Радужное тело и воскресение. Духовное достижение, растворение материального тела и случай Кхенпо Ачо

Наши первые беседы

Лама Норта объяснил, что его дядя был очень скромным человеком. Он не хвалился учениями, которые получил, или тем, у каких лам учился. Он часто говорил, как важно культивировать сострадание – как в медитации, так и в жизни. Люди, которые знали его, признавали высокий уровень его духовной реализации. В периоды строгого затворничества Кхенпо Ачо запирался в скиту. Однако лама Норта сказал нам, что видел Кхенпо Ачо за пределами скита, когда тот обходил его во время одного из этих строгих периодов затворничества, и этот эпизод излагается – в беседах, проведённых через несколько лет после наших, – одним кхенпо школы ньингма. Кхенпо давал мало посвящений, но интенсивно работал с избранными учениками, многие из которых были родом из района Ньяронг. Он также активно поддерживал монахинь, с которыми мы встретились возле Кандзе, и даровал им множество особых учений, которые, вероятно, объясняют их невероятную радость, преданность и энергию.

Фрэнсис Тизо и Дуглас Дакворт берут интервью у ламы Норта при поддержке ламы Пуяга в скиту Кхенпо Ачо

Лама Норта рассказал нам, что двое молодых племянников Кхенпо, Чунг Черо и Пагпа (Пурба) Дордже, присутствовали в момент смерти Кхенпо. Лобсанг Ньендраг также был рядом, но сейчас он ушёл в затвор в месте, находящемся в двух днях пути от деревни. Также присутствовали двое молодых монахов, Сонам Гьялцен и Ринчен Церинг, которые находились в Индии, обучаясь в гомпе Миндроллинг в городе Клемент-Таун. Из-за временных ограничений мы сосредоточились на беседе с ламой Норта.

Лама Пуяг и лама Норта во время интервью, июль 2000 г.

Лама Норта рассказал о некоторых необычных вещах, которые произошли два года назад, во время смерти его любимого учителя. Лама Пуяг довольно часто прерывал его, чтобы вносить пояснения в разговор. Как мы прочли в жизнеописании, которое получили в Кандзе, во время смерти Кхенпо в небе появились пять цветов радуги. Более того, в некоторых случаях воздух наполняла музыка, которую слышали монахи и миряне. Многие люди из Кхор Кхота и районов выше и ниже Кхор Кхота лично видели это. Его племянница Церинг Чоцо, её отец и другие родственники видели, что небо в восточном направлении целиком заполнили радужные цвета.

Исследователей приветствуют за частоколом в скиту Кхенпо Ачо

Автор жизнеописания, который в то время был в затворе, два дня подряд видел в небе радужные цвета со стороны дороги, что вела к месту его отшельничества. А на следующий день Гью Джа Шераб Гьялцен узнал новость о смерти этого ламы и тоже видел некие знаки, которые, как мы предполагаем, были радугами. Более того, в момент освобождения (смерти) Кхенпо свет солнца с восточной стороны, медного цвета, долгое время напоминал тело света. Все люди, которые входили в близкий круг учеников, были свидетелями этого явления. В течение нескольких дней после смерти Кхенпо его помощники и слуги, молодые и старые, ежедневно совершали обходы хижины, вознося молитвы и призывания. День за днём тело Кхенпо становилось всё меньше и меньше. Через семь дней от него ничего не осталось. Он проявил незагрязнённое ваджрное тело. Его собственный лама предсказал, что это произойдёт. Такое проявление можно считать незагрязнённым радужным телом великого преображения, освобождения в тело света, когда не остаётся ни волос, ни ногтей. И Кхенпо, и его учитель ещё до своей встречи уже непосредственно знали исход всей его жизни. Лама Норта приводит цитату из путеводителя в район Нетанг, где говорится: «Вблизи от этого места произойдёт славная реинкарнация мудрости; этот воплощённый будет наделён опытом и реализацией, и все удачливые ученики встретятся с ним в это время благодаря своим устремлениям». Также говорят, что он был воплощением великого сиддхи Еше Юнгнена (Yeshe Yung Nan), одного из двадцати пяти учеников Падмасамбхавы. На это указывало «имя самоосвобождения», данное ему его святым учителем, когда в юности он изучал электричество. Это предсказал предыдущий Тулку Доллунг: имя, иллюстрирующее слово Дхармадхату. Лама Норта сказал нам, что прочие пророчества вполне понятны и не требуется их пояснять.

