Сборник. Романы

глава 5 «Эвтаназия, или убийство…»

Вера не хотела впадать в истерику, ей нужно было перевести эмоции в действие. Конечно, она уже не могла вернуть своего друга и ничем ему помочь тоже. Но перевести чувство утраты хоть в какое-то дело было в ее силах. Лучше всего было бы помолиться дома за упокой души Игоря, тем самым отдать душе ту духовную помощь, которая была ей необходима. Отдать душе духовное через материальное действие. Душа после смерти не может действовать, ей нужна помощь близких и родных.

Но Вера забыла об этом, она металась и решила отдать душе материальное, искать виноватых. И это вряд ли нужно было душе Игоря, а скорее самой Вере.

Сначала она мигом примчалась к маме Игоря. Мама И. крепко обняла Веру и сказала, что Игорь ее всегда очень жалел. Веру немного удивили ее слова. Ей хотелось спросить, почему жалел, ведь она себя всегда считала счастливым человеком. «Быть может жалел, потому что я одна воспитывала дочь, – думала Вера, – но я сама приняла это решение, сделав ЭКО, и никогда не имела раскаяния или материальной нужды, а только одну радость. Наверное, Игорь тоже не до конца знал и понимал меня. Впрочем, как оказалось и я его не знала, хоть и считала лучшим другом». Вера не стала спрашивать о себе, отключила эгоизм. Ей было важно сейчас другое. Причина смерти. Нет, конечно ей уже стало известно об эвтаназии, которая в то время, когда жила Вера, была обычной процедурой добровольного ухода из жизни неизлечимо больного. В 2029 эвтаназия уже практически была в любой стране. Но Вера не знала никогда, что Игорь болен. Да и сама эвтаназия не сочеталась в ее представлении с Игорем. Ей казалось, что именно он бы боролся до конца. Он бы победил болезнь.

Мама И. и Вера сели на кухне за столом и держали руки друг друга.

– Расскажите мне пожалуйста, что случилось. Я до сих пор ничего не понимаю, -начала Вера.

– Игорь давно был болен. И очень серьезно. Врачи сказали, что остался год или два. Они предложили сделать эвтаназию и он согласился. Подписал документ, – вытирая слезы платком, говорила мама И., – а сегодня его отпустили добровольно из жизни.

– Простите, но я не могу в это поверить. Мне кажется, его заставили, – чуть крепче сжала Вера руку мамы И., – я очень вам соболезную. Это самое большое горе для матери. Но… это как страшный сон и в моих представлениях Игорь бы не пошел на это добровольно.

– Нет, увы. У него не было другого выхода. У нас нет больниц, где бы он смог лечиться, таких больных в наше время уже не лечат, а на работу не берут. Он не хотел сидеть дома и ждать смерти, – мама И. перестала плакать и серьезным тоном обратилась с просьбой, – похороны назначены на завтра. Я очень надеюсь, ты приедешь попрощаться с Игорем.

Вера не любила похороны, она не хотела смотреть на того Игоря, в котором угас тот свет, который он излучал при жизни. «Этот свет вернулся туда, откуда пришел, – думала Вера, – и его уже нет с нами». Но она многозначительно кивнула головой. Дальше Вера ничего не говорила, а ее внутренний диалог продолжался. Она не могла поверить, что Игорь, ее веселый лучший друг мог согласиться на эвтаназию.

Вера никогда не одобряла закон о возможности добровольно уйти из жизни тяжелобольному.

Государство будто способствовало, чтоб люди умирали и меньше рождались в 2019 году: почти до конца разрушенный институт брака, общая безнравственность, отсутствие каких-либо пособий детям, отмена пенсий пожилым и эвтаназия, – как пик безразличия к человеческой личности и жизни. Человек потерял право на достойную жизнь, зато обрел право на скорую смерть.

Вера как-то раз даже обсуждала этот вопрос с Игорем, но он не подавал вида, что его это каким-то образом волнует. Вера говорила тогда горячо и была готова спорить: «Вместо того, чтобы обеспечить людям достойную жизнь: предоставить к примеру больницы, в которых бы таких людей пытались лечить; условия для жизни в последние годы тяжелобольному, – они попросту убивают людей. Конечно, так проще. Проще, чем оплачивать лечение, предоставлять палату… проще убить. Наше государство ничего не хочет делать. Оно лишь убивает свой народ». Игорь слушал внимательно, кивал головой, но свое личное мнение не выражал. Держал глубоко в себе боль.

