*****
Нельзя сказать, что общение с другом сильно улучшило настроение Лоллия. После долгого разговора с Эбуром Петроний перекинулся с ним лишь парой слов. Огорошил известием о том, что доносчиком на Арарика был сам Арарик и "утешил" заявив, что оснований для подозрений против дядюшки у него теперь не больше, чем против всех остальных. Кто эти загадочные "остальные", Петроний не сообщил, а выпытывать Лоллий посчитал для себя унизительным. В результате всадник сбежал, и хозяин дома остался один.
Спрашивается, для чего вообще он вставал сегодня с постели? О чем говорить, если даже Эбур его предал. Когда Лоллий попытался расспросить управляющего о его разговоре с Петронием, тот изобразил на своем лице такое царственное недоумение, что хозяин немедленно отступился.
– Уверен, господин, у тебя нет никаких причин для беспокойства, – сказал вольноотпущенник и важно удалился, оставив патрона в одиночестве предаваться грустным раздумьям.
По мере того, как стоящий перед Лоллием кувшин с вином пустел, его размышления становились все более тягостными. Поэтому, когда двери распахнулись и Квинт Лоллий Лонгин энергичным шагом вступил в атрий, племянник в первый миг даже не поверил собственным глазам. Зато уже во второй Лоллий-младший неловко вскочил, нимало не заботясь о жалобно звякнувшей на каменных плитах чаше, и бросился навстречу.
– Дядя, клянусь бородой Юпитера, ты вернулся!
В принципе Лоллий не считал себя сентиментальным человеком. Но сейчас, при виде сердито нахмуренных бровей престарелого родственника он был готов заключить дядю в объятья и расплакаться на его груди. И обязательно сделал бы все это, если бы не реакция самого родственника. В ответ на искренний порыв Луция, дядя отшатнулся, скользнул взглядом с растрепанной прически и небритых щек племянника на разливающуюся на полу золотистую лужу и брюзгливым тоном бросил:
– Племянник, ты плохо выглядишь. Я тоже был молодым, но только варвары пьют неразбавленное вино с самого утра.
– Дядя, я переживал, – обиженно запротестовал Лоллий.
Старший родственник поморщился.
– Я вижу. Лучшее средство от таких переживаний – холодная баня. Ступай, приведи себя в порядок. Поговорим после. А мне пускай подадут завтрак.
*****
Похоже, Петронию удалось все-таки вплотную приблизиться к той грани, за которой безукоризненная вежливость благородной Эгнации готова была дать трещину. Никакой явной грубости, конечно. Нет. Просто ее осанка, выражение лица и холодный тон, которым она приветствовала гостя, недвусмысленно давали понять, что терпение хозяйки находится на пределе. Если бы глава семейства оказался дома, разговор, возможно, вовсе бы не состоялся. Однако Сирпик-старший вместе с сыном с самого утра уехал за город и собирался вернуться только вечером.
– Ты стал частым гостем в моем доме.
Эгнация опустилась в кресло. Всадник пожал плечами.
– Не могу обещать, что не буду беспокоить тебя впредь, – сказал он и, поскольку собеседница промолчала, продолжил. – Я разговаривал сегодня с Тавром. Он рассказал об истории с заговором. И он назвал мне имя доносчика. – Эгнация продолжала молчать. – Ты знаешь его.
– Прошло столько лет. Какое это имеет значение теперь? – Эгнация качнула головой.
– Ты не простила. Значит имеет.
– Что ты хочешь? – устало спросила хозяйка дома.
– Я хочу услышать, откуда тебе стало известно о том, что доносчиком был Арарик.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– Эгнация, все может быть совсем не таким, каким тебе кажется, – заговорил Петроний. – Я говорил еще и с Эбуром. Это долгая история и слишком долгое объяснение. Я не хочу испытывать твое терпение. Но после разговора с ним у меня есть более чем убедительная причина сомневаться в том, что твой жених был доносчиком. Возможно, произошла ошибка, возможно, его оклеветали в твоих глазах. Я хотел бы знать, кто это сделал.
