6. Граф и его внук
Маленький лорд не почувствовал, как его отнесли в спальню и уложили в постель. Проснувшись на другой день утром, он услыхал треск дров в камине и чей-то шепот.
– Осторожнее, Доусон, ничего ему не говорите, почему она не с ним. Он не должен этого знать, – говорил кто-то.
– Если на то воля милорда, – отвечал другой голос, – то, конечно, никто ослушаться не посмеет. А все-таки, между нами говоря, очень уж жестоко разлучать такую молоденькую госпожу с ребенком, хоть он и родился знатным. Джеймс и Томас говорили вчера в людской, что они никогда ничего подобного не видали: сидит семилетний мальчуган за столом и разговаривает с графом вежливо и в то же время свободно, как со своим лучшим другом, – а все знают, что подчас этот друг угостит тебя такой бранью, что кровь в жилах стынет… Меня и Джеймса позвали, чтобы отнести ребенка наверх. Поверите ли, он, как ангел небесный, лежал на руках Джеймса: щечки разрумянились, головка немного свесилась, а кудрявенькие волосики рассыпались по плечам. Ангелок да и только! Кажется, сам милорд им любовался: «Осторожнее, говорит, Джеймс, не разбудите его!..»
Седрик открыл глаза, повернулся и увидал двух женщин. Просторная и высокая комната, вся залитая солнцем, светлые обои, мебель, обитая ситцем в мелкий цветочек, окна, увитые снаружи плющом, – все это понравилось Седрику. Женщины подошли к нему. Одна из них была миссис Меллон, экономка, а другая – женщина средних лет с добродушным лицом.
– Доброе утро, милорд! – сказала миссис Меллон. – Как спалось?
Маленький лорд потер глаза и улыбнулся.
– Доброе утро! – отвечал он. – Как я здесь оказался?
– Вас принесли сюда вчера, когда вы внизу заснули, – сказала экономка. – Это ваша спальня, а вот – няня Доусон к вашим услугам.
Седрик сел на кровати и подал руку миссис Доусон.
– Здравствуйте, миссис Доусон, – сказал он, – очень вам благодарен, что вы взялись заботиться обо мне.
– Зовите ее просто Доусон, милорд, она привыкла, чтобы ее так звали, – заметила с улыбкой экономка.
– Мисс Доусон или миссис Доусон? – спросил маленький лорд.
– Просто Доусон, – подхватила няня, сияя от удовольствия. – Ни мисс, ни миссис! Господь с вами! Не хотите ли встать? Я вас одену, а после вы будете завтракать в детской…
– Я привык сам одеваться, – отвечал Фаунтлерой. – Дорогая меня приучила одеваться без посторонней помощи. Дорогая – это моя мама. У нас была одна прислуга, Мэри, которая все в доме делала – и стирала, и все, – так нельзя было обременять ее работой. Я и мыться могу сам, вы мне только немного помогите: трудно застегивать все пуговицы…
Женщины переглянулись.
– Доусон все сделает, что вы прикажете, – сказала миссис Меллон.
– Ну конечно! – вставила Доусон. – Одевайтесь сами, если хотите, а я постою возле вас и помогу, когда нужно.
– Благодарю вас, – отвечал маленький лорд.
Доусон очень ему понравилась, и, пока он мылся и одевался, он успел уже подружиться с ней и узнал от нее много интересного. Ее муж был солдат, и его убили в настоящем сражении, а сын матрос и сейчас находился в плавании; он видел пиратов и дикарей, турок и китайцев, привозил матери раковины и кусочки кораллов, которые хранятся у нее в сундуке, – Доусон обещала показать их Седрику. Еще он узнал, что она всю жизнь служила няней у многих детей, а последнее время ходила за маленькой леди Воган.
– Она родственница ваша, милорд, – добавила Доусон, – и, может быть, когда-нибудь вы с ней познакомитесь…
– Неужели? Я буду очень рад, – сказал Седрик. – Я никогда в жизни не играл с девочками, но я люблю на них смотреть.
Его повели завтракать в соседнюю комнату, такую же большую, как спальня, и Доусон сказала ему, что есть еще третья комната для него.
