Опять же вернемся к моим далеким воспоминаниям о бразильском футболе. Знала я о нем немного и поверхностно, но все же кое-что: слышала рассуждения и отзывы как наших мужчин, так и знакомых бразильцев, мнение журналистов, читала заметки и развернутые статьи в журналах. В Бразилии просто невозможно абстрагироваться от сведений о футболе и футболистах: в беседах это любимая тема, нужно хоть немного разбираться в ней и к месту вставить умненькое словечко.
Вот игрок приходит к тренеру, говорит, что хочет играть и показывает, что именно он умеет. Никто его не собирается обучать там разным теоретическим и практическим нюансам и тонкостям игры. У него уже должна быть техническая база, навыки игры, смелость, безумная работоспособность и такое же безумное честолюбие, желание выбиться. Тренер смотрит игрока, сложение, его технику, кураж, дыхание при беге. Если считает его перспективным товаром, ставит на более оптимальный номер и начинаются долгие изматывающие тренировки, а там понаблюдаем-посмотрим. Здесь тренер уже может и посоветовать что-то. Особых обещаний не дают. Все теперь уже зависит от спортсмена выплывай-выживай, если сможешь. Тренировки, тренировки без конца. Пеле, например, проводил различные куберты с мячом каждый день помногу часов подряд.
«Талант плюс трудолюбие» – эту панацею для достижения успеха в жизни вообще вроде бы знают все, и все с ней вроде бы и согласны, но не у всех хватает силы воли претворить еЁ в саму жизнь. Знаменитые «короли» бразильского футбола со странными именами-кличками Диди, Вава, Пеле, Тостао, Ривелина, Жаир, Загала и др., кроме феноменальных способностей, отличались еще колоссальным трудолюбием и тупым, но таким необходимым, упорством быка на корриде. Все они вышли из низов. Занятие футболом позволило этим бразильским мальчишкам «выбиться в люди», но далеко не каждый из них удержался на том пьедестале, куда вознесла их непостоянная спортивная судьба и слава. Например, Гарринча (Маноэл Франсиско дос Сантос) не менее известный футболист, чем Пеле, на тренировки смотрел условно – его выручала техника, основанная на природном даре. Как утверждают современники и знатоки футбола, дисциплина не была его достоинством.
Быть футболистом трудно, а вот быть футбольным судьей на бразильском футбольном поле вообще опасно. Нет профессии более неблагодарной, чем арбитр. Болельщики, игроки, тренеры – все! обвиняют судей в продажности. Мало того, самого что ни наесть «мачо» начинают, чтобы больнее уязвить, подозревать в нетрадиционной сексуальной ориентации и вслух навязывают свои подозрения другим. А в те времена такие эпитеты считались неслыханным оскорблением для горячего бразильского мужчины и могли закончиться потасовкой со смертельным исходом. В желтой прессе, мелких газетенках, возможно для роста тиража, постоянно муссировались слухи о том, что того или иного судью «подмазали».
Частенько это не просто слухи о подкупе, если вопрос поднимается в солидном издании. Ведь в футбольной империи крутятся и отмываются огромные деньги. Некоторые неугомонные журналисты начинают своЁ непредвзятое расследование, и некрасивая правда часто всплывает наружу: судью не только «подмазали», он просто купается в масле. Дальше… Судью могут поколотить и без всяких слухов не только «торсида», но и тренеры, и сами футболисты. Или даже объявить его психически ненормальным, особенно если почувствуют нерешительность арбитра. Во, прикиньте! Ему могут во время игры как бы невзначай двинуть бутцем по щиколотке, в прыжке приложить по почкам или, чего уж хуже, между ног – потом долго и искренне извиняться – шепотом отпустить ругательство или угрозу, поди докажи! Так что судья бегает по футбольному полю, как по минному.
