Орангутан и Ваучер (сборник)

Он хотел пойти с письмом Раисы Мартыновны к прокурору, но передумал и даже жене не сообщил о приезде столичной гостьи.

Ваучер примчалась, как приведение. На дворе стоял сильный мороз, и в деревне пахло печным дымом, смолой. Новенький «джип» и БМВ подкатили к самому жилью Ивана Ивановича. Было за полночь.

– Иван Иванович! Радость моя дикорастущая! – раздался голос Раисы Мартыновны. – Мороз на дворе, открывай дверь!

Иван Иванович прикрутил к сигнальной ракетнице трубку и, открыв дверь, оторопел. Кроме циркачки, на крыльце стояли еще двое: «покойный» охранник Мордова с большим мешком и его напарник с чехлом для гитары.

– Принимай гостей, дорогой мой, – кокетливо улыбалась Раиса Мартыновна. – Как видишь, охранник – кстати, познакомьтесь, его зовут Рольмопсов. Да не смотри на него так. Кто прошлое вспомнит – тому глаз вон. Где хозяйка? Мы ей тоже кое-что привезли.

– У Марьи Тимофеевны сердечный приступ… Она в больнице.

– Значит, ты вольный казак? Она чмокнула его прямо в губы.

– Не совсем так, – смущенно возразил Иван Иванович. – Мы телку купили.

Гости громко расхохотались и осторожно внесли в дом сначала большой мешок, потом чехол для гитары.

– Стол накрывай, Ваня, – радостно предложила циркачка. – С красной рыбой, лесным медом, брусникой… Великого человека поминать будем… Великого, хотя и дурного.

– Кого это?

– Артура Борисовича Мордова, выдающегося реформатора России. Нынче Москва в трауре. Четыре казино закрылись. Красные фонари тухнут. «Золото, уран, нефть» теперь не банк. Богатейший человек был, рог в его душу!

– А вы что, в бедности живете? – робко возразил Сизарев.

– У меня, дорогой мой, честный бизнес. Товар свой я никому не навязываю. Ты не дури, эскимос! Мы тебе автомат привезли, ваучеры прямо из банка, американского спирта двойной очистки, денег на новый дом…

– Довольно! Хватит!

– Не кричи, манкурт! Рольмопсов теперь на меня работает… Его и зовут теперь иначе. Будь любезен пожать ему руку. Короче, знакомьтесь – это Борис Николаевич Зомби, по кличке Беня. А это – молодой бизнесмен Иван Иванович Сизарев.

Беня первым протянул руку.

– Забудем обиды, господин Сизарев, – процедил он, – впереди у нас неплохое будущее, поэтому не надо стрелять друг в друга.

Иван Иванович молча протянул руку.

– А этого бывшего кремлевского зубра, – продолжала Раиса Мартыновна, – зовут, как и моего утенка, Тимуром, отчество Базарович, кличка – Сытый. Тимочка, помоги, пожалуйста, Бене развязать мешок… Пусть покойник на лавке полежит. Чучело должно подсохнуть.

Иван Иванович неторопливо накрывал на стол: нарезал красной рыбы, положил на блюдо морошки, брусники, меда лесного…

Но когда увидел мумию Мордова, тарелка выпала из его рук, дух сперло, и жуткий крик вырвался из его груди.

– Боже мой! Боже мой! – взмолился он. – Артур Борисович, как же вас окаянный рынок скрутил?! Раиса Мартыновна, он уже не человек, он словно леший перестроечный! Мне, бывшему охотнику, смотреть на него страшно.

– А ты на кого похож, алкоголик несчастный?! – в голосе Раисы Мартыновны послышалось что-то грозное, зловещее. – Мордов даже забальзамированный не на одну тысячу долларов потянет… Особенно на мировом рынке. Что Москва! Весь мир в трауре: еще один реформатор таксидермирован. И без пушек, без баррикад… А ведь он, зараза, сначала в структурах ВВД конспирировался, потом в КРБ, а потом уж просто в БМВ, где мы его и накрыли…

Циркачка, никого на смущаясь, быстро переоделась и стала похожа на королеву рекламных клипов «баунти» и других кокосовых лакомств.