– Я никогда не сомневалась, что Эбур хороший и верный слуга. Я даже не побоюсь назвать его добрым другом, – произнесла хозяйка вежливым и отстраненным тоном. – Но, в отличие от тебя, у меня нет причин для сомнений. Я узнала о доносе Арарика от человека, которому я верю, как никому другому.
– Кто это был? – быстро спросил Петроний.
– Это неважно. Важно, что он не стал бы мне лгать.
– Эгнация ты могла ошибиться, – взмолился Петроний. – Мог ошибиться тот, кто тебе об этом сообщил.
Однако хозяйка дома уже поднималась с кресла, и он вынужден был последовать ее примеру.
– Это пустой разговор. Я уверена, что не ошиблась. Если тебе нужны оправдания для Арарика, поищи их в другом месте.
*****
Дядюшка Лоллия обнаружился в летнем триклинии. В данный момент он, небрежно развалившись в кресле, заинтересованно изучал стол, количество и разнообразие закусок, на котором наводило на мысль о том, что Лоллий-старший постился, по крайней мере, неделю. При виде Петрония и вольноотпущенника, который присоединился к своему патрону по дороге, Квинт Лоллий слегка привстал.
– Клянусь камнем Юпитера, Петроний, может, хоть ты мне объяснишь, что тут случилось. Не считая убийств, сбежавших гладиаторов и прочих несчастий, к которым в этом доме все уже кажется привыкли. Кстати, присоединяйтесь, – Лоллий гостеприимно провел рукой над столом и добавил, как бы извиняясь за необычное для столь раннего времени пиршество. – Самое лучшее средство для возбуждения аппетита – утренняя прогулка в окрестностях Рима. Вчерашний обед не хочу даже вспоминать.
Вслед за этим, Лоллий-старший азартно вернулся к трапезе, что, впрочем, нисколько не мешало ему поддерживать оживленную беседу.
– Петроний, ты здравомыслящий человек. Все остальные в этом доме, по-моему, лишились рассудка, – Лоллий говорил, умудряясь не отвлекаться от еды. – Мой племянник с утра напился и готов был с рыданиями броситься мне на грудь, когда я вернулся из загородной поездки. Мне приятны такие проявления чувств, но я знаю своего племянника. Он идиот. Я его люблю. И не только в память о брате. Но моя любовь не мешает мне рассуждать здраво. Поэтому я говорю, что он идиот.
Рабы в доме ходят, опустив глаза, и говорят шепотом, будто в атрии лежит покойник. Даже Эбур! Эбур, пробубнил, что у меня нет причин для беспокойства, и сбежал. Знаешь, когда Эбур говорит, что нет причин для беспокойства, это… беспокоит.
– Если верить тому, что я сегодня узнал, он прав, – спокойно сказал Петроний.
– Эбур всегда прав. Не могу припомнить ни одного случая, чтобы он ошибся, – ворчливо отозвался Лоллий. – А мне бы хотелось знать, из-за чего конкретно я не должен беспокоиться.
– Видишь, ли, мы говорили вчера с Аяксом и, как я понимаю, твой племянник сделал немного поспешные выводы из нашего разговора.
– Это тот гладиатор? – уточнил Лоллий-старший и когда собеседник кивнул, саркастически поинтересовался. – Он сказал вам, что в саду похоронен еще десяток трупов?
– Нет, – Петроний не принял шутки. – Он назвал нам настоящее имя убитого. И это стало для нас всех сюрпризом. В том числе для меня. Я, видишь ли, думал, что мертвеца в прошлой жизни звали Эгнаций. Я ошибся. Он носил имя Арарик.
Лоллий присвистнул.
– Однако. – Он шевельнул головой, словно складка одежды натирала ему шею. Протянул руку к кувшину с вином, но тут, же передумал и недоверчиво сказал. – Он ведь умер шестнадцать лет назад.
– Эти слухи были немного преувеличены. Он инсценировал самоубийство.
– Ну да. У Арарика были на то причины. Но где… – Лоллий перебил сам себя. – Ты называл убитого гладиатором. Почему… Как он попал на арену? Ты уверен, что этот Аякс не соврал или не ошибся?