Вся бразильская общественность превозносила футбольного судью Армандо Маркеса как единственного неподкупного, знающего и решительного судью во всей стране, судью-профессионала высшего класса. Вся пресса, и особенно журнал «Крузейро», частенько помещала его фотографию как на поле, так и в сочетании с описанием матча уже в цивильной одежде. Мы с ним познакомились у своих бразильских друзей. Это был красивый импозантный, ладно скроенный мужчина, с правильными чертами лица, фанатичными глазами и ногами, как у страуса – длинными, мускулистыми и сухими, что, впрочем, естественно, если учитывать сколько ему приходилось бегать. Он мне показался немножко угрюмым и неразговорчивым, что несколько странно для бразильца. Бесед о футболе просил всех даже не начинать, тем более не собирался давать какие-то прогнозы. И я его хорошо понимала: в клубах – футбол, на поле – футбол, при разборе игры – футбол, протоколы – футбол. Отдохнуть-то в кругу друзей можно без глобальной темы «футбол»! Тем более, если он случайно в разговоре упомянет какого-нибудь игрока как потенциальную звезду или, наоборот, о другом скажет, что тот «сдулся, то вполне возможно об этой случайной обмолвке станет известно и вне круга друзей. А уж если Армандо сказал, значит это непреложная истина, будут широко расползаться слухи, что «неподкупный-то» судья благоволит к такому-то игроку, а значит подыгрывает его команде.
В конце дружеской пирушки футбольный судья все-таки развеселился и спел под гитару какую-то немудреную песенку… Здесь же мне поведали, что во время матчей в перерывах между таймами он не уходит в раздевалку, а так и находится на поле, чтобы весь стадион видел, какой он честный, некорыстолюбивый и принципиальный. Всех болельщиков такая аффектация устраивала. Они сами в своих поступках и словах очень экзальтированны. Армандо Маркеса считали кристально честным футбольным арбитром и даже приглашали к судейству на международные матчи. Наверное, на такие, где не участвовали бразильские звезды.
Что касается футбольных знаменитостей, то номером «ОДИН», конечно, являлся Эдсон Арантес ду Насименто – Пеле. Чтобы чернокожий стал профессионалом в футболе, ему нужно играть во много раз лучше белого. Пеле так и играл. Знаменитость был не совсем чернокожий, а «самбо» – метис негра и индуса. Его черты лица прямо на это указывают, особенно нос, чуть клювообразный.
Сейчас это преуспевающий бизнесмен, миллионер, его состояние оценивается в 70 мил. долларов. Впрочем, зачем считать чужие деньги, тем более нажитые своим нелегким трудом и сообразительностью.
А начал он выступать в 7 лет за детскую команду у себя в городе Трес Корасоес (Три Сердца). А в 15 лет в команду всемирно известного клуба «Сантос», пришел практически из дворовой команды, где его уже боготворили местные болельщики, и сразу же заявил о себе как перспективный футболист. В 18 лет был зачислен в национальную сборную как ключевой игрок. В эти же 18 лет он забил самый красивый гол в истории футбола, выманив вратаря из ворот каким-то хитрым финтом и артистично отправив туда «болу» – мяч. Под восторженные крики болельщиков судья остановил матч, чтобы выразить футболисту свое восхищение и восхищение болельщиков.
Феноменальные способности плюс физические данные, которые он развивал многочасовыми тренировками. При своем сравнительно невысоком росте – 1, 73 см – прыгал на 2 м, бегал как спринтер-спортсмен, одинаково хорошо бил с обеих ног. Из 100 чел. Пеле знают 95 как самого знаменитого нападающего.
Он один из немногих «фавеладос», кто на самом деле «выбился в люди», навсегда избавил себя и своих близких от фавел Рио, кто мог воплотить детскую мечту в действительность.
