– Может быть, это велосипедист в тебе говорит. Наверняка ведь те, кто мимо тебя шли, знали, что это не на их велосипед покушаются. Да и не похож ты на бандита, который станет посреди дня грабёж устраивать.
– Чикатило тоже на маньяка не похож был. «02» позвонить не долго.
– Тут ты прав, тут только суд решает… А я читал где-то, что это вообще проблема больших домов – народу вроде много, но человек не знает даже соседей по лестничной клетке. Поэтому всем на всё и наплевать.
– Ну так я тебе больше скажу – у нас не только дом большой, у нас с тобой и страна самая большая в мире. Поэтому всем на всё и наплевать.
– Да, тут есть над чем подумать…
Гриша прибрал рабочее место и Максим остался ждать опаздывающих маляров. Пока глазел в пустоту и думал о своём, через незакрытую дверь в кафе вошла невысокая старушка в странном головном уборе глубокого зелёного цвета – не то шляпка, не то капюшон с кружевами. Выглядел головной убор уместно и даже элегантно, но Максим таких никогда не видал и очень удивился. Платье на старушке было тоже зелёного цвета, но более светлого, чем шляпка, оттенка, и перемежалось узором из серых квадратов. Черепаховое такое. Старушка огляделась по сторонам и посмотрела на Максима:
– Здравствуйте! А зачем вы вывеску сменили?
– Добрый день! Решили переформатировать заведение.
– То есть у вас тут что будет? «Чухана»?
– Нет, здесь будет маленький «Караван-Сарай».
Старушка посмотрела с подозрительным недоумением:
– А какая разница?
Максим собрался с мыслями, чтобы ответить, но старушка театрально махнула кистью руки:
– Ладно. Главна-то штука, у вас пельмени-то развесные есть?
– Пока что нету. Мы ещё не совсем открыты – довозим оборудование, рекламу доделываем. Меню тоже нету, и я пока не могу вам с уверенностью сказать, будут ли какие-то полуфабрикаты в продаже.
– Жалко, если не будет. Дайте тогда стакан лимонада, чтобы я не зря ходила. Золотой ключик у вас есть?
Максим с оторопью пробежал глазами по кранам. Нашёл нужный, посмотрел, подключен ли он шлангом к кеге. Убедившись, выдохнул. Почему-то ему не хотелось огорчать эту старушку отказом:
– «Буратино» подойдёт?
– Да, его-то мне и надо!
– Сколько нужно? Стаканчик?
Старушка кивнула. Максим аккуратно налил сколько положено и протянул стакан:
– Пожалуйста.
Старушка сперва вдохнула аромат напитка, потом чуть отхлебнула, о чём-то задумалась. Помолчав немного, посмотрела в окно и обратилась к кому-то, кого в помещении не было:
– Да, а когда была я молода, то всё было, конечно… – Сама себя одёрнула. – Сколько я вам должна?
Максим ухмыльнулся на неработающую кассу и неподключенный платёжный терминал. Потом по-доброму улыбнулся старушке:
– Это вам подарок за лояльность. За то, что вы с нами, несмотря на смену вывески.
Старушка улыбнулась в ответ:
– Большое спасибо! И знайте, что если будете пельмени продавать, то я снова стану вашим постоянным покупателем – они вкусные у вас были. Я тут рядом живу, у пруда.
Старушка вышла из кафе с недопитым стаканчиком, а Максим тут же набрал Тимуру:
«Здравствуй! Народ прёт, хотя мы ещё не открылись:) Уже была гостья, спрашивала про пельмени вразвес»
«Привет! Круто! Только это тебе надо производство задействовать – п/ф не моя епархия. Будешь в офисе – спроси технолога».
«Понял, спасибо!»
V.
25.04.202…
В пустынной гористой местности цвета охры и зелёного цитруса стояли двое и разговаривали. Один повернулся к смотрящей широкой спиной – на нём был соловый плащ с гривастым капюшоном. Он держал на поводке большую и злую собаку: было видно, что собаке не нравится её положение, но она подчинялась силе и воле человека в плаще. Тот же, который стоял лицом, был её братом. Начало разговора она пропустила и теперь с пристальным вниманием ловила каждое слово. Говорил тот, который в плаще:
– …неужели она сожгла это полено в очаге?
