Обшарпанная подъездная дверь с пронзительным скрипом, оглушающим тихий двор, резко открывалась, выпуская в холодные просторы пасмурного города куда-то торопящихся людей, а после медленно, будто презирая вечную спешку обитателей подъезда, закрывалась. Борис опустился на одну из лавочек, стоящих на пригорке чуть поодаль подъезда, и вот уже с час наблюдал эту утреннюю суету, от однообразности которой его постепенно начинало клонить в сон. Жёлтый автомобиль такси остановился перед подъездом, уже где-то пару минут ожидая своего заказчика. Водитель опустил стекло, из-под которого показался его коротко стриженный череп, и зевнул. Борис какое-то время смотрел на автомобиль, потом перевёл взгляд на подъезд, из которого щуплый мужчина в очках вытаскивал два больших чемодана, казавшихся больше него самого. Было видно, что он нервничает и не знает, что делать со своими пожитками. "В багажник суй!" – раздался нервный возглас водителя. "Зачем? – испуганно спросил мужчина. – Я туда не сяду". "Чемоданы туда, – сказал шофер, – и быстрее, а то уже сто лет стоим!" Мужчина некоторое время колебался, а потом принялся неловко запихивать чемодан в багажник. Машина уехала, и Борис вновь стал созерцать подъезд. Евгений – а это был именно он – отбыл в очередную командировку и, судя по масштабам его багажа, на немаленький срок. Борис прокручивал последние события в голове, и пребывал в диссонансе от собственной новой работы. Формально – он был фотографом, а уж подробности того или иного заказа никак не должны были затрагивать его моральных устоев. Всё на совести клиента. Мужчине были привычны заказы на публичных личностей, тех людей, что постоянно на виду. С такими заданиями ему было проще ориентироваться в своих действиях, а что здесь? Сидеть днями на скамейке перед подъездом в ожидании появления из него неблаговерной жёнушки Евгения? Ему казалось, что был резон следить за Викторией во время пребывания её мужа в городе: докладывать, куда и с кем она ходит, что делает, собирать материал – всё как всегда, всё просто и предельно ясно. Но великому математику вздумалось платить Борису за созерцание старого подъезда и просиживание штанов на лавочке перед ним. Время тянулось долго, глаза закрывались и открывались от вновь раздающихся скрипов подъездной двери: Борис всматривался в прохожих, но, не видя в них Виктории, вновь погружался в спутанные мысли полудрёмы. "Вы что, умерли?" – пробудил его голос девушки с розовыми волосами, толкавшей мужчину в плечо и указывающей на подъезд. Борис не понимал, ни что от него хотят, ни как он уснул. Протерев глаза, он увидел на ступенях ещё двух женщин средних лет с ярким макияжем и в странных одеждах, явно не соответствующих погоде. "Так вы поможете нам?" – более утвердительно, нежели вопросительно, продолжала девушка. Рядом с её подругами у подъезда стояла грандиозных размеров аудиосистема, способная вместить сразу несколько сотен кассет. "А что я должен делать?" – спросил Борис. Девушки переглянулись. "Мы вас попросим. Мы, – она указала на своих подруг, – хотим затащить это в дом. Но оно такое тяжёлое, вы понимаете? Поэтому мы вас просим". "Пожалуйста, – ответил Борис. – Я постараюсь". Девушки доверчиво смотрели на Бориса, который подступил к аудиосистеме, прикидывая, с какой стороны за неё лучше взяться. При этом чувствовал он себя крайне нелепо.
