Как это произошло? Полное впечатление, что я уже здесь когда-то была, в точно таком же месте и с точно таким же расположением этой странной планировки: булочной, аптеки и кинотеатра с полосато-красной вывеской. Было ощущение дурного сна, тягучего кошмара. Оно быстро прошло, было просто загнано в дальний угол сознания волевым усилием типа:
«Этого не может быть потому, что не может быть никогда».
Такие странные моменты сиюминутной узнаваемости совершенно незнакомых событий бывали у меня очень-очень редко и раньше, иногда бывают и сейчас, но они тут же исчезают, я даже не успеваю чётко это зафиксировать. Так, секунда, не более. Тогда же, в Рио, это было совершенно ярко и ясно осознанно, я точно знала, что именно увижу сейчас прямо и справа… Как объяснить такое состояние и последующую угнетенность, сознание чего-то недосказанного, даже колдовского после этой вспышки якобы узнавания? Кто-нибудь знает? Не-а. Не стала я никому о своих странных ощущениях рассказывать, и понятно почему – может, солнышко головку напекло! Купила хлебушка и отправилась кормить семейство.
Женщины в советской колонии за рубежом, как и гарнизонах, не работали, жили в тесном сообществе, особенно в торгпредстве (гостиница же!). Закрытый коллектив – это всегда подспудные течения, интриги, слухи. Интриги же, если и зарождались, то быстро угасали, т.к. каждый был сам по себе, не выявлялось лидера и высокой групповой сплоченности, необходимой для хорошей стопроцентной интриги. Общество не бурлило,а тихо булькало, как суп в кастрюльке. Все вели себя более аккуратно, откровенно и самозабвенно не сплетничали, делить особенно было нечего, все были в равных условиях, а люди знали, ЧТО могут потерять, да просто умнее были.
Имелась также приятная возможность разрядиться, снять стресс, пробежавшись по магазинам, преимущественно по распродажам. Редко в такой пробежке признавались, только если уж совсем застукают с покупками, т.к. считалось, что покупка на распродаже – дурной тон.
Ах, Бож-ж-же ж ты мой! Какие нежности при нашей бедности! Да любая вещица, купленная тогда на развале в стране третьего мира, в стране развитого социализма считалась последним писком моды и вызывала нездоровый завистливый интерес! Существует байка о неоправданно дорогущих покупках, этаком материальном снобизме: «Прикупила недорого шубку в бутике – обрадовалась. Зашла в магазин – поскучнела и задумалась. Забрела на рынок – расплакалась! Лейблы-то одни и те же!»
Занимались детьми, вязанием, хозяйством. Отвешивали друг дружке строго регламентированные комплименты, а за спиной повторяли их в уже очень разбавленном виде типа: «У неё хороший вкус, почти безупречный, но зачем она носит такие ужасные шляпки (платья, туфли, украшения, макияж)?» . Откровенную злость или неприязнь откровенно же не проявляли, все было прикрыто флёром воспитанности, благопристойности и толерантности. Существует общепринятое название для подобных коллективов – «террариум единомышленников». Есть ещё несколько выражений-синонимов: «чистый гадюшник», «пауки в банке» и т.д. Ну, это уж совсем страшно и, конечно, такого было не на 100 процентов. Вначале же впечатление сложилось довольно странное – я надеялась на более дружественный прием: как же, соотечественники, чёрт побери!
Не хочу показаться злой и саркастичной, были среди них, как в любом сообществе, доброжелательные, умные и милые люди. В конце концов, любой человек интересен сам по себе, не буду себе противоречить, – его характер, интересы, поведение, внешность, любая социальная принадлежность. Идеальных людей вообще не существует. Ведь сначала чаще всего замечаешь отрицательные свойства характера, их легче всего увидеть, а уж потом понимаешь, что в человеке намешано много всего, нужно только разобраться в этой мешанине, выделить положительные качества, ориентироваться на них, да и на себя тоже объективно посмотреть: может, это у тебя бревно в глазу. Только вот, разбираться в подобном сообществе надо было быстро, конкретно и без ошибок отделять зерна от плевел. В этом отборе мне помогли мои хорошие гарнизонные закалка и выучка.