– Да, представляешь, швырнула без раздумий, хотя потом и пожалела, – брат скривил губы в осуждающе-снисходительной усмешке. – Тогда у гинекократок была другая иерархия и по законам эпохи убивший дядю сын подлежал немедленному уничтожению.
– Жаль, что тот очаг не нарисованный был… – стоящий спиной хлопнул ладонью по крупу собаки и та покорно села на задние лапы. – Всё-таки хорошо, что те времена закончились.
– Да не то слово! Новая эпоха должна быть более справедливой и не такой замшелой со всеми этими отжившими своё вековыми традициями, с кондовым укладом, смысла которого уже давно не понимают ни те, ни другие. И ещё вопрос кому хуже – тем, кто сверху или тем, что снизу.
– Тут не поспоришь… Жалко, что я не смог вместе с вами пойти на того кабана – может, оно бы и иначе разрешилось, без склок и мордобоя. И тебя бы тогда тут не было…
Брат со всепрощающей нежностью посмотрел на говорившего:
– Тут ты прав. Уверен, ты бы его просто в одну каску завалил и никаких сомнений в главенстве и первенстве ни у кого бы не возникло. Потому что ты собою представляешь уже новую эпоху, когда не будет поводов для всех этих пересуд и ссор, когда всем всё станет понятно… Но я чего-то всё не о том. У меня ведь там сестра осталась, Дина. Одна теперь мыкается в своей клетушке неприкаянная. Может, ты бы присмотрел за ней, а?
– Конечно, хорошо. Я твою волю выполню, кой чем тебе обязан. Только где я её встречу, как найду?
– Найдёшь её…
Дина Мелехина проснулась в комнатке на втором этаже общежития на улице Восточной, дом 13. Посмотрела на портрет брата с чёрной ленточкой – кажется, только на днях убирала с него пыль, а он опять внимания требует. С нежностью протёрла стекло салфеткой и стало намного лучше. Дина накинула на свои атлетичные плечи халатик, забрала светло-каштановые кудри в хвост и посмотрела в окно, где в утреннем еле брезжащем свете на фоне железной дороги в море высокой жёлтой травы стояла водонапорная башня. На её баке чьей-то вольной рукой было написано то ли: «Будь любим!» то ли: «Будь любым!» – издалека было не разобрать. Раздобыть для этого бинокль Дина не могла, а взобраться на башню не решалась – мало ли как такой поступок в наши дни истолковать могут. К тому же эта многозначность была ей по душе, и она читала эти строчки исходя из настроения и ситуации.
Ситуация же теперь была не очень. До прошлого четверга Дина работала менеджером в оптике, но собственник помещения одноэтажного торгового центра, бывшего советского гастронома «Мечта», задумал провести ремонт и предложил арендаторам взять месячный отпуск. Хозяйка оптики решила использовать это как повод не платить полугодовой задолженности по аренде – устроила скандал и съехала. Не только из магазина, но и из посёлка. В один вечер. Совсем. Телефон не отвечал. Трудовой договор с ней был оформлен на четверть ставки, поэтому Дина, вздохнув, решила не пускаться по инстанциям.
Встал вопрос трудоустройства. На железной дороге места для специалиста в области товароведения и экспертизы качества потребительских товаров не нашлось, а идти работать в продуктовый не хотелось. К тому же Дина сочла это ещё и знаком свыше – пора расстаться с посёлком городского типа Лянгасово. Пришло время найти место в Кирове на Вятке, взять ипотеку и развязаться с общагой. Иного выхода Дина не видела: все её подруги давно пошли по этому пути. Ещё недавно Дина планировала начать своё дело, но желание это было, как грибной дождь в июльский полдень, когда искрящиеся капли падают с неба, но тают в воздухе и не достигают раскалённого асфальта, не приносят земле желанной влаги. Семечко желания не находило сил проклюнуться в серьёзные намерения: у Дины не было ни идеи, ни капитала, ни ниши.
Поэтому, найдя недурную вакансию в ООО «Кравец», она сразу записалась на собеседование. Ну и что, что на двух автобусах мотаться? Мера временная. К тому же под такое дело можно и братову «десятку» заправить – не зря же права получала?