Ещё через десять минут все было готово. С мягким шипением крутанулся диск, погасив экраны, и под усиливающийся вой динамиков комната погрузилась в темноту. "Мне пора, пожалуй", – сказал девушкам Борис, открывая входную дверь и собираясь уже вернуться на свою позицию, как вдруг его остановил пронзительный, чуть с хрипотцой, голос хозяйки квартиры, удосужившейся появиться только сейчас. "А что за красавца вы с собой привели? – женщина прищурилась, что в такой темноте было бесполезно. – Наташ, это твой сын?" Борис хотел сам ответить, сказать, что он уже уходит, но Наташа, та самая девушка с розовыми волосами и бесконечно глупым взглядом, опередила его: "Да с чего бы это мой сын? Это я у подъезда подобрала, чтоб музыку дотащил!" Борис был возмущён таким обращением с ним. "Ах вот как! – растягивая буквы проскрипела хозяйка квартиры. – таким гостям всегда рады!" Она подошла ближе к пытающемуся покинуть помещение Борису и протянула руку: "Виктория!" Борис тут же остановился и сменил тактику отступления. "Виктория?" – он медленно повернулся и попытался рассмотреть лицо девушки. "Да, Виктория! А что, уже успел услышать обо мне? Да-а… – вновь протянула она. – Меня тут не очень-то и любят." Музыка заиграла громче, и собеседница Бориса недовольно поморщилась. "Ну и музыка, хоть бы поставили что-нибудь другое, – сказала она. – Мне так хочется… чего-нибудь человеческого…" В этот момент за стеной что-то грохнуло, и в ближайшей к коридору комнате раздался женский смех. Все цвета сменяли друг друга в свете, выливающимся из гостиной, а тени на стенах и полу выглядели особенно чёрными. Борису казалось, что это не тени, а черви ползут по потолку и обоям, падают и падают вниз, и образуют уже целое многоголовое существо, из которого исходят еле различимые звуки смеха. Входная дверь ударила его в спину, и из-за неё в квартиру повалилась толпа очередных гостей Виктории. "Что за убогое заведение!" – бормотала под нос какая-то девушка, пытаясь дотянуться до дверного косяка и протиснуться мимо Бориса. "Ничего человеческого, абсолютно", – вторили ей голоса новых гостей. "Алкоголь и одиночество. Боже, какое блаженство…" – шептала другая, и её глаза были закрыты от наслаждения. "Да будет свет, – припевал хор, – да будут стены! Да будет земля, – срывалась на визг какая-то девица, – да будут люди! И да будет Бог…" Прогремел выстрел из бутылки шампанского, судя по крикам, кому-то в лицо. Борис продвигался с толпой в сторону большой комнаты, где начинался праздник. Мелькнул красный бант на рукаве женщины в жёлтом платье, мелькнули две жуткие пластмассовые головы на манжетах у девушки в белом. Какой-то дед пробежал мимо Бориса и заорал: "Где тут штопор? Штопор есть? Вы коньяка хотите?" "Спасибо, воздержусь." – спокойно ответил Борис, вернув себе дар речи. Однако, пенсионер не услышал его, так как продолжал выкрикивать: "Где штопор? Штопор! Где штопор? Я спрашиваю, кто спрятал штопор?" Борис продолжал протискиваться вперед. Вдруг он увидел девушку, стоящую возле небольшого круглого стола. В ней он узнал Викторию – жену Евгения и, судя по всему, хозяйку данного праздника чьей-то потерянной души. В самом центре стола, среди бутылок с разноцветными наклейками, лежал штопор. Бориса поразило то, что он представлял собой – это был прозрачный золотистый штопор, с рукоятью в форме пяточной кости. "Кто украл штопор? – продолжал кричать пенсионер. – Штопор украли!" Под укоризненными взглядами сидящих на диване дам Борис взял штопор со стола и направился было отдать его пожилому человеку. Но, в этот самый момент Виктория подняла на него глаза, и в ее взгляде он заметил досаду и отчаяние. "Виктория, – начал он. – я так и не представился вам. Борис." "А зачем? – ответила она с удивлением. – Какой в этом смысл? Это не имеет никакого значения." "Это, как вы считаете, имеет значение, когда человека вдруг приглашают на праздник?" "Я не