*****
– Тот, кто дерзит власть имущему, подобен человек, который плюёт в небо, – неодобрительно проговорил Иосиф, когда дом префекта остался позади.
Петроний понимал опасения своего управляющего. Мало было людей, кто решился бы разговаривать с безжалостным префектом Рима так как он. Человеком, который, после смерти Агриппы и Мецената, единственный мог называться другом божественного Цезаря.
– Не переживай. Нас с Тавром слишком многое связывает, чтобы всерьез обижаться на пару шпилек, – всадник сделал паузу и, чтобы окончательно развеять сомнения вольноотпущенника, добавил. – Видишь, ли побочным эффектом одного расследования, которое я проводил несколько лет назад, стало предотвращение убийства некого пожилого магистрата.
– Если ты так говоришь, господин, – иудей не стал спорить.
Некоторое время после этого они шли молча. Видимо, Иосифу требовалось обдумать услышанное. Нельзя сказать, что всадник часто донимал его рассказами о своем прошлом. Впрочем, и сам управляющий редко делился воспоминаниями.
Иосиф заговорил снова, лишь когда они миновали Санковы врата, возле которых Фунданская улица вплотную подходила к старой стене.
– Аякс мог бы стать сговорчивее, если бы понял, что мы знаем настоящее имя Меланхета, – произнес иудей.
– Не хотелось прибегать к этому аргументу в присутствии людей префекта, – отозвался Петроний. – Пришлось бы обсуждать роль Сирпика, а я хочу уберечь Тавра от таких подробностей. Он узнает рано или поздно, но зачем лишний раз беспокоить занятого человека? К тому же могло получиться так, что этот аргумент пропал бы даром. Похоже, Аякс еще не отказался от своих планов.
– Думаешь он рассчитывает на сообщника, господин? – уточнил иудей.
– Почти уверен. И я даже догадываюсь, кто бы это мог быть.
– Ты имеешь в виду блудницу, – утвердительно сказал Иосиф.
– Куртизанку, – терпеливо поправил Петроний. – В Риме их называют куртизанками. Или на греческий манер гетерами. Тебе все-таки стоит проявлять больше гибкости, перенимая местные обычаи.
После этого всадник и его вольноотпущенник продолжили путь в молчании, чему в немалой степени способствовала и погода. Жара распоясалась, как легионер в захваченном приступом городе. Даже крикливая Субура притихла, отдавшись на милость всепобеждающего солнца.
Внезапно, возмущенные вопли разорвали в клочья вязкую тишину. Навстречу всаднику, не разбирая дороги, мчался щуплый оборванец, прижимающий к груди какой-то сверток. Петроний поспешно отскочил к стене. Идущий на полшага позади, Иосиф повторил маневр патрона. При этом, иудей будто бы замешкался на миг и когда бегущий приблизился вытянул перед ним правую ногу. Вовремя заметивший преграду воришка попытался ее на ходу перепрыгнуть, но барьер внезапно подрос, и несчастный плашмя обрушился на мостовую. Сверток вылетел у него из рук и, упав на землю, раскатился во все стороны черными маслинами, несколькими кусками сыра, здоровенным кругом хлеба и крупной головкой чеснока.
Пострадавший попытался немедленно вскочить, но успел встать лишь на четвереньки. Мимо Петрония и Иосифа пронеслись два крепких мужика покрытые густым сельским загаром. С криками: "ворюга", "ублюдок", "городская свинья" они набросились на несчастного, на месте верша скорое правосудие.
Не пытаясь более убежать, воришка свернулся на мостовой в клубок, прикрыв руками голову и голося что-то жалобное. Несколько случайных прохожие, немедленно образовали круг, давя уцелевшую снедь и поддерживая селян одобрительными выкриками. Иосиф бросил взгляд на эту сцену, скептически поджал губы, наблюдая искренние, но не очень умелые пинки и оплеухи, которые доставались неудачливому вору, но вмешиваться не стал.
– И чего ради? Ведь побьют беднягу, а еду все равно затопчут. – Петроний не всегда одобрял излишнюю принципиальность своего управляющего.
– Сказано: не воруй – не побьют.
