– Ты станешь моим мужем? – вдруг, неожиданно для себя, тихо спросила Ольга Александровна, и нежно взяв сантехника за руку, с надеждой посмотрела ему в глаза.
Не веря своим глазам и ушам, ошарашенный предложением, от которого невозможно отказаться даже под страхом смертной казни, сантехник, молча, опустился на колени, поцеловал ручку Ольги Александровны и, прижав её к своему сердцу, согласно кивнул головой.
Так и пошли они вместе по жизни, держась крепко за руки. Прожили долгую, счастливую, совместную жизнь, никогда не ссорились и не «капали» друг другу на мозги. Лишь из кухонного крана, бронзового СИМВОЛА их нержавеющей любви, иногда капали слёзы счастья, торжественно напоминая им о том судьбопроводном «стечении» обстоятельств, после которых их сердца слились в одно целое и начали биться в унисон с краном:
«ТУК-ТУК», «КАП-КАП», «ТУК-ТУК», «КАП-КАП».
ЮБОЧНИК
В одно прекрасное, раннее, весеннее утро, проснувшись в постели очаровательной и совершенно незнакомой блондинки, Роман Григорьевич, зевая, вдохнул заполнивший спальню нежный аромат духов хозяйки, перемешанный со сладким запахом любви, которой они занимались всю ночь. После чего, огорчённо сделал вывод о том, что превращается в самого обыкновенного БАБНИКА. И дело не в том, что он уже был женат три раза, поочерёдно уходя от супруги к любовнице, и не в том, что где бы он ни работал, он везде заводил служебный роман. Просто, он очень любил женщин и не мог пропустить мимо себя ни одной юбки.
При этом он не считал себя «кобелём», запрыгивающим на первую, попавшуюся на его пути, «сучку». Ни сексуально-озабоченным придурком, который трахает без разбору всё, что шевелится. Ни половым агрессором-рекордсменом, который, ради спортивного интереса, пытается поиметь наибольшее количество баб. Ни сексуальным эстетом-коллекционером, срывающим невинные «цветки» девственности. Он чувствовал себя ИССЛЕДОВАТЕЛЕМ, путешествующим по тайным тропам женской души и тела, пытаясь отыскать и разгадать ту единственную загадку, которая, как известно, есть в каждой женщине. И как только он «открывал» для себя очередную женскую суть, он, словно мореплаватель, отправлялся на поиски новых, ещё неизведанных им таинственных и необитаемых «островов». Таких, абсолютно разных, жарких, холодных, экзотических, диких, неприступных, но безумно красивых «островов». Чтобы найти очередное «сокровище» и, воткнув свой «флаг» в благодатную и покорённую им «почву», обогащённым и удовлетворённым вновь отправиться в очередное романтическое «плавание».
Что касается того «берега», к которому он «причалил» минувшей ночью, и спящей рядом блондинки, то их любовная история началась около года назад, когда он впервые увидел этого кудрявого ангела с голубыми, как небо, глазами в обменном пункте валюты одного местного банка. Этот банк находился неподалёку от его работы, в нём-то она и работала кассиром, а он с каждой зарплаты покупал в этом банке одну стодолларовую купюру и откладывал её в свой тайничок, расположенный в днище домашнего цветочного горшка с растущим из него «денежным деревом». Этот ежемесячный ритуал был посвящён его мечте, которая, по подсчётам Романа Григорьевича, должна была сбыться ровно через десять лет, превратившись из зелёненьких долларовых бумажек в чёрный, новенький, блестящий мотоцикл марки «ХАРЛИ-ДЭВИДСОН».
Каждую ночь «Харлей» снился Роману Григорьевичу, и его грубое рычание действовало на крепкий сон мечтающего, лучше всяких колыбельных и снотворного. Он, как медведь в зимней спячке, лежал в своей кровати, словно в берлоге, и, рыча во сне в унисон с мотоциклом, мечтал проспать все эти десять лет как одну ночь, чтобы проснуться и обнаружить возле себя свою мечту. Но каждый раз, просыпаясь, он обнаруживал возле себя, не рвущегося на асфальтированную волю ретивого, «железного коня», пыхтящего парами бензина, а спящих красавиц, пахнущих парфюмерным букетом французских цветочных лугов.