– Милые мои, – с улыбкой обратилась она к своим телохранителям. – Сегодня я буду спать только с Иваном Ивановичем. – Она еще раз поцеловала его. – Дорогой мой, хорошо, что ты уцелел. Я бы с ума сошла без тебя. – Она вытащила из дорожной сумки две бутылки с шампанским, поставила на стол. – Помянем Мордова и бай-бай…

– Может, лучше снотворного принять? – вырвалось у Ивана.

– Милый, не серди меня. О прошлом молчок, и этот «жвачный» больше не угроза тебе, – она указала на чучело. – Хочешь, подарю его в день твоего рождения? Не хочешь? Жаль, редкий, дорогой подарок… Господа, раскупоривайте шампанское. Ну-ну, Иван, не грусти. Ты сегодня бледный. Может, тебе «Сибирской» налить? И тебе, Тимурчик, налью. Но только один стаканчик. Не забыл, куда завтра идешь?

– А куда? – поинтересовался Иван.

– В морг. Гляди в оба, Тимур, выбирай только крупных, местных, белолицых. Черномазых карликов в Москве хватает. Ну, помянем раба…

Все выпили, и тут Иван замер и выронил из рук вилку. Ему вдруг показалось, что забальзамированный Мордов словно потянулся к столу.

– Глядите! Глядите! – не выдержав, закричал Иван. – Покойник к столу лезет!

– А куда он еще может лезть? – с улыбкой подметила циркачка. – Он всегда лез к столу, к власти да к бабе без лифчика! Куда еще может лезть эта скотина в накрахмаленной рубашке? Наглая, как банк Шарикова.

Она плеснула шампанского в сторону Мордова, и его стеклянные глаза неожиданно зашевелились.

Иван Иванович вздрогнул, отшатнулся от чучела. Попутчики циркачки тоже были удивлены.

– Боже мой! – взмолился Сизарев. – Неужели мне показалось?! Ведь у него глаза, словно живые и даже очень знакомые! Где я видел их?! Это не Мордовские глаза! Вспомнить не могу, чьи?

Циркачка расхохоталась.

– Эти глаза я купила в престижной конторе лет пятнадцать назад, – с улыбкой сказала она, откусив кусок «Сникерса», – из-под полы и очень дорого. Они намного старше мумии. А вот чьи они, вам, господа хорошие, навряд ли угодать! Но я дам небольшую подсказку. Помните многосерийный фильм «Семьдесят четыре мига осени»? Он сотрудничал с партийными экранизаторами из самых высоких дач, так сказать, писателями криминальной, простите, кремлевской верхушки. Сейчас они миллионами ворочают.

– Людей?! – не понял Иван Иванович.

– Нет… – задумчиво возразила Раиса Мартыновна, – отпечатанными бумажками. Но их цель – научиться распоряжаться живыми людьми так же, как выделанными, или так же, как баксами или нашими зелеными бумажками.

– Но ведь живые люди не бумажки! – не выдержав, возмутился Иван Иванович.

– Быдло! – брезгливо отрезала Раиса Мартыновна. – Сытый прав, надо использовать их как дешевых рабов!

– Раиса Мартыновна, – обрадовался Сытый. – Мы начинаем понимать друг друга. Ваши мумифицированные тушки из московских миллионеров становятся шедеврами. Не торопитесь продавать золотой запас. Скоро акции их обесценятся, а на тушки спрос увеличится! Впрочем, я уже догадался, чьи это глаза.

– Они словно живые… – опять простонал Иван Иванович.

– А что им сделается? Такие глаза, да и мозги, будут жить еще долго… – брезгливо подметила циркачка. – Власть быстро меняется, гены – медленно…

* * *

Уже была съедена семга, похожая на красного поросенка, и выпита не одна бутылка шампанского, как в дверь постучались. Сизарев пошел открывать, но Ваучер остановила его.

– Спрячь чучело, – строго приказала она. Мумию положили обратно в мешок и сунули за печку. Иван Иванович подошел к двери предбанника, спросил:

– Кто там?

– Это я, Петя Рыжов.

– Чего надо, Петя?

– Проезжал мимо… Вижу у твоего сарая две импортные машины, решил зайти.

– Сейчас, Петя, – Сизарев вернулся из предбанника. – Раиса Мартыновна, к нам мясной производитель пожаловал.

– Кто такой?

– Лосятник местный… Браконьер в законе… Снайпер по лесному мясу.

– Впусти.

На пороге появилось существо, очень отдаленно похожее на человека. Это был крупный мужик с дикими глазами и красным лицом, как лошалая семга.

