Это не окончательная классификация отбора юных потенциальных дарований, вовсе нет. Это мое видение и мой опыт преподавания. И он разделяется именно на три таких, пусть и банальных, пункта.
Урок подходит к концу, представители будущего человечества рвут когти со своих парт, словно первоклассники, а я отправляюсь в столовую выпить кофе. Не отказалась бы сейчас от небольшого дополнения виски в данный напиток, как это было в театральном буфете, но на работе лучше не баловаться такими вещами, пусть даже при моей сноровке.
Столовая, как это обычно бывает в учебных заведениях, не представляет из себя ничего экстраординарного. В буквальном смысле.
Хамоватый персонал с излишним весом и негативным настроем, обслуживание на уровне «на какой черт вас опять столько много?», вряд расставленные столы с лавками по несколько метров в длину, что позволяет лишний раз не пресекаться с неприятными тебе людьми.
Беру огромную кружку кофе и сажусь на край пустого стола.
Если честно, то я до сих пор не проснулась. Мне нравится своя работа, но как бы было хорошо приходить на нее днем или даже вечером.
Раньше я могла не спать сутками, заменяя сон энергетиками и другими допингами, и при всем этом сохранять активность мозга, его трезвость и особенность сохранять гигабайты информации, не теряя не единой детали.
Сейчас мне не хватает даже тех семи часов, что я провожу во сне. Мне хочется больше и больше. Порой думается когда-нибудь я засну очень надолго, и все решат, что я впала в кому, а когда проснусь, то окажется, что я так много провела в своих грезах, что все решили, будто я больше никогда не очнусь.
Моя квартира перейдет многодетной семье, имущество попилят между собой смертельно больные, работа достанется более успешной кандидатуре, не берущей такие длинные больничные, а сама я останусь с голой жопой на морозе побираться милостыней.
– Можно присесть? – спросила ученица Д.
– Раз пришла, то садись.
– У Вас есть мужчина?
– Теперь вопрос личный для меня. Почему я должна отвечать?
– Я неправильно выразилась, извините. Хотела узнать любите ли вы кого-то сейчас или когда-то любили?
– У всех подростков в голове одна любовь?
– По большей части если это кого-то интересует, то этот кто-то хочет разобраться в понятии любви, – она покраснела.
– Понятие ты и сама можешь отыскать. А что касается первого, то да, я любила.
– Расскажите.
– Нечего рассказывать, все до жути банально. Он идеален для меня, я идеальна для него, мы счастливы, а потом мы расстались, конец.
– И что случилось?
– Я ему приелась. Вот так это обычно бывает. Можешь не спрашивать меня – можно ли быть с одним человеком, которого ты полюбила, всю жизнь. Для этого нужно прожить с ним эту жизнь, тогда и получишь ответ.
– Сколько длилась эта любовь?
– А какая разница?
– Люди не могут надоесть друг другу слишком быстро.
– Послушай, детка, то, что люди вашего возраста называют любовью – пустой звон. Вы все, как один, путаете ее с безумной влюбленностью. Какие сильные чувства вы бы не испытывали, поймите одно – пока вы: не проживете бок о бок хотя бы года два, не будете опорой и поддержкой друг для друга, не пройдете огонь и воду бытовых разногласий, не научитесь примиряться с недостатками друг друга, не научитесь искоренять обиды и ссоры, – вы не поймете, что такое любовь.
– Что-то подобное я слышала от родителей. Неужели нужно постоянно пресмыкаться?
– Нет, нужно находить компромисс. А с ним воцарит понимание и гармония – элементы, составляющие начало крепких уз.
– Но какой смысл, если ты в любой момент можешь просто надоесть человеку?
– Ты думаешь, это зависит только от другого человека? В первую очередь ты на это влияешь, поддерживаешь к себе интерес, стараешься развиваться в глазах свое спутника жизни.
– Значит, Вы сами делали так, чтобы Вас бросили?
– Знаешь, что… Это не твое дело!
– Я только хотела узнать…
– Молчать! Обычно я так не поступаю, но если ты подойдешь ко мне хоть с одним вопросом, я не зачту тебе любое сочинение!