– Ладно. Крестьяне лишились хлеба, но, зато вся улица получила зрелище, – вздохнул Петроний. – На этом держится Рим.
*****
– А где…
– Не беспокойся, господин, оставили там, у стены. Не потеряется.
Публий Сульпиций Корвин сидел, навалившись на подлокотник кресла, и сверлил глазами человека, который стоял перед ним, заложив руки за спину. Тот был чуть выше среднего роста, с резкими крупными чертами лица, носом, кривившимся влево и глазами цвета застоявшейся тины. Короткие волосы торчали во все стороны неряшливыми клочьями. Щеки покрывала жидкая неопрятная щетина. Толстое левое запястье украшал тяжелый медный браслет, пальцы щетинились массивными перстнями. Туника, со слегка надорванным рукавом, которая прежде щеголяла ярким изумрудным цветом, выцвела, полиняла и теперь вполне гармонировала с цветом глаз.
Человека звали Марциан и, прежде, Корвин уже несколько раз нанимал его для решения деликатных проблем.
– И теперь ты хочешь денег?
– Как уговаривались, господин, – Марциан с простодушным видом развел руками.
Кто-то говорил Корвину, что в молодости Марциан был возницей. Кажется, пару лет гонял за зеленых, но быстро бросил это занятие. Славной, но опасной карьере колесничего он предпочел, презираемую, но зато куда более надежную профессию ипподромного «жучка».
– Уговаривались, что я заплачу за сделанную работу.
– Так, работа делалась. – У Марциана хватило бесстыдства ухмыльнуться.
– Но не сделалась. Вы не сделали работу, для которой я вас нанял. Вы только ухудшили ситуацию, так что мне теперь придется разбираться с последствиями.
– Кто ж знал, что оно так обернется?
Так всегда бывает если вместо профессионалов, приходится довольствоваться неудачниками. Кем-то, кто провалился во всех своих начинаниях.
– Тогда почему я должен тебе платить? Назови хоть одну причину.
Конечно, дело было не в деньгах. При всех стесненных обстоятельствах, в которых находился Корвин, сумма, обещанная Марциану и его головорезам не имела для него существенного значения. Это был вопрос принципа.
Марциан наморщил лоб, как будто и правда о чем-то задумался, потом его глаза нагло блеснули.
– Мне сейчас пришло в голову, господин. Вдруг он все-таки не найдет наш подарок? Ведь это будет большая потеря. Может стоило бы подсказать где искать? Как ты думаешь, господин? Я мог бы встретиться ним.
Отлично. Теперь ему угрожает мошенник. Потомку консулов грозит ничтожество, которое подобрали на помойке. Во времена его деда, наглец, посмевший разговаривать в таком тоне, не вышел бы из дома. Его бы скормили собакам, а то, что осталось выбросили в выгребную яму. Или прибили над воротами. Напоминанием о том, как следует разговаривать с человеком, предки которого не раз спасали Республику.
Хотя, о чем он? Деду не было нужды прибегать к услугам сомнительных уличных ублюдков. У него были надежные слуги, верные клиенты и деньги, чтобы нанимать лучших из лучших. То, чего не было у его внука. Которому сейчас придется сделать вид, что все в порядке. Ведь только так он сможет уступить и сохранить лицо.
– Ладно. Ты сделал половину того, о чем я просил, половину и получишь. Жди во дворе. Я распоряжусь выдать тебе необходимую сумму.
Все. Дальше он не сможет отступать. Он не может себе позволить еще больше потерять лицо.
Но Марциан не стал спорить. Все-таки он не был безнадежен. Во всяком случае, у него хватило ума, чтобы понять, когда следует остановиться. Хватило ума, чтобы нарисовать на лице заискивающую, благодарную улыбку, изобразить глубокий поклон и молча покинуть комнату.
Глава 15
Новая жертва
Во дворе инсулы Друза Иосиф вышел вперед. Поднявшись по лестнице, он решительно постучал в дверь, потом еще и еще раз, прежде чем та отворилась. Из квартиры высунулась знакомая уже иудею полная служанка, которая выглядела так, будто непрерывно рыдала всю ночь. Пролепетав, что хозяйки нет, и в ближайшее время не предвидится, служанка попыталась скрыться. Но иудей был наготове, блокировав дверь ловко вытянутой вперед ногой.
