этому времени Глинка уже зачислен на службу в канцелярию Совета путей сообщения.

«1824 года мая 7 я вступил в службу в канцелярию помощником секретаря, – пишет М.И. Глинка в “Записках”. – Это обстоятельство имело важное влияние на судьбу мою. С одной стороны, я должен был находиться в канцелярии только от 5 до 6 часов в день, работы на дом не давали, дежурства и ответственности не было, следственно, все остальное время я мог предаваться любимым моим занятиям, в особенности музыке.

С другой стороны, мои отношения по службе доставили мне в короткое время знакомства, весьма полезные в музыкальном отношении».

В этом доме Глинка стал свидетелем наводнения 7 ноября 1824 г., о котором упоминает в своих «Записках»: «При первом появлении воды на улицах народ шел от обедни, и барыни поднимали платья до колена, что нас забавляло. Когда же вода начала значительно прибывать, я обратился к жившим надо мною (наша квартира была в нижнем этаже) с просьбой позволить на время перенести мой рояль к ним. Экономка немка, оставшаяся за отсутствием барыни, ломала руки и плакала горько, сопровождая оханье соболезнованием о утонувшей корове на ломаном немецко-русском языке. Рояль перенесли, но вода, достигнув порога моей квартиры, начала убывать».

Другой коломенский адрес Глинки – дом Пискарева на Торговой улице, где он снимал квартиру в 1827–1828 гг. Он еще не композитор, он еще «в постоянных, упорных поисках сочинения музыки» (Асафьев), хотя одно бесценное творение уже есть у него – романс «Не искушай» на стихи Баратынского. Глинке двадцать три года, петербургская жизнь приветлива к нему. В «Записках» много места уделено беглым впечатлениям петербургской жизни, но также есть записи о музыкальных занятиях того времени: «Я сочинил несколько театральных отдельных сцен для пения с оркестром. В нашей квартире зала была большая; один из моих знакомых играл весьма хорошо на скрипке. Он был полковым адъютантом конногвардейского полка, и изредка я мог брать к себе нужное для моих сочинений число духовых инструментов за весьма необременительные кондиции. Не достававшиеся струнные инструменты равным образом находили мы также хозяйственными распоряжениями. В вокальной части помогал мне Варламов; он сам охотно пел басовые партии, и с искренней готовностью привозил потребное число певчих для исполнения хоров. Таким образом, я слышал эффект написанного мною».

М.И. Глинка

В 1828 г. Глинка оставил службу и целиком посвятил себя музыке. На вечере у Жуковского 29 марта 1835 г. родилась идея создания оперы «Жизнь за царя». На протяжении всего времени работы над оперой Глинка постоянно делился мыслями о ней с Пушкиным, Жуковским и кружком близких ему людей. Когда опера была закончена, композитор, сменив к этому времени несколько адресов, в конце 1836 г. переехал поближе к Большому театру – в дом Мерца (№ 3/8) на углу Фонарного и Глухого переулков. Весной 1836 г. в домашнем театре во дворце Юсупова на Мойке впервые представлено первое действие оперы «Жизнь за царя», причем одну из партий исполнял сам композитор, а уже 27 ноября 1836 г. Большой театр открыл сезон этой оперой. Постановка означила, что состоялось окончательное оформление жанра оперы в России. До того развитие шло по набитому шаблону: речевые диалоги сочетались с музыкальными номерами. Знаменитый бас Осип Петров исполнил партию Сусанина, сопрано Анна Воробьева – партию Вани. Зрителем в 11 ряду кресел партера был Александр Сергеевич Пушкин.