В 1970 г. сеньору Эдсону было 30 лет, он был трехкратным чемпионом мира он находился в прекрасной форме и зените славы, газеты на все лады разбирали его достоинства и прочили ему еще долгую спортивную славу и карьеру. Однако на пике известности в 1971г. Пеле ушел из футбола, несмотря на предложения самых выгодных контрактов. Во-первых, его здорово покалечили в один из матчей – остановить стремительный натиск Пеле можно было только так. Противники решили использовать грязный прием против талантливого чернокожего футболиста. Ему пришлось долго лечиться, на это нужны были большие деньги, т.к. футбольные клубы оплачивали только страховку, а на разнообразные и невообразимые ушибы, переломы, сотрясения страховые средства уходили очень быстро и, как следствие, футболист сам оплачивал клинику. Во-вторых, Пеле, видимо, задумался о перспективе жизни в старости и уже тогда начинал свой бизнес. В-третьих, психологически трудно быть всю жизнь под прожектором внимания на виду у всей толпы, которая готова тебя как полюбить, так и быстро возненавидеть за любой промах на поле и в жизни. Да, да, и в жизни! Пуританская мораль католиков допускала двойной-тройной стандарт поведения: что можно одним, запрещено другим, тем более кумиру, идолу и королю. И это считалось нормальным в стране с самыми упрощенными отношения полов. Но ведь это «король»! Его поведение должно быть безупречным, он пример того, какие возможности, якобы, ожидают любого бедного паренька в свободной стране.
Спортсменам постоянно досаждали фанаты, главным образом фанатки. Девушки неистовствовали, преследовали, подстерегали их, пролезали чуть ли не в раздевалки и ванные: орали, визжали, пищали, рыдали, вообще писали кипятком и вели себя как черти в аду, вернее как чертовки, что гораздо страшнее.
Если фанатки могли приблизиться к кумиру, а в этом они преуспевали, то старались не только притронуться к нему, погладить, поцеловать, располосовать одежду на ленточки, но и погладить, а то и чувствительно пощипать за самые причинные места. В какой-то момент спортсмену тоже подставляется под руку чья-то крепенькая попка или еще какая-нибудь лучшая упругая часть тела. Ну и схватится за нее мужик, тоже попробует на ощупь. Вот еще! Им можно нас щипать, а мы-то что зевать будем, да какие мы «мачо» после этого! О! Тут же журналюги защелкают фотокамерами, растиражируют самые пикантные кадры тысячами и начнется … морально это или аморально, не подает ли он плохой пример молодому поколению, имеет право – не имеет права… Вот те на! Нет чтобы радоваться тому, что только что выйдя из мясорубки на поле, набегавшись до остановки дыхания, мужик еще имеет силу хоть на такие примитивные эмоции и желание потискать «подставу», случайно оказавшуюся под рукой!
Сама девчушка будет долго вспоминать и с детальными прикрасами рассказывать подругам, в какой непосредственной близости она оказалась с обожаемым мачо, потом забудет, а СМИ еще долго лицемерно выясняют, не потускнел ли нимб над короной короля. Ведь если он король, то должен быть безупречен во всем: в игре (это главное), в личной жизни, в бизнесе, быть самым патриотичным из патриотов, большим роялистом, чем сам король, и т.д. Кумира обожали, но предъявляли ему непомерные требования. И потом возраст…, почти шестнадцать лет изматывающего труда. А сколько травм, залеченных и не совсем, регулярно дающих знать о себе и о твоем возрасте! Лучше действительно уйти на волне славы, пока у тебя есть силы, пока не стал калекой.
Гениальный футболист веков и народов Пеле, умный господин-сеньор до Насименто понял это, достойно выбыл из большого футбола и стал капиталистом. Не простенько, но умно и со вкусом!
Трудно быть символом Бразилии. «Король» устал быть «королем» морально и физически. За свою футбольную карьеру Пеле забил 1000 голов. На Маракане находится памятная табличка о таком спортивном подвиге. И помнят о не померкнувшей славе Пеле не только на его родине. Он знаменит и является примером для футболистов до сих пор: недавно на одном из аукционов, продаж использованных вещей «звезд», т.е. дорогих «сэконд-хэнд», для людей, не знающих на какую игрушку-забаву им еще потратить шальные деньги, кто-то купил его майку голкипера за 250 тыс. евро. Не слабо, а? Недаром его прозвали «король футбола». А королевская одежда дорого стоит.