В этой беседе мы сразу же отмечаем, что представление об исполнении пророчеств – по меньшей мере столь же важное, что и описываемые сверхъестественные феномены. В дискурсивном мире наших тибетских собеседников пророчество – ключевая особенность агиографических рассказов⁵⁹, что резко отличается от описания буддизма западными учёными. Существует «настоящий» буддизм традиционных общин в высокогорьях Юго-Восточной Азии и Тибета, и есть академическое описание буддизма, в котором, похоже, отсутствуют некоторые характерные генетические черты традиционного буддизма. Эта проблема затрагивает наше исследование, поскольку она требует, чтобы мы толковали данные с бóльшим сочувствием к точке зрения инсайдеров. В то же время чувствительность к инсайдерскому взгляду не позволяет нам занимать и буквально описательную позицию по отношению ко всему объёму явлений, которые предстают как проявления веры и преданности. Как предупреждал лама А Кхьюг: то, что видят, на самом деле может быть не тем, что знают. Обсудив основные моменты жизни Кхенпо, мы продолжили беседу и в её оставшейся части задали ряд вопросов, которые я выписал и перевёл на тибетский.

Вопрос (В.): Какова дата и время кончины Кхенпо Ачо?

Ответ (О.): Два года назад, почти в точности в это время года. В седьмой день седьмого тибетского месяца.

В.: Он скончался здесь, в этом доме?

О.: Он лежал на кровати (в коробе для медитации), подложив правую руку под щёку; он не был болен и лежал, читая мантру ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ. Его дыхание было очень слабым. Они обсуждали, что пришло время его смерти.

В.: Значит, он умер в тот момент?

О.: Присутствовали шесть человек. Лама Норта с двумя своими племянниками, лама Ньендраг, Сонам Гьялцен и Ринчен Церинг – последние двое сейчас учатся в Индии.

В.: Они монахи?

О.: Да, монахи.

(Это монахи, с которыми мы позже беседовали в Клемент-Тауне, в Индии.)

В.: Что случилось с телом сразу после смерти и в последующие дни?

О.: Когда он перестал дышать, его тело оставалось на том же месте, а его лицо стало розовым, как у восьмилетнего ребёнка; морщины исчезли. Фотографий не сделали, но если бы его сняли, вышли бы поразительные кадры. В тот момент им было очень грустно, что он скончался. По этой причине они не подумали сфотографировать его, им это не пришло в голову.

В.: Затем они замечали какие-либо изменения в теле? Морщины появились снова? Оно усохло? Были ли признаки разложения? Что случилось в следующую пару дней?

О.: Они спросили у ламы А Кхьюга из гомпы Я Че, что делать с телом; он сказал обернуть его в жёлтое одеяние, такое одеяние носят все монахи школы гелуг, это символ Будды Шакьямуни. Он сказал никому не сообщать о его смерти, потому что, если будут присутствовать ученики и великие ламы, могут возникнуть препятствия. Согласно этому ламе, вокруг есть хорошие люди, но есть и плохие, и они могли распустить слухи, которые создали бы проблемы, или даже попытаться украсть предметы, которые принадлежали Кхенпо. День за днём, наблюдая за жёлтой одеждой, которая скрывала тело, они заметили, что кости его рук и ног уменьшились в размере. Лама А Кхьюг сказал не трогать тело семь дней.

В.: Они заметили какие-либо ещё феномены кроме усыхания?

О.: Их сильно опечалила смерть ламы, поэтому они не рыскали в поисках знаков, но в монастыре под этой горой многие люди, пожилые монахи и монахини видели множество радуг над скитом и спрашивали себя – почему над ним такое количество радуг? Видели радуги и люди из места, откуда родом лама Пуяг, возле Кандзе. Ещё один монах, Сонам Гьялцен, находясь на улице, услышал удивительную песню, доносившуюся из скита. Он вошёл в хижину и услышал голос, исходивший с небес. Тогда он подумал, что хорошо было бы записать эту музыку, но у него не было записывающего устройства.

В.: Сколько времени потребовалось, чтобы тело целиком растворилось?

