Первой опомнилась Полина.
– Ну всё, вам надо лечь, парни, отлежаться, отдохнуть от побоев этих гадов.
– Вас надо проводить, – выдохнул Резонов.
– Нет, какие проводы, они опять могут на вас напасть! Дойдём, они нам ничего не сделают, – решительно заявила Полина.
Они попрощались. Хозяйка уже спала. Парни прошли в свою комнату, легли не раздеваясь.
Резонов испытывал стыд за то, что его побили, и за то, что не смог проводить свою девушку. Ныли синяки. Поднимавшаяся волной ненависть к забиякам спадала, из моря чувств поднималась волна восхищения Полиной и впечатлений от прикосновений к ней, росла и падала на берег его памяти, следом всё вырастала волна осознания испытанного унижения… Незаметно он провалился в сон.
На следующий день потерпевшие встали позже обычного. Не спеша позавтракали. Баба Стеша испекла блинов, заботливо угощала, жалостливо причитала и ругала «фулюганов». Участковому не могла сообщить: тот проживал в другом селе, а телефона в её доме не имелось. Квартиранты попросили не рассказывать о происшествии никому.
Придя на работу, они продолжили электрификацию школы. Эдик ворчал: «Делаем добро для этих козлов…». В 11 часов их навестили подруги. Посочувствовали, поругали агрессоров. Сказали, что клуб сейчас посещать не надо, будут приходить к ним в гости на стройку.
В обед приехал Валера. Увидев товарищей, похохотал над их припухшими физиономиями.
Дня три девчата приходили посидеть на лавочку у дома, где они проживали. Навещали их на работе. В одно из посещений Семён с подругой зашли в просторное помещение. Полина воскликнула:
– Вот здесь будет наш класс!
Взглянув на друга, сокрушённо добавила:
– Как мне не хочется с теми придурками вместе учиться! А ты всё-таки отчаянный парень: кинулся один на толпу!
Семён улыбнулся, возразил: «Нет, я стеснительный». Вслед за тем схватил на руки ойкнувшую девушку и стал целовать её лицо. Словно хмель ударил в голову. Он сел на табурет, посадив на колени Полину, нежно стал трогать её грудь. Девушка слабо сопротивлялась, шепча: «Сёма, не надо, так нельзя». Семён, тяжело дыша, выдохнул:
– Мы с тобой поженимся и проживём вместе всю жизнь!
– Какая тебе женитьба, нам ещё так мало лет! Может быть, ничего ещё не получится, – засмеялась Поля. Словно колокольчики тихо зазвенели.
– Всё у нас получится! – отрезал Сёма. Девушка оторвалась от него и встала. Семён кинулся перед ней на колени, обхватив её стан. Да так неловко, что коснулся ухом лобка девушки, почувствовав шелковистость волосиков. От этого на миг, как ему показалось, потерял сознание, однако рук не разжал.
Полина шёпотом крикнула:
– Сёма, отпусти, сюда идут!
За стеной послышались голоса, Семён поднялся и увидел, как к ним заглядывают Валера и Света со своей всё понимающей и в то же время загадочной полуулыбкой.
Когда подруги ушли, парни продолжили протягивать электропроводку. После работы на полпути к дому их встретили местные забияки. Они предложили пройти в сад бывшей школы. Костя смотрел на них мрачно. Олег подшучивал, похвалил, что Сёма здорово бьёт, посмеиваясь, погладил шишку у себя на голове.
Предводители под одобрительные возгласы земляков поставили ультиматум: практиканты ставят им ящик водки в субботу, они вместе пьют мировую, и дальше живут спокойно. Пытавшийся возразить Валера тут же получил плюху. Семён сказал за всех, что они согласны.
Дома он заявил недоумевавшим соратникам, что ничего они покупать этим паразитам не будут. На выходные же уедут домой, ещё и понедельник можно прихватить, потому как бригадир обещал в тот день вернуться. Неожиданно для себя Семён стал на время лидером их трио.
Сёма побывал дома, помог отцу косить сено. Насладился этой работой, ароматами луга и леса, накупался в речке. Про следы синяков сказал, что подрался с приятелем, и в тот же день помирился.
В понедельник все втроём парни встретились в областном центре и вечером приехали в Камышное. Баба Стеша очень обрадовалась им. Угощала блинами со сметаной, молоком. Рассказывала о том, как тяжело приходилось работать в колхозе во время войны и послевоенное время. Вечером парни отправились к подругам.