Слабый пол был тем единственным сильным средством, способным смягчить разочарование от пробуждения и немного отвлечь его от мечты. Девушки были для него успокоительным средством, НАРКОТИКОМ, злоупотребляя которым, он со временем «подсел» на это нехитрое, приятное дело и стал сексуально-зависимым от женского «обезболивающего». В связи с этим, он щедро тратил, оставшуюся после покупки стодолларовой купюры, зарплату, на свой внешний вид и донжуанские аксессуары: цветы, духи, шампанское. Чтобы при помощи этого «арсенала» кружить головы наивным дурочкам и обменивать всё своё мужское обаяние на «дозу» заветного тестостерона, который, устремляясь по венам, уносил его в прекрасный мир наслаждений и экстаза.
Копить деньги он начал ещё в двадцать три года, после того, как впервые увидел мотоцикл в автомобильном журнале и влюбился в него с первого взгляда. С тех пор, вырванная страница из журнала висела над его кроватью в рамочке как дорогая проститутка в витрине улицы «Красных фонарей» и, дразня его своими железными, блестящими формами, стимулировала его к накоплению необходимой суммы.
Спустя девять лет, ровно за один год до «дня рождения» его мечты, к тридцати двум годам, у него уже было накоплено десять тысяч долларов и попутно «съедено» около сотни женских сердец. К некоторым он привязывался и даже женился на них, но они не дотягивали до его тарахтящей мечты, со временем «приедались», а их наркотическо-успокоительный эффект угасал. Его избалованное сознание требовало новых, более сильнодействующих женских чар, спонтанно вспыхивающих и горячих, как огонь. Тогда, чтобы высечь в себе эту опасную «искру зажигания», он пустился «во все тяжкие» и начал соблазнять девушек на вечеринках (уединяясь с ними в туалете), на последних рядах кинотеатров, в отдельных vip-залах ресторанов, на заднем сидении такси (во время поездки), на лестничных клетках подъездов (облокачивая на перила случайно встретившихся на его пути незнакомок), в лифтах, в примерочных кабинках магазинов, в процедурных кабинетах медицинских учреждений, и даже над городом, в кабине башенного крана. Да, да. Не удивляйтесь! Трахать женщину на стометровой высоте, представляя её «принцессой», заточённой в высокой башне средневекового замка, предварительно «убив» пол-литрового «зелёного змия», это вам не банальные ролевые игры в «сантехника», «медсестру» или «горничную»… Такой «грязный» секс оставляет в памяти несмываемые следы. Ведь балансируя между жизнью и смертью на невероятной высоте наслаждения, от остроты ощущений захватывает дыхание, а пульс зашкаливает, как у пассажира «Титаника», прижавшегося, будто в последний раз, к «корме» незнакомой дамы.