Я взяла кофе и направилась обратно в класс.
Чертово поколение, которое интересуется не тем, что им нужно в данный момент.
Да, меня задело за живое и я вспылила, с кем не бывает. Со мной уж точно бывает и очень даже постоянно.
Это моя жизнь и мне решать бросаю я, бросают меня, или бросаю я с помощью бросания меня. Я решаю!
Как бы я не избегала общества людей, мне в тягость чувствовать вину за их страдания. Поэтому я прилагаю все усилия для того, чтобы меня бросили, если сама хочу уйти.
Да, наверно, это глупо и подло. Но с другой стороны никто не будет страдать, плакать по ночам, упиваясь крепким алкоголем, бесконечно звонить и писать, требуя вернуться под предлогом причинения себе вреда.
Мне очень трудно нести такую ношу. Исключение составляют, разве что, совсем уж конченые ублюдки с атрофированными долями мозга.
Я еще оправдываюсь перед собой? Это же всего лишь безобидные ученики, которых я на раз затыкаю крепким словцом. С какой стати я так чувствительно отнеслась к такому нетактичному вопросу. Хладнокровно и красноречиво отвечать на нетактичные вопросы – моя работа. Никто лучше меня не справлялся!
Я вернулась в столовую.
– Я пошутила, я никогда не буду снижать тебе баллы за обычные вопросы. Мы же в школе, так что вопросы – одна из основополагающих концепций обучения, с помощью которых ты можешь приоткрыть дверь к новым знаниям!
– Эээ… Да, я согласна.
– Ну, что ты хочешь спросить?
– Ничего, пожалуй. Как-нибудь потом.
– Отлично, тогда жду тебя в классе.
В середине второго урока я объявляю окончание мозгового штурма.
Естественно, поднимается волна возмущения, потому что многие не успели закончить.
– Не стоит волноваться, – говорю. – Если сочинение написано интересно, построено логически верно, не содержит в себе кучу заезженных фраз, неправильных употреблений терминов и прочих некорректных оборотов речи, то я даю дописать сочинение на дом. В другом случае – будете переписывать заново здесь.
Первой подняла руку ученица Д. Она закончила сочинение полностью и с пылом выдала нам свое творение.
Это была любовная тематика, кто бы сомневался. Неплохой вступление, отбрасывающее к пониманию ею данного чувства, литературные примеры классических произведений, собственный опыт, явно измененный в некоторых местах и часть заключения, в которое вошли мои слова в измененном виде:
«И все бы ничего, но все это наталкивает меня на ужасающую мысль о том, что ни одни аргументы или заверения, ни одни красивые высказывания или комплименты, ни одни романтические свидания или страстные ночи не смогут дать полноценной уверенности и стопроцентной гарантии в том, что ты обязательно проведешь с этим человеком всю оставшуюся жизнь.
Прискорбно это осознавать, но гармоничное сосуществование двух особей разного пола порой разбивается о банальные ссоры, быт, непринятие родственниками, разногласие в интересах, детей.
Это настолько глупо, наивно и несерьезно, что, смотря со стороны, ты учишься на чужих ошибках, твердишь себе о том, что с тобой такого уж точно не произойдет, и лишь насмехаешься над подобной мелочностью и неудачниками, которые придают этому значение вселенского масштаба, и все равно когда-нибудь с этим сталкиваешься».
Я думаю, за сегодня она усвоила ценный урок. Урок, который поможет ей морально подготовиться к несовершенству мира, и укрепить силу воли в битве с розовыми мечтами.
Дальше каждый шел по списку, но слушала вполуха. Мне вдруг захотелось написать романтичный стих:
Обычный день, точнее, как всегда – отвратный, принесший горесть и тоску, сменяется другим, не более приятным, сплетенным из мытарств и мук.
Гонимый то ли необузданным желанием, а может вовсе, услышав в небе стук, герой наш прекращает все стенания, отправив на покой своих придворных слуг.
И что вы думаете дальше?
Позора мелочных обид не вынесла душа поэта, и тот раскис, обрюзг и сник?