Вспомним: в закрытом женском коллективе я проучилась в педучилище – раз, в институте – два, в гарнизоне Щучина – три, в школе – четыре, в коммуналке с неразговорчивыми соседями и страшилками на политзанятиях – пять. Более чем достаточно. Ну-с, посмотрим, что нам преподнесет тот же гражданский «гарнизон», только зарубежный…
Сначала я больше слушала, что достаточно трудно при моём разговорчивом и общительном характере, присматривалась и иногда косила под дурочку, натянув на лицо маску наивности – ах, да что вы! ой, спасибо! ну! а я и не знала! Так кто кого переиграет? А-а-а, и не надейтесь, друзья-товарищи! Видно, во мне явно пропала актриса. Ведь я всегда в самодеятельном народом театре была на ведущих ролях, переиграть трудно, вживалась в роль по системе Станиславского. Тут же меня начинали снисходительно учить и что-то также снисходительно объяснять…
О! я слушаю, слушаю! Очень интересно и поучительно! Надо только не заиграться в таких ситуациях – если сложится мнение о милой, но туповатой даме, то создастся имидж, от которого уже трудно будет избавиться. Это такая маленькая хитрость, когда возможный собеседник не подозревает, что ты чуть умнее (или тебе хочется этого), чем хочешь казаться. Тогда он с вероятностью в 90% допустит промах, начнёт пробалтывать такие вещи, о которых умному человеку никогда бы не сказал. А болтливость собеседника – неплохой козырь при общении.
И ещё замечательный приёмчик грубой неприкрытой лести.
Даже для мужчин. Попробуйте! Этот метод всегда срабатывает безотказно, ведь многие, особенно женщины, любят поучать, объяснять, растолковывать такой простушке «не из наших», что, мол, с них взять – военные! Смешно, ей-Богу! Но первое время мой метод работал со стопроцентной отдачей. Были вполне неплохие люди и из «соседей», с чувством юмора и спокойного распределения приоритетов.
Многие в зарубежных командировках впадали в скопидомство: копили, копили, копили. Существовали по принципу: сегодня – как-нибудь, а вот завтра…, завтра я уж поживу ого как! Считали, что вот тут они живут как бы начерно, а вот когда приедут в Союз… вот там они развернутся, всех поразят-сразят-уложат наповал и заживут, наконец, так, как надо.
А как надо?
Все сначала собирали на машину – это была мечта каждого, и мы тоже не явились исключением.
Автомобиль «Волга», был в то время самый что ни наесть престижный в Союзе. Его можно было купить или по особому заказу, или как чуть ли ни премию от Правительства, или за валюту в специальном магазине «Березка» для избранных. А законно, вожделенную валюту можно было заработать, только будучи за границей. Вот все – артисты со своими спектаклями, ученые со своими наработками, художники со своими выставками, писатели, рабочие на стройках интернациональной солидарности и помощи трудящимся всех стран, кагэбэшники и гэрэушники – словом все, кому повезет, стремились заработать эту чёртову валюту.
Но ведь всё должно быть в меру, тем более мы приехали в очень удачный финансовый момент: новый президент только что произвел денежную реформу, она оказалась такой же простой, как и у нас при Хрущеве: у крузейро отбросили последний ноль, и цены стали якобы в 10 раз дешевле. Они действительно стали меньше, но конечно не в 10 раз! А до этого момента все советские представительства во всех странах, и наше в Рио тоже, несколько лет тщетно бомбардировали Министерство финансов, Министерство иностранных дел и связанные с этими вопросами структуры, тот же Внешторг, о необходимости повышения зарплаты работникам. Посылались фактические обоснования, слёзные просьбы, требовательные запросы, отчёты, списки с перечнем продуктов и самых необходимых продовольственных и промышленных товаров с чеками цен. Исписали горы бумаги, чтобы доказать невозможность существования приличного представительства с имеющейся у людей зарплатой. На госслужбе вообще приняты длительные бюрократические проволочки и процедуры, зато и ответственность коллегиальная. Не прошло и 3-4 лет, как денежное довольствие работникам повысили вдвое, а тут буквально за месяц до повышения зарплаты (пока согласовали, подписали, пока долгожданное разрешение пришло) президент в Бразил вдруг и понизил цены. Сделано это было так же просто, как и у нас при денежной «реформе» Хрущева – отбросили прочь один ноль, как я уже сказала, – вот и вся реформа.