Дина вышла из подъезда и пошла наискосок по двору, обойдя соседний дом с торца. Когда-то в том доме была прачечная, именно к ней вела эта лестница взвозом с торца. Но теперь на двери замок. Интересно, прачечная закрылась потому, что у всех появились стиральные машины или стиральные машины появились от того, что закрылась прачечная?
Дина прошла по обочине мимо школы, а потом пошла по тротуару к остановке. Слева был школьный стадион, а справа ряд киосков и торговых павильонов, в которых в разное время пытались торговать то хот-догами, то цветами, то мотылём, то автозапчастями, но неизменно возвращались к сигаретам, пиву и чипсам. Только хлебный киоск неизменно держался одного ассортимента. После перекрёстка был нарядный продуктовый магазин, куда Дину как раз и звали товароведом. Вот и остановка автобуса, до приезда которого, если верить расписанию, осталось пять минут.
На остановке толпились люди.
– Нет, с этими каши не сваришь, – сказал плотный мужчина среднего роста средних же лет и похлопал себя по карманам. Ничего не найдя, удивлённо взметнул брови, огляделся по сторонам, но спустя мгновение удручённо вздохнул. – Ладно, в город приедем – там куплю.
– А с кем ты кашу-то варить собрался? – спросил стоящий рядом худощавый ровесник.
– Да с этими всеми, – он махнул рукой куда-то вправо. – Тут на колёсной паре вертикальный подрез гребня выявил и пока с ним вошкался и под локомотивом ползал, то плечо как-то щёлкнул и оно будто не на место встало. Ноет. Вечером дома охлаждающей мазью натёр – ноль эмоций. Утром греющей – та же история. Пошёл, значит, к хирургу. Он меня пощупал, чего-то поцокал и на рентген отправил. В двух проекциях, говорит, нужно.
– На рентген-то хоть в нашу поликлинику отправил или в город, на Солнечную?
– К нам, слава богу. Но я такой технологии ещё не видал – там у рентген-аппарата станина залипла и, чтоб под неё пациента подладить, врач табуреточки выдумал. Одна табуретка полноценная, – мужчина неопределённо показал ладонью куда-то в район своего колена. – Это, видать, для детей, или для которых метр с кепкой, другая половинчатая, для девушек, – он скосился на стоящую рядом Дину, которая была выше его сантиметров на пять и закашлялся. – Мне он велел на цыпочки встать и плечо поднять – кое-как снял. Баскетболиста, наверное, он бы на корточки усадил.
– Блин, а в детстве я в больницу ходил, как в музей: на стенах мозаика, тепло, чисто, красиво… – он, зачем-то оправдываясь, скоро добавил: – Простужался я часто и мне кварцевой лампой светили то в горло, то в нос. Нравилось следить за песочными часами, когда их медсестра переворачивала…
– Тут так, музей, ага… Это сейчас – музей всяких древностей и рухляди, а в те времена железная дорога посёлок держала на балансе и всё путём было… Но я тебе не про то, а о том, что я два года назад флюорографию делал и ни на какие цырлы не вставал – нормально тот экран регулировался и врач его как хотел, так и вертел. А теперь подставки всякие, блин.
Страдающий плечом продолжал:
– Так хирург на эти снимки табуреточные посмотрел и сказал, что мне теперь надо блокаду делать.
– Блокаду?
– Я толком не знаю, но тут ничего хорошего ни разу нет. Я у врача напросился, чтоб перепроверить как-то и он меня к неврологу на консультацию отправил. Вот, поехал.
Худощавый встрепенулся:
– Блин, так ведь был же невролог в больнице! Как сейчас помню – женщина такая строгая, авторитетная. Я комиссию в училище проходил и с бодуна чёрт дёрнул прийти. Хирург, лор, окулист и ухом не повели – печати поставили: «годен», хотя от меня несло – только держись! А эта меня взашей выставила, совесть, говорит, имей.
– Крутая!