Многое о знаменитом футболистея запомнила из эмоциональных рассказов журналиста Игоря Фесуненко, который знал предмет рассказа досконально и который непосредственно интервьюировал сеньора Эдсона Арантеса до Насименто, как гордо, четко и по праву именовал себя король футбола знаменитый Пеле. Многое рассказывали и наши бразильские приятели, тоже помешанные на футболе и огорченные решением спортсмена уйти на покой. Эта была, повторяю, самая распространенная и объединяющая тема беседы. И стыдно тому, кто не знает бразильских кумиров! В газетах же печатались самые разные версии решения Пеле оставить футбол, порой совсем невероятные, но и по моему дилетантскому мнению сеньор Арантес умненько сделал, как я уже заметила, что ушел именно в разгар своей известности. Сеньора Насименто запомнили, помнят до нынешнего времени. И еще долго будут вспоминать блистательно черного футболиста, судя по стоимости маечки в цену хорошего особняка. Но все же, официально уйдя из спорта, Пеле иногда выходил на поле и тогда стадион переполнялся так, что казалось вот-вот обрушатся «архибанкады». Устроители же матча получали «самашедшие» деньги. Ну, игрок тоже не оставался в накладе. Кстати, об умном футболисте: он написал книгу, скромно назвав ее «Я – Пеле». Чтобы прочитать ее тысячи неграмотных бразильцев начали учиться грамоте, чтобы прочитать автобиографическую книгу своего кумира.
Мне же, полному профану в футболе, почему-то больше импонировал другой «идол» футбольных вакханалий – Маноэл Франциско дос Сантос Гарринча (или Гаринча), как его называли в Бразилии и по всему миру.
Прежде всего, он был заметен своей грубоватой красотой с лицом крупной мужественной лепки. Что кривить душой, сеньор Эдсон Амарантес до Насименто, если политкорректно, мягко сказать, был малопривлекательной внешности: маленький, кривоногий, с глазами чуть навыкате и крючковатым азиатским носом (наверно, как я уже упомянула, в его многочисленном роду были и индейцы, он был «самбо), а когда бегал по полю, напоминал краба. Эта ассоциация возникала из-за сильно развитых бедренных мышц футболиста и небольшого несоответствия с икроножными – они у африканцев часто несколько суховаты. А у Пеле еще наблюдалась небольшая кривизна ног и при его быстром перемещении по футбольному полю вспоминались крабы, испуганно удирающие от опасности. Такими крамольными мыслями о «короле» я, конечно, не делилась ни с кем, а тем более с фанатами. Ну-у-у, внешность для футболиста дело второстепенное. Крабы крабами, а бег его хоть и напоминал крабий из-за его ног «рогачиком» был стремителен и неутомим. Пеле был эталоном футболиста.
Гарринча же не только не уступал в мастерстве футболисту «номер Один», но к своему спортивному таланту обладал еще мужественностью и очень обаятельной белозубой улыбкой. Да вообще, привлекательный, как сейчас бы его назвали, сексуальный был мужик. А уж если говорить о фигуре, то противники Гарринчи в противовес своему любимцу Пеле, называли его только как «этот длинный, худой, колченогий». Действительно, одна нога Маноло была чуть короче другой – наследие детства, рост небольшой. Его даже не хотели принимать в один из известных клубов «Ботафого». Вот что значит предвзятость в оценке внешности: мне, видите ли, не понравились ноги Пеле «рогачиком», а у Гарринчи вообще одна нога была короче другой. Самое длительное время он играл в команде «Сан-Пауло». Хотя играл он виртуозно и самозабвенно, из-за упрямого характера, из-за лености и игнорирования тренировок Маноло перепродавали из одного клуба в другой. Для репутации игрока это был минус. А тут еще увлечение картами, винишком и прекрасным полом… Попадает в аварию. А здоровье? А травмы? Заработки падают.