– Это слишком долгая и довольно запутанная история. Мы все выиграем, если ты просто поверишь мне на слово – Аякс не ошибся.
Лоллию-старшему потребовалось некоторое время, чтобы переварить услышанное. Он, молча, кивнул, со второй попытки налил себе вина, аккуратно разбавил его водой и сделал несколько неторопливых глотков.
– То, что ты сказал, если ты не ошибся и не был введен в заблуждение, поразительно. Я могу представить, какое впечатление твои новости произвели на Эбура. Все-таки он был у Арарика наставником. Но что за дело до всего этого моему племяннику? Вот уж в ком никогда не замечал интереса к истории семьи.
– Твоему племяннику нет дела до Арарика. Ему есть дело до тебя. Я знаю, что Арарик приехал в Рим, чтобы отомстить. Я не знаю, кому он хотел мстить, но, по правде говоря, список кандидатов невелик. И в любом случае на первом месте в нем тот, кто погубил Арарика шестнадцать лет назад ложным или правдивым доносом.
– При чём тут мой племянник? – буркнул Лоллий.
– Не племянник, а ты. Аякс посоветовал искать доносчика, среди тех, кому выгодно. А твой племянник принял этот совет слишком близко к сердцу.
На этот раз на Лоллию потребовалось несколько больше времени, чтобы переварить услышанное. По мере того, как до него доходил смысл намеков, его лицо все больше хмурилось. Наконец Лоллий угрожающим тоном произнес:
– Значит, мой племянник вбил в свою пустую голову, что я.…,
Петроний перебил его, прежде чем он успел закончить свою мысль.
– Никто не отменял тот факт, что ты и твой брат стали единственными наследниками Арарика после смерти его сына.
Лоллий взъерошил волосы, вздохнул и усталым голосом сказал:
– Видишь. Я был прав. Мой племянник идиот.
– Ты родственник. Тебе виднее, – не стал спорить Петроний.
В этот момент в дверях образовался объект дядюшкиной критики. Лоллий-младший честно пытался преодолеть последствия утренних переживаний и даже достиг в этом деле некоторых успехов. Его волосы были еще влажными, его бледное лицо блестело от проступивших на нем мелких капель пота, но его походка была почти твердой. При виде младшего родственника старший представитель семейства оживился.
– Луций, Петроний сказал мне, что ты идиот, – громко сообщил он.
– Охота тебе шутить, дядюшка.
Луций Лоллий прошел к столу и бережно, так словно он был хрупким стеклянным сосудом, опустил себя в кресло.
– Мой племянник идиот и, к сожалению, этого уже не исправишь, – констатировал Лоллий-старший и, утратив интерес к младшему родственнику, который не очень убедительно попытался опротестовать это утверждение, обернулся к Петронию. – Что такое ты узнал сегодня, что позволяет мне не беспокоиться из-за, – он бросил уничижительный взгляд на Лоллия-младшего, – идей, которые осенили сына моего несчастного брата?
– Я был у Тавра. Он назвал мне имя доносчика.
Оба Лоллия отреагировали на его слова почти одновременно.
– Не меня, как я понимаю, – ворчливо осведомился старший.
– А раньше ты сказать не мог? – возмутился младший.
– К сожалению все оказалось не так просто, – Петроний обратился к Квинту Лоллию. – В прошлый раз я спрашивал, известно ли тебе имя доносчика. Ты сказал нет. Тем не менее, я спрашиваю еще раз и прошу тебя хорошенько подумать, прежде чем ответить.
– Не понимаю, – Квинт Лоллий фыркнул. – Если Тавр уже назвал тебе имя, чего ты хочешь от меня?
– Видишь ли, вся проблема в том, чье имя он назвал. Он назвал имя Арарика. Арарика-младшего, – произнес Петроний. Поскольку на этот раз после его слов в триклинии повисла гробовая тишина, он вынужден был пояснить. – Во всяком случае, Тавр уверен, что все было именно так. Хотя донос поступил Сенцию Сатурнину, разгром заговора был их общей заслугой и, надо думать, у консула не было никаких причин вводить в заблуждение своего коллегу.