– Ага. Я потом без допуска на практику прихожу, что-то наврал… И получилось, что за меня начальник депо просить стал, чтоб пропустили. По телефону ей звонит, значит. Она говорит, хорошо, я печать поставлю – пожалуйста, парень-то по всему видать здоровый, одно что шалопай. Мне-то что – я на краю посёлка живу, а если вы за таких балбесов просите, то у вас скоро, как в Арзамасе будет. Так что если не на воздух взлетите, то под суд пойдёте. Хотите? Прямо сейчас его обратно отправляйте – все печати поставлю.
– Ну и чо?
– Ничего. Пришёл через два дня к ней, извинился. Она молоточком по коленке стукнула, присесть велела, в глаза мне посмотрела и допуск поставила. Хорошая была женщина. Кажется, Ниной Васильевной звали.
– Так это когда было?
– Так ещё Союз был…
– Ну вот. Союз был, а теперь нет. Невролога тоже нет.
– Ну да… Больница теперь нужна только потому, что на ней сотовая вышка стоит.
– Это да… А когда-то больница готова была принять пациента хоть с сибирской язвой, хоть с чумой бубонной – у них там какие-то отдельные автономные боксы были по последнему слову техники.
– А ты откуда знаешь?
– Это нам биологичка рассказывала, я-то много-ль понимал?
– А я не помню… Боксы автономные… Когда там десять лет назад труба котельной чуть на газопровод не рухнула, помнишь?
– Так вроде её шабашники разбирали, нет?
– Шабашники там только кирпичи потом грузили!
– Ну, кто знает…
– Зато как поликлинику отделали – шик!
– Была целая больница, а теперь только поликлиника… Скоро вообще один пункт фельдшерский останется! Кого лечить-то? Опустел посёлок!
– Да ну тебя тоже: «опустел». Вон, на Горе-то видел, чего настроили?
– Настроить-то настроили, а квартиры там кто купил? Сирот чуть не насильно заселили, так живут пока, ага. Пока дом не развалился!
– Ну вот и попёрло тебя опять…
– Так ещё бы!
Но тут к счастью подошёл автобус. Дина села у окна справа. Автобус развернулся и поехал обратно – обычно он ездил по Гражданской, но сегодня почему-то пошёл по Октябрьской.
– На Кошевого трубу прорвало, а на Гражданской у детского садика дорогу чинят, – кондуктор успокаивала возбуждённых пенсионерок на задней площадке.
Проехали мимо памятника погибшим воинам-лянгасовцам. Те, кто постарше, называли его Алёшей, а кто помладше – Серёгой каменным.
В плеере певец тянул ехидным голосом:
«Неизвестный солда-а-ат
Охраняет небо
Неизвестный солда-а-ат
Видит то, что мне не вида-а-а-а-ать
Неизвестный солда-а-ат
Делал то, что мне не делать
Неизвестный солда-а-ат
Бывал там, где мне не быва-а-а-ать! »
Дальше был стадион «Локомотив». Когда-то тут местные железнодорожники играли в футбол с милиционерами и пожарными, была хоккейная коробка, работала секция лыж, где Дина занималась биатлоном. Теперь деревянные трибуны сгорели, поле заросло, крыша здания обвалилась и окна смотрели чёрными провалами. Только над покосившимися воротами с трудом угадывалась выцветшая надпись: «Добро пожаловать!» и из кустов ещё где-то просматривалась олимпийская роспись. Той ещё олимпиады, не сочинской.
Четыре поколения успело смениться в посёлке: кто-то пришёл, увидел и построил; кто-то приехал в построенное, чтобы строить дальше – чтобы лечить, чтобы учить и идти дальше; кто-то родился, вырос и состоялся; кто-то родился, встал на ноги и на окрепших ногах ушёл за лучшей жизнью… Неужели всё придёт в упадок только потому, что госмонополия умыла руки и отказалась от неликвидной социальной ответственности? Жалко… Вдруг всё обернётся к лучшему и в сильно подешевевшем жилье тут станут жить бегущие от городского шума затворники – представители развивающихся новых профессий? Может, за пару десятилетий город разрастется до того, что Лянгасово станет частью Кирова не только на бумаге, но и в реальности? Дина надеялась, что уезжает не навсегда, что поворачивает не безвозвратно. По крайней мере, комнату в общежитии она передумала продавать.