Личная жизнь у него тоже не складывалась. Поклонниц было немерено, одиннадцать детишек от двух законных жен и не менее четырнадцати от любовниц. Вот тебе хотя и «колченогий», но любвеобильный Дон Жуан. Маноэл не корчил из себя святошу, мог флиртануть с хорошенькой мулаточкой, угостить на всю катушку вдруг нивесть откуда появившихся «друзей», занять денег собутыльнику без отдачи или своему брату-футболисту бывшему «в простое». Был не меркантилен, простой парень. Рубаха-парень. Вот эта простота, или, как у нас говорят на юге, «простодырость», и развела двух героев: Пеле – миллионер, в настоящее время Министр спорта, а Гаринча же в последние годы почти без средств умер в нищете в больнице от цирроза печени и, как определили медики, полного расстройства нервной системы. Результат: один – «с бантиком в шоколаде и кофе «Пеле», другой – в полном … отстое».
А ведь некоторые специалисты и знатоки футбола считали Гаринчу даже более перспективным игроком, чем Пеле. Гаринча играл также классно, как и «король», но ещЁ красиво и, якобы, беззаботно. Он обходил соперников легко, даже грациозно, а иногда и с юмором. Его игру часто сравнивали с театральными представлениями. После его ловкого финта противник мог оказаться сидеть на заднице посреди футбольного поля с растерянным видом и вертящейся головой «а где же мяч?», что вызывало гомерический хохот стадиона. Маноэл играл мячом, как мальчишка: крутил его, вертел, пинал и подпинывал, подбрасывал головой и опять ловко поддевал ногой, а мяч, как послушная собачонка, был будто привязан к его бутсам. Если «бола»-мяч оказывался у Гаринчи, то отобрать его было практически невозможно, он мог финтить его от ворот до ворот, только ведь играть нужно в команде – мяч отпасовывался другому игроку по задаче поставленной тренером. Кстати, по этому поводу: Маноэл в нужный момент всегда делал пас другому, хотя и сам мог бы блеснуть красивым голом, но не становился «собакой на сене», был покладистым командным игроком. Все это восхищало в нЁм, привлекало сердца болельщиков, но увы! судьба приготовила замечательному спортсмену и просто красивому мужчине несчастную долю.
Случилась тяжелая травма ноги, залечить до конца ее не было времени, т.к. по контракту он был обязан играть. Какие уж тут шутки с мячом на стадионе! Поубавились и амбициозность, и легкость, и грация. Отыграть бы и с поля долой! И вот уже всеобщего любимца, как я уже упомянула, перепродают из клуба в клуб как изработавшуюся клячу. Тут еще надо платить за лечение, деньги тают, друзья-подруги, пившие и гулявшие за счет «рубахи-парня», постепенно испаряются. Он был даже арестован как несостоятельный должник, правда, долг потом выплатил один из клубов.
Перепродажа игрока из клуба в клуб и сама не слишком праведная жизнь игрока настолько понизили его престиж и стоимость, что в какой-то из сезонов с Гаринчей просто не заключили контракт! Нет ни работы, ни пенсии, ничего…
Как же было обидно за этого футбольного гения, который не заготовил себе материальный плацдарм, как это сделал его коллега. Да! И ещё: будучи женатым человеком, Маноэл позволил себе роскошь влюбиться, и не без взаимности, в роскошную женщину, певицу Эльзу Соарес. Они стали жить гражданским браком, не скрываясь. Порядочный мужик, Гаринча не оставил свою семью без материальной поддержки.
Ах, он даже не скрывает свою неправедность! Вот тут-то его и предали анафеме: в католической Бразилии разводы были запрещены. (Все-таки ему удалось развестись). Налицо «моральный разложенец!» да еще стал и не так часто забивать голы: «Ату его! Ату!»