– Знакомиться будем? – буркнул он, и лицо его заиграло множеством ярко-рыжих веснушек.

– Кобель рыжий, откуда ты?! Ха-ха! Красавец, да у тебя шея толще, чем у Шварценеггера. Раздевайся, садись рядом, я тебе «Сибирской» налью.

Рыжов как будто ждал этого.

Раиса Мартыновна, пока он раздевался, достала из-под лифчика маленький пузырек и плеснула в стакан гостю розовой микстуры.

– Беня, налей! «Сибирской» драгоценному лосятнику… Буду рада познакомиться с добытчиком, но прежде, Иван Иванович, можно вас на минутку…

Сизарев и Ваучер вышли в предбанник.

– Иван Иванович, – почти прошептала Раиса Мартыновна, – вы, наверное, догадались, почему мы втроем приехали? Короче, на этом животном мы заработаем не одну тысячу долларов.

– На каком животном?

– На госте вашем.

– На Пете Рыжове?

– Ну да… Для деревни он – обычный мерзавец, браконьер в законе, а для нас – находка.

Ивана передернуло.

– Раиса Мартыновна, – растерянно возразил он, – я вам не указ, но Рыжова весь район знает… Он древнего рода, у него трое детей, жена, мать, и потом, он на «Буране» приехал.

– «Буран» мы быстро ликвидируем: металл в стружку, шины переплавим. У нас полный сервис. Ну ладно, пойдем в комнату… Я со своми посоветуюсь.

Поминки превратились в праздничное пиршество. Россия всегда славилась пьянством во время чумы.

– Иван Иванович, радость моя драгоценная, – защебетала циркачка. – А ведь дружок ваш ни в чем вам не уступит! Ох и выпьем мы как следует, позабавимся! У нас вся ночь впереди.

– В шесть утра, уважаемая, мне корову кормить, – вежливо возразил лосятник.

– До шести успеем…

– Чего успеем? Я вас не понял, гражданочка.

– Не притворяйся, кобелек! Ты мне очень нравишься. Ты знаешь, кто я?

– Нет.

– Потом узнаешь… Короче, я хочу, чтобы ты вместе с орангутаном развлек меня.

– С каким орангутаном?

– С твоим земляком.

– А-а-а, с Иваном, что ли?

– Ну, да…

– Как развлек?

– Очень просто, и самым натуральным образом. Ты что, не мужик?

– Прямо здесь? А как же попутчики ваши?

– А они у меня вроде худсовета будут!

– Раиса Мартыновна, – вмешался в разговор Си-зарев. – Можно мне с Петей перекурить?

Они вышли в предбанник, Иван Иванович умолял своего земляка ехать домой, но тот уже изрядно опьянел и под воздействием розовой микстуры желал только пить и развлекаться.

– Моя Танька капустой пахнет квашеной, а от этой заразы так и веет, так и веет кокосами и сникерсами. А ноги у нее?! Как у сохатого! А грудь – глухарь позавидует.

Сизарев понял, что земляка не убедишь, и, махнув одной рукой, другой перекрестился.

– Хочу выпить за вас, красавица, – с пьяным форсом провозгласил Рыжов, войдя в теплое помещение.

– Хватит пить, дорогой. Давай раздевайся.

– Так сразу…

– А как же, ненаглядный мой?..

– Но ведь вы, пардон, при кавалерах…

– Рыжий, не испытывай моего терпения. Господа! – на этот раз властным тоном приказала Раиса Мартыновна. – Снимаем только по одному дублю. Поэтому принесите все необходимое: лучшую камеру, стойку, шприцы, крем для кожи.

– Раи-и-чка, пойдем в машину… – Рыжов отяжелел не на шутку.

– Там холодно, дорогой мой…

– Я согрею тебя…

– Ты лучше здесь мои ножки согрей, видишь, как они дрожат? – циркачка ловко сбросила с себя трико цвета розовой микстуры, и по избе, как по сигналу, разлилась легкая музыка.

Профессионалка начала с танца живота. Верхняя часть ее тела прикрывала белоснежная майка, а нижняя, удивительно стройная, мускулистая, словно задние ноги породистого жеребца, была голой.

Лосятник не выдержал, стал раздеваться.

– Ну, вот, давно бы так, – обрадовалась Раиса Мартыновна. – С общего плана переходим на укрупнение и снимаем все детали.