Отнюдь не так, ведь взору оному предстала дива, на первый взгляд казавшаяся вымыслом игривым, больным воображением строптивым, неутолимой жаждою бессильной, перед которой бьет челом пустынный странник, едва не угодив в глубокую могилу, по дикой глупости своей.
Так оно и стало – изобличив собой прекрасный самородок, смогла она высечь искру, переродившуюся фениксом во пламя, спалившее мосты меж двух людей, что жили здесь веками на расстоянии длани, смотрящей в пустоту отвратных дней.
Вкушенный плод запретный оказался сладок, и наш герой не в силах устоять, поддался магии и чарам королевы, переродившей слабость и печаль в любовь, похожую на чувство безграничной силы, что побуждает каждого из нас – попутно принимая судьбоносные решения – главенствовать над миром, вершить великие дела, достичь которых суждено лишь выбрав благородные мотивы.
А что дальше?
Дальше только бессонная ночь, цунами мыслительного процесса далеко не о самых приятных вещах, повороты с боку на бок, ерзание, встряхивание подушки и обнимание одеяла. Так длится до тех пор, пока не подействуют снотворные.
Мне очень одиноко. Ведь я совершенно не привыкла существовать каждый день одна. Я чувствую себя живой только в выходные, когда мне не нужно пересиливать себя и заниматься тем, чем я занимаюсь пять дней в неделю с шести утра до шести вечера.
Мне никогда не научится жить так, чтобы это приносило удовольствие. Все склоняется к временным стимуляциям центра удовольствия какими-либо действиями, жидкостями или препаратами.
Мне никогда не научиться жить так, чтобы я была довольна собой и своими успехами. Я прекрасно понимаю, что все это временно и любое мелкое достижение меркнет в омуте остальных человеческих открытий.
Мне никогда не научиться жить так, чтобы мои поступки одобрял хотя бы один знакомый мне человек. Как я уже говорила, я нравлюсь людям до определенного момента. Когда человек узнает меня лучше, а я его, мое место занимает экспрессивная, вспыльчивая и не взвешивающая свои слова Эс, которая без тени сомнения может запросто оскорбить в обычном разговоре, разозлиться на пустяковую шутку и даже ударить.
Мне никогда не… Неважно.
Спокойной ночи.
13
В полупустую, холодную комнату через окна, закрытые решетками, проникает тонкий луч утреннего света. Я сижу с вытянутыми вперед руками за длинным металлическим столом напротив человека в костюме и маске чумного доктора.
– Вы знаете, где находитесь? – спрашивает темное очертание человека.
– Я не понимаю.
– Все нормально. Вы здесь для того, чтобы вспомнить.
– Что?
– Важный этап в жизни, в корне изменивший Вашу структуру сознания.
– Почему бы просто не рассказать мне о нем?
– Я не располагаю информацией.
– Тогда как я попал сюда?
– Вас доставили. Опережая дальнейший вопрос, говорю – этот человек не представился.
– Бессмыслица.
– Это еще предстоит узнать. Сперва ответьте мне на ряд вопросов. Готовы?
– Готов.
– Какое Ваше последнее воспоминание?
– Возвращаюсь с работы и снова погружаюсь в запой.
– Как часто возникали проблемы с запоминанием информации?
– Не думаю, что часто. Обычно, у меня хорошая память.
– Есть ли в семье люди с патологией мозга?
– Нет, насколько я знаю.
– С друзьями часто общаетесь?
– Друзей больше нет.
– Вы живете один?
– Да.
– Животных заводили?
– Нет.
– Дама сердца имеется?
– Была когда-то. Но не думаю, что я ее любил.
– Дети?
– Упасите.
– Для начала достаточно.
Он поднялся с места.
– К чему приурочен этот странный прикид? – спрашиваю.
– Местный стиль одежды. Ваши вещи лежат в сундуке справа.
Я сразу порылся в сундуке и вытащил оттуда темно-синий комбинезон и белую балаклаву с круглыми дырками для глаз и рта, на лбу которой красовался черный знак вопроса.
– Это шутка? – недоумеваю.