Луций Лоллий, как ни странно, пришел в себя первым:
– Что за абсурд? Зачем человеку доносить на самого себя?
– Ты сомневаешься в моих словах или в словах Тавра? – бросил Петроний.
Лоллий-младший не успел найти достойного ответа, поскольку в этот момент заговорил его старший родственник:
– Раз ты спрашивал меня о том, кто был доносчиком, значит у тебя самого есть сомнения по поводу Арарика.
– Не имеет значения. Я прошу тебя хорошенько подумать и вспомнить. Слышал ли ты в то время какие-либо разговоры, намеки или слухи о том, что доносчиком был твой родственник.
Квинт Лоллий нехарактерным для него неуверенным жестом потер лоб.
– Я клянусь Доброй богиней и ларами этого дома, что мне нечего вспоминать. Не было никаких слухов. Никто не называл имя доносчика и тем более никто не говорил, что им был младший Арарик. Некоторые молодые люди из окружения Эгнация избежали наказания. Кого-то из них на этом основании подозревали в доносительстве. Звучали разные имена, но ни у кого не было никаких доказательств. Что до Арарика, то на его счет я твердо уверен. Кому могла прийти в голову мысль, будто он сначала донес на самого себя, а потом покончил с жизнью?
Петроний кивнул, с таким видом, словно этот ответ полностью соответствовал его собственным ожиданиям.
– Тогда у меня есть еще один вопрос к тебе. Судя по возрасту Сирпика-младшего Эгнация, вышла замуж за его отца после того, как заговор был раскрыт. Это так? – поинтересовался он.
Лоллий-старший, озадаченный сменой темы, пожал плечами.
– Насколько я помню да. Они поженились примерно через год.
– Это ведь был неожиданный брак? Как ни суди, а внук вольноотпущенника не пара даме из семьи Эгнациев.
Квинт Лоллий вздохнул.
– Как сказать. Сирпик простолюдин и его манеры даже манерами не назовешь, но после гибели отца Эгнация осталась одна. Большая часть имущества была конфискована, из родственников и друзей одни попали в тюрьму, а другие от нее отвернулись. Тогда люди еще помнили времена проскрипций. Никому не хотелось, чтобы его имя связывали с именами врагов Республики. Так что, знаешь, у Эгнации не толпились женихи в прихожей. Сирпик был одним из немногих, кто не побоялся гнева Цезаря и сохранил верность дому.
– Ты говоришь, он сохранил ей верность. Значит, они были знакомы до того, как случилось несчастье, – уточнил Петроний.
– Конечно. Сирпик имел какие-то общие дела с ее отцом, бывал у них дома. Эгнаций был не слишком щепетилен по части знакомств. Я не сомневаюсь, что Сирпик всегда был влюблен в Эгнацию.
– Но шансов у него не было.
Лоллий фыркнул.
– Эгнаций, конечно, был экстравагантным человеком, но не настолько, чтобы выдать дочь за внука погонщика мулов. К тому же у нее был жених.
– Я помню, Арарик. – Петроний провел рукой по подбородку и неожиданно спросил. – А что ты скажешь о Корвине? Он тоже имел какие-то матримониальные планы по отношению к Эгнации?
– Корвин? Ты говоришь о нашем Корвине? – Лоллий-младший встрепенулся, но старший родственник махнул в его сторону рукой, и молодой человек умолк.
– Я не уверен. – Квинт Лоллий пожал плечами. – Я не так уж хорошо знаю Корвина. Но, даже если и так, не думаю, что его шансы были выше шансов Сирпика.
– Он не подходил Эгнацию?
– Скорее Эгнации. По крайней мере, при мне она отзывалась о Корвине не так как отзываются о человеке, в котором видят супруга будущего или хотя бы несостоявшегося.
– И что, у Эгнации были конкретные причины для этой неприязни?
– Вряд ли что-то конкретное. Я говорил, что после ареста Эгнация многие отвернулись от его семьи. Сомневаюсь, что у Эгнации были причины особо, – он подчеркнул это слово, – выделять среди этих людей Корвина. Просто она всегда считала его пустым и легкомысленным человеком, который едва ли заслуживает доверия.