Остановились у хлебокомбината. Автобус впустую открыл и зарыл двери. Дальше был Победиловский тракт – слева садоводство, а справа лесничество, где Дина занималась конным спортом. Да, конюшня в лесничестве тоже закрылась. Дина зевнула и постаралась задремать.
VI.
25.04.202…
Проснувшись раньше будильника, Максим поднял голову с подушки, скинул одеяло, заварил в чашке кофе и вышел с этой чашкой на балкон. Когда он только открыл глаза, то точно помнил, что о чем-то оживлённо беседовал с Мелехиным, но прозвищу Горелый, – другом, вместе с которым он когда-то учился в Рязани. После выпуска судьба их развела – Максим пошёл по специальности, а Горелый продолжил службу в рядах мотострелковой бригады в составе армейского корпуса. Друзья регулярно переписывались, созванивались и планировали после выхода на пенсию совместное дело начать, но Горелый нашёл покой в чужой земле. О чём беседовали во сне, Максим не помнил. Но повидать друга было приятно. Хотя бы так.
Потом Максим вспомнил второй сон, как будто он стирает свитер. Почему-то руками в большом тазу, а происходит это в каком-то тёмном деревенском доме. Свитер он не выжимает, а только полощет, чтоб не растянулось. Стараясь не замочить обутые в сланцы ноги стекающими струями, он аккуратно ступает и выносит свитер на улицу. Вешает свитер на верёвку в огороде – за забором огорода небольшой холм, на холме электроподстанция. Уходит в дом и тут вспоминает, что нужно спешить, иначе опоздает и кого-то подведёт. Он впопыхах ищет куртку, но её нет. В платяном шкафу тоже пусто. Получается, что кроме выстиранного свитера надеть нечего. Он выходит в огород, но на верёвке ничего нет, зато в углу заросшего терновником огорода промелькнула фигура. Максим бежит следом и видит в поле большой одноэтажный дом барачного типа, дверь которого хлопнула. Он – следом. У Максима промелькнуло, что в этом поле никакого дома раньше не было. За дверью тёмный коридор и четыре освещённых изнутри дверных проёма. Максим вошёл в первый левый, там у стены большая спаренная двухъярусная кровать: на нижней кровати сидит мальчик лет тринадцати, смотрит в никуда, в стену и сжимает в руке свитер Максима. Отдай! – нет реакции. Максим тянет – мальчик не пускает. Макс дёргает сильнее, вырывает свитер, но с ужасом замечает, что сломал мальчику пальцы – те безобразно вывернулись в разные стороны, но подросток не издаёт ни звука, а продолжает сидеть и глядеть в стену.
– Он наркоман, не обращай внимания, с ним всегда так, – раздаётся голос с верхнего яруса кровати. Макс прижимает к себе заиндевевший свитер, спешит выйти, но ему становится интересно, что в других комнатах дома. В комнате направо стоит такая же кровать, но там не мальчики, а девочки в неглиже. Макс тушуется и выходит. Проходит по коридору дальше и поворачивает налево – там спиной к нему сидит женщина лет сорока за педальной швейной машинкой и усердно работала. Не видно, что ещё в этой комнате – окон нет, а настольная лампа светит, как в светотени Караваджо и кажется, что женщина с машинкой парят в пустоте. В комнате по коридору направо на пружинной кровати в длинной ночной рубашке сидит старуха и вглядывается в темноту. Торшер освещает её так же, как и швею – казжется, что она на своей кровати парит в пустоте, но это уже не Караваджо, а Рембрант. Макс выходит из комнаты и почему-то сразу оказывается рядом с выходом. Он оборачивается назад, но дверных проёмов больше нет и за спиной только тёмный коридор. Поёжившись, он выходит из дома и оказывается у водонапорной башни рядом с железнодорожной станцией. Максим надевает оледеневший свитер и бежит. Бежит, хрустя сгибами локтей, бежит, перепрыгивая через забор, бежит, огибая с торца дом со взвозом – бежит к автобусной остановке. Тело разогревается от бега и свитер начинает таять, облепляя торс и принося мучительно-мерзостную морозящую муку, растекающуюся невыразимым ужасом по всем жилам, до кончиков пальцев рук и ног. Б-р-р-р-р! Именно от этого Максим проснулся и теперь стоит на балконе, пьёт горячий кофе и пускает светлый дым в серое небо.