– Нет. Таковы правила. Здесь не принято называть имен, судить о внешности и поле. Для этого у каждого пациента имеется своя маска с символикой, обозначающей то, с какой проблемой они тут оказались.
– Очень остроумно. Можно мне отсюда уйти?
– Насильно Вас никто держать не собирается. Можете покинуть лечебницу, когда Вам только заблагорассудится. Но неужели не хотите узнать причину Вашего появления в этом месте?
– Вообще-то не очень.
– Какой Вы скептик, однако.
– Я прагматик. И я не вижу ни одной причины вспоминать что-то, что нужно только Вам и еще кому-то, кто даже не удосужился передать мне послание.
– Разумно, но что, если я скажу, что этот кто-то прямо сейчас находится среди всех остальных пациентов?
– Что?! Хватит со мной играть! Немедленно отведите меня к нему!
– Ни к чему злиться, давайте для начала я проведу экскурсию.
– Черт, ладно, но только быстрее.
– Надевайте костюм, и мы отправимся.
Внешне это место не очень подходило под описание слова лечебница. Наспех наклеенные обои, небрежно постеленный деревянный паркет, тусклое освещение дешевых ламп без плафонов, легкий холодок и запах сырости.
Мы прошли через несколько коридоров и остановились у последней двери.
– За этой дверью находятся такие, как Вы. Люди, попавшие в трудную жизненную ситуацию. Я не призываю знакомиться с ними, расспрашивать об их историях болезни или заводить дружбу. Мне нужно, чтобы Вы их выслушали, а потом сделали вывод – стоит здесь находиться или нет.
– Так это подобие групп поддержки?
– Не совсем. Вы все увидите сами.
Признаться, за этой дверью я ждал посиделки в стиле романа Кизи, но все оказалось куда более сносно.
На расставленных кругом стульях сидели десять таких же ряженых клоунов с масками на голове. Некоторые обозначения я понимал сразу, но большинство из них было для меня загадкой.
Я сел на свободное место и решил пойти напрямую.
– Кто притащил меня сюда?
На меня обратилась группа недоуменных взглядов. Хотя, я не особо разобрал их под масками, так что у каждого могли быть совершенно разные реакции на мой вопрос.
– Извините, мы Вас не совсем поняли, – сказал мужчина с изображением знаков минуса и плюса на маске.
– Что тут непонятного? Я попал сюда не по своей воле и хочу узнать: кто из вас причастен к этому?
– Так Вы не помните, как попали сюда?
– Не морочьте мне голову. Мне сказали, что кто-то из вас – тот, кто мне нужен. Тот, кто посодействовал моему нахождению здесь.
– Боюсь, мы не сможем дать ответа, ведь мы тоже находимся тут по определенным причинам.
– Конечно, и что теперь? Я буду вынужден выслушивать плеяду душеизлияний? У меня нет на это времени.
– Мы помогаем разобраться в проблеме, в этом смыл этой группы. Что Вы помните до того, как попали сюда?
– Мы опять ходим по кругу, ведь я уже отвечал на этот вопрос. Я занимался вполне привычными делами неуместного в этом мире человека, а потом очутился здесь. Все. Довольны? Что это вам дало?
– Касательно воспоминаний любая деталь не будет лишней.
– Здорово, вы мне очень помогли.
Я встал и направился к выходу. Останавливать меня никто не пытался, и это хорошо, потому что выслушивать чужие проблемы при наличии нихеровых своих мне категорически не хотелось.
За дверью стоял чумной доктор, который предложил пройти за ним.
– Дайте угадаю, – начал я сходу. – Теперь я должен пробыть в этом обществе до тех пор, пока досконально не изучу всех присутствующих, ведь именно это поможет мне узнать нужного мне человека, так?
– Ход мыслей правильный.
– Отлично, я ухожу.
– Не думаю, что это правильное решение.
– Не думаю, что я заинтересован в этих экспериментах. Вы не желаете говорить мне правду, будто она нужна вам.
– Важно то, чтобы эта правда пришла к Вам осознанно, естественным путем и позднее закрепилась в памяти основательно.