– А у меня их всего две, – мало что соображая, бубнил Рыжов и не замедлил снять сначала ватные брюки, потом теплые трусы. – Раи-и-ичка, а можно свет выключить?

– Не, дорогая горилла, в темноте я не найду тебя.

Извиваясь в танце, циркачка совсем близко подошла к лосятнику и вдруг, обхватив своими длинными ногами его веснушчатые конечности, застыла на мгновение и потянула к себе. Лосятник не выдержал и тоже потянулся к циркачке, стараясь как можно плотней приблизиться к ее телу. Но циркачка вовремя ускользнула из его рук, ловко «держала расстояние».

Наконец, когда гость, теряя рассудок, рассвирепел и начал своими ручищами цеплять Раису Мартыновну за волосы, наматывая их на кулак, антуражные съемки пришлось прекратить и перейти к детальным укрупнениям. Для этого лосятника привязали к лавке, а циркачка, при помощи приготовленных шприцев, вздула свои груди до мировых стандартов.

Иван Иванович не знал, куда деться и благодарил Бога, что о нем все забыли. Судя по тому, что ничего не происходило, а лишь изображалось, он понял, что вся эта порнуха станет просто видеоприложением при торговле мумифицированным лосятником.

После нескольких дублей циркачка порозовела, как возбуждающая микстура, и послала подручных за новым снадобьем.

Достав халат из роскошного кожаного «дипломата», она надела его на голое тело и устало опустилась на лавку.

– Ну как, Иван Иванович, я очень вам нравлюсь? Сизарев окаменело молчал, опустив глаза в стакан с водкой.

– Дорогой мой, это моя работа.

– Я никогда не пойму вас, Раиса Мартыновна!

– А ты постарайся… Я тоже долго не могла понять, почему убийцы всегда живут намного богаче умных, честных людей.

– Но ведь сколько веревочка ни вьется…

– Помолчи-ка, орангутан! Или ты из примерных пионеров?.. Шучу, шучу, Иван Иванович. Просто мне охота, чтобы вы были богаты, образованы и разбирались не только в ружьях и медвежьей желчи, но и в людях. Хочу работать с вами.

– В цирковом номере?

– Обрадовался… Это не главное… Прежде всего – заниматься чучелами и при этом обеспечивать товаром моих клиентов, которые нуждаются в трансплантации весьма ценных органов. Теперь-то вы от меня никуда не денетесь.

– Почему вы так считаете?

– Потому что, дорогой Иван Иванович, я жду от вас ребенка.

Сизарев только крякнул, зажмурился, потом поспешно налил в стакан «десять буль-буль», выпил и опять опустил глаза.

– Если будет мальчик, – продолжала циркачка, – назову его Валентином, если девочка – Валя. Нравится мне это имя.

Сизарев вновь потянулся к бутылке, но она отодвинула ее в сторону.

– Орангутан, не надо! Ты не Мордов и не лосятник… Я тебя люблю! Я ведь все-таки приперлась к тебе за тыщу верст! Ценить надо!

Иван Иванович молчал, растерянно поглядывая на мешок с Мордовым и на обезвреженного лосятника.

– Раиса Мартыновна, чего вы хотите от меня?

– Чтобы ты всегда был рядом. Любить себя не заставишь, но быть рядом с богатой красивой женщиной, по-моему, всегда приятно.

– Вы правы, Раиса Мартыновна, но у меня уже есть жена.

– Дурак ты, хоть и прекрасный мужик. Я тебе что, жить с Марьей Тимофеевной запрещаю? Употребляй ее на здоровье… Все условия создам… Только я тебя тоже люблю.

– А как же совесть?!

– Когда бы совесть кормила, так у нас на Руси давно бы нищих не было.

Она подвинулась к нему, обняла его за плечи и поцеловала в губы.

– Орангутан… Люблю… Ты мой единственный.

– Экземпляр, – неожиданно вырвалось у него, и он тут же получил сильную пощечину.

– Не смей так говорить! Я тебя от тюрьмы спасла!

– А кто мне снотворные таблетки дал?!

– Мордов ни за что бы не раскошелился, если б не застал тебя спящим.

– А кто хотел сделать мне укол, а потом отравить газом?

– Дорогой, мне хотелось вылечить, снять с тебя стресс!

– А когда ничего не вышло – расстрелять из окна… Хорошее лечение…

– Орангутан, успокойся. Это не я стреляла.

– А кто же?