– Я думал время блудниц, наступает ночью, а не с утра, – сказал он.
– Она ушла днем. Еще вчера.
Эта невинная фраза будто прорвала плотину, за которой обреталось целое озеро слёз. Круглое личико служанки сморщилось, и она заревела, глотая слова вперемешку со всхлипываниями.
Из ее сбивчивых рыданий выяснилось, что, уходя, Эвридика не сообщила, куда она идет и отказалась взять с собой сопровождающего. Когда к вечеру куртизанка так и не вернулась, слуги разбрелись на поиски, продолжавшиеся до самого наступления темноты и вновь возобновившиеся с рассветом.
К моменту, когда ручей из слёз вырос в сметающий все на своем пути бурный поток, из глубины квартиры вдруг выглянуло еще одно знакомое лицо. Лицо это казалось слегка помятым, а его левая щека щеголяла свежей ссадиной.
При виде Иосифа лицо перекосилось, а его обладатель отшатнулся назад. Однако он тут же взял себя в руки и, не обращая внимания ни на иудея, ни на стоящего позади него Петрония довольно бесцеремонно перебил рыдающую рабыню:
– Я пойду Фаида. Нет смысла здесь ждать. Если что-нибудь станет известно, пусть мне сообщат, – после чего, протиснулся мимо Иосифа и, опустив голову, стал спускаться по лестнице.
Но миновать Петрония ему не удалось.
– Юний, мне кажется, у тебя проблемы, – всадник перегородил узкую лестницу.
Вынужденный остановиться Юний бросил на него быстрый злой взгляд и буркнул, глядя в сторону:
– Славься, господин.
– Я рад, что ты меня не забыл. Было бы обидно в твоем возрасте обзавестись старческим слабоумием.
Петроний по-прежнему не двигался с места, не обращая внимания на неуверенные попытки молодого человека каким-то образом его обойти. Убедившись, что это невозможно, Юний решился наконец посмотреть Петронию в глаза.
– Прости господин, я спешу.
– Конечно, – всадник отступил в сторону.
Юний немедленно этим воспользовался и, проскользнув мимо, стал торопливо спускаться. Он был уже внизу, когда Петроний внезапно окликнул:
– Если ты собираешься искать Эвридику, мы могли бы делать это вместе. Мне кажется, я знаю откуда следует начать.
Юний резко остановился, задрав голову вверх. Служанка, наоборот, кинулась вниз.
– Знаешь? Откуда ты знаешь? Господин, скажи, что ты знаешь, – заголосила она, пытаясь дотянуться и схватить Петрония за рукав. Иосиф пресек эти попытки, загородив ей дорогу.
– Воистину Бог создал женщину из слез, кокетства и бестолковых вопросов, – пробурчал иудей.
Фаида еще что-то говорила, когда Петроний и Иосиф начали спускаться к Юнию, который ожидал их у подножия лестницы. Служанка попыталась последовать за ними, но Иосиф остановил ее, внушительным жестом вскинув правую руку.
– Прояви же терпение, женщина и в должный час все узнаешь, – провозгласил он и, не теряя достоинства, спустился вслед за своим патроном.
– Что ты знаешь про Эвридику? Где она? Что ты хочешь? Почему я должен тебе верить? – новый град вопросов на всадника обрушил Юний.
– Поговорим по дороге, чтобы не терять времени, – предложил Петроний.
– По дороге куда?
– К Лоллию. Я думаю, поиски стоит начать оттуда.
Всадник двинулся вперед. Юний замешкался лишь на миг, догнав его буквально через два шага.
*****
Луций Лоллий Лонгин только что закончил свой утренний туалет. Теперь он диктовал полное восхитительных фривольностей и волнующих двусмысленностей письмо одной молодой даме. Многообещающее знакомство с нею Лоллий свел еще во время Розалий. Недавний развод, после полутора лет брака, давал основания надеяться, что это знакомство будет в меру продолжительным и приятным. Парис, как признанный знаток высокого стиля, выполнял функции стенографиста и литературного консультанта.