Семён с подругой уединились в ближайшем от её дома тёмном переулочке. Вначале парочка восхитилась роскошным звёздным небом и луной, ободрительно взиравшей на парня. Затем Сёма начал восхищаться девушкой. Вот тогда он и прочитал стихи Афанасия Фета: «В моей руке – какое чудо – твоя рука!»… Вскоре в его ладони оказалось чудо для него совсем уж запредельное.
Когда их губы слились в поцелуе, романтик растегнул у Полины блузку, быстро просунул под неё правую руку. От прикосновения его ладони к спине у девочки прошла дрожь по телу. Расстегнул лифчик, и вот уже в левой ладони по очереди оказываются груди девушки – твёрдые и в то же время удивительно нежные.
Какое это наслаждение – гладить, трогать, осторожно сжимать два таких чуда. И слушать робкий с замираниями шёпот: «Сёма, не надо…». Сердце Семёна бухало как барабан. Он целовал её шею, затем соски…
Утром парни шли на работу умиротворённые, полусонные. Они не обратили внимания, что мальчишки – ученики начальных классов, раньше, гоняя на велосипедах, всегда здоровавшиеся, сейчас молча пролетают мимо. После обеда мимо промчался на мотоцикле "Минск" Костя, злобно зыркнувший на них. Эдик успокоил напарников: его блондиночка сообщила, что подруги разговаривали с одноклассниками и пригрозили им нажаловаться директору школы, если те не отстанут от их друзей.
Этот вечер они также провели с подругами замечательно. Семён продолжил свои открытия: касался Полиных ножек, гладил их. Это было умопомрачительно! После позднего долгого прощания на квартиру он не шёл, летел… Нет, гордо плыл как парусник на всех парусах. Мачта…, наверное, всё-таки не мачта, а бушприт, – нет, рангоут (устройство для подъёма парусов) ныл, прямо-таки стонал от напряжения. Сёма забыл все неприятности, готов был обожать весь мир.
К сожалению, на следующий день девчата собирались съездить на день рождения двоюродной сестры Светланы в райцентр. Баба Стеша тоже решила отлучиться денька на три в другое село к дочери.
Бригадир прикатил на другой день к обеду. Слегка навеселе. Навестил доверенный ему объект, похвалил свою бригаду, объяснил, что у него «душа горит». И ушёл к соседу бабы Стеши, по его выражению – «самогонному специалисту». Вернулся поздно, рухнул на постель и вскоре захрапел.
Парням надоел его храп, они вышли подышать свежим воздухом. Сели на лавочку возле дома. Эдик закурил. Приятели не курили, поэтому попросили отойти от них немного.
Курильщик вышел за палисадник. И тут же оказался в окружении. Местные парни как-то незаметно прокрались к ним. Видимо, караулили, когда они выйдут. Другие шпионы подскочили к лавочке, двое сели рядом со стороны ворот, возле которых уже торчали фигуры.
Раздался злой Костин голос:
– Пошли в сад!
Недалеко справа от дороги находился сад, некогда окружавший здание начальной школы. Начальные классы находились давно уже в центре в другом здании средней школы. Старый сад сильно зарос, стал глухим.
– Привет, парни, пойдёмте поговорим по душам, – фальшиво-приветливым, бодреньким голоском сказал Олег.
Эдика уже повели под конвоем. Семён и Валера встали и тронулись, окружённые толпой.
Семён вдруг упёрся:
– Да зачем туда идти? Не о чём нам с вами разговаривать! Идите сами туда, оставьте нас в покое.
– Пойдём, пойдём, – сказал Олег.
Но Сёма остановился. Ворота были не так далеко. Он оттолкнул одного мальчишку, пнул в живот другого, вырвался из круга, кинулся к дому. Недалеко от ворот повернулся, подняв кулаки. Преследователи притормозили. Только Костя рванулся к нему. Сёма пнул его в живот, но тот лишь приостановился. Сёма ещё ближе подскочил к воротам. Развернулся, ещё раз пнул преследователя.
Повернулся, чтобы забежать в ворота, но Костя прыгнул ему на спину, и они, как писал классик, сплетясь как пара змей, упали разом и покатились по земле. Получив два пинка от других хулиганов, Сёма предпочёл оказаться снизу, прижимая противника к себе, не давая тому ударить.
В это время пришёл черёд товарищей. Те, кто пытались пнуть его, кинулись их бить. Семён отшвырнул от себя Костю, встал и вошёл в ворота.
Через некоторое время явились его напарники. Никто не произнёс ни слова.