– Охранник мой, с третьего этажа, которому я плачу тридцать долларов в сутки. А за то, что промазал, я заплатила сто долларов.

– Вот спасибо, Раиса Мартыновна! – усмехнулся Иван. – Значит, благодаря именно вам я сижу в своей бане, жив-здоров и пью чай с брусникой.

– Не ерничай!

– А вы не считайте меня идиотом!

– Никто не считает. Ты думаешь, мне легко было обломать этого паука-Мордова, а потом переманить его кремлевских жвачных в свою контору? – она, не обращая внимания на слетевший с тела халат, подошла к чучелу и, распрямив его, вытряхнула несколько пачек новеньких купюр. – Это все твое, орангутан, только поверь мне, я не хотела твоей смерти… Ты мне живой нужен. – Она судорожными и скользкими от крема руками сгребла часть денег в охапку и, бросив их в печку, еще раз поцеловала его. – Я хочу быть с тобой! Делай со мной, что хочешь, только будь моим! – она опять потянула его на себя. Это она делала прекрасно.

Иван Иванович уже знал обворожительный, всеобжигающий запах этого тела и, как в Москве, противостоять соблазну был не в силах.

Откуда появилась музыка – он не понял. Но в этот раз он вдруг почувствовал, как циркачка нетороплива, даже робка в своих профессиональных движениях и, оказавшись в ее объятиях, ему совсем не было противно. Сквозь звуки музыки он неожиданно услышал молитву, которую она нашептывала, обхватив его обеими руками и прижимаясь к нему всем телом. Молитва была из Ветхого Завета и просила об одном – спасении человечества. Иван Иванович уже слышал ее не раз, правда, при других обстоятельствах, но только сейчас до него стал доходить ее глубинный смысл.

Уже светало, когда к баньке Сизарева подъехала еще одна машина. Из нее вышел холеный, разрумянившийся мужчина.

Сизарев глянул в окно.

– Чего это его черт несет, да еще чуть свет, – поморщился он. – Наш животновод теперь директор АО «Перестройка», господин Еремей Долбарис.

Раздался сильный стук в дверь.

– Ну, чего делать будем? – спросил Иван Иванович.

Набросив персидский халат и надев колготки, циркачка обратилась к своему единственному приказным тоном:

– Миллионера да лосятника убери за печку – и впускай. И не дрейфь. Со мной не пропадешь.

Долбарис вошел, как игривый конь постукивая железными копытами. На лице его застыла улыбка, заготовленная на все случаи жизни. Под его кожаным меховым пальто был надет кажаный пиджак, а под ним – все это знали – американский бронежилет. Такого, как он, на мякине не проведешь. И хотя Еремей не был официальным главой района и за ним не ходили охранники, но каждый в округе, да и за пределами, знал, что именно Долбарис – хозяин, а не тот, которого подсунул местный парламент охмелевшему от свободы народу.

Циркачка и животновод разглядывали друг друга долго и пристально, как два квалифицированных разведчика враждующих государств. Каждый из разведчиков был вооружен до зубов и подкреплен православными идеями.

– Боров! – неожиданно воскликнула Раиса Мартыновна, не выдержав пристального взгляда. Российский боров на арабском аукционе! Ха-ха!

– Простите, не понял? – не убирая улыбку, спросил Еремей и протянул руку для знакомства. – Моя фамилия Долбарис, и арабские аукционы я презираю.

– Фамилия, не только в Москве известная, но и за бугром.

– А вы – Раиса Мартыновна!

«Боров» продолжал пристально разглядывать циркачку, а потом вдруг прощебетал, как райский соловей:

– Дорогая… вы прелесть. Можно мне поцеловать вашу искусную ручку?

– Бросте придуриваться, Еремей, – лениво ответила Раиса, но ручку с драгоценными камушками все-таки протянула. – Раздевайся да попросту садись к столу. Выпьем да закусим, ежели, конечно, у тебя все внутренности в норме – желудок, почки, селезенка.

– Успокойтесь, мадам, мои органы соответствуют мировым запросам, – нисколько не теряясь, ответил Долбарис.

– Ну и прелестно. Товар должен быть всегда кондиционным, – замешкалась Раиса.

– Верно, – согласился Еремей. – Вот еще надо разобраться, кто здесь товар.

– Тогда давай для начала выпьем шампанского и послушаем музыку.

На этих сигнальных фразах Беня и Тимур уже раз-чехлили видеокамеру.