О.: Семь дней. Лама А Кхьюг из монастыря Я Че сказал им не заглядывать под одеяние семь дней. Они последовали этим указаниям. Через семь дней лама Норта, Сонам Гьялцен, Ринчен Церинг и Лобсанг Ньендраг заглянули под одеяние и ничего не нашли. Под ним не было тела⁶⁰. (Так что процесс мог занять меньше семи дней.)

В.: Где находилось тело всё это время? Оно было здесь, в этой комнате, где мы проводим беседу?

О.: Нет, оно было в спальне, где много священных предметов, а не в комнате, где мы записывали беседу. Даже возле хижины ощущался волшебный запах, который исходил от трупа, изумительный аромат. Лама Норта говорит, что он сам ощущал этот аромат, как и многие более пожилые люди, которые находились снаружи, совершая обходы вокруг скита.

В.: Известно ли ламе Норта о каких-то других проявлениях радужного тела, которые произошли недавно?

О.: Был один монах из Ньяронга, Пема Дудул, который достиг радужного тела, это было давно, но он слышал об этом. Это было 150 лет назад.

В.: Слышал ли он когда-нибудь о святом, который достиг радужного тела и в этот момент оставил след или отпечаток на ткани, на камне или какой-либо другой след, достигнув этого состояния?

О.: Нет, он никогда не слышал о подобном.

В.: На той жёлтой ткани не было никакой отметки?

О.: Нет, не было.

В.: У них все ещё есть эта одежда?

О.: Она принадлежит Лобсангу Ньендрагу.

В.: Возможно, он хотел бы сказать что-то ещё об этом прекрасном опыте?

О.: Ему больше нечего сказать о том, как проявилось радужное тело. В молодости Кхенпо изучал «Пять главных трактатов» [Майтреи-Асанги] в монастыре Сера в Лхасе и выучил их все наизусть. Какой бы вопрос ему ни задали, он знал ответ. Он всегда давал учения, которые приносили пользу людям. Даже когда он общался с человеком довольно суетливым и грубым, он мог дать соответствующие учения, которые позволяли тому работать над своим умом. Он был поистине уникальным учителем.

В.: Были ли у кого-то видения, являлся ли Кхенпо Ачо после своей смерти?

О.: Да, конечно. Лама Пуяг видел Кхенпо Ачо. У него было много учеников, и многие из них имели подобный опыт. Он приходил к людям во сне.

В.: И к ламе Норта?

О.: Он говорит, что да, у него был такой опыт. Кроме того, однажды Лобсанг Ньендраг ушёл в затвор. Кхенпо явился к нему, когда тот бодрствовал. В тот момент он ощутил, как Кхенпо Ачо дёргает его за рукав рубашки и говорит: «Практикуй хорошо, хорошо медитируй. Будь внимателен».

В.: Я прокомментировал, что однажды читал мессу, и во время чтения – «Отче наш» моё сознание открылось, и мне явился монах, который был одним из основателей монастыря брата Дэвида, он был счастлив и осенён светом. Поэтому я понимаю, о чём они говорят, и глубоко уважаю их за то, что они соглашаются говорить с нами. Поэтому я очень польщён, что вы готовы рассказывать об этом.

О.: Лама Норта снова стал говорить. Однажды монахине приснился высокий утёс. Она падала со скалы, и как только подумала о Кхенпо, он пришёл и спас её.

Когда мы покидали скит и близлежащие постройки, мы обменялись подарками и поздравлениями с разными учениками и ощутили, что нас окутывает огромная сфера покоя и сияния, словно мы действительно обрели связь с сущностной реальностью радужного тела, которое есть не столько проявление духовного достижения человека, сколько состояние подлинного освобождения от всякого бремени. Это послание в последующие дни, когда мы столкнулись с ещё более печальными злоключениями, становилось всё ярче. Одним из злоключений была размытая дорога, из-за которой мы не смогли поехать в гомпу Ньяронг, чтобы побеседовать с ламой До Ло и ламой Ньендрагом. Кроме того, возникли новые трудности с нашим водителем, мистером Чаем, и потому мы с сожалением решили завершить исследовательскую поездку через восемь дней. Однако по возвращении в Кандзе, во время лёгкого ужина с одной тибетской семьёй, нам довелось насладиться великолепным зрелищем: огромная, идеальная полукруглая радуга сияла над целым городом Кандзе. Этот знак показался обнадёживающим подтверждением, что все наши действия были ценны и имели смысл.