– Да не обидят тебя мои слова господин, но позволю еще раз повторить, что, на мой взгляд, начинать письмо с "Или пламя мое уже не нуждается в речи", не вполне уместно, – вежливо, но твердо сказал секретарь, откладывая в сторону стило.
Поскольку взгляды господина и его секретаря на лирическую поэзию были различны, подобного рода занятия часто заканчивались жестокими спорами. Но, сейчас, когда процесс сочинения письма находился в самом начале, соавторы были вежливы и предупредительны друг к другу.
– Почему? По-моему, звучит неплохо. Довольно свежо, – с некоторым сомнением произнес Лоллий.
– Безусловно, – согласился Парис. – Это прекрасные строки. Чудесные строки. Но…
– Что?
– Ими уместно закончить любовное послание, как бы показывая тем самым, что ты не затруднился бы продолжать его бесконечно, но твоя любовь не нуждается в длинных речах и не терпит их.
– Хм. Когда ты так говоришь, это звучит логично, – Лоллий машинально взъерошил волосы.
Ободренный успехом Парис продолжил, все более и более вдохновляясь:
– Быть может, стоит начать более прямолинейно. Более я бы сказал откровенно и даже в чем-то эпатажно. С первых строк привлечь внимание, чтобы не отпускать его до самого конца.
– Ну, – скептически подбодрил его Лоллий.
– Например, – Парис помотал в воздухе пальцами, – "Тело ласкали мое, сновидения нежные ночью"…
– Фу. И закончить "Мокрой застал я постель, едва пробудившись от сна", – Лоллий возмущенно фыркнул. Так фыркнула бы породистая лошадь, которой вместо отборного овса предложили корзину с гнилой репой. – Ты пошляк, Парис. Мы пишем не к порно из Остии, даже не к куртизанке с Субуры. Мы пишем к почтенной римской даме. Разведенной даме. Даме, ищущей утешения. Даме, которая желает встретить родственную душу, в этом пустом и холодном мире.
Лоллий воздел к потолку указательный палец.
– Господин, вовсе я не имел в виду…
– Мне что, по-твоему, пятнадцать лет? Какие еще сновидения меня ласкали?
– Господин, сновидения бывают не только плотского, но и лирического характера, – самым ядовитым, на какой он был способен тоном, сообщил Парис и, еще более язвительно добавил. – И многим об этом известно.
Однако, на Лоллия этот аргумент не произвел впечатления.
– С тех пор прошел месяц. Она резонно спросит, а где были мои сновидения раньше?
В течение некоторого времени соавторы продолжили спор о ночных снах, уже безо всякой надежды достичь согласия. Наконец оба выдохлись. Наступила пауза, во время которой Парис застыл, демонстративно занеся стило над табличкой.
Наконец Лоллий нерешительно произнес:
– А может быть начать издалека? Как-нибудь: "В пору обильной цветами весны распускаются быстро/В свете горячих лучей листья на ветках дерев".
– Господин!
Парис в ужасе замотал головой. Он хотел сказать, что подобное начало скорее подошло бы для письма Лоллия-старшего к сохранившей остатки былой красоты владелице скота из Апулии, но в этот момент дверь отворилась. В комнату вошел Эбур.
– А, – обрадовался Лоллий, – заходи, заходи. Мы как раз обсуждаем… – Одного взгляда на лицо Эбура было довольно, чтобы слова, которые готовы были вырваться у Лоллия испуганно замерли на половине пути и спрятались обратно.
– Господин, с сожалением вынужден оторвать тебя от твоих занятий. – Тон Эбура вполне соответствовал мрачному выражению его лица.
– Если это шутка, Эбур, то довольно дурная, – неуверенно произнес Лоллий.
– Господин, мне нет прощения.
– Эбур, не пугай меня. Мне и так страшно, – предупредил Лоллий.
– Я огорчен, господин.
– Ну, – требовательно спросил молодой человек.
– Боюсь, я вынужден сообщить плохие новости.
– Да говори же! – взмолился Лоллий.