Экстремальный оттенок «башенных» и «безбашенных» сексуальных приключений Романа Григорьевича давал нужный эффект. Вырабатываемый адреналин был очень похож на мотоциклетный и с лихвой заполнял пустующие душевные «баки» хозяина «горючим»-заменителем. От этого «топлива» он «заводился» с пол-оборота даже от самого незначительного намёка на секс и, бросаясь в этот круговорот страстей, разгонял свой сердечный мотор до таких оборотов, что темнело в глазах. Ему было достаточно слегка задравшейся юбки секретарши их конторы, вздымающейся от волнения груди соседки, застрявшей с ним в лифте, распахнувшегося халатика медсестры, измеряющей ему давление. Подобные ситуации пробуждали в нём звериный инстинкт, и он, как змей-искуситель, спокойно, но в то же время уверенно, обвивал тело своей жертвы, нежно воздействуя на эрогенные зоны, шепча ей на ушко комплименты с обещаниями любви и верности. А когда загипнотизированная, окончательно ослабшая и не способная сопротивляться особа доверчиво отдавалась ему, он входил в неё и жалил её прямо в сердце. Он как паук-сердцеед, везде расставлял свои сети очарования, чтобы случайно залетевшая в них хорошенькая «муха», оказалась в его крепких и цепких лапах. Да и сами «мухи» с удовольствием роились вокруг холостого «паука» и были не прочь «залипнуть» в его паутине, думая, что она намазана мёдом. К «мухам», добровольно залетающим в его объятия, он относился как к ежедневной, необходимой для здоровья, сексуальной «пище» и «ужинал» ими в серые будни. А вот в выходные и в праздничные дни, он предпочитал пировать более важными «птицами». Породистые и изысканные «пташки», приманенные и прикормленные сладким романтизмом Романа Григорьевича, кокетливо щебетали о своей красоте, уникальности и важности своего положения в обществе, при этом грациозно изгибаясь и дразня Романа Григорьевича своими ухоженными пёрышками. А он, как «детектор лжи», фильтровал их райские песни, пытаясь услышать в них истинные нотки их тайных желаний. И как только ему удавалось уловить вибрации струн их тоскующей души и «сыграть» на них, «важные птицы» тут же превращались в похотливых, кудахтавших в порыве страсти, куриц с отлетающими в разные стороны перьями.
Иногда его «либидное» любопытство выходило не только за пределы физиологических границ дозволенного, но и за территориально-географические границы. Так, однажды, находясь на отдыхе за пределами нашей Родины, в одной южной экзотической стране, ему вдруг сильно захотелось «разгадать» афроамериканскую «загадку» на иностранном языке. Он увидел её в экскурсионном автобусе во время поездки к местным достопримечательностям. Её темнокожее сочное тело сильно контрастировало с белоснежной улыбкой, беленькими шортиками, обтягивающими упругую попку, и такого же цвета майкой-боксёркой с торчащими под ней не зачехлёнными в бюстгальтер сосками. На голове девушки была надета фирменная бейсболка с названием отеля. Она стояла возле водителя автобуса в проходе между рядами на фоне переднего лобового стекла. Плывущий за стеклом живописный пейзаж просвечивал сквозь силуэт её модельной внешности, очерчивая контуры её сексуальной «рельефности». Её ухоженные ручки эротично прижимали ко рту микрофон, в который она что-то монотонно бубнила. Роман Григорьевич с трудом понимал, что она говорит, так как не был силён в английском, да и похожа она была (по его мнению) больше не на экскурсовода, а на рэп-звезду, поющую в автобусе перед своими фанатами. Ведь большинство мужчин в автобусе с любопытством рассматривали экскурсовода, вместо того, чтобы смотреть вместе с жёнами по сторонам.
После экскурсии по каким-то древним, облезлым, и достаточно грязным (в бытовом смысле) значимым местам города, Роман Григорьевич, с зудящими в паху столь же «грязными» (как достопримечательности) мыслями, подошёл к немного утомлённому поездкой и жарой экскурсоводу. Объяснив на «ломаном» английском, что его безумно заинтересовали местные красоты, но в связи с его несовершенным английским языком он, к сожалению, не смог сполна насладиться колоритом этих прекрасных мест, предложил за отдельную плату провести для него дополнительную экскурсию, чтобы утолить его информационный голод и удовлетворить его возросшее любопытство. Девушка, увидев в руках Романа Григорьевича стодолларовую купюру, гостеприимно согласилась более подробно познакомить гостя не только с современной архитектурой города, но и с красивейшими местами пригорода, когда у неё будет выходной. И уже спустя два дня, Роман Григорьевич, спустил вырвавшуюся из него сексуальную энергию и наполнил ею, лежащую и постанывающую под ним экскурсоводшу. Место, где это произошло, было памятно тем, что именно здесь и зародилась известная на весь мир кофейная плантация. Но в тот момент, благодаря шустрому «семени» путешествующего туриста, хлынувшему в «бухту» гостеприимной хозяйки, это место стало памятно ещё и возможно зародившимся плодом будущего человека с кофейным цветом кожи и русской душой. Занимаясь в кофейных кустах любовью с туземкой, перешедшей во время совокупления с английского языка – на местный, Роман Григорьевич представлял себя грубым рабовладельцем, наказывающим собирающую кофе рабыню за недобросовестный, по его мнению, труд. Запах кофе, смешавшийся с запахом вспотевших тел, глубоко въелся в память Романа Григорьевича и, с тех пор, каждый раз, когда он пил кофе, этот запах напоминал ему тот «горячий шоколад», который он жадно «испил» в тех кофейных плантациях.