Позже тем летом я вернулся в Кандзе шестого августа, в праздник Преображения Господня, и мне очень сильно хотелось причаститься. В конце концов, в этот день Церковь отмечает проявление «тела света» Иисуса Христа перед воскресением. День проходил, и у меня не было возможности попасть на службу. Мои товарищи, один из которых был католическим священником, казалось, не испытывали беспокойства, и меня это невероятно расстроило. К восьмому августа это чувство переросло в настоящее ощущение полной отрешённости – не приятной отрешённости, но отчуждения от всех ритуалов, церемоний, молитв, словесных выражений, ринпоче, священников, лам и так далее. Я ощутил, что все мы – жертвы обстоятельств и языковых условностей и что все эти игры в исследования и религию в целом довольно бесплодны. Я ощутил, что, пусть я не могу прикоснуться к истине в абсолютном смысле, по меньшей мере я должен постараться положить конец неискренности в собственной жизни. В следующие несколько дней и недель эта позиция переросла в непрерывное состояние сознания, в котором мой ум, восприятие вещей и воспринимаемые вещи, казалось, объединились в едином чистом акте. Это объединение казалось более реальным, чем различия между умом, чувственными данными и инаковостью всякого предмета. Я поддерживал это состояние чтением отрывков из «Авадхута-гиты», текста о радикальной недвойственности, опирающегося на традицию Упанишад. Я чувствовал, как моё отчуждение и отвращение растворяются в устойчивом недвойственном воззрении, пребывая в этом чистом чувстве объединения, легко позволяющем войти в «естественное состояние созерцания», о котором я узнал от мастера дзогчен Намкая Норбу Ринпоче и которое также встречается в учениях Миларепы о созерцании. Это состояние сознания открывалось мне всякий раз, когда я решался к нему прикоснуться. Мне не приходилось прилагать усилия или измышлять что-то, чтобы войти в это состояние или медитировать в нём, и мне было так же легко справляться с повседневными делами. Они давались без усилий. Это продолжалось до конца сентября. Примерно через шесть недель всё, похоже, вернулось в норму, но я сохранил доступ к этому естественному состоянию, которое порой имеет вполне обыденное качество, но нередко захватывает меня, словно реальность обладает неповторимой, хотя и неромантической, яркостью. Мне кажется, это состояние ума – дар безумного йогина гомпы Я Че, который не так давно скончался, по всей видимости, проявив радужное тело в ограниченном варианте, как он и обещал. Его слова и его убеждённость в превосходстве сердца-ума (sems) над физическим зрением (mig) укоренились во мне и остались со мной; возможно, перемена сердца (sems) – ценнее того, что можно снять на видеокамеру.

Следующей зимой, в феврале 2001 г., мне удалось поехать в Индию, чтобы побеседовать с двумя молодыми монахами, которые были очевидцами феноменов, связанных со смертью Кхенпо Ачо. Эти два молодых монаха, которые держались очень скромно, как подобает их призванию, подтвердили необработанные данные, собранные [нами] в Тибете. В ходе перевода, однако, некоторые моменты были утеряны. В первую очередь, они однозначно подтвердили, что Кхенпо Ачо был учеником великого мастера дзогчен Его Святейшества Дуджома Ринпоче, одного из самых важных современных лам ньингма. Более того, тон монаха Ринчена Церинга временами, казалось, сообщал отсутствие заинтересованности. Можно было ожидать, что человек, который лицезрел такое поразительное событие, останется под впечатлением даже спустя три года, будучи твёрдо убеждён, что он пережил опыт, изменивший его жизнь. Однако подобного энтузиазма почти не наблюдалось. Поведение молодого монаха в этой беседе разительно отличалось от поведения ламы Пуяга в Кандзе. Даже стиль его товарища, монаха Сонама Гьялцена, был скромным и сдержанным. Их эмоциональный настрой, возможно, просто отражал смирение, отвечающее их статусу монахов-послушников. В то же время, поскольку их показания подтверждали материалы предыдущих бесед и письменные отчёты, я стал задаваться вопросом, не решили ли они просто ответить машинально и одинаково на мои вопросы в двух отдельных беседах. Мы также никак не можем узнать, обучал ли их кто-нибудь в Миндроллинге. Но стоит иметь в виду, что тибетские монахи привыкли заучивать большие ритуальные и философские тексты, и почти одинаковые ответы на вопросы могли быть результатом преднамеренной подготовки с их стороны. Обычно устное изложение события или пересказ эпической поэмы «певцом сказаний» включает использование различных поэтических тем, элементов творческого украшения, толкования на основе личного понимания и подобные вещи. Мы почти не находим такой устной традиции в этих беседах. По сути, оба монаха сопротивляются любым попыткам получить от них рассказ об их личных переживаниях до или после смерти Кхенпо. Возможно ли, что такая реакция – своеобразный уход от ответа, вроде того, который мы наблюдали у гелугпинского ринпоче в Кандзе?