А решение-то в нашем Минфине уже подписано! И его не отменишь, не вернешь, иначе прослывешь человеком, не вникнувшим в существо дела, не продумавшим ситуацию, попросту непрофессионалом, и вылетишь из Министерства с тёпленькой выездной должности. Стрелочника всегда можно найти на обычном производстве, только в высших эшелонах: ляп затрут, замнут, сделают вид, что этот ляп так и был задуман! Конечно же, решение никто не отменил. Вот такой получился славный «пердюмонокль», как сейчас постоянно употребляет это французистое слово в своих иронических детективах госпожа Донцова! Восторгу посольских и торгпредских не было предела. А тут и мы явились к началу реформы… Появились даже свободные деньги, если так можно сказать вообще о деньгах. Неплохо, неплохо!
В Бразилии впечатления наслаивались одно на другое, так, что их невозможно было даже систематизировать. Делать записки о таком интересном городе я начала почти сразу, но не постоянно, а так, кое-что, чисто цифровой или географический материал, имена, названия или, когда от впечатлений просто распирало. Я писала длинные, пространные письма сестре и Валентине, своей золовушке. Причём сестре описывала события, людей непосредственно в торгпредстве и бразильцев, поездки, походы на пляж и по достопримечательным местам, в магазины, в гости так обстоятельно и подробно, что она специально собирала друзей и читала им мои письма «оттель». Друзья были в восторге. Витиной сестре, я черкала послания покороче, но всё равно по приезде она спросила у меня: «Гала, а ты не пробовала писать?» Она считала меня человеком творческим, видимо, из-за моей неуёмной энергии, фонтана идей, планов, и вдруг предположила у меня наличие таланта писателя. Боже, какой бальзам она пролила на мою душу, я прямо почувствовала запах славы!
Ну, мы пошутили на тему, что если человек талантлив, то он талантлив во всем, имелось в виду, что я еще и рисовать люблю, ах! ах! какой творческий человек! и на этом предположения о моем писательском таланте заглохли, однако записи и память о стране остались. Вот и пригодились, когда решила их как-то перенести на бумагу, как-то систематизировать.
И, смотрите, получается почти книга, своего рода дневник, записки, в которой присутствует последовательность во времени, т.к. сказать «датизм», чего не позволит себе ни один профессиональный писатель.
Зато все понятно: кто, где и когда… Всего лишь запомнившиеся события – интересные, грустные, смешные и не претендующие на высокую литературу.
Замечу, что ирония, чаще всего самоирония – единственное оружие людей застенчивых, в большинстве случаев неуверенных в себе.
Однако, счастлив тот, кто умеет посмеяться над собой! Вот и посмеиваюсь, но герой этих записок всего лишь один, т.е. одна. Наверное, это эгоистично: «я» да «я», но над ней же и шутит она же! Встречая массу людей разных статусов, верований, национальностей, социальных слоев, убедилась, что они абсолютно похожи по своему поведенческому характеру и подчинены главной его черте – «разумному эгоизму», одни в большей, другие в меньшей степени. Всех объединяет общий ген.
Как я уже упоминала, я все же люблю больше рассказывать, чем писать. При устном рассказе можешь интонацией, жестом, мимикой, чуть добавить изюм и перец, корицу и гвоздику – получается вкусное и изысканное блюдо. Или вообще такое заломить, что на бумаге могут гнуть наши Аксенов, Эдичка Лимонов, или наш несравненный Пелевин.
Да и вообще, сейчас СМИ не стесняются в выражениях, может даже и от недостатка словарного запаса или просто от хамства, пренебрежения к читателям и слушателям. Беллетристика утратила благопристойность.
Нет, нет, не ту бесполую речь политиков и чиновников, а уважительную пристойность обращения к своему читателю. Почему-то этакие, якобы, авангардисты думают, что людям понравится мат-перемат, грубые жаргонные словечки, причём иногда такие отвратные, что скулы сводит. Считают это даже неким особым шиком: вот-де какой у меня свободный от других ханжества лексикон, какая речевая палитра! Да оставьте, господа! Не палитра вовсе, а помойка. Я не воинствующий защитник святости письменного и устного слова, но такие члены Союза писателей со своей «речевой палитрой» просто паразитируют на хамоватой прослойке населения, быдле и жлобье. Хоть часть подобного тиража, но по дешевке, любитель клубнички это чтиво скупит, молодые посчитают, что писатель крут и будут ему подражать, а «писатели, писатели – уборных стен маратели» получат иудину денежку. Они оправдывают такой стиль тем, что, мол, никто не возмущается, когда люди общаются с матерком, а почему же тогда эти же люди лицемерно возмущаются и вопят о непечатном напечатанном слове? Так называемая интеллектуальная среда часто пользуется матом, и даже в их устной речи это выглядит достаточно нелепо. Литературная речь и мат в таких случаях не сплетаются в одну канву и видно, что человек или «выдрючивается», или старается казаться «в доску своим».