– Я слишком мал, чтобы жить в таком большом замке и иметь столько больших комнат, как вы думаете, Доусон?
– Вам это странно поначалу, но скоро привыкнете и вам тут понравится.
– Конечно, здесь очень красиво, – вздохнул маленький лорд, – но было бы гораздо лучше, если бы дорогая была со мной. Мы всегда утром вместе завтракали, и я клал сахар и наливал сливки ей в чай и передавал бутерброд.
– Но ведь вы можете ее видеть каждый день, – утешала Доусон. – Вы сначала погуляйте здесь, посмотрите лошадей и собак, а потом обо всем ей расскажите. Одна лошадка, я знаю, вам очень понравится…
– А тут есть лошади? – спросил мальчик. – Я их очень люблю. Я так любил Джима, он возил тележку мистера Гоббса.
– Погодите! Вы все это потом увидите, а теперь ступайте-ка поглядите на соседнюю комнату!
– А что там такое?
– А вот позавтракайте прежде и увидите, – отвечала таинственно Доусон.
Это подстрекнуло любопытство Седрика, он поспешил покончить с завтраком, соскочил со стула и сказал:
– Я сыт, можно мне пойти в другую комнату?
Доусон молча кивнула и отворила дверь. Заглянув в комнату, мальчик застыл от восторга на пороге и не мог вымолвить ни слова. Комната была такая же большая, как и другие, но мебель не такая тяжелая, занавески и ковры светлые, на стенах полки с книгами, а на столах всевозможные игрушки, Седрик такие видел только в витринах игрушечных магазинов в Нью-Йорке.
– Эта комната, кажется, для мальчика, – проговорил он наконец, задыхаясь от волнения. – Чьи же это игрушки?
– Все ваши, подойдите посмотрите.
– Мои?! – воскликнул он. – Но как же? Кто их дал мне? – И он бросился вперед. – Дедушка! Я знаю, это дедушка подарил их мне! – закричал он в восторге.
– Да, это подарок милорда, – сказала Доусон, – и если вы будете пай-мальчик, то он вам даст все, что ни попросите.
Седрик принялся рассматривать игрушки и беспрестанно твердил, что другого такого доброго дедушки, как у него, не может быть на свете.
Няня неуверенно улыбнулась и промолчала. Она только недавно поступила в услужение в замок, но успела уже наслушаться от остальной прислуги, до чего же тяжелый нрав у старого графа. Лакей Томас своими ушами слышал, какое приказание он отдавал Хэвишему насчет Седрика:
– Дайте ему полную волю, заставьте его комнаты игрушками – пусть забавляется, чем хочет. Он скоро забудет мать. Все дети такие!..
Однако старик ошибся: мальчик оказался совсем не таким, каким его ожидал увидеть граф. Милорд плохо провел ночь и все утро не выходил из комнаты. После полудня он послал за внуком. Седрик сейчас же прибежал; дед издали слышал, как ребенок вприпрыжку спускался с лестницы; в библиотеку он вбежал раскрасневшийся и оживленный.
– Я ждал, когда вы позовете меня, – сказал Седрик деду. – Я давно готов. Очень благодарен вам за все, что вы мне подарили! Я все утро играл.
– Что же, нравятся тебе игрушки?
– Очень! Даже не могу сказать, до чего они мне нравятся! – Лицо мальчика так и сияло. – Там есть одна игра, вроде бейсбола, но только настольного, я старался научить Доусон, но у нее не получилось – она же никогда в эту игру не играла, а я наверное плохо объяснил правила. А вы, дедушка, умеете играть в бейсбол?
– Боюсь, что нет, – отвечал граф. – Это американская игра, не так ли? Что-то вроде крикета?
– Я никогда не играл в крикет, но мистер Гоббс водил меня смотреть, как играют в бейсбол. Это такая захватывающая игра! Может быть, принести ее? Вдруг вам понравится, и вы забудете про свою ногу. Очень она сегодня болит?
– Больше, чем я бы желал…
– Тогда, пожалуй, это вас не отвлечет, как вы думаете? Но если хотите, я вам покажу, как играют.
– Ступай, принеси игру, – сказал граф.
