Две вины

К половине первого он уже ни о чем не помнил, кроме того, что будет величайшим на свете режиссером и что сейчас, за ланчем, он встретится с Солом Линкольном, которому все это втолкует. Он вышел из кабинета и вопросительно посмотрел на мисс Кохалан.

– Мистер Линкольн не сможет с вами встретиться, – доложила она. – Он только что звонил.

– Ах, только что звонил, – в сердцах повторил Билл. – Тогда вычеркните его из списка приглашенных на четверг.

Мисс Кохалан провела черту поперек лежащего перед нею листа бумаги.

– Мистер Мак-Чесни, вы, наверно, про меня забыли?

Билл обернулся к посетительнице.

– Да нет, – неопределенно ответил он и добавил, опять обращаясь к секретарше: – Ладно, черт с ним, все равно пригласите его на четверг.

Есть в одиночку ему не хотелось. Он теперь ничего не любил делать в одиночку, ведь для человека известного и влиятельного общество – удивительно приятная вещь.

– Может быть, вы уделите мне две минуты, – снова начала рыженькая.

– Сейчас, к сожалению, не могу.

И вдруг он понял, что таких красивых, как она, не видел никогда в жизни. Он не мог оторвать от нее глаз.

– Мистер Роджерс мне говорил…

– Может, перекусим вместе? – предложил он и, дав мисс Кохалан несколько поспешных и противоречивых указаний, распахнул перед своей дамой дверь.

Они стояли на Сорок второй улице и дышали воздухом для избранных – его было так мало, что могло хватить одновременно лишь на несколько человек.

Был ноябрь, театральный сезон начался уже давно. Биллу стоило повернуть голову вправо – и там сияла реклама одного его спектакля, потом влево – и там горели огни другого. Третий шел за углом – тот, что он поставил вместе с Бранкузи и с тех пор зарекся работать на пару.

Они вошли в «Бедфорд-отель», и среди официантов и служителей поднялась суматоха.

– Как тут мило, – любезно, но искренне сказала девушка.

– Актерская берлога. – Он кивал каким-то людям. – Привет, Джимми… Билл… Джек, здорово… Это Джек Демпси… Я редко сюда хожу. Больше в Гарвардский клуб.

– Так вы учились в Гарварде? Один мой знакомый…

– Да.

Он колебался. Относительно Гарварда существовали две версии, и неожиданно он выбрал ту, которая соответствовала истине.

– В Гарварде. Меня там считали деревенщиной, никто знаться со мной не хотел, не то что теперь. На той неделе я гостил у одних на Лонг-Айленде – такой фешенебельный дом, боже ты мой, – так там у них двое светских молодчиков, которые в Кембридже меня в упор не замечали, вздумали панибратствовать, я им теперь, видите ли, «старина Билл».

Он еще поколебался и вдруг решил на этом поставить точку.

– Так вам что, работа нужна? – спросил он.

Он вдруг вспомнил, что у нее дырявые чулки. Перед дырявыми чулками он пасовал, терялся.

– Да. Иначе мне придется уехать обратно домой, – ответила она. – Я хочу стать балериной, заниматься русским балетом, знаете? Но уроки такие дорогие, вот и приходится искать работу. Заодно, я думала, немного привыкну к сцене.

– Пляски, значит?

– Нет, что вы, классический балет.

– Павлова, например, она разве не пляшет?

– Ну что вы! – Она ужаснулась, но потом продолжила свой рассказ. – Дома я занималась у мисс Кэмпбелл, вы, может быть, слышали? Джорджия Берримен Кэмпбелл. Ученица Неда Уэйберна. Она просто замечательная! Она…