Толпа она и есть толпа: от восторгов и раболепства до презрения и ненависти один шаг. Был кумир, обожаемый идол, да весь вышел, тем более идол-то, смотрите, прихрамывает! Может, пожалеем недавнего кумира? Нет! Давайте его добьем! И добили-таки – просто о нем забыли. Он жил на микроскопическую пенсию, пытался работать тренером, но тщетно, его здоровье и репутация были сильно подмочены и им самим и прессой. Он уже был никто, существовал на средства своей гражданской супруги Эльзы Соарес. Надо отдать ей должное, она не оставила спивавшегося футболиста. Бывший всеобщий любимец та и умер забытый и в бедности.
Почему вдруг всплыли такие довольно подробные воспоминания именно о футболе?… Почти весь семидесятый и начало семьдесят первого года на наших пятничных передачах чаще всего выступал молодой обаятельный корреспондент Советского радио Фесуненко и рассказывал именно спортивные или околоспортивные новости. Слушать о футболе и, тем более о футболистах, было интересно. Кроме того, нужно было изучать язык, а в этом очень помогали красочные журналы, где под фотографиями актёров, политиков, бизнесменов, а чаще всего спортивных звезд, печатались немудреные заметочки с самой простой стилистикой и вокабулярным запасом среднего гражданина. Вот мы, как школьники, разглядывали картинки и коротенькие подписи под ними, сначала со словарем, потом обходились своими усилиями и знаниями, очень этим гордились. Часто транслировались футбольные матчи с подробными комментариями. Мы в это время уже заимели собственный телевизор, могли, не считаясь с общественностью, смотреть любые передачи, в том числе и футбольные. Постепенно узнали много известных имен, даже стали разбираться в тонкостях игры… В приватных беседах с нашими журналистами жадно выспрашивали о частной жизни футболистов и вообще известных лиц, вот все впечатления и остались в памяти.
Наш интерес к футболу особенно подогревало и общее внимание всей Бразилии своему любимому виду спорта. Не обходилось ни одного разговора без новостей о футболе. А Фесуненко, коммуникабельный, симпатичный и доброжелательный парень, вообще стал своим человеком на Маракане, познакомился с тренерами, со многими футболистами, стал отправлять статьи в «Комсомольскую Правду» и собирать материал для книг со спортивной тематикой. Он правильно предположил, что такая тема просто обречена, на успех.
Да это такое месторождение, что его можно раскапывать до конца командировки и дальше! Так и произошло. Игорь описывал не только футбол, но и обычаи, нравы, характеры бразильцев, особенно «фавеладос». А кому неинтересно почитать о загадочной и далекой Бразилии? Это же почти «клубничка» для читателей в Союзе и Клондайк для умного журналиста! А Игорь, журналист далеко не глупый, подсуетился, стал старательно и успешно разрабатывать эту золотую жилу, богатейший непочатый ресурс.
Правда, под такой незатейливой «клубничкой» подразумевалось описание полуголых мулаток, лихо отплясывающих самбу, более легкие, упрощенные сексуальные отношения, не совсем этичные секреты спортивных отношений в футболе, занятные интересненькие штучки – сведения из личной жизни знаменитостей. Многое, о чём писал Игорь в своих статьях и в книжках, сдабривалось большой порцией социальной темы «их нравы», многое было преувеличено по принципу «художественный вымысел», но своим успехом у читателей был обязан только самому себе, своему бойкому перу и трудолюбию. Он великолепно владел материалом, умел интересно построить фабулу, включить что-нибудь пикантненькое, подать придуманное за достоверный факт.
Кто читал его небольшие по объему книжки о Бразилии, читали их с неослабевающим интересом. Эти книжки стали тогда просто бестселлерами. Написаны в стиле художественной документалистики со множеством фактов, ярких подробностей и не менее ярких описаний. Читали и мы их, те, что сами прожили в этой стране достаточно долго, кое-что сопоставили, заметили ряд небольших несуразностей, приукрашиваний, нестыковок. Ерунда, это можно простить, у него все равно получилось очень интересно и, как говорят, читабельно. Несмотря на тот самый художественный вымысел (а кто из авторов не грешит этим? должна же у писателя быть фантазия!), читатели, тем не менее, узнали много неизвестных и чисто конкретных фактов о стране, обычаях, в конце концов, о королях футбола.