Вера попрощалась с м. Игоря и продолжила поиски истины. Ей по-прежнему не хотелось сидеть сложа руки и плакать, Вера чувствовала, что должна действовать, хоть и действовать было по сути поздно. Но ее сердце, верящее в то, что возможно найти справедливость на этой земле, докопаться до правды, наказать виновных, не могло сдаться.

глава 6 «Кто виноват?!»

Вера пообещала маме Игоря быть на похоронах. А сама поехала к общему другу с Игорем. Паша тоже работал на дому, как и Вера, она знала, что застанет его.

Паша был программист среднего роста со светлыми волосами. Задумчивый и серьезный. Верил в Бога, но никому не навязывал своей веры.

Должен ли верующий быть непрестанной проповедью своей религией?! Скорее нет, чем да. Фанатизм – явление не здоровое. Но еже ли человек истинно верит, то он обязан быть непрестанной проповедью в своих делах.

Иногда Павел помогал людям, – тем, кто его просил; никогда не позволял себе грубостей, умел себя вести в обществе. Добрый и вежливый. Но не однозначный для знакомых. Кто-то считал его странным. Наверно потому что таких как он, людей было мало. И они выделялись из общей толпы. Хороший человек всегда бывает принят либо за странного, либо за сумасшедшего. Хотя эта толпа сама, не ведая того, сошла с ума.

Павел был одинок и вел практически затворнический образ жизни. В монастырь он не ушел только потому, что считал себя недостойным этого места. Смирение и кротость были скорее не характером, а упорной работой над собой.

В 2029 все более или менее хорошие, порядочные люди были одинокими, тк это был единственный способ сохранить душу от того, что происходило в мире. Одиночество касалось и семейной жизни, и товарищеской. Иметь 100 друзей и за компанию выпивать с ними, или колоть наркотик, или участвовать в оргиях, – не привлекало адекватных людей. А таких, адекватных, было мало. Оргии входили в моду и закреплялись в обществе как что-то креативное и нужное для веселья. А наркотики стали легальными. Их употреблял каждый третий, так же как обычные сигареты. Семья была лишь на показ, для статуса в обществе. Лицемерное свидетельство о браке было лишь бумажкой. На деле семьи не было. Поэтому и смысла в лицемерии у хороших людей тоже не было.

Павел открыл Вере дверь, немного смущенно опустил глаза и вежливо, поздоровавшись, пригласил пройти в квартиру. Они не были никогда очень близки, но их сейчас и раньше объединял Игорь, – открытая душа и лучший друг каждого.

Вера извинилась, что пришла без звонка, но сказала, что совсем забыла о всех приличиях из-за горя. Павел предложил чай. Они сели на диван в небольшой комнате, где висела только одна икона, но очень значимая для Павла. Это была икона Рублева «Троица».

Павел хорошо разбирался в догматах православия и знал, что на иконе символично изображен главный догмат: Бог Един, но Троичен в лицах; Бог Отец, Сын Божий и Дух Святой. Он решил, что эта икона может разом заменить все множество православных икон. Паша был человеком, не собирающим богатства здесь, на земле, а лишь на небе. В том числе он не очень одобрял православные киоски, где торгуют церковной утварью. Считал, что если начнет там много покупать, то невольно сердце будет одобрять торговлю в храме.

– Пожалуйста, расскажи мне все подробно, что было с Игорем в последние дни. Я думала, что знаю о нем все, но оказалось, я ничего не знаю, – начала поспешно говорить Вера, пытаясь зацепиться хоть за что-то, чтоб понять, почему Игорь согласился на эвтаназию, – я виню себя, что возможно относилась к нему легкомысленно, раз могла пропустить мимо его душевную муку и физическую болезнь.

– О, только пожалуйста, не вини себя ни в чем. Это было взвешенное решение и обдуманное. Да, я тоже не одобряю эвтаназию. Но на все воля Божья, – сказал Павел и посмотрел на икону «Троица», которая была прямо напротив того дивана, где они сидели.

– И ты не пытался даже его отговорить, – чуть повысив голос сказала Вера, глядя прямо на Пашу, – ведь эвтаназия это практически самоубийство или убийство, одно из двух. Разве в этом может быть воля Божья?! – и Вера тоже взглянула на икону, словно задавала вопрос не только Паше.