– Ладно, если в какой-то момент жизни мне покажется, что я мне не хватает чего-то важного, я обязательно сюда вернусь. А теперь позвольте откланяться.
– Ваше право. Но сперва вы должны получить выписку. И еще вот это.
Он протянул мне клочок бумаги с нечитаемым почерком и пачку таблеток.
– Зачем это?
– Прочтете, когда выйдете отсюда.
Гребаная лечебница со своими выписками. Провести здесь черт знает сколько в компании фриков? Нет, спасибо.
Знаю я эти истории, когда люди ложатся в дурку, дабы поправить расшатанное психологическое состояние, а потом их накачивают седативными веществами, приковывают к постели и оставляют в овощном состоянии на полжизни.
Тот еще лечебно-профилактический курорт под названием «декаданс жизни».
Покинув пределы обитания сильных миро сего, во всех имеющихся серых обшарпанных коробках ваш глаз может различить целую палитру чего-то безвкусного и угнетающего.
Первый вопрос, давящий на сознание с силой, не исчислимой любой системой, при поступлении в данное увеселительное заведение, возникнет у вас сам: "Это здесь лечат душу?".
Похоже, что нет, ведь ответ на вопрос был известен еще задолго до поступления, и по мере нахождения тут, у вас возникнут явные на то основания.
Могу представить, чтобы меня там ждало.
Комплексное трехразовое питание. На завтрак депрессия входит в состав, застывшей на тарелке лепешкой, каши и масла, лежащего толстым твердым бруском на обмякшем куске хлеба; в обед подается пресный, капустно-картофельно-пердильный суп с паранойей в металлических тарелках, краем которых можно вскрыть себе вены; за ужином без особой охоты, в глубь пищевода вторгается небольшая порция биполярного расстройства со скользкой сосиской; а также вечерняя черствая булка и чай с беспокойным сном вместо сахара.
Для комфорта есть все: голые палаты метр с хуем на метр с хуем, забитые сомнительным контингентом, тоскливый антураж, металлические койки с рваными бесформенными матрасами, разрисованные в лучшем стиле авангарда, полное отсутствие личного пространства и кабинок в туалете с ванной, передвижения по командам, как в тюряге, и горы беспонтовых таблеток, которые в основном будут вас усыплять, дабы проводить в непереносимом бодрствовании как можно меньше времени.
Заниматься можно всем, что душа пожелает: читать, писать, рисовать, играть в шахматы, искать связь с реальностью и интернетом, словно кусок бревна под землей с металлоискателем.
Одним словом, каждая незначительная деталь, каждая минута, длительностью в световой год, скрашенная безумным бездельем, располагает к незабываемому времяпрепровождению в месте, окна которого открывают вид на осточертевшую безвкусную картинную галерею.
От визуализации возможных событий меня отвлекает грохот бутылок, сбитых, как кегли, ногами.
Даже из сна я не подчерпнул ничего дельного. Молодец, не сдаю позиции.
Зато я вдруг вспомнил о Доке, у которого до сих пор находятся мои документы. Надо бы их забрать и за одним узнать, как у него обстоят дела с поиском.
Заранее ни на что не надеясь и выписывая в голове самые худшие стечения событий, запиваю вином пару таблеток от отеков, одну от тошноты и еще одну от мигрени. Не уверен, что их можно смешивать, но какая теперь разница.
Быстро принимаю душ, навожу марафет и отправляюсь в больницу.
Док приветливо встречает меня своей спиной, а я по обычаю молча усаживаюсь в кресло.
– Есть новости? – спрашиваю.
– Смотря, что именно хотите узнать.
– Вы знаете, о чем я.
– Да, знаю. А Вы похоже не представляете, где находились.
– М?
– Я сделал запросы в каждую больницу этого города. Ни в одной из них Вы не наблюдались.
– Что это значит?
– Значит, что никакой лечебницы не было.
– Разве может сниться то, что ты придумал в реальной жизни?
– Скорее всего это было не обычное лечебное учреждение. Вас к чему-то принуждали?
– Нет.
– Тогда вариант с похищением отпадает. Были ритуалы или клятвы?