Сам Игорь окончил, кажется, архивный институт, удачно женился на дочери какого-то мидовского начальника. Боже сохрани! я ничего не вкладываю в слово «удачно», это ведь замечательно иметь удачный брак, тем более Игорь мог очаровать кого угодно. Он был недурен собой, приятен в общении, язык знал в совершенстве, активизировал знакомства среди «кариокас», что ему было и не трудно как журналисту. Особенно ему удавались репортажи, заметки, подборки о футболе, а тема «бразильский футбол», повторяю, – неиссякаемая тема.
Мы постоянно были в курсе событий интересного вида спорта, его перипетиях, игроках толь благодаря Игорю Это было гораздо интереснее, чем слушать на так называемых политинформациях тягомотину из компиляции газетных статей о политических событиях в мире.
Корреспондент был завсегдатаем Мараканы и футбольных матчей, знаком с Пеле, вроде даже подружился с ним, рассказывал очень занимательные истории на наших пятницах о нем, о футболе вообще и отношении к нему бразильцев в частности.
Футбол – это любимое детище Бразилии, а Пеле – ее герой, идол, бог… На родине он играл редко, тем более оставил спортивное поприще как раз в 1970-71г.г., но иногда все- таки показывался на поле, чтобы подогреть интерес болельщиков, напомнить о себе.
Лично его непосредственно в игре видел всего один раз наш папа, будучи на знаменитой Маракане. Я только по телевизору, стадион для меня был слишком утомителен. Слушать весь этот гвалт очень утомительно. Но что ни говори – красивое зрелище, красивая игра …
Игорь устроил посольскому люду посещение-рассмотрение знаменитого футбольного поля. Когда он нас привел на обозревательскую экскурсию, стадион, конечно, был пустой. Игорь, уже дотошно знающий Маракану, показал нам саму чашу стадиона, внутренние помещения: офис, массажные комнаты, комнаты отдыха, кафетерий, раздевалки, ванные. Все было интересно, все было построено добротно, удобно, с комфортом и любовью бразильцев к своим кумирам-футболистам. Особенно нас поразила ванная комната: это светлое просторное помещение со стеклянным потолком, где прямо в мраморном полу вырублены огромные ванны более двух метров, в которых после игры отпариваются или, наоборот, охлаждают свои ушибы и травмы футболисты. Фесуненко так красочно, смачно, со знанием дела, описывал зрелище, которое он явно наблюдал, что экскурсанты и особенно экскурсантки воочию представили – каждый в меру своего разнузданного воображения – этих кофейного цвета фавнов, расслабленных и томных, в дымящихся просторных ваннах. После подобных фантазий мы уже не так внимательно продолжали осматривать раздевалки, медпункты с самыми современными медицинскими приборами, тренажеры, массажные столы, где спортсменам разминали, разогревали мышцы и вправляли разбитые суставы. Игорь был заправским гидом, хорошо владел материалом и вниманием слушателей: где надо приводил жареные факты (иногда несколько притянутые, но кто на это обращает внимание!), в другом месте – серьезно, потом – шутка. Нам было интересно с ним общаться как лично, так и на пятничных обязательных лекциях.
Такой же интересной, неординарной личностью был и его коллега Вадим Листов. В отличие от Игоря, который имел имидж «своего парня», Листов был классическим, по нашим понятиям, журналистом, аккредитованный «Правдой». Это был высокий сухощавый мужчина, серьезный и подтянутый, для большего впечатления держал в зубах трубку, хотя курящим я его никогда не видела. Но трубка прибавляла ему импозантности. Положение обязывало, все-таки корреспондент центральной газеты, нужен определенный имидж. Когда я работала на «рэсэпшен», он почему-то настоятельно рекомендовал мне курить длинные дамские сигареты. Сопровождал этот совет вроде бы смехотворным, но немаловажным для женщины аргументом: «Тебе очень пойдет длинный мундштук и пахитоска в нем!».