Пора было идти в офис, чтобы задавать вопросы и получать на них ответы. Максим вздохнул и пошёл собираться.
Обычно в прихожей офиса на длинном кожаном диване своей очереди дожидаются посетители отдела кадров, соискатели. Но сегодня там почему-то обосновался Тимур Артамонов. Бренд-шеф сидел посреди дивана – он раскинул длинные руки по спинке и запрокинул голову. Максим обрадовался, что сразу встретил того, с кем хотел начать разговор в первую очередь.
– Здравствуй, Тимур! Ряд вопросов к тебе имею! – Макс протянул широкую ладонь для рукопожатия. Тимур недоверчиво, оценивающе посмотрел ему в глаза и пожал руку в ответ.
– Я всегда рад, когда вопросы возникают – значит, дело движется. А если вопросов нет, значит, дела тоже нет.
– Вот, да – с этим не поспоришь… Так вот. Слушай, куда повара вчера пропали? На кухне один Гриша, хотя вроде должна быть и Наташа, и Азиз, и стажёр. Разве нет?
Тимур сокрушённо, с нарочитым сожалением покачал головой:
– ЧП. Непредвиденные обстоятельства, – Тимур подвинулся на диване, чтобы освободить место Максиму. – Ты в курсе, что жена Василия Кошкина открыла ресторан швейцарской кухни «Монблан»?
– Нет, не в курсе… Я от гастрономической светской жизни далёк и в компании недавно – в процессы не погружён.
– Вот что не погружён ещё – это повезло! Но всё придёт со временем, погрузят… Ну, не важно. Этот «Монблан» – рестик рядом с заводом. Там не столько ресторан, сколько СПА всякое: пивные ванны, аквазона с дискотекой… Не суть. Суть в том, что проект висел не первый год – то оборудование из-за санкций на границе встанет, то мрамор на отделку не того цвета привезут, то продухи в цоколе забило и перекрытия сгнили, то шеф заграничный устал ждать и в другой проект вписался, то вдруг придумают из тирольской кухни швейцарскую делать… – Тимур вздохнул. – А здесь наконец срослось – и достроили, и оборудование привезли, и концепцию согласовали, и шефа нашли, и команду набрали. В ту пятницу открылись. Помпезно, с апломбом: всю выпь собрали, какую только можно было – не только местный бомонд, но и несколько знаменитостей федерального уровня. И кухня, и зал отработали на высшем уровне, то есть не просто тебе креветки с руколой, а, вроде… Я почти поверил, что в Женеве оказался! Сильным града сего тоже понравилось и зашло на ура, но… – Тимур посмотрел на Максима глазами собаки, которую не берут гулять.
– У губернатора живот скрутило?
Тимур ошарашенно вздрогнул, словно очнулся от дремоты:
– Если бы! Шеф новоиспечённый на радостях налопался в хлам. И ладно бы один, так с обоими су-шефами. Жена Василия Всеволодовича пошла с успехом поздравить, похвалить, а они там на кухне раком стоят… Кто таких держать будет? Всем троим обратный билет выписали – и пусть спасибо скажут, что авансы вернуть не потребовали! Представляешь, этот паразит перед вылетом, пока не протрезвел ещё, успел всему составу написать: «Я покидаю проект, завтра на работу не выходите». Короче, почти всю команду потеряли.
– А «Караван»-то тут при чём?
– А «Караван» при том, что это единственное заведение, где весь состав поваров есть. Вот нас и попросили поддержать этот «Монблан» на своих плечах, пока новых наберут. А я эту кухню поверхностно знаю, на отработках был постольку-поскольку… Вот и выкручиваемся теперь всеми силами. Из-за этого Наташу с Азизом мобилизовали, и стажёр оказался при деле.
– Хм… И как долго это продлится?
– Думаю, недолго. Уже нашли новичков, но их ведь сразу не поставишь, правильно?
– Правильно-то правильно, это я всё понимаю, – Максим немного повысил тон, – Но и у меня ведь открытие на носу, два корпоратива уже запланированы, а работать некому.