А уж письменная речь: что написано пером… И то, и другое достаточно противно и фальшиво. Замусорили и загадили всё, что могли, теперь и к литературе подобрались. Что-нибудь можно чистым оставить? Есть такое понятие «чистый литературный язык»… Мало ли, как и кто в сердцах ругнется, но к чему сваливать этот мусор на постороннего человека, на беззащитного читателя?
Но… я противоречила бы сама себе, если бы не заметила одной странной особенности просто русского языка. Не литературной, правильной, выхолощенной, пафосной речи, а именно разговорного языка. Иногда выражение матом так часто определяет нормальное человеческое ощущение в данный миг, что даже и не кажется грубым. «Старый добрый русский мат» – это тоже часть языка, причем очень сильная. Другим, обычным словом некоторые эмоции уже не обозначишь: вот, например, выражение удивления: «очень удивился», «был в шоке», «огорошен», «остолбенел», сделал что-то уж совсем неподобающее к случаю. В великом и могучем русском языке можно подобрать кучу синонимов, но если говорят не просто «удивился», а «ох…л», то в тот момент с человеком произошло именно это.
Он был не о-о-о-очень удивлен, не ошарашен, а именно ох…л!
И тут уж понимаешь, что с ним произошло нечто экстраординарное, что он… Нецензурное слово иногда помогает объяснить внутреннее состояние человека, как никакая другая лексика. Не подумайте, что я оправдываю или пропагандирую нецензурщину, но иногда такие синонимы можно простить: «Этот Василий Алибабаевич, этот нехороший человек, уронил мне на ногу батарею, падла!»
А если матерщину принять за основу разговорного или печатного языка, она становится такой же скучной, выхолощенной и неинтересной,
как и старательно причесанный сухой язык бюрократических документов. Тогда уже определения «удивился» и «ох…л» будут казаться одинаковыми, исчезнет изюминка неожиданности. Думаю и надеюсь, что в конце концов количество матерщины исчезнет и появятся (и появляются) качественно новые, другие жаргонные словечки. Будет пополняться интернетский жаргон. Время идет.
Так вот, письма домой я писала объёмные, судя по откликам, интересные, находила нужные слова, выражения, оценки и, замечу, они были интересны и без фольклора. Неинформационные впечатления тоже иногда записывала в свою толстую записную книжку, хотя они были такими яркими, что их можно было не фиксировать, разве что конкретные даты или фамилии. Они оставались яркими и запомнившимися на всю жизнь. Алёнушка мои письма сохранила, да потом при очередной разборке хлама я посчитала их ненужными и сожгла. Вот глупая! Сейчас они бы очень пригодились и освежили воспоминания.
Мужа ведь первоначально планировали направить в другую латиноамериканскую страну. Он три года упорно учил испанский язык, и я немного в нём поднаторела. Но там не было школы при посольстве, а мы не хотели сразу оставлять Алёнушку (9 лет!) в интернате МИДа или у тётушки в Перми. Витя попросил, и это был смелый поступок, направить в страну, где есть хотя бы начальная школа. Но я всё-таки думаю, что просьбы выпускников не учитывались, а все было вызвано служебной наобходимостью.
Тут и нарисовался Рио-де-Жанейро. А там португальский язык. «Ничего, на месте выучите». Ладно, выучим, база-то есть. Увы! База базой, но это два абсолютно разных языка. Вот, например, русский и белорусский: помните, как я перевела про «конiка и зэлэну луговыну»?
То-то и оно, прочитать вроде и легко, можно даже кое-что понять, но говорить! Ну, у Виктора Ивановича, моего талантливого и умного мужа, наличествовали способность к языкам и усидчивость, это передалось дочерям. У меня же наличествовало языковое нахальство, что тоже немаловажно: я не стеснялась пользоваться небольшим запасом слов, вспомогательными глаголами плюс инфинитив и тоже постепенно осваивалась.
Мне хотелось посмотреть город, а отсутствие языка всегда тормозит все действия, даже передвижение на автобусе. Тем более, что городским транспортом нам не рекомендовали пользоваться. Вот очередное лицемерное слово, бывшее тогда в обиходе: «Не рекомендовано». Что?