Утром они не могли разбудить бригадира, тот только мычал и махал на них рукой, не открывая глаз. Резонов предложил парням поехать в ПМК, сказать там, что работа уже к концу подходит, мол, один бригадир справится, и попросить направить их в другое место.
Так и сделали. В ПМК вняли просьбе практикантов и направили их по одному в разные места, где уже практиковались однокурсники. После окончания практики они приехали за справками и расчётом и встретили в конторе ПМК бывшего бригадира. Тот обрадовался, говорил, что зря они уехали. Ему там очень понравилось, нашёл приятелей. Сообщил, что разговаривал с председателем Совета: мол, местные обижали его ребят. Та ответила, что нужно было к ней обратиться, она бы приструнила забияк.
Сёма начал переписываться с Полиной. Но через год его родители решили переехать в другой район. Сёма писал с нового места жительства, но ответов не получил. Осенью его взяли в армию. Отправлял он вначале и со службы сообщения, но, не получив ответа, прекратил писать. Однако Полина часто ему вспоминалась, даже снилась.
Два года пролетели, как птицы. После возвращения со службы Резонов поступил туда, куда мечтал: в пединститут. На подготовительное отделение, которое в обиходе все называли рабфаком. С самого начала стал искать Полину. Но ни на третьем, ни на втором, ни на первом курсе иняза она не училась. Не оказалось её и среди будущих словесников. Резонов упорно искал её на других факультетах – и не находил.
Однажды Семён и его четверо новых друзей (все после армии) решили прогуляться по городу. Зашли в Центральный парк культуры и отдыха. Стояла прохладная осенняя погода. На голых ветках деревьев каркали вороны, решали какие-то свои разборки. Вдруг за кустами на дорожке, параллельной той, по которой они шагали, раздались возбуждённые голоса – мужские и женские.
Резонов остановился, прислушиваясь. И вдруг кинулся туда, перепрыгивая через клумбы, подныривая под кусты. Выскочил на ту дорожку. Перед ним двое явно выпивших парня приставали к двум девушкам, одетым в красную и зелёную болоневые куртки. В первой из них он узнал Свету, а вторая оказалась Полина! Высокий парень в распахнутой куртке, в котором он узнал Костю, пытался обнять Полечку, та его отталкивала.
Семён с разгона толкнул Костю в бок. Тот отшатнулся, повернулся и с руганью бросился на него. И тут – бац! Произошла встреча Семёнова тяжёлого ботинка и Костиного живота.
Камышинский удалой боец согнулся, обхватив больное место. «Получилось!» – возликовал Сёма. Кинувшийся было на него второй приставальщик налетел на кулаки подоспевших Сёминых друзей, которые вдобавок опрокинули согнувшегося Костю на асфальт. Резонов сказал, указывая на опрокинутого:
– Это мой давний знакомый, а того я не знаю. Да отпустите их!
– Мы только поговорим с ними, – ответили друзья.
Семён взял девушек за руки и быстро повёл их из парка, закидывая тех вопросами. Оказалось, что Полина передумала и поступила учиться в институт культуры на библиотечный факультет. Там же обучалась и Света, которая не стала переписываться с Валерой.
Оля же вела оживлённую переписку с Эдиком, они встречались несколько раз в областном центре, но затем расстались.
Семён поразился тому, что узнал: Поля писала ему несколько писем на старый адрес, но они пришли обратно. С нового же места жительства Семёна писем она не получала.
– Но главное, что мы встретились! Помнишь: «В моей руке – какое чудо!…» Я ведь говорил тебе, что всё у нас получится! – Семён остановился, взял обе руки Полины в свои и с восторгом смотрел на неё. Света загадочно улыбнулась и деликатно отвернулась.
Полина, не отнимая рук, строго заговорила:
– Семён, прошло три года. Мы так давно с тобой не общались. Откуда тебе знать: может быть, у меня есть парень, может быть, я за него замуж собираюсь?
Семён молча смотрел в её глаза изумрудного цвета. Голос у девушки был строгим. Но взгляд! Её очи говорили о другом…
Как поступать правильно?
В отделение «Скорой помощи» районной больницы привезли больного. Нужен врач. Сегодня дежурил Альберт Узков. Он и его жена работали терапевтами в местной больнице второй год. Водитель Василий быстро доехал до двухэтажки, где жили Узковы. Второй подъезд, первый этаж. Звонит, звонка не слышно. Из-за двери слышится приглушённо музыка, как будто из индийского фильма.