– Два корпоратива? Да ладно?! – Тимур встрепенулся, как увидевший утку пудель.
– Да. Хоккейная команда и день рождения у местной владетельной госпожи. Примерно через месяц.
– Уф… Через месяц в «Монблане» всё спокойно будет – на следующей неделе из Валахии шеф приедет. Как раз того, которого два года назад приглашали, но он зарплату хотел строго в евро, а наши из-за скачков курса на рублях настаивали… В итоге нашли того алкаша татарского… Теперь назад отыгрывают – уже и на евро согласны, и подъёмные вдвое увеличили. Скупой ведь дважды платит, да? – Тимур грустно улыбнулся. – А к тебе я уже в пятницу на весь день отправлю Вову и Азиза с Наташей. В субботу к ним добавятся повара холодного цеха – тоже толковые ребята. До следующей недели всё порешаете.
– Ну, тогда и дай бог, пусть так. Ещё по меню вопрос. У меня тут про мусаку спрашивали – можем ли такое блюдо организовать?
– Мусаку? Да ладно? В меню?
– Нет, на день рождения просили.
– Ничего там у местных запросы!
– Да это женщина очень интересная, по Криту сильно скучает.
– Интересная и скучает… – с хищным намёком Тимур поднял брови. – Но если по Криту, то тогда понятно. Будет ей мусака.
Максим согласно ухмыльнулся, будто он такой же хищник диванный:
– А само меню-то посмотреть можно? Если всё отснято, говоришь.
– А тебе его не давали ещё? Да ладно? – Тимур чуть не подпрыгнул на месте. Осмотрелся по сторонам и ткнул рукой в сторону сидящих за столами менеджеров. – Вон, отсюда вижу – целая стопка у Пети на столе лежит. Вот он Несси грёбаный!
– Чего?
– Ну, чудище Лох-Несское! Ничего ведь этому коню доверить нельзя – он тебе его позавчера отдать был должен! И тему официантов обсудить, и летник согласовать.
– Так я со Светлановичем всё как-то на улице встречался…
– А этот не додумается ведь… Набобом сидит, мать его… Пуп земли! Ну, на то и недоумок. Ты на него не сильно полагайся, он клоун! Но гонору…
– А он кто вообще?
– Вот убей – не помню. Он дипломом своим очень гордится, машет им постоянно… Он то ли специалист по гостиничному бизнесу, то ли технолог пищевого производства. А тут совмещает должности бухгалтера-калькулятора на время учётов, а в остальное время закупками заведует. Сивый мерин!
– А почему тогда он мне меню передать должен?
– Потому что PR -директор на больничном, а маркетолог уволился… – Тимур вдруг вспыхнул. – Потому что мы в «Кравеце» работаем!
Если бы у Тимура был загривок с шерстью, то он бы встал дыбом. Но шеф быстро пришёл в себя:
– Пока это всё тащит Светланович, так что к нему обращайся по всем вопросам, помимо кухни. Всё, что по кухне – ко мне.
– Ок. Тогда спрошу по полуфабрикатам. Обрадуем старушку?
– Думаю, да. У меня лепщица пять на два работает, старается: хинкали, пельмени, манты, самса – что будет нужно, то и привезём. Только говори заранее, за пару дней.
– Значит, совсем хорошо. Знаешь, после предыдущего разговора с тобой мне показалось, что ты настроен скептически по поводу малого «Каравана». Теперь я думаю, что ты просто устал, вымотался.
– Ну, тут ты в точку попал. – Тимур встал, пренебрежительно посмотрел по сторонам и протянул Максиму руку. – Давай, до связи. Пойду дальше доматываться.
– Тогда пожелаю сил и удачи. До связи!
Энергичными пружинистыми шагами – хвост пистолетом – Тимур вышел. Макс встал с дивана и пошёл туда, где сидел Петя.
Пётр был чуть старше Максима, высок ростом, телосложения среднего и долговязого, с длинным туловищем. Светло-русые, белёсые волосы на голове были пострижены полубоксом, а трёхдневная щетина на бледном лице была как манная крупа. Под глазами тёмные мешки, похожие на трёхдневные синяки. Но синяков и кровоподтёков Максим много перевидал, когда занимался единоборствами. Лицо бойца с фонарями, полученными на ринге или татами, всегда лучилось счастливой силой и радостной уверенностью, а лицо Петра носило следы бессонных и безрадостных кувырков и переворотов до утра с подушкой и под одеялом. Удивлённая испуганная ухмылка не сходила с его лица. Это лицо показалось Максиму знакомым.