Глава 21
Размышления
Полдень только что миновал. Раскаленное, пышущее жаром солнце висело прямо над головами. Улицы опустели. Сенаторы, всадники, рабы и вольноотпущенники, все искали убежища в прохладных бассейнах близлежащих бань. Не только великолепные термы Агриппы, но и прозванные из-за продувавших их сквозняков Эоловыми82 бани Лупа, и даже темные, грязные бани Гила, были битком набиты гражданами, на все лады проклинавшими терзающую Город жару.
Перед этим огнедышащим чудовищем дрогнул даже неукротимый дух Петрониева вольноотпущенника. Когда привратник открыл перед ними двери и горячий воздух улицы ворвался в полумрак вестибюля с неистовым жаром легионеров, врывающихся в отданный на разграбление вражеский город, Иосиф невольно отшатнулся назад и неуверенным голосом предположил, что поиски Корвина в этот час могут оказаться бесполезными. И потому, еще более неуверенно сказал он, разумнее было бы подождать до вечера, когда Корвин наверняка вернется домой.
Петроний и сам на миг заколебался, устрашенный дрожащим перед ним прозрачным маревом, но охотничий азарт победил душевную слабость. Всадник, молча, шагнул за порог, и горячий воздух мгновенно обжег его лицо и руки десятками жадных жарких укусов. Но Петроний не сдался, не проявил малодушия, а напротив решительно зашагал вниз по Высокой улице, не оставляя своему управляющему иного выбора кроме как последовать за ним.
– Что Юний? – поинтересовался всадник, когда иудей поравнялся с ним. – Уже оправился после смерти подруги?
– Я не застал его. Юноша провел эту ночь вне дома.
Казалось бы, шаги и голоса двух одиноких прохожих должны были далеко разноситься на абсолютно пустой, вымощенной камнями улице. На деле, однако, звуки, словно бы вязли в густом горячем воздухе, запутывались в прозрачном жарком мареве и умирали едва родившись.
– Молодой человек вступает в права наследства, – всадник кивнул. – Не скажу, что я удивлен.
– Зато я поговорил с его слугой. Он сказал, что в ночь убийства Эвридики Юний вернулся поздно, что его одежда была разорвана и испачкана, руки исцарапаны, и он был напуган, как Валтасар, узревший огненные письмена.
– Это Фрасон сказал?
– Что?
– Про Валтасара и все эти письмена?
– Это вавилонский царь…, – принялся объяснять иудей, но патрон его не дослушал.
– Жалко. Я подумал, что ты встретил единоверца. Мы могли бы сэкономить, взывая к его религиозным чувствам, – Петроний вздохнул. – Во сколько тебе обошлась его откровенность?
– Я заплатил дупондий83.
– Мне он стоил дороже. Не находишь, что сирийцы удивительно алчный народец? Как вы с ними уживаетесь?
– Серебро для алчущего подобно уздечке для осла. Кто держит ее в руках тот и управляет. Юний велел слуге не говорить никому о том, когда и в каком виде он явился домой.
– К тому же лживый и неверный, – заключил Петроний и, догадавшись по молчанию вольноотпущенника, что тот не поспевает за полетом его мысли, пояснил. – Я имею в виду сирийца. Низко продавать хозяина за какой-то дупондий.
– Как дождь не превратит пустыню в цветущий сад, так и серебро не насытит стяжателя. По пути к Лоллию я заглянул на Патрицианскую улицу и поговорил со служанкой убитой блудницы, Фаидой. Она говорит, что в завещании госпожи, Юний назван единственным наследником.
– Сколько ему достанется?
– Эвридика продала свою виллу под Медиоланом. А также принадлежавшую ее отцу, долю в небольшой свиноводческой компании. Что-то она потратила на обустройство, но успела немного и заработать. Фаида не знает точно, но полагает, что у хозяйки было не меньше 20 тысяч. Не считая нарядов, украшений и рабов. Это потянет по крайней мере на такую сумму.
– Приличная деньги для молодого человека, который донашивает отцовскую тогу84.