Василий с раздражением крикнул, мол, сейчас я вам добавлю музыки, и забарабанил в дверь. Дверь открылась не сразу. Выглянул Альберт, глаза какие-то затуманенные. Василий ему сказал, что надо ехать пациента выручать, а не в дудку дудеть.
– Это не дудка, – посмотрел на инструмент в руке Узков, – а кларнет.
– Мы медитируем! – добавила жена Альберта Алла тоже с туманным взором, – чуток подождите.
Дверь захлопнулась. Вновь раздалась чарующая, вяжущая мелодия. Василий выругался и опять начал стучаться. Вскоре Узков вышел. Пока ехали, водитель ворчал. Молодой врач умиротворённо посоветовал ему заняться хатха-йогой, чтобы не впадать в стрессовые состояния, самоуглубляться и совершенствоваться.
На следующий день Узкову попало на орехи от главврача. Крупным телом и статью жена Альберта походила на отца. И взгляд такой же – гордо-синий.
– Привет, Алик! Сигнал на тебя поступил. Вроде ты не хотел на скорый вызов ехать. Ты что, парень, обалдел?
– Нет, как это не хотел, Вы что, папа, я же выехал, – забормотал провинившийся зять.
– Но не сразу! Чё ты там вошкался? Мелодию он там выводит! А если пациент богу душу бы отдал, пока ты дудел?! – взор тестя стал как небо перед грозой, казалось, очки и лысина у него гневно сверкали, – Ну, чё молчишь?
– Мы … это… с Аллой медитировали под музыку…
– Её-то не приплетай сюда! Твой долг – лечить людей, всегда быть готовым им помочь. Музыкант, етить твою! Ты не Аполлон, а Эскулап! Не забывай этого! Ладно, иди…
После рабочего дня Узков решил заехать по пути к родителям. В грустном настроении вышел из поликлиники и зашагал по больничной ограде в сторону ворот, недалеко от которых его ждал автомобиль. Рассеянно кивнул двум коллегам-эскулапам, вышедшим из соседнего здания.
Стояли погожие сентябрьские деньки. Берёзы красовались золотыми и зелёными листьями. Строгие ёлочки, принявшие от них в подарок на свои тёмно-изумрудные ветви золотистые листья, казалось, с сочувствием смотрят на Альберта.
Он поравнялся с молодыми тополями, широченные листья которых становились лимонного цвета. Один лист решил последовать примеру порхающих берёзовых «украшений», но вместо этого тяжело шмякнулся на асфальт рядом с другими такими же тяжеловесами. Однако тут же, подхваченный порывом ветра, поднялся и покатился колесом. Вслед за ним поднялись и побежали его собратья, обгоняя врача.
Узков подъехал к родительскому дому.
Зашёл, лелея надежду, что мамочка ему посочувствует. Но мать его также отчитала. Он попытался оправдаться:
– Мама, ну меня Аллочка уговорила медитацией заниматься. Расслабляешься, самоуглубляешься…
– Слушай больше жену свою, она тебя всякой чепухе учит, а ты как телёнок за ней!.. Аллочка-то, она не то ещё выдумает!
– Мама, ты сама настаивала, чтобы я с Аллой сошёлся! – Альберт выскочил из родительского дома, хлопнув дверью.
Свою «Ладу» он направил не домой, а к реке, туда, где она делала поворот за посёлком.
Вышел из автомобиля, сел на гладкий камень-валун. На нём когда-то сиживал в юности с любимой девушкой. Альберт возил её на мотоцикле сюда купаться летом. Вздохнул и стал глядеть на воду.
Медленное течение успокаивало, приводило в порядок мысли. Ветер-бродяга гнал небольшие волны навстречу его взору.
Река в этом месте делала изгиб, который с годами становился всё более выраженным. Вода за эти годы намыла много песка и гальки. Появился песчаный мыс. На противоположной стороне берега наоборот, берег обваливался, отступая от реки. Молодой врач с горечью подумал, что его судьба похожа на тот берег.
Действительно, что у него за жизнь? С малых лет слушался мамочку. Та работала в поликлинике медсестрой. Мечтала в юности стать врачом, но не получилось. Заставила сына поступить в мединститут.
Альберт посещал с детства занятия в музыкальной школе. Сначала по классу фортепиано, затем занялся кларнетом. Ещё подростком мечтал стать кларнетистом. Его подкупали удивительный звук, выразительная окраска звучания этого инструмента, некая романтичность.