В принципе, если не кокетничать, я понимаю, почему Вадим решил, что длинные мундштук и длинная сигарета мне будут к лицу. В холле Торгпредства за столиком с телефонами я имела серьезный и аристократический облик: модный тогда расклешенный брючный костюм, белая блуза с рюшами, пышным жабо и камея в центре этого великолепия – память о любимой учительнице -, тяжелая прическа на затылке, тот самый греческий шлем, чуть-чуть оттягивающий голову назад и делающий профиль, честное слово, без моего на то желания, капельку надменным. Если еще и небрежно держать в руках изящный мундштук!? Да, это зрелище не прибавило бы мне любви торгпредских дам.
О, нет! Лучше не надо!
Вадим даже сделал презент: такой узенький длинный мундштучок под слоновую кость. Этот сувенир сохранился, только я не переношу курящих женщин да и сигаретный дым вообще. Нравится разве только запах хорошего трубочного табака и не в процессе курения, а в пачках. Кстати, хороший мужской парфюм и пахнет чуточку таким вот табаком и совсем немножко хорошим коньяком. Но советом якобы бывалого курильщика я не воспользовалась.
Листов тоже знал множество интересных сведений из истории страны, самого города, из глубинной сельвы, об индейцах, настоящих аборигенах и умел об этом поведать на пятницах изнывающим от политической жвачки слушателям. Оба умненьких журналиста не забывали, однако кое-где вкраплять в свои лекции параллели «их мир – наш мир», где наш мир, конечно, оказывался неизмеримо лучше, выше, моральнее. Они умели упомянуть об этом вскользь, ненавязчиво и не такой чугунной агиткой, как у других докладчиков.
Вадим много знал о колдунах-индейцах, травниках, их необычайных паранормальных способностях, сам с ними встречался в сельве и даже некоторое время проживал. Но рассказывал он об этом хоть и интересно, но так, вроде бы в шутку, чуть иронично, чтобы, не дай Бог, не посчитали, что он сам верит в подобную чертовщину, в знахарские штучки, в методы нетрадиционной медицины, как сейчас бы сказали. Все подтекст понимали, но слушали, навострив ушки, и кое-что применяли в быту. По примеру Вадима дипломаты в своих тесных кабинетах-каморках стаскивали с себя туфли и, опершись ладонями о железный сейф, – непременный атрибут кабинета – стояли босиком на полу, “заземляясь”, снимали с себя статическое электричество. Многие пили отвары из трав, рецепты которых узнавали у Листова, усмиряли изжогу, диарею, часто бытующие в тропиках от непривычной пищи, или даже язвочку.
Ещё двести лет назад Бразилия пользовалась зловещей репутацией «могилы для иностранцев». Иммигрантов косили как желтая лихорадка, чума и оспа, так и какие-то непонятные болезни от укусов насекомых, грызунов, от ядовитых плодов. Индейцы знали, как и от чего лечить неведомые белому человеку болезни. Листов часто бывал даже в сельве Амазонки, среди аборигенов, как-то находил с ними общий язык, очень интересовался травами, применением в некоторых болезнях, присущих тропикам, немного преуспел в знаниях, особенно не афишируя их, но и не отказывая в советах, если к нему обращались.
Благодаря его же совету мой супруг изгнал камни из почек. Утром, поехав на работу и завернув на рынок, выпивал стакан кокосового молока. Можно выпить и не на рынке, а у уличного торговца. Продавец точным сильным ударом мачете срезает верхушку зеленого кокоса, ставит соломинку – пей на здоровье прохладную, чуть пахнущую орехом мутноватую жидкость. Сок кокосового ореха вовсе не похож на молоко. Скорее всего, он напоминает наш березовый сок, только более сладковатый.