– Чт… Нет, не было.
– Значит, секта тоже не в счет. Осталась только экспериментальная медицина в каком-нибудь неприметном месте. Как выглядело здание?
– Каменное, старое, внутри убогий ремонт.
– Кажется, я знаю, о каком месте идет речь. Идемте!
Да, этому мужику прыти не занимать.
Мы около получаса ехали на его «жуке» через море леса, после чего на склоне стало видно каменное сооружение. Скорее всего, оно и было нам нужно.
Чем ближе мы подходили, тем сильнее навеивали воспоминания. А еще таблетки от отеков вызвали сильнейшее мочегонное действие и мне на пару минут пришлось удалиться в ближайший природный туалет.
Зайдя внутрь мы обнаружили ровным счетом ничего. Все было так, как и во сне, только без пациентов и глупых нарядов.
– Это и есть то место? – спрашивает Док.
– Вроде… Не понимаю, куда все делись?
– Может их и не было вовсе?
– Тогда бы то был ответ на все мои вопросы.
– Ну, такой вариант исключать не стоит.
– Только зря отнял у Вас время.
– Что Вы! История по-прежнему окутана мантией тайны. Если Вы не шизофреник, тогда придется копать дальше.
– Это я уже сам, спасибо за помощь.
Мы вернулись той же дорогой и попрощались. Он решил, что ненадолго. Я решил, что даже до следующей жизни вряд ли дойдет.
Сейчас только середина недели, а посему, я взял гору выпивки и отправился домой пересматривать любимые фильмы. Не о работе же беспокоиться, в конце концов.
14
– Опять опаздываешь, щенок!
– Задержался в пробке.
– В какой? В винной? Марш готовиться, через десять минут выезжаем!
Начальник. Для удобства буду называть его Гуз. Та еще задница. Каждое утро дает по голове возгласами, как молотом. Третирует меня, как в первый раз.
Я быстро напялил рабочую форму и пошел заваривать ободряющий напиток.
Пока никого не было, быстро вынул из кармана фляжку с виски и вылил все содержимое в огромную кружку с кофе.
Черт, я не виноват в том, что рабочих дней пять, а выходных только два. Мой организм элементарно не успевает адаптироваться к разным поведенческим образам. Только ты начинаешь готовить его к перезагрузке системы, как бац – и неожиданно нужно снова включать напряжение на полную мощь.
Отвратительный понедельник – начало очередной серой недели, содержащей в себе минимум интересных событий. Приходит он также внезапно, как диарея, осознание отсутствия смысла в жизни и твоя мама, когда ты занимаешься постыдными делами.
От этого возникает хроническая усталость, постоянная сонливость, нервы сдают и в какой-то момент ты забиваешь на все. Идешь напиваться дальше, хотя понимаешь, что завтрашний день так или иначе наступит, и все само собой не разрешиться, будет только в разы хуже. Но тебе наплевать.
«Today I got a million, tomorrow, I don't know».
Сегодня ты уверен, умен, красив, силен, амбициозен. Тебе ни по чем завтрашнее похмелье, заплывшая рожа, боли внутренних органов, ведь ты сможешь пережить все, а потом двигаться дальше, и вообще можешь бросить в любой момент.
А в конце дня появляется алкоголь, который кажется тебе самым лучшим изобретением человечества и спасением от всех недугов. Он настолько хорош, что способен заменить даже интернет, так тебе кажется. Ведь тебе становится интересно абсолютно все, даже самые галимые вещи, вроде происхождения рэпа.
Но нет, на следующий день от кодировки тебя останавливает только невозможность пилотирования тела дальше своей квартиры или ближайшего магазина, максимум.
Я не говорю о невозможности бросить пить и все в этом духе. Нет, бросить очень даже легко. Смысл в том, что ты бросаешь не навсегда.
Любой переломный момент в твоей жизни: несчастный случай, трагедия, смерть близкого, ментальное опустошение и депрессия, неудачи в работе, учебе и личной жизни, полное отвержение обществом – все это и многие другие вещи когда-нибудь могут сломать тебя, разбить, обессилить, и ты сорвешься. Неважно сколько лет пройдет, это может случится даже на смертном одре, но это так или иначе случится.