Приготовились к съемкам.

– Дорогая, я очень люблю шампанское, но сейчас работа не позволяет.

– Какая же у тебя работа, животновод? Ведь не на зарплату живешь?

– Стучу! И крепко… – он опять постучал, только уже не железными копытами, а в грудь, и ловко сбросил с себя кожаное пальто. – И раньше умел стучать, и теперь. Дай-ка, прелестное создание, паспорток твой, а еще командировочное удостоверение.

– Это зачем?

– Клади на стол и помалкивай! – и, показав на свой карман, добавил. – Документы на твоих подручных уже здесь!

Иван Иванович машинально полез в свои карманы, но Долбарис остановил его.

– Ты, Сизарев, меня не интересуешь. Кстати, Иван Иванович, ты бы вышел во двор, а то нам поговорить надо с глазу на глаз. Может, пока дров поколешь? В баньке холодновато.

Сизарев. словно снег, растаял.

– Слушай, животновод, – не выдержала циркачка. – Сколько тебе отстегнуть, чтобы ты отстал и подумал о своем будущем?

Владыка района задумался.

В этот момент бесшумно вышел из бани один из кремлевских жвачных Раисы. Вид у него был понурый, по-видимому, он переживал свою оплошность с документами.

Другой жвачный зомби-Рольмопсов, оценив ситуацию, был невозмутим.

– Что это вы, Раиса Мартыновна, чикаетесь с этим клиентом? Дайте распоряжение, и мы его для чучела обработаем или подготовим для трансплантации…

– Спокойно, господа! – перебил его Долбарис. – Вас направили сюда работать под моим руководством! Понятно? В противном случае мне придется вас наказать. – Он неожиданно вытащил из кожаного пиджака золотой шар и положил на стол. Шар был точно такой же, как у Раисы Мартыновны и ее шефа.

Циркачка сразу побледнела, отшатнулась сначала к мешку с мумией Мордова, потом к окну, на подоконнике которого лежали шприцы, и жуткое безмолвие повисло в помещении.

– Одевайтесь, мадам! – властно скомандовал Еремей. – Поедем в мою контору…

Он взял со стола золотой шар и постучал им по столу.

– А здесь нельзя разобраться? – растерянно поинтересовалась Раиса Мартыновна.

– Ни в коем случае! – с улыбкой ответил Долбарис. – Я человек суеверный, а здесь, судя по всему, уже имеется покойник…

Он покосился на печку.

– Очень жаль, что вы действуете без инструкции и приказа сверху. В центре теперь тоже наши люди. Кстати, слышали новость?

– Какую?

– Самый выдающийся реформатор России как в воду канул…

– Имеете в виду Артура Борисовича?

– Вот именно – имею в виду.

Губы Раисы Мартыновны дрожали, лицо покрылось белыми пятнами.

Долбарис поднялся из-за стола и, держа в руках золотой шар, подошел к половику за печкой.

– Извините, господин Долбарис, промашка вышла: там местный лосятник. Он уже полуфабрикат… – шепотом выдавила Раиса Мартыновна.

– Так и знал. Приехали сломя голову. Ни сознательности, ни дисциплины. Все наскоро, тяп-ляп. Жаль, господа, но я вынужден доложить шефу.

– Не делайте этого, Еремей! Не знаю, как вас по батюшке?

– Еремеич, уважаемая… Но от этого мне не легче.

– Поймите, Еремей Еремеич, мы напали на золотую жилу. Пьянство здесь жуткое, развал духа и тела…

Люди, кроме угроз, от властей и начальства ничего не имеют. Думали попользоваться этим…

– Как?

– Очень просто… Отовариться дней за десять – и отвал.

Долбарис помрачнел. Холодный пот покрыл его перестроечное лицо.

– Свою долю вы получите, – успокаивала его циркачка, – о покойниках вам не придется волноваться. Мы их быстро в валюту обращаем.

Раиса Мартыновна закурила.

Долбарис, почесав в затылке, повертел в руках золотой шар, сунул в карман.

– Логично и даже заманчиво, – спокойно сказал он. – И сколько же вы намереваетесь отстегнуть за каждого аборигена?

– Условия ваши.

– В рублях или в валюте?

– Как захотите.