– Конечно господин, – Эбур склонил голову. – Раб, убиравший в саду, обнаружил там труп молодой женщины. Безо всяких сомнений, она была задушена.
– Нет. Нет, Эбур. – Лоллий покачал головой. – Это не может быть правдой. Довольно убийств в моем доме. Слышишь. Хватит уже!
Лоллий взволнованно вскочил. Забытый всеми Парис тихонько пискнул, но на него никто не обратил внимания. Лоллий подбежал к двери и зачем-то выглянул во двор. Не обнаружив там ничего утешительного, вернулся к кровати. В последний момент передумал садиться и подскочил к Эбуру.
– Кто-то из наших рабынь?
– К счастью, нет, господин. Это куртизанка. Некая Эвридика. Она приходила к нам вчера. Я не счел нужным беспокоить тебя по этому поводу.
– Эвридика? Я не знаю ее. Эбур, я понятия не имею кто это.
– Несомненно это так господин. Насколько мне известно, эта дама не была тебе представлена.
– Тогда почему, Эбур? Что она здесь делает? Почему в моем доме? Почему в моем саду? Почему они все приходят, чтобы умереть здесь? Клянусь гребнем Горгоны, в Риме, что нет других мест! – Лоллий метался от одной стены к другой и орал. Даже сейчас, каким-то краешком сознания он понимал, насколько неподобающим является его поведение, но все равно не мог остановиться. Он подскочил к Эбуру и схватил его за плечи. – Я не хочу! Я не хочу, чтобы тут находили трупы!
– Моя вина, господин. Боюсь я дурно справляюсь со своими обязанностями. Мне горько признавать это, но отставка – лучшее чего я заслуживаю.
Мягкий, печальный голос Эбура подействовал на молодого человека как ведро воды.
– Нет, нет Эбур. Что ты такое говоришь? – Лоллий сжал плечи управляющего. – Я не могу остаться без тебя. Ты ни в чем не виноват. Никто не виноват. Только ублюдок, который все это сделал. Слышишь, Эбур. Я не отпущу. Я никогда не отпущу тебя. Ты лучший. В целом Риме нет никого лучше тебя.
– Спасибо, господин. Мне… тоже было бы тяжко расстаться с тобой, – Глаза управляющего влажно блеснули. – Я отдам распоряжения, о том, чтобы сад постоянно охранялся ночью. Было беспечно с нашей стороны игнорировать такую возможность для злоумышленников попасть в усадьбу. Тело убитой отнесли в морг. Я приказал навести о ней справки. Нужно будет известить семью, если она у нее есть и домочадцев.
– Ты всегда знаешь, что нужно делать. – Лоллий наконец отпустил плечи управляющего, отступил назад и рухнул в кресло.
*****
Укрыв голову полой плаща, Лоллий молился, стоя на коленях у домашнего алтаря. Никогда прежде Луций Лоллий Лонгин не отличался ни набожностью, ни благочестивым рвением. Выполнение обязательных для главы семейства обрядов он считал одним из самых скучных занятий на свете, и при любом удобном случае стремился его избежать. Теперь же он молился с жаром истинного неофита, так что его шепот громким эхом разносился по всему атрию.
Когда гости вошли, Лоллий не то, что не прервал молитву, но даже не повернул голову в их сторону. Юний потерялся по дороге: по просьбе Петрония Эбур увел его в одну из боковых комнат. Шокированный известием об убийстве Эвридики молодой человек полностью утратил волю к сопротивлению и, на какое-то время, вообще перестал воспринимать то, что происходило вокруг.
Наконец Лоллий закончил молитву, откинул плащ, и, медленно повернувшись к гостям, бесцветным голосом произнес:
– Петроний, ты уже знаешь.
– Эбур сообщил нам.
– Что мне делать? Боги прокляли мой дом. За что? Кому мне принести жертвы, у кого просить заступничества? – Лоллий вскинул руки к потолку.
– Лоллий Лонгин, ты не Нума Помпилий, – Петроний поморщился. – От твоей набожности разит кувшином фалерна.