Так к чему я все это? Призываю ли я дальше бухать? Нет, я призываю себя дальше бухать, потому, что это моя философия и мне с ней отлично живется. А на всех остальных мне насрать. Дела мне нет до чужих жизней. В особенности до тех, кто видит ну уж очень глубокие подтексты о пропаганде чего-либо, нацизме, оскорблении, суициде, домогательствах, терроризме и прочих вещах, которые вовсе не подразумевали многие культурные произведения, феномены и просто отдельные личности, как-то причастные к группе тех, кто еще верит в свободу слова и не боится высказывать что-то, отличающееся от общей волны.
Кажется, виски по мне здорово прошелся. Пора остановиться, а то еще чуть-чуть, и я про политику начну вещать.
– Ты где прохлаждаешься? – орет Гуз.
Я мигом залезаю в грузовую машину вместе с тремя другими работягами, и мы отправляемся на первый заказ.
Обычно мы работаем с переездами. Это относительно простое и прибыльное дело в отличии от перекладывания туда-сюда арматуры, гравия, песка, бетона и прочих строительных материалов, способных отправить твои руки и спину на покой.
Самое ненавистное – древние разборные стенки, шкафы и телевизоры размером с мамонта. Они очень хрупкие, шаткие и совершенно непрактичные.
По всем этим вещам давно плачет свалка, но многие сохраняют их из памяти о былом величии, так скажем. Приходится изгаляться и тратить много времени. А сколько в них всяких мелочей, которые расфасовываются в десятки коробок. Жуть.
Пятый этаж. Мне пизда.
– Начинаем с холодильника.
– Есть, босс!
У кого-то еще хватает сил коры мочить.
Я с энтузиастом прокладываем лямки под холодильник и поднимаем на плечи. В глазах потемнело, а желудок издал крик, умирающего от избивания палкой, кита. Как бы снова не вышел конфуз с процессом, обратным приему пищи.
Едва чувствуя под собой землю, я начинаю медленно продвигаться вперед, покрываясь испариной, которая почти сразу перерастает в обильный пот, льющийся дождем с моего лба и попадающий в глаза, нос и рот.
Сизифов труд. Так можно описать эту работу. Таскаешь, таскаешь, таскаешь всю эту тяжелую рухлядь, а она поднимается обратно на долбаный пятый этаж.
Я попросился идти позади, так как боюсь, что могу не выдержать. Не знаю, зачем я сегодня пошел. Нужно было брать отгул и отсыпаться. Мне не хватит сил провести вот так весь день.
Мы начали аккуратно спускать холодильник по первому пролету, и уже тогда я почувствовал дрожь в руках и коленях.
– Щенок, какого хрена с тобой происходит?
Это последние слова, которые я услышал прежде, чем упасть в обморок.
В чувство меня приводит Гуз с нашатырным спиртом.
– Тупорылый идиот! Из-за тебя же чуть парня не придавило! И сам холодильник вдребезги!
– Я не мог предугадать, что потеряю сознание.
– Не надо мне байки заливать, от тебя же бухлом пасет!
– Я немного выпил, для восстановления сил, но все произошло наоборот.
– Слушай, парень, ты всегда хорошо работал, хоть и часто я замечал тебя в нетрезвом виде, что ПОЛНОСТЬЮ противоречит технике безопасности этой работы! Я давал тебе последнее предупреждение, то ты как обычно пропустил мимо ушей или забыл пропитым мозгом.
– По рукам, с этого момента – все, последний раз.
– Нет. Это был последний раз. Ты уволен.
– Как же…
– Собирайся, мы везем тебя обратно, вместе с тем бедолагой, которому повредило ногу. Насчет компенсации по причинению вреда здоровью он тебе сам сообщит, если что, а ремонт холодильника полностью на тебе.