За храмом Спасения, улица начала все более круто забирать вверх, чтобы, вскарабкавшись на самый гребень Квиринала оправдать, наконец, свое название. Здесь стало уже не до разговоров. Наконец, когда впереди открылся вид на Санковы ворота и раскинувшиеся за ними поля Агриппы, всадник остановился, обессилено привалившись спиной к стене чьей-то усадьбы. Последовав его примеру, иудей в несколько глубоких вдохов восстановил дыхание и наконец закончил.
– По словам Фаиды позавчера Юний снова поссорился с ее хозяйкой. Добрая девушка говорит, что молодой человек часто бывал несдержан. Это не мешало ему регулярно брать у Эвридики деньги и почти никогда не возвращать долги.
– Вот как! Нам он не говорил, что виделся с Эвридикой в день ее убийства.
– И мудрецам случается ошибаться. А этот юнец, насколько я могу судить, преисполнен предрассудков, гордыни и тщеславия, но никак не мудрости.
*****
– Луций Лоллий, ты осел, – сообщил Квинт Лоллий Лонгин.
Сидящий напротив него Лоллий-младший обиженно вскинул голову. Наткнулся на суровый дядюшкин взгляд и бессильно уронил ее обратно, забормотав о том, как он рад и как ужасно он сожалеет. О чем Лоллий сожалел и чему радовался, осталось неизвестным, поскольку старший родственник не дал себе труда его выслушать. Лоллий-старший тяжело вздохнул и тоном смертельно уставшего человека закончил:
– И почему-то меня это ничуть не удивляет.
На некоторое время после этих слов в триклинии повисла тишина. Это была тишина, с которой Луцию Лоллию не хотелось иметь ничего общего. Она била в барабаны, ревела букцинами и рычала голодным львом, только что вырвавшимся из клетки. Эта тишина не предвещала ничего хорошего, и Луций Лоллий не в силах был больше ее терпеть. Осторожно приподняв глаза от крышки стола, он робко произнес:
– Дядюшка, а что еще я мог подумать?
– Хоть что-нибудь. Ты мог когда-нибудь, хоть о чем-нибудь подумать, – отрезал старший родственник.
– Я подумал, – решился возразить племянник.
– Надо же. Каких только чудес не бывает на свете. Маленький Луций уже научился думать, – воскликнул дядюшка умильным голосом, широко разводя руки в стороны и как бы приглашая весь свет порадоваться вместе с ним этому открытию. Затем он резким движением сложил руки вместе и, сплетя перед собой пальцы, рявкнул. – Ты придурок Луций. И всегда был придурком.
Луций Лоллий обиженно засопел.
– Я переживал.
– Зря.
– Волновался за тебя.
– А толку?
– Ты же уехал, никому ничего не сказав! – возмутился Лоллий-младший.
Старший родственник ответил на это восклицание тяжелым, немигающим взглядом, под которым Луций Лоллий снова склонил голову.
– Ты что, вообразил своей пустой головой, что я сбежал? – осведомился старший родственник. Племянник, кивнул в ответ. Квинт Лоллий воздел глаза к небесам и уже почти добродушно сообщил. – Ты еще больший осел, чем я думал. Хотя нет. Люди наговаривают на ослов. По сравнению с тобой, любой осел может считаться философом.
– А почему ты уехал?
– Да потому, что у меня были дела! – дядюшка в сердцах грохнул ладонью по столу.
Луций Лоллий испуганно вздрогнул и пожаловался:
– Ты не говорил про дела. В смысле говорил, что у тебя дела в Риме, а не… не помню, куда ты ездил.
– В Антемны, – бросил Квинт Лоллий и добавил, яростно массируя загривок. – Для тебя это, наверное, большая новость, но кроме бездельников и повес, на свете есть люди, которым приходится трудиться.
– А что за дела? – робко поинтересовался Лоллий-младший.
– А об этом я тебе скажу. Потом. Пусть это станет для тебя сюрпризом.
Тон, которым старший родственник произнес эти слова не оставлял никаких сомнений в том, что обещанный сюрприз вряд ли понравится его племяннику.