Это было нечто совершенно новое для старика – играть с ребенком, но именно эта новизна развлекала его. Он усмехнулся, когда Седрик вернулся с ящиком.
– Можно придвинуть столик поближе к вам? – спросил мальчик.
– Позвони Томасу, он придвинет стол…
– Зачем? Стол не такой тяжелый, я сам могу его придвинуть.
– Хорошо, – ответил граф и с улыбкой стал следить за движениями внука, готовившегося к игре с живейшим вниманием. Он придвинул стол, открыл ящик и начал расставлять фишки.
– Это очень интересно. Черные могут быть ваши, белые – мои. – И Седрик с воодушевлением принялся объяснять правила деду.
Они начали играть. Седрик был вполне поглощен игрой, он объяснял графу каждый ход, а того чрезвычайно забавлял маленький учитель. Если бы неделю назад милорду сказали, что он, забывая подагру и дурное расположение духа, будет играть с ребенком, – он ни за что не поверил бы. Но на самом деле он так увлекся, что не заметил, как отворилась дверь и Томас доложил, что пришел мистер Мордэн – священник местного прихода.
Картина, представшая перед глазами гостя, привела его в такое изумление, что он попятился назад и чуть не сшиб с ног Томаса.
Мистер Мордэн ужасно не любил обращаться к знатному хозяину замка с просьбами. Старый граф терпеть не мог разговоров о нуждах церкви и о бедности арендаторов, за которых его преподобие стоял горой и постоянно ограждал их от жестокого землевладельца. Если в день прихода священника граф сильно страдал от подагры, он прямо заявлял, что ни о чем знать не хочет; когда же ему было лучше, он давал иногда денег на бедных, но при этом умудрялся наговорить кучу грубостей и ругательски ругал весь приход. За все годы, что мистер Мордэн был священником в Доринкорте, он не помнил, чтобы граф по собственной воле хотя бы раз помог несчастным или сказал бы хоть одному человеку доброе слово.
В этот день священник пришел по экстренному случаю и входил в библиотеку со страхом и трепетом, зная, что благородный лорд уже несколько дней сильно страдает от подагры, и слухи о его ужасном настроении доходили через прислугу в мелочную лавку, а оттуда разносились по всему поместью.
Была еще причина, которая увеличивала робость священника. Все слышали, в какое бешенство пришел старый граф при известии о женитьбе младшего сына на американке. Жестокое его обращение с покойным капитаном, которого все фермеры и прислуга в замке любили, нескрываемая ненависть старика к скромной невестке и твердое намерение никогда не признавать своего единственного внука потому только, что его мать американка, – все это было известно всей округе. В Доринкорте не умолкали толки о том, что гордый граф, потеряв двух сыновей, вынужден был наконец вызвать из Нью-Йорка маленького своего наследника, которого заранее считал невоспитанным, грубым янки, кто не принесет чести его знатному роду. «Поделом ему, старому коршуну, – рассуждали между собой лакеи, конюхи, садовники и женская прислуга. – Чего можно ожидать от мальчика, воспитанного в бедности, в Америке?»
Когда его преподобие подходил к замку, он вспомнил, что малолетний наследник приехал накануне. Девять шансов против одного, что опасения графа оправдались и что он теперь в припадке гнева готов сорвать зло на первом попавшемся. Каково же было его удивление, когда Томас распахнул дверь и он услыхал веселый смех ребенка.
Граф сидел в своем кресле, больная нога покоилась на стуле. На низеньком столике перед ним лежала доска с какой-то новой игрой, а мальчик с веселым, оживленным лицом стоял, прислонившись к здоровой ноге старика, и, смеясь, кричал:
– Все! Теперь вы проиграли, дедушка!
В эту минуту играющие услыхали, что кто-то вошел.
Граф оглянулся и нахмурился, но мистер Мордэн заметил, что при этом его взгляд не был так суров, как обыкновенно, и что он как будто забыл рассердиться.
– А, это вы! – сказал он, подавая руку гостю. – Здравствуйте, Мордэн. Видите, у меня новое занятие.