«Сорвав» и попробовав экзотический «плод», сексуальный аппетит Романа Григорьевича не на шутку разыгрался, и, вернувшись из отпуска, он захотел вкусить ещё и запретный…
Жена директора медицинского центра, где работал Роман Григорьевич, серьёзно увлекалась большим теннисом. На неё-то он и «положил» свой отдохнувший глаз.
Её фотографии в короткой юбке и с большой ракеткой были развешены по всему кабинету босса, и в те недолгие моменты, когда босс вызывал Романа Григорьевича к себе, чтобы отчитать за недобросовестный, по его мнению, труд, Роман Григорьевич, виновато уставившись на висящие за спиной босса фотографии, мысленно заталкивал свой толстый член в его жену, а её толстую ракетку, мысленно, заталкивал в задницу орущего на него руководителя. И когда босс, в очередной раз, «спустил на него собак», он твёрдо решил спустить своих «спермотвеллеров» – на его жену. Причём НЕ МЫСЛЕННО, как обычно, а наяву. Так сказать, чтоб было за что «получать». Притворяться любителем тенниса, чтобы постепенно и издалека «подкатывать» к жене босса свои, чисто выбритые и блестящие как у кота, яйца, он не стал, а решил действовать нагло и прямолинейно.
Подъехав к дому босса, он постучал в дверь. На пороге появилась заспанная супруга руководителя в коротеньком шелковом халатике. Осмотрев незваного гостя с ног до головы и, узнав в нём коллегу мужа, зевнув, заметила, что они с мужем, вероятно, разминулись, так как её муж минут двадцать назад уехал на службу. Роман Григорьевич объяснил ей, что её муж так торопился на работу, что забыл дома совесть, которая не позволяет ему кричать на подчинённых и что он, во что бы то ни стало, должен отыскать эту потерянную совесть и отвезти её боссу. Легонько оттолкнув в сторону недоумевающую и ничего непонимающую молодую женщину, Роман Григорьевич бесцеремонно вошёл в дом и приступил к поискам.
– Что вы себе позволяете? – требовательно вопрошала женщина, на ходу протирая заспанные глаза, думая, что ей это всё снится.
– Мне неприятно, что ваш муж орёт на меня НИ ЗА ЧТО. Я понимаю, что он босс, но моё терпение лопнуло! И держитесь от меня, пожалуйста, подальше. А то моё лопнувшее терпение может забрызгать и испортить ваш элегантный халатик, похожий на праздничное платье королевы Британии с выпускного бала по поводу окончания школы, – бархатным басом предупредил Роман Григорьевич и, нежно «прогладив» взглядом обтягивающий «точёную» фигуру женщины халат, продолжил наигранно заглядывать в шкафы, под стол и под диван.
От такого пронизывающего сквозь халат взгляда, по телу женщины побежали мурашки.
– Может вы приедете, когда муж будет дома и вместе с ним поищете его совесть? – «растаяв» от неожиданного комплимента, смущённо предложила женщина, сменив тон – на более доброжелательный, и слегка покраснела.
– Благодарю вас, но моя брутальность не поддерживает все эти гомосятские игры и не позволяет моей ориентации менять «курс». Не хочу вас разочаровывать, но дяденьки не в моём вкусе. Я убеждённый ЖЕНОЛЮБ.
– Аааа.. Кажется я догадалась! Вы чужих ЖЁН ЛЮБите? – тем же ироничным тоном, кокетливо, с нотками еле заметной ревности, спросила жена босса и пристально посмотрела в глаза Романа Григорьевича, чтобы проследить за его реакцией на услышанное.