11 февраля 2001 г. В гомпе Миндроллинг: беседа с монахом Ринченом Церингом, проведённая Фрэнсисом Тизо; переводчиком выступал Лобсанг, учитель в Декхьил Линге в Дехрадуне, на дороге Сахастрадхара

Беседы были назначены на 9 февраля. В тот день я уехал на встречу с настоятелем этой исторической ньингмапинской гомпы, дост. Д. Г. Кхоченом Тулку. После некоторых трудностей в общении в офисе монастыря появился один из двух монахов, Сонам Гьялцен. Он казался классическим простодушным жителем деревни, совершенно аскетичным, абсолютно скромным. Он милостиво выдержал наше внимание, а затем мы направились в кабинет настоятеля. Огромной рукой меня приветствовал человек, привычный к рукопожатиям, крепкий тибетец, державшийся в слегка британской манере. Оказалось, что это Лоди Гьялцен Гьяри, официальный представитель правительства Его Святейшества Далай-ламы в изгнании в Соединённых Штатах, который просто оказался там в удачный момент. Он рассказывал о моём проекте настоятелю, в то время как бедный Сонамла стоял босым на холодном полу. Остальные расположились на удобных стульях, и нам принесли чай. Оказалось, что Лоди Гьялцен Гьяри – бывший король Ньяронга, одноклассник нашего швейцарско-тибетского друга мистера Тенпы Шицеганга, и он прекрасно разбирался как в деле Кхенпо Ачо, так и в католическом христианстве. Он попытался объяснить (по-тибетски) настоятелю убеждения католической церкви о святых, чудесах и причинах канонизации. Также присутствовал молодой сановник, Тулку Пенор, о чьём предыдущем воплощении мы затем услышали в интервью с Ринченом Церингом. Благодаря поддержке и доброте гьялпо (короля) настоятель дал своё согласие на беседу, которая должна была состояться в следующее воскресенье в 14:00.

В гомпе Миндроллинг, Северная Индия: настоятель дост. Д. Г. Кхоче Тулку, дост. Тулку Пенор, дост. Лоди Гьялцен Гьяри (ранее представитель Е.С. Далай-ламы при правительстве США)

Оказывается, между Миндроллингом (в Центральном Тибете) и гомпой Лу Ма в Ньяронге существует тесная историческая связь, которая объясняет, почему двое учеников теперь учатся здесь, в Миндроллинге-в-изгнании.

В день, когда должны были пройти беседы, я помогал совершать ежедневную службу в приходской церкви Святой Марии в Клемент-Тауне. Затем я вернулся в Дехрадун на такси. После этого я поехал на той же машине по дороге Сахастрадхара, где находится сакьяпинский храм, и немного дальше, в монастырь школы дрикунг кагью. Я подобрал по дороге Лобсанга, переводчика, который родом из региона в окрестностях монастыря Табо (в Северной Индии, центра тибетского языка и культуры, знаменитого своими переводами, сделанными в X в. Ринченом Сангпо). Он оказался довольно опытным переводчиком, который понимал мой акцент как на английском, так и на тибетском языках и мог передавать мои вопросы молодым монахам на их кхамском диалекте. Оба эти монаха, о которых мы слышали во время наших бесед в гомпе Лу Ма, впечатлили меня своим умом и рассудительным характером. Сонам Гьялцен (который сейчас служит помощником настоятеля) – немного мечтательный и отстранённый, но в день беседы также стало понятно, что он довольно проницательный и точный. Ринчен Церинг носит такие же бакенбарды, как старый Кхенпо, и имеет более напористый, почти состязательный нрав и готов больше участвовать в обсуждениях.

Нам легко удалось побеседовать с каждым из них по отдельности в довольно тихом номере с видом на новую стройку в задней части храма Миндроллинга. В пятницу я подарил каждому из них бордовый платок, а сегодня сделал подношения денег и хадаков.