– В зеленых, – твердо сказал Долбарис. – Но учтите, иду на нарушения. В договоре ясно сказано – все работы только с согласия шефа. Если б не ваш талант, особенно в кинопродукции, – у нас с вашим участием она нарасхват, – я бы и разговаривать не стал. Дорогая, поедем ко мне! – Еремей вновь выдавил на лице улыбку и в этот момент был очень похож на президента одного из обнищавших государств.

– Сначала давайте выпьем, – вкрадчиво предложила Лариса. – Я не откажусь.

Долбарис был натурой весьма неординарной. С юных лет он превосходно «стучал», умело налаживал и использовал связи, менял жен и любовниц, как драгоценные реликвии, взамен получал повышение по службе, но больше всего он любил выступать в парламенте и голосовать. Голосовать то за одного, то за другого, то за третьего, чтобы все оставить на земле так, как хотелось ему.

«Какая прелесть – эти бесконечные выборы! – радовался он. – Сегодня на одного „стучишь“, завтра на другого». Умел он, обладая феноменальной памятью, рассчитать не только на много ходов вперед, но и вычислить доход. Долбарис с успехом закончил учебу в школе восточных единоборств и с пеной у рта мог хвастаться самым отборным огнестрельным оружием, потому что в этой сфере предлагал свои нанотехнологии.

Одним словом, он был тем, кто появляется всегда в нужном месте и в нужное время, любил говорить о себе, что он субъект без затей и без совести. Но самоуправства, без указаний шефа, он действительно не любил. Жил он всегда в неге и холе, ну а в наши дни деньгам и вовсе счет потерял.

Вскоре Долбарис и Ваучер подкатили на «Ниве» к добротному двухэтажному особняку серебристо-белого цвета. Раньше дом был коричневым, но Еремей быстрее всех перекрасил колерку и с распростертыми объятиями принял новую власть: сельсовет окрестил административным центром, а совхоз – в шутку, конечно, – товариществом расхитителей и алкоголиков без ограниченной ответственности.

– А где же мои друзья? Где дорогой мой орангутан?

– Это вы так Ивана Ивановича величаете? – распахивая калитку перед домом, спросил Долбарис. – Недурственно, но на мой вкус, несколько прямолинейно.

Показывая гостиную, Еремей с гордостью сказал:

– Здесь мое ангельское пристанище. Тут вы можете отведать и «Анкл Бенс», и «Баунти», и прочие райские наслаждения. Рядом столовая, дальше ванная и кайфушник с цветомузыкой. Включить?

И полилась ритмичная музыка, разгоняющая кровь и холодящая душу.

Сбросив норковую шубу, таксидермистка буквально влетела в райские наслаждения.

И вскоре новые друзья уже беседовали за столом, переполненным зарубежными и отечественными яствами и лучшими винами.

Оглядывая интерьер квартиры, профессионалка с интересом отнеслась к нескольким чучелам животных, среди которых были экземпляры удивительных человекообразных с других континентов.

– Это цветочки, – заметив интерес гостьи, с ухмылкой превосходства похвастался Долбарис. – У меня есть то, о чем шеф только мечтает.

– Что ж это такое?

– Пусть будет маленькая тайна…

– И все-таки…

– Так вам все и расскажи… Не забывайте, мадам, что вы – нарушитель договора и, согласно инструкции, я обязан вас наказать.

– Наказать. Я согласна. Но сначала выпьем и потанцуем.

– Краковяк.

– Почему краковяк?

– Может, мазурку? Дорогая моя, давайте ближе к делу. Я не мальчик, и вы не девочка. У вас свои секреты – у меня свои. У вас свой счет в швейцарском банке, у меня свой. Будем начистоту: я вам нравлюсь?

– Очень.

– Тем лучше.

Они выпили по бокалу, закусили.

– Итак, уважаемая, – Еремей щелкнул пальцами по столу. – Сколько я получу за каждого аборигена?

– Вот так сразу «быка за рога»?!

– Да, вот так сразу! Я не халявщик и не презираю А.О. НИН! И перестройку ценю за фиолетовые перестроечные дела.

– Что вы нервничаете! Я выделю вам подушную оплату, а душами буду распоряжаться сама… Захочу – выставлю на аукцион, захочу – пущу их на трансплантацию.

– Спокойно, Раиса Мартыновна, – Долбарис нахмурился. – Никакой подушной оплаты! Вы меня поняли? Вам двадцать процентов, остальные мне. Не устраивает?! Так я сам сделаю из вас «куклу».

– Чего?!