Кем не рекомендовано? Не рекомендовано – и всё! Читай – ЗАПРЕЩЕНО! На эти рекомендации женщины смотрели сквозь пальцы и темные очки, всё равно у них личного автотранспорта не имелось, хотя многие умели водить машину и имели водительские права. Жены иностранных представителей, но не из стран социалистического содружества – там тоже была беднота – лихо водили свои личные тачки, в общественном транспорте не нуждались и презирали его. Из наших, кто хорошо знал город и более-менее освоил язык, спокойно передвигались на автобусах, не афишируя этого, но особенно и не скрывая. А что делать? Автомобили «Фольксваген», такие милые бежевые жучки, были только у двух инженеров торгпредства: у Курьянова, т.е. у моего супруга, и у Фёдорова, один из ГРУ, другой из КГБ. Ну, и у торгпреда и его замов тоже, конечно, были.
А остальные пользовались общим разгонным «Комби» или, по просьбе, автомобилями замов. Это тоже не прибавляло благожелательности к двум нахлебникам из военных ведомств, особенно в выходные дни, когда, усадив свое семейство в машину, они отправлялись куда-нибудь за город. Конечно, членов коллектива приглашали составить компанию, но все равно они чувствовали себя обделенными, т.к. основную работу по продажам делали-то они, а не Курьянов или Фёдоров. Уже наличие автомобилей у двух рядовых работников в советском представительстве разделяло коллектив на «чистых» и «нечистых». Я, было, стала выяснять у мужа, как же так, ведь местным органам можно моментально вычислить, «ху есть ху». Виктор засмеялся и сказал, что это и без автомобилей яснее ясного, в Москве тоже такие же липовые представители и их тоже знают, просто надо не попасться с «краденой серебряной ложкой» в кармане.
Вот такие взрослые мужские игры… И за них ещё и деньги платят.
Что касается, так называемых, агентурных сводок, то это важное, но мало увлекательное чтиво, и понятное только тем самым специалистам, каким являлся мой супруг. Составить такую сводку занятие трудоёмкое и требующее повседневного скрупулезного труда и внимания, особого неординарного мышления. Они, как правило, состоят на две трети из слухов, которые тоже надо знать и просеивать, догадок, предположений, сообщений из даже не заслуживающих доверия источников, просто оброненных невзначай слов в разговоре ну и, конечно, от информаторов. Недаром в голову «студентов» ГРУ втемяшивают: «В разведке нет мелочей». Следуя этому правилу, даже самый неудачливый, но дотошный и наделенный аналитическим складом ума агент, может найти в мелочах тему для оперативного интереса и её последующей разработки. Поэтому дипломаты, представители торгпредства, Внешторга, атташе по культуре, не говоря уже о военном атташе, перелопачивали каждый день груду газет и журналов, постоянно расширяли круг знакомых и сами были очень коммуникабельны, по крайней мере, должны были быть таковыми.
Для разведчика представляют интерес даже случайно оброненные реплики, высказывания не только потенциальных противников, но и своих коллег по работе, начальников. Особенно высказанные в запале, споре, в стремлении отстоять своё мнение о недостатках или достоинствах характеров своих близких или подчиненных, их друзьях, женах, любовницах. Это помогает составлять психологический портрет интересующих лиц или просто иметь эти факты про запас: Ага-а-а! «А» – приверженец спиртного… «В» – любит лесть… «С» – неуемен с женским полом…
«Д» – наоборот, предпочитает мужской, у «Е» – жена – транжира, значит нехватка в деньгах, тот – жаден, этот – труслив и т.д. Значит, к каждому можно подобрать ключик, найти крючок, подсечь и осторожно дергать, чтобы не сорвался. Такие выводы я сделала, прислушиваясь к обрывкам разговоров окружения своего супруга и прочих представителей подобных ведомств, наблюдая их в общении с окружающими. Вот, тоже какой-то анализ произвела! Возможно, и дилетантские давно известные истины, но я-то не специалист, а муж только посмеивался и повторял своей не в меру любопытной жене: «Меньше знаешь – лучше спишь!» И советовал мне не только не задумываться над своими выводами и, тем более, не делиться ими ни с кем. Хотя это-то я могла разуметь и без советов.