– А я догадался, где прячется его совесть. Она утонула в ваших глазах и увязла в глубинах вашего любвеобильного сердца. Он может и хотел бы вернуть её взад, но вы ему «НЕ ДАЁТЕ». Вот он и злой, как собака, – эротичным шёпотом, не двусмысленно, намекнул Роман Григорьевич, не отводя глаз от постепенно увеличивающихся от возбуждения зрачков женщины. – Может, мне удастся кончиком языка зацепить его увязшую совесть и вынуть её из глубин вашей души? – спросил Роман Григорьевич, и, не дожидаясь какого-либо ответа, крепко прижав к себе женщину, жадно впился в её рот.
Через полчаса, полностью удовлетворённый физической компенсацией, уплаченной женой босса за моральный ущерб, причинённый её мужем, без всякого угрызения совести, «пометив» очередное семейное «гнёздышко», Роман Григорьевич (в ранге неофициального заместителя босса по супружеским обязанностям) отправился на работу, чтобы лично вручить образные рога этому бешеному «оленю» и повесить их у него в кабинете над головой вместо портрета его жены-«пенисистки».
«Разряжаться» и успокаивать нервы таким способом Роману Григорьевичу приходилось достаточно часто, и своё раздражение он часто «топил» не в вине, а именно в бурлящей в нём страсти, беспощадно бросая возникающие стрессовые ситуации в пучину секса и разврата. Выражаясь спортивно-борцовским языком – переводя оппонента в «партер», укладывая инициатора конфликта в лежачее положение. После одного такого «спарринга» между Романом Григорьевичем и соседкой-собачницей, трёхлетняя война переросла в крепкую «соседскую дружбу».
Дело в том, что обожающая собак соседка, живущая над Романом Григорьевичем в квартире сверху, не могла иметь детей, и, видимо, срывала свою злость на соседях, «имея» их – своей собакой. Ну, а коль Роман Григорьевич жил под ней, то и затрахивала она в первую очередь его.
Со своей маленькой, визгливой шавкой она сюсюкалась целыми днями, а с шести утра эта четвероногая тварь бегала над головой Романа Григорьевича, цокая своими длинными когтями, тявкая и скуля от радости, что «мама» скоро поведёт её в садик погулять. Его тактичные замечания, как правило, всегда сопровождались истеричным криком соседки и звонким лаем её собачонки. И этот затянувшийся конфликт мог длиться вечно, либо закончиться драматично. Если бы летом, во время грозы, в их доме не отрубился свет и застрявший между этажами лифт не «заключил» враждующие стороны в свои клаустрофобные «объятия». После той внезапной остановки лифта включившийся тусклый аварийный свет как-то по-особенному осветил испугавшуюся соседку. Представшая совершенно в другом, интимном свете, соседка не показалась Роману Григорьевичу такой уж и противной. Внимательно рассмотрев её фигуру сквозь намокшее от дождя летнее платьице, эротично облепившее её попу, стройные бёдра и ещё упругую, вздымающуюся от волнения грудь, Роман Григорьевич сделал для себя удивительное открытие, что оказывается соседке было не больше сорока лет. В ту молчаливую неловкую паузу между ними почему-то не «пробежала кошка» (как это бывало обычно), а пробежало что-то другое, волнительное, стремительное и возбуждающее. Молча, не говоря ни слова, они бросились в объятия друг друга. Охваченные внезапным желанием, влажные тела, как проснувшиеся бурлящие вулканы, выплёскивали из себя накопившуюся взаимную ненависть, восполняя её любовью. Подвизгивающая в ритм их страстного совокупления псина удачно заглушала стоны своей хозяйки, делая их примирительный акт неслышимым для окружающих. Да и грохочущая гроза с льющим, как из ведра ливнем, окончательно «утопила» звук, качающейся между этажами и поскрипывающей лифтовой кабинки, искупав его в своих дождевых «овациях».