– Да! Как просто тебе быть циником! – Лоллий вскочил на ноги. – Твой дом не превратили в скотобойню. У тебя не находят каждый день свежие трупы. А иногда не очень свежие. Ты не унижаешься перед префектом, рассказывая, как дошел до такой жизни. Ты знаешь, что будут говорить в Риме? Ты знаешь, что уже говорят?
Петроний пожал плечами.
– Я тоже не знаю, – признался Лоллий. – Но могу себе представить. Знаешь сколько в Риме бездельников, весь смысл жизни которых состоит в том, чтобы пересказывать друг другу сплетни. О-о-о… Какая это сплетня! Эту историю будут рассказывать год и два, а через десять лет ею будут пугать детей. «Луций Лоллий Лонгин сошел с ума», будут говорить они. «Он ловил проституток и гладиаторов на темных улицах и кормил ими подземных богов». «Дом ужаса», так они будут называть мой дом. Слышишь: «Дом ужаса».
На этих словах Лоллий резко шагнул вперед и, прежде чем приятель успел увернуться, крепко схватил его за плечи.
– Петроний, – молодой человек смотрел на всадника сверху вниз, – я хочу, чтобы ты его нашел. Нашел и наказал. Или отдал префекту. Я даже могу наказать его сам. Знаешь, я не кровожадный человек. Но когда я о нем… Я хочу знать кто. Я хочу знать из-за кого я лишился покоя. Я хочу знать, кто этот мерзавец, который осквернил мой дом.
Петроний мягко высвободился и отступил на полшага назад.
– Лоллий, если мне захочется посмотреть трагедию, я схожу в театр. Расскажи, что случилось.
– Что случилось? – Лоллий фыркнул. – Что обычно. У меня теперь это случается каждый день. Новый труп. Пора привыкнуть. Подумаешь, мертвецом больше, мертвецом меньше. А больше ничего, клянусь тремя головами Кербера. В остальном все в порядке. Никаких происшествий…
– Эбур сказал, что ее задушили, – перебил Петроний.
– Да. Как беднягу Бриарея, – подтвердил Лоллий и ворчливо добавил. – Довольно однообразно. Я хочу сказать, убийца мог бы проявить большую фантазию.
– Нет сомнений в причинах смерти? – уточнил Иосиф.
– Как я понимаю, ее осмотрел мой врач и вынес…, – Лоллий замялся, подбирая нужное слово, – диагноз. Или вердикт? Не знаю, как это правильно называется, но в общем что-то там он вынес. Он сказал, что ее задушили.
– Не сомневаюсь в компетенции твоего домашнего доктора, но у Иосифа больший опыт в том, что касается насильственных смертей. Я бы хотел, чтобы он осмотрел тело, – сказал Петроний.
– Пожалуйста. – Лоллий гостеприимно распахнул руки. – Мой дом готов предоставить ему богатую практику, в том, что касается насильственных смертей, – передразнил он приятеля.
– Иосиф, после того как осмотришь тело, поговори с человеком, который ее нашел, – распорядился Петроний.
– Конечно. – Иудей коротко кивнул.
– И узнай к кому она приходила, с кем встречалась, – продолжил Петроний.
– Она не приходила.
Лицо Лоллия расколола гнусная ухмылка. Такая гнусная, что Петронию немедленно захотелось ее смыть. Окунув хозяина дома в бассейн. И желательно подержав его там подольше. Видят боги, ему на сегодня было бы вполне довольно хамоватого юнца Юния Рустика, который всю дорогу вел себя словно напуганный ёж. Теперь и Лоллий решил продемонстрировать те качества, которые он видимо был склонен считать проявлением независимого характера. Однако, всадник сдержал свой порыв и с преувеличенной мягкостью поинтересовался:
– Что значит не приходила?
– Значит, не приходила. То есть приходила. Вчера днем. Приходила, походила, с Эбуром поговорила. А потом ушла. А потом нашлась. У меня в саду. Под моими кустами. Ты не в курсе – люди любят заглянуть в мой дом, чтобы их тут зарезали или задушили. Наверное, это какое-то специальное место. Наверное, мой дом родился под несчастливой звездой. – Кажется, Лоллий испытывал некое противоестественное удовольствие раз, за разом растравляя свои душевные раны.