Разведчик-аналитик изо дня в день копается и разгребает кучу хлама, тщательно перетирает каждое слово, сопоставляет вроде бы незначительные факты и, если он хороший аналитик, то может найти и жемчужное зерно. Потом эти сводки и сводки из параллельных источников другой аналитик уже в центре подвергает ещё не один раз проверке и сравнивает с другими посланиями. Иметь же своих личных платных осведомителей дорогое и опасное удовольствие. Они могут в любой момент сдать. Однакоони всё же имеют место быть – идейные или стяжательные, последних больше. А с идейными работать гораздо безопаснее.
Шпионские игры, условия которых знают только они, довольно примитивны: я знаю, что ты знаешь, что они знают. Понимают эти условия толика посвященных, а непосвященные, конечно, не понимают, т.к. их не пригласили в такую забавную игру. Поэтому неприглашенные и непосвящённые часто по-мальчишески надувают губы:
«Не больно-то и надо было!», якобы презирая эту мышиную возню, однако в душе несколько завидуя такому чисто мужскому занятию, интересному и опасному. Военный атташат – вообще официальный аппарат шпионов в стране, всем это известно – и вашим и нашим, только не засветись слишком явно – работай в силу своих возможностей, умения и оперативности.
Выслушав определенное количество советов, наставлений, разъяснений, просто информации, отбросив шелуху от зерен, мы стали осваивать город.
Прежде всего сама страна… даже в её названии звучит экзотика: «Брази-и-или-я-я-а-а-а!» находится под знаменитым созвездием Южного креста, который и расположен на бразильском флаге. Страна занимает более 40 процентов всей площади Латиноамериканских государств, т.е. является пятой по размеру страной в мире (СССР, Канада, Китай, США). Климат тропический: весны-лета-осени-зимы как таковых нет, есть дождливый и сухой сезоны, средняя температура января (считай лета) – +30, июля (считай зимы) – +21 градус по Цельсию. Для нас разница в 7-8 градусов не играет никакой роли, все равно жарко. Но, если в дождливый сезон температура вдруг станет не среднестатистической и упадет примерно до +18-19 градусов, мнительные, балованные климатическими условиями бразильцы будут жаловаться на жуткий холод, мерзнуть и даже простужаться, а бездомные получать пневмонию от переохлаждения и даже нахально умирать, неженки!
Палящее бразильское солнце мы почувствовали сразу, уже когда только вышли из здания аэропорта «Галеон» – на нас опустилось, нет, упало и придавило душное одуряюще жаркое марево – тёплое тяжёлое и влажное одеяло, дышать сразу стало трудно, а по коже, несмотря на жару вдруг пошли холодные, знобливые мурашки. Это признак резкой потери влаги организмом. О коварстве бразильского солнца мы уже были предупреждены, но не знали, что час пребывания на пляже даже под зонтиком белому человеку может обойтись очень дорого: обожжённая кожа, волдыри, нестерпимая головная боль, высокое давление. Особенно это опасно для туристов-европейцев, приезжающих на бразильский карнавал на недолгое время. Все хочется увидеть, везде успеть и, главное, загореть в экзотической стране Бразилии на знаменитом 4-километровом пляже Копакабана. Наблюдались и смертельные случаи от теплового удара – влажность плюс высокая температура – или от солнечного ожога. Плюс 34-36 градусов в тени, тропик Козерога от Рио находится в 60 километрах – это очень-очень близко от экватора. Нужно в обязательном порядке пользоваться защищающими кремами, что крайне неприятно на пляже – песок всё время липнет к коже.
По мнению белых европейцев, в тропиках без кондиционеров не только нельзя нормально жить, но даже секс без домашних холодильных установок невозможен в принципе. Хорошо, что это мнение не разделяют сами жители жарких стран, а то бы они выродились. У нас же кондиционеры были.
Из-за него можно было даже простудиться: ворвешься в квартиру после палящей жары – и к кондиционеру! Вот тебе и ангина! Но действительно очень жаркий климат, очень.
В миниатюрном «жучке-фольксвагене», где никаких холодильников-кондиционеров не предусматривалось, было такое пекло, что ягодицы пассажиров приваривались к сиденьям намертво. Костюмы облегченного типа «tropical» у наших чиновников регулярно расползались по швам (каждый месяц). Ребята, приезжая с переговоров и выходя из автомобиля, иногда скромненько прикрывались папочкой спереди или сзади – костюмчик выходил из строя, липкие горячие капли пота прожигали одежду насквозь, вызывая неожиданный озноб.