Однако мать постановила: надо получать серьёзную, основательную профессию. Закончишь, мол, сыночек, медицинский вуз, домой приедешь. Место будет в больнице или поликлинике. Уж её все знают, старшей медсестрой трудится. Анне Степановне не откажут. И жить, дескать, дома будешь, не нужно по съёмным квартирам мотаться. А потом и квартиру дадут молодому специалисту.
Отец ничего не говорил насчёт сыновнего будущего. Он долго не задерживался на рабочем месте. Когда они с матерью поженились, отец занимал должность инженера ПМК. Но не смог удержаться там, попросили добровольно написать заявление об уходе. Устроился мастером на ремонтно-механическом заводе, там тоже неприятности пошли, уволился.
Не обладал он деловой хваткой, не имел организаторских способностей. Мать часто ворчала на него.
– Ты что, так и будешь кататься как перекати-поле?! – кричала тогда мать, – не можешь себя поставить, ничего не умеешь! Горе ты луковое!
Отец всё больше отмалчивался, человек был тихий, смирный. Сын с горечью слушал упрёки матери, понурый вид отца вызывал жалость. Когда папаня устроился пожарным, сын-подросток с подчёркнутым уважением интересовался его работой.
Мать всю любовь и заботу обратила на сына. После детсада, затем после учебных занятий в школе Анна Степановна старалась быть с ним. Всячески оберегала сыночка от падений, ушибов. В летние лагеря не отпускала. Даже подростком Альбертик не уходил с приятелями далеко от дома.
В школе мальчик учился хорошо. Во всём был послушным.
Пролетели юные годы. Вуз успешно закончен. Альберт приехал на работу в поликлинику в родной райцентр. Познакомился с учительницей начальных классов, выпускницей педучилища. Вспыхнула влюблённость.
Однако и тут вмешалась мать. Она постоянно советовала сыну обратить внимание на Аллу – дочь главного врача поликлиники. Нахваливала её. Алле говорила, будто сыну она нравится. На самом деле Альберту было известно, что Аллочка, будучи студенткой, перебрала много парней. Да и после окончания вуза поведение её нельзя назвать морально-устойчивым.
Однако Алле нравился симпатичный, стройный, с выразительными карими глазами, приятный в общении молодой врач. На вечерах, устраиваемых по месту работы, она старалась быть поближе к Алику, как она называла Узкова. Однажды, будучи изрядно навеселе, они случайно оказались вместе в каком-то кабинете. Согрешили, так сказать.
А дальше уже Алла стала требовать, что, если Альберт честный человек, то должен на ней жениться. И добилась своего. Мать чувствовала себя на верху блаженства. Самой не удалось получить высшее образование, зато сын – врач. Да ещё женится на дочери главного врача. Вот радость-то! И квартиру потом молодые врачи получили. Материнские мечты сбылись.
Воспоминания так подействовали на Узкова, что у него заболела голова. Да что это за жизнь?! Профессию выбрал не по душе. Женился не на любимой. Тоска… Он вспомнил, как после купания сидел с Олей на этом камне, гладил её каштановые волосы, обнимал изящную фигурку, нежно целовал…
Его любимая вышла замуж, через год развелась, растит мальчонку. Изредка он её встречал в магазинах, всегда при этом испытывал стыд. Иногда он представлял, как бы могли они счастливо с ней жить. Рисовал в воображении радужные картины. Сладостные мечты о прошлом… После таких грёз становилось тоскливо.
Вначале жене не нравилось, что муж уединяется в комнате и наигрывает на своём кларнете. Но потом она увлеклась буддистским учением, и мужа привлекла к этому. Теперь он часто исполнял индийские мелодии. Алла внушала супругу, что эта музыка помогает медитации.
Мир, толковала она, это иллюзия. Самонаблюдение, мол, ведёт к самосовершенствованию. К невозмутимости, любви и состраданию. Медитация помогает впадать в нирвану – освобождению от страданий. Альберт не спорил с женой, хотя сомнения, посещавшие его, мешали быть истинным буддистом.
Но сегодня он решил попробовать стать самостоятельным. Приехал домой. Отмахнулся от расспросов супруги, прошёл в комнату, достал кларнет. Начал играть музыку знаменитого Бенни Гудмена – великого джазового исполнителя и композитора. Исполнил композиции: «Как мне узнать?», «Почему вы не поступаете правильно?»
В нём возникло чувство радости, удовольствия. Кларнет у Альберта как будто рассказывал о его жизни, чувствах, ощущениях. В душе будто алый цветок распускался – росло желание изменить свою жизнь.