знаю", – ответила она, – "я не интересовалась этим никогда. Это не важно." Она пожала плечами. Борис вдруг почувствовал себя полным идиотом. Он был в замешательстве: мысли о попадании в такую ситуацию ему и в голову не приходили. Но отступать было поздно, да и ни к чему. Он продвинулся явно дальше, чем ожидал, и узрел большее, нежели если бы продолжал сидеть у подъезда. А раз так, отступать было некуда. Музыка резко оборвалась, и тут же заиграла громче. Гости в разноцветных костюмах пустились в пляс. Стразы на них мерцали в мигающем свете диодных лент, из соседней комнаты подыгрывала губная гармошка, пронзительно пела подвыпившая пожилая цыганка, вращая кривым лицом с густо нарумяненными щеками, а вокруг неё неслись в танце раскрасневшиеся от выпитого люди. "Скорей, скорей, что вы стоите!" – кричала тем временем с другого конца коридора растрёпанная белокурая красавица. "Отдай штопор!" – завопил как из-под земли выросший перед Борисом пенсионер, заставив того вздрогнуть от неожиданности. Выхватив заветный штопор и подхватив Бориса под руку, дед потащил его в самый центр танцующей толпы. Борис совсем растерялся и на секунду забыл обо всём, сосредоточившись только на том, чтобы не отстать от остальных и не упасть. Надо просто плыть по этому течению, чтобы не вызывать подозрений и… Его мысли сбивала музыка. Пенсионер прямо в танце откупорил бутылку коньяка и отхлебнул, после протянув Борису, ожидая, что тот последует его примеру. С трудом преодолевая головокружение, Борис взял у него бутылку, сделал два глотка, не чувствуя вкуса, и отдал её дальше по кругу. Теперь он мог гораздо чётче видеть происходящее. По крайней мере, более приближенно ко взгляду на мир всех здесь присутствующих. Пенсионер одобрительно похлопал Бориса по плечу и увлёк его в очередной танец. Борис старался не терять из виду Викторию. Она всё это время стояла на том же месте, изредка выпивая или отвлекаясь на то, чтобы ответить заговаривающим с ней гостям. Борис с облегчением вздохнул, когда старый жиголо наконец оставил его, перенаправив свою энергию в сторону подлетевшей к нему очаровательной блондинки, тонкие пальцы которой были унизаны тяжёлыми драгоценными перстнями. Но нет – не успели они закончить одного танца, как в пляску с блондинкой вступил другой, и её партнёр опять потащил Бориса в толпу. Так повторялось снова и снова. Борис уже не воспринимал танцевавших, а только тупо повторял за немолодым партнёром одни и те же движения. Виктория пропала сначала из виду, а потом и из комнаты. Наконец энтузиазм старика переключился на поиски утраченной бутылки коньяка, и Борис решительно направился на поиски Виктории. Её он увидел в потёмках кухни, сидящую за столом с сигаретой в одной руке и стаканом водки в другой. "Это невыносимо, – томно проговорила она подходящему к ней Борису. – Пойдём погуляем. Всё равно никого нет. Я хочу… Нет, ничего я не хочу. Нет, ничего. А что я хочу? Я ничего не хочу". Она опустила голову на стол и зарыдала. Борис смотрел на неё в нерешительности, размышляя, как ему реагировать на эту истерику. "Виктория!" – начал он. "Не мешай, – ответила она, не открывая глаз. – Уйди отсюда и не мешай мне… Да уйди же! Уйди!" Борис испуганно отступил, сделал несколько шагов, осторожно развернулся и пошёл назад в зал, где ему вручили стакан, наполняя его коньяком. Он не совсем понимал, сколько времени он тут и что должно произойти дальше. Но он точно знал, что это необходимо, и он сделает всё, что от него потребуется здесь, а после хтонический змей вновь заглотит его, выплюнув совсем в другом месте, в котором, быть может, его мысли хоть чуточку прояснятся.