– Ты хочешь сказать, что Эвридика покинула твой дом в добром здравии, а потом вдруг объявилась в виде трупа? И никто не видел, как она пришла во второй раз? – уточнил Петроний.
– Именно. Именно, – с победоносным видом подтвердил Лоллий. – Никто. По крайней мере, мой привратник ее точно не видел. И никто другой в доме тоже. Человеку уже не обязательно приходить в мой дом, чтобы, после смерти его труп обнаружился здесь.
– Любопытно. Очень любопытно, – Петроний задумчиво тронул бороду.
– Я не сомневался, что ты оценишь.
– В какой же части сада нашли тело? – вмешался Иосиф.
– Вот. Вот что приходит в голову. – Лоллий воодушевленно воздел вверх указательный палец, продемонстрировал его вначале иудею, а затем, видимо для большей убедительности, еще и Петронию. – Ее нашли в углу сада. Со стороны старой стены Сервия Туллия. Ровно в том месте, где сходятся внешняя стена и стена соседской усадьбы. – Сообщив это, Лоллий Лонгин многозначительно посмотрел на приятеля. Но, поскольку тот не спешил озвучить следующий из вышесказанного очевидный вывод, Лоллий решил стимулировать его мыслительные способности. – Никто не видел, как она входила ко мне в дом живой, но ее нашли здесь мертвой. Нашли у самой стены. В самом дальнем углу сада.
– Ты думаешь, ее тело подбросили, – уточнил Петроний, чтобы сделать другу приятное.
– А ты думаешь иначе? – Лоллий картинно удивился, затем его указательный палец снова взлетел в направлении потолка. – Но главное, откуда это тело могли подбросить? С улицы? Конечно, окрестности усадьбы с той стороны пустынны. Но, там стена. Пришлось бы принести лестницу, чтобы втащить тело. Люди ленивы и не любопытны, но человек, который втаскивает труп вверх по лестнице, наверняка мог привлечь чье-то внимание.
– А стена со стороны соседней усадьбы, как я заметил, не слишком высока, – сказал Петроний. – И к тому же, там есть подходящая калитка.
– Да. Клянусь гвоздями Прометея, в твоих словах есть смысл. Эти обстоятельства бросаются в глаза, не правда ли? – одобрительно заметил Лоллий и кровожадно добавил. – Думаю, нет никаких препятствий к тому, чтобы предъявить моему драгоценному соседу обвинение. Ты знаешь, друг Петроний, я не мстительный человек. Но, клянусь благими Эвменидами, я хочу, чтобы этот погонщик ослов ответил за все. Три трупа у меня в доме! Это уже слишком. Я сейчас же напишу префекту, и прошу тебя, мой друг выступить моим свидетелем. Я даже готов пойти в суд. Конечно, я не буду произносить речи и все такое, мы найдем подходящего юриста, но мой долг, моя священная обязанность перед Республикой – сделать все, чтобы убийца понес заслуженную кару.
Прежде чем Петроний успел ответить, вмешался Иосиф:
– Закон порой бывает беспощаден к цыпленку, но снисходителен к ястребу.
Лоллий недоуменно захлопал глазами. Петроний вздохнул. Даже он, несмотря на продолжительное знакомство, не всегда был в состоянии уловить смысл в витиеватой речи своего управляющего.
– У тебя слишком мало доказательств, а твой сосед слишком влиятельная персона, чтобы привлечь его к суду на основании одних только подозрений, – перевел всадник.
– Мало! Мало трех убийств! Во имя милосердия Марса, каких еще доказательств тебе нужно! – Голос Лоллия сорвался. Дежуривший рядом слуга подскочил к хозяину с чашкой воды и буря оскорбленных чувств захлебнулась.
Дождавшись момента, когда хозяин дома уже прекратил кашлять, но еще не начал говорить, Петроний поинтересовался:
– Тебе известны еще какие-то подробности?
– Подробности? Не знаю. Эбур говорил с ней. В первый раз.
– Тогда я лучше поговорю с Эбуром. – Всадник, уже был сыт по горло драматическими спектаклями. – А на твоем месте я бы успокоился, привел себя в порядок и набрался терпения.