Другую руку он положил на плечо Седрика и выдвинул его немного вперед; с чувством вполне удовлетворенной гордости старый граф знакомил священника со своим наследником.
– Вот новый лорд Фаунтлерой, – сказал он. – Фаунтлерой! Это наш приходской священник мистер Мордэн.
Маленький лорд взглянул на гостя и подал ему руку.
– Очень рад познакомиться с вами, сэр, – сказал он, вспомнив слова мистера Гоббса, которые тот говорил, если ему случалось приветствовать нового покупателя.
Мистер Мордэн пожал его маленькую руку и на мгновение задержал ее в своей, улыбаясь глядя на мальчика. Седрик ему понравился с первого взгляда. Священника, как и всех остальных, поразила не столько внешняя привлекательность ребенка, сколько его простое обращение. Те немногие слова, которыми мальчик приветствовал гостя, дышали искренностью. Священник даже забыл про старого графа.
– Я счастлив познакомиться с вами, лорд Фаунтлерой, – почтительно произнес он. – Далекий же путь вы совершили, чтобы к нам приехать. Мы все радуемся, что вы благополучно окончили путешествие.
– Да, мы очень долго плыли, – отвечал маленький лорд, – но моя мама была со мной, и мне было не скучно. И пароход к тому же был великолепный.
– Садитесь, Мордэн, – сказал граф.
Мордэн сел и перевел взгляд на старика.
– От всей души поздравляю вас, милорд, с дорогим гостем, – сказал он.
Но граф не желал высказывать своих чувств и сухо произнес:
– Он похож на отца, будем надеяться, что он принесет мне больше утешения. – И добавил: – Ну, Мордэн, что скажете? Кто опять в нужде?
Священник ожидал чего-нибудь худшего, тем не менее он все-таки довольно неуверенно начал:
– Хиггинс, милорд. Ему что-то не повезло: осенью он был тяжело болен, и дети лежали в скарлатине. Не могу сказать, чтобы он был отличный хозяин, но человек он трудолюбивый – ему просто не везет. За ним числится большая недоимка, Ньюик заявил, что если он не заплатит долга, то лишится фермы, а это было бы большое несчастье для семьи. Жена его с горя заболела… Он вчера приходил ко мне с просьбой побывать у вас, милорд, и попросить отсрочки. Он надеется, что вы дадите ему время встать на ноги.
– Они всегда надеются, – мрачно заметил граф.
Седрик подвинулся вперед. Он стоял между дедом и гостем и внимательно слушал. Он очень сочувствовал Хиггинсу, поэтому во все глаза смотрел на священника и жадно следил за его словами.
–: Хиггинс – хороший человек, – продолжал мистер Мордэн.
– И очень плохой арендатор, – возразил граф. – Ньюик говорит, за ним всегда недоимки…
– Он в страшном горе, – продолжал священник. – Если вы отнимете у него ферму, ему нечем будет прокормить жену и детей. Двое из них еще не оправились после скарлатины, доктор прописал им вина и разные дорогие лекарства, а их не на что купить…
Маленький лорд подвинулся еще ближе.
– Так было у нас и с Майклом, – заметил он.
Граф слегка вздрогнул.
– Я про тебя и забыл! Забыл, что тут в комнате филантроп… А кто такой Майкл? – прибавил он мягче.
– Муж Бриджит. Он болел и не мог ни заплатить хозяину, ни купить вина и лекарства. Вы мне дали денег для него.
Граф сдвинул брови, но не сердито, и взглянул на мистера Мордэна.
– Хорошенький выйдет из него землевладелец! – воскликнул он. – Я сказал Хэвишему, что ребенок должен иметь все, что захочет. А он, оказывается, захотел денег, чтобы раздавать их нищим.
– О, нет! Это не нищие, – живо возразил маленький лорд. – Майкл отличный каменщик. И они все работали.
– Не нищие! Хороши твои друзья, нечего сказать: каменщик, торговка, уличный чистильщик сапог!
Говоря это, граф пристально смотрел на мальчика, и новая мысль пришла ему в голову.
– Иди-ка сюда, – сказал он внуку.
Маленький лорд подошел и встал как можно ближе к деду, не задевая его больной ноги.