– И думаю, мой шеф будет страшно рад такому наказанию. Героиня видаков, цирковая и кинематографическая звезда, известная таксидермистка в своей последней ипостаси!

– Хватит! – не выдержала Раиса Мартыновна. – Сколько вы хотите за одну душу?

– Три тысячи зеленых! И не больше четырех аборигенов из каждой деревни.

– Вы с ума сошли! Это цена солидного депутата с гуманитарным образованием. А вы за одного алкоголика-неандертальца с мерзкой печенью требуете то же самое. Да у нас известные писатели, эстрадные артисты дешевле!

– Ладно, так и быть… Не могу подавить тягу к вам и к вашему киноискусству. Сойдемся на двух с половиной.

– Оставьте меня в покое, господин Долбарис. От этих цифр у меня голова кружится.

– А как же быть с нашей взаимностью?

– Не знаю, не знаю. Я себя мерзко чувствую.

– А я себя превосходно! – Он вплотную подошел к циркачке и крепко обхватил ее тренированное тело. – Так, либо две тысячи – учтите, цена окончательная – за каждого красавца, или я отутюживаю вас и превращаю в элегантную куклу Барби.

Раиса Мартыновна вздрогнула, отшатнулась, но Долбарис сжал ее тело еще плотней.

– Я в восторге от ваших эротических фильмов, – вдруг вкрадчиво сказал он. – А в вашем исполнении песня «Султаман» – история нашей культуры. Восточные аранжировки сильно развивают мышцы любви и неги.

– Нет-нет! Уберите руки.

Циркачка пыталась выскользнуть из объятий, но Долбарис уже действовал по отработанному плану.

– Я не собираюсь спать с вами, дорогая моя Барби! Вы будете самой драгоценной куклой в мире! Вот только над архитектурой мавзолея для вас придется поработать без выходных.

– Отпустите меня, маньяк!

– Кричите сколько угодно, прелесть моя. Еще ни одна кукла не уходила отсюда живьем! – Долбарис сорвал с Раисы Мартыновны одежду и застыл в оцепенении. – Ого! Да вы гораздо лучше, чем в своих кинофестивальных боевиках. А нижний этаж просто прелесть! Мечта любого орангутана.

– Умоляю! Я согласна на две зеленых за душу!

– Теперь я не согласен. Я создам шедевр! В моих руках золото и бессмертие! Ваше клевое изваяние войдет в историю лучших мумий.

– Вы садист! – опять взмолилась Раиса Мартыновна.

– А вы кто, прелесть моя? – прошипел он, сжимая циркачку одной рукой, а другой пытаясь раздеться. – Не успели приехать – и уже лучшего лосятника оприходовали.

И тут Раису Мартыновну осенила идея, которая переломала весь ход дальнейших событий.

– Увы, господин Долбарис, вам уже не придется порадовать шефа своим садизмом! К сожалению или к радости, но кукла Барби, сделанная из меня, не произведет на него впечатления, – сказала она и вдруг замолчала со слезами в глазах.

И Долбарис, на что и рассчитывала Раиса, сразу уловил скрытую угрозу в ее интонации.

– Он, что, неужели и он покровительствует вам? – раздраженно спросил Долбарис. – Неужели порно действует, как манифест безумцев?

– Нет, дорогой мой. Просто его уже нету, вашего шефа. На его месте уже другой, – голос Раисы стал еще уверенней, когда она заметила в лице Долбариса легкое замешательство. – И я имею честь быть представителем его конторы. Так что в нашей фирме действует новый занак, и шар золотой теперь фуфло! Спустите его в свой антикварный унитаз! – Раиса дрожащими нервными движениями вытащила из своей замшевой сумочки кубик – это был бриллиант чистой воды.

Долбарис в недоумении замер. Мелкие капли пота покрыли его лицо.

– Конечно, – задумчиво сказала циркачка, – по сути дела, это я должна была вас наказать…

– А куда же делся наш прежний? – удивленно спросил Еремей.

– Слинял. За бугор… Видимо, счет его в банке достиг потолка.

– А новый? – Еремей глотнул коньяка.

– Вот это вы верно сделали. Налейте и мне, – попросила Раиса и стала осторожно одеваться.

– Ну, говорите же…

– С новым беда натуральная. То есть не с ним, а с любимцем прежнего шефа – нашим великим реформатором Мордовым. По приказу нового мне пришлось своими руками сделать из него…