Рио-де-Жанейро – один из лучших знаменитых городов Латинского континента, в основном ориентированный на юг, на удивление красивый город. Этакий добродушный жизнелюбивый красавец-ловелас, мачо, небрежно прислонившийся к холмам-горам, самый типичный, самый бразильский город. Жители Рио сами убеждены в этом и в несколько минут убедят любого приезжего, что он прибыл в самый-самый лучший город во всем мире. Они большие патриоты своего «сидади маравильоза».
И я с ними согласна.
На период 1970 г., т.е. когда мы туда приехали, в Рио насчитывалось около 10 миллионов человек. Город делится на север и юг. На юге был расположен очень красивый район Фламенго. Грех говорить о каком-то из районов Рио, что именно этот район красивый – они все привлекают внимание жгучей тропической красотой. Просто о названии: предполагается, что он назван потому, что первоначально был заселен голландцами-фламандцами. Это одна версия. Другая – здесь, в бухте Гуанабара, было великое количество розовых фламинго, пока популяцию этих прекрасных птиц не извели на украшение дамских шляпок и боа.
Фламенго – богатый район, здесь и живут богатые люди: коммерсанты, банкиры, дипломаты, крупные бизнесмены, торговцы, иностранцы.
Южный район города, к зависти местных жителей, более прохладный из-за лёгких ласковых пассатов, заселен более зажиточными людьми.
Это только так говорится «лёгкий ласковый пассат». Иногда от этого «лёгкого» ветра с океана трещат стекла в домах и гостиницах Копакабаны, но на пляжи приносит прохладу до самого низкого уровня в 18 градусов, лютого, несусветного холода, по мнению бразильцев. Вдоль пляжей в светлых, красивых домах обретается богатое, в основном, белое население, и южная часть от северной отделена холмами Тижука и Педра-Бранка.
В северных кварталах расположились промышленные предприятия: нефтеперерабатывающая компания «Петробраз», завод грузовиков, полиграфический и металлургический комбинаты, предприятия текстильной, кожевенной, деревообрабатывающей, обувной промышленности. Работают крупные алмазогранильные фабрики, где обрабатываются не только, конечно, алмазы, а вообще драгоценные и полудрагоценные камни в целом.
Там же находятся пролетарские кварталы Рио, большинство фавел, и живет там бедное темнокожее население. Туристы и не туристы в эти районы не заглядывают. Как ни философствуй, а нищета и богатство или даже достаток мирно уживаться не могут. Хорошо, если бы эту банальную истину помнили бы наши современные неприлично богатые соотечественники. Потому как, и аукнуться может. И это будет ужасно!
А в центре Рио есть особый квартал «Сахара», где большинство жителей только арабы и евреи. И ведь не ссорятся!
Огромный город Рио-де Жанейро свободно поглощает и ассимилирует расы: здесь перемешались белые, черные, желтые, красные, которые все чувствуют себя как дома и создали красивую, жизнестойкую нацию. Бразильская нация и обязана своим взрывным темпераментом этому волшебному сплаву разных элементов крови. Народ страстный, увлекающийся, жизнелюбивый, авантюрный, не чурающийся некоторой доли жуликоватости. Это совершенно особый психологический тип: открытый, обаятельный, веселый и романтический. Разного рода расизм – белый, черный, мусульманский, иудейский – вызывает возмущение как общественности в целом, так и отдельных индивидов в частности. Бразильский народ – живое порицание расизма. Уж больно тяжело ему досталось равенство наций и ещё свежи в памяти плети и палки плантаторов-рабовладельцев. Бразилию еще называют Соединенные Штаты Латинской Америки.
Большая часть города расположена на узком побережье, в переплетении дорог и туннелей между горами. Горами, правда, я бы их не назвала, по нашим понятиям это просто высокие холмы.
Но горожане уверены, что это и есть самые что ни наесть высокие горы и разубеждать их бесполезно.
Самая высокая «гора» – Корковадо, что в переводе обозначает «горбун», высотой всего 710 м. Она и получила это название из-за своеобразной формы: срезанная вертикально с одной стороны и выгнутая горбом с другой – вот по этому горбу можно подъехать на машине по дороге-серпантину или на маленьком паровозике. На вершине «горбуна» в 1931 г. скульптором Ландовски возведена статуя Христа Спасителя – символ и визитная карточка Рио. Идея скульптуры – из бетона и мыльного камня – была разработана сподвижником Оскара Нимейра Эйтором да Силва Коста.