– Добрый день, я Максим Брусин, управляющий новым «Караваном» – представился Максим и протянул технологу руку. Тот как-то боязливо полуподнялся со стула, однако рукопожатие оказалось неожиданно крепким.
– Да, наслышан. А я Пётр, технолог здешний. Хотя пока вот и швец, и жнец…
– Ну, да. Время сейчас такое, универсальности требующее, – Максим посмотрел на стол, где лежала стопка меню. – Но я ведь не только познакомиться, но меню забрать.
– Да, я вот всё поджидал тебя…, – Петя вдруг одёрнулся. – Ничего, если я на «ты»?
Максим согласно кивнул.
– Так вот я всё тебя в офисе поджидал, да так и не дождался. Я ж не знал, что вы с Владимиром Светлановичем прямо с крыльца стартуете!
Максим тем временем взял со стола меню и листал, периодически щуря глаза. Пётр проводил забираемое меню глазами и с горькой тоской посмотрел за левое плечо Максима.
– Ага… Так вот, по официантам и персоналу, – Пётр собрался с духом, чтоб отвлечь Максима от меню. – Так как кафе у вас пока маленькое, принято решение должности официантов и курьеров объединить – всё равно на первых порах полной посадки не ожидается. Обязанности администратора на себя возьмут бармены. Поставишь их в перекрёстный график два на два – и вперёд.
– А когда я с ними познакомлюсь?
– Как? Я думал, что анкеты были с тобой согласованы…
– Об этом впервые слышу.
– Ну, ёк-макарёк… А мы с них уже и мерки сняли, и форму заказали…Они уже неделю стажировку проходят, – Петя полез в папку для бумаг, достал какой-то договор и протянул Максиму. – И подпись, смотри, твоя!
Максим удивлённо взял в руки бумагу, которая оказалась договором с ателье о пошиве четырёх комплектов формы. Внизу стояла печать «Кравеца» и стояла подпись управляющего.
– Так это не я, это же предыдущий управляющий распорядился!
– Блин… Ох и контора у нас… Я тогда так понимаю, что про скамейки и летник ты тоже ничего не знаешь?
– Ты всё правильно понимаешь.
– Да… Вот тогда, гляди, – Пётр протянул ещё какие-то договоры.
Максим посмотрел:
– Двести тысяч за одну скамейку? Вот за эту, которая на фото?
– Таких скамеек будет две…
– Две по двести?
– Ага, – Пётр понимающе округлил глаза и вскинул брови. – Дизайн очень понравился Василию Всеволодовичу, и он распорядился установить именно такие.
– Нет, я не спорю, тут уж хозяин-барин…
– Именно так. Настоящий барин при покорной челяди, – Пётр отвёл голову в сторону, посмотрел куда-то и повернулся обратно. -Но сейчас не об этом. Ты лучше вот, по летнику посмотри. Предыдущий управляющий только схемку нарисовал на три столика. Перепроверь, пожалуйста, соответствуют ли его измерения действительности, и я передам в технический отдел, чтоб к середине мая они уже монтировали летнюю веранду.
Максим посмотрел карандашный набросок. Было непонятно, где должна будет располагаться летняя веранда – между главным входом в кафе и входом для персонала или с торца здания на газоне.
– А такое решение согласовано с местной администрацией?
– Этим наши юристы занимаются… На этот счёт не парься – тут когда говоришь «Кравец», все подразумевают завод, а завод – фигура значительная. Опять же наше дело – эстафету передать, а дальше уже не наша ответственность. Пусть хоть до Нового года валандаются.
– Ну, ладно, – усмехнулся Максим. – Слушай, ещё хотел спросить. Я под барной стойкой видел тревожную кнопку вызова вневедомственной охраны… – при этих словах Пётр сжался, а Максим щелкнул пальцами. – Да! Точно! Ты ведь в «Шилкрафте» работал, технологом по колбасе?