– Конечно…
Иду неизвестно куда и зачем ранним утром. Утро, в которое я лишился работы. Пар изо рта перемешивается с сигаретным дымом, пальцы на руках немеют от холодного ветра, покрытые инеем кленовые листья, лежащие на промерзшей земле, хрустят под ногами. В такие моменты думаешь, что день сурка не такое уж и наказание: с удовольствием бы проживал уикенд с понравившимся мне человеком безостановочно, постепенно растворяясь в каждом моменте.
Может, я больше не в силах выдерживать натиск хандры и подавленности, сковывающей меня всю прошлую неделю в кровати.
Я лежу в пустой комнате на холодной кровати и каждый день мне снится один и тот же сон: я разговариваю с какой-то вымышленной девушкой, с весьма странными чертами лица.
Мы находимся напротив друг друга и говорим. Посыл мне ясен, я понимаю значение всех слов, понятий, в целом предложения мне кажутся четкими и ясными. В полудреме я продолжаю диалог практически с открытыми глазами, и на какой-то момент я просыпаюсь и осознаю, что разговариваю с самим собой, глядя в стену.
Мне становится так тоскливо и одиноко, слезный ком подкатывает к горлу, от осознания того, что когда-нибудь это произойдет в действительности, с каким-нибудь реальным человеком. В один из мрачнейших дней и темнейших часов я потеряю это человека навсегда, и лишь буду нести старческую ахинею, нарядившись в платья.
Может, я специально напялил прохудившийся плащ с легкими ботинками и решил отомстить своему телу за непригодность. Страдай, раз уж ты ни на что не способно, коченей на улице. Я хочу истязать тебя за бесполезность, доводя до дрожи в конечностях, до синего носа, до онемения лица, до горла, неспособного воспринимать никотин, до прилипшей от крови к руке соске пива, что я неправильно открыл.
Решил зайти в самый нерентабельный бар этого города, только для того, чтобы ни с кем не пересекаться лишний раз.
У бармена выразил такое удивление на лице, будто он в одночасье стал владельцем самого крупного питейного заведения.
Взял пинту темного и отравился к ближайшему столику. Здорово, когда никого нет. Не нужно заморачиваться с местом расположения своей задницы, угле, при котором тебя всегда будет видеть официант, а также беспокоиться об оптимальном стороне, в которую нужно направить лицо, что встречаться взглядом с минимальным количеством людей или не встречаться вовсе.
– Знал, что ты зайдешь сюда, – прозвучал голос за спиной.
Какого черта? Сделаю вид, что не услышал и не буду оборачиваться.
– И не делай вид, что не услышал. Меня ты точно не обманешь, – он подсел рядом.
– Отец, – мрачно произнес я, не поворачивая головы.
– Угостишь меня?
– Сам плати.
– Ты знаешь, что случилось с твоей матерью?
– Да.
– Почему ты не помогал ей все эти годы? Ведь жил в этом же городе.
– А почему ты от нее ушел, праведник?
– На то были и есть причины…
– Какие еще причины? Что тебя могло заставить бросить семью? Ладно я, мне ты никогда не нравился, но мама в тебе души не чаяла. После твоего ухода она изменилась навсегда. Я перестал быть частью ее семьи.
– Она всегда тебя любила, как и я.
– Черта с два. С самого детства у нас сплошной конфликт отцов и детей, который не может прийти к логическому заключению.
– Считаешь, поздно все исправить?
– Нет, считаю, что ахуеть, как поздно. Ты пришел на поезд, когда железную дорогу давно демонтировали, папаша.
– Как всегда, острый на язык и бескультурный.
– А мы с тобой не на светском приеме, так что лучше уходи и дай мне спокойно выпить.
– Не сердись на меня, сын. Когда-нибудь ты поймешь, о чем я говорил. Снова поймешь.
– Снова? Ты это о чем?
Он направился в сторону выхода.
– Эй! – окликаю. – Что значат твои слова?
Но он ушел, не проронив больше ни слова.
Зная своего отца, выпытать информацию против его воли нереально. Не уверен, что даже пытки бы помогли.
Значит, это он вытащил меня? Но с какой целью? Сказал, что была причина уйти от нас с мамой и что я пойму это когда-нибудь снова. Значит он это делает не в первый раз, во-первых.