– Я никогда и никому не навязываю свои убеждения. У каждого человека есть свобода выбора, – говорил Паша со свойственным ему покоем, не выражая эмоций.

– Извини, я не хотела тебя осудить. Тебя нет, – сделав небольшую паузу в горячем порыве, продолжила Вера, – но вот нашу медицину и правительство – да! Я думаю, это они навязали ему, наговорили что-то или вообще, всадили какой-нибудь наркотик, чтоб он потерял ту самую свободу воли. И подписал документ. Я, кстати не видела тот документ, но хотелось бы взглянуть своими глазами. Ты же знаешь, – Вера встала и начала активно жестикулировать руками и говорить еще громче, при этом Паша был все так же спокоен и контролировал выражение своего лица, чтоб не выдать ни одной эмоции, – знаешь, что им хорошо прибавляют к зарплате, когда они совершают очередное убийство. А иначе я это назвать не могу…

– —

Вера говорила долго. Так, что диалог постепенно перешел в монолог. Рассуждала про медицину и политику, осуждая всех и все. Она постепенно пришла к такому состоянию, что стала кричать, видя неподвижное лицо Павла. Ей хотелось дождаться от него сродной мысли, близкой к ее мировоззрению, но этой мысли у Паши не было. Наконец, Павел понял, что Вере очень плохо и вся ее агрессия – не более, чем бессилие перед фактом смерти. Он крепко обнял ее и похлопал дружески по спине. Вера начала плакать. Это были ее первые слезы после того, как она узнала о смерти Игоря. Боль ее немного стихла. Наверное, именно это сейчас ей и было нужно: разделить с кем-то свою боль, а не искать виноватых.

То самое «агапе» (любовь), которая очищает сердца. И пускай, Павел не однозначен в своей практике смирения, лишая себя всех эмоций, которая кстати говоря, к истинному христианству имеет мало отношения, тк все же христианство не религия отвержения всех чувств, а скорее религия, которая все чувства облагораживает (радуйся с радующимися, плачь с плачущими), -он все же уловил момент, когда сочувствие было необходимо, иначе бы Вера впала в отчаяние. Павел прочел боль Веры, несмотря на ее внешнюю агрессию и сделал то, что было в его силах (обнял), тк многословие – не его стихия.

Вера поплакала еще какое-то время, а потом извинилась за чрезмерную эмоциональность. Паша сказал: «Я все понимаю». К тому времени вскипел чайник. Вера отказалась от чая и еще раз извинилась за то, что отвлекла от работы. Она сказала, что ей пора и у нее есть срочное дело. Ей не хотелось более посвящать Павла в свои переживания, тк она осознала, что он не способен разделить с ней до конца ту муку вины, которую Вера на себя добровольно возложила.

Она пошла к дверям и решила внутри себя, что поедет в больницу и отыщет врача, который причастен непосредственно к смерти Игоря, что бы ей это ни стоило; что узнает все сама без чьей либо помощи. Павел проводил ее, сказав, что она не помешала, что все нормально и изобразил на лице несвойственную улыбку из вежливости.

Павел был человеком правил и редко делал что-то вопреки мнению тех книг, которые читал. Вера иногда спорила с Павлом в юности, тк они учились в одном университете на факультете религиоведения. Правда Паша его не закончил и ушел учиться на программиста, решив, что взял от религиоведения то, что было ему нужно.

Один из их жарких споров был примерно таким…

– Эти книги были написаны в первые годы зарождения христианства, а ты живешь в другое время. На мой взгляд многое изменилось с тех пор и святые отцы часто выражали свое мнение относительно того или иного момента, человека. Если бы они жили в наше время, возможно сказали бы иначе по тому или другому поводу. Нельзя слепо следовать чужому мнению. Даже если это святой отец. Надо иметь свое чутье истины. Которое и было у Христа. Для Христа истина была формы не строгой, а меняющейся относительно времени и людей. Посмотри как он нарушал законы во имя любви. В этом суть христианства, – как всегда пылко выражала свою мысль Вера.

– Увы. Я могу лишь на этот счет привести десяток цитат святых отцов, которые идут вразрез с твоими представлениями о Христе и об истине. Христос не только любовь, но и судья и если не следовать правилам и законам, то наша участь – ад. Не хочу тебя расстраивать. Но мог бы еще что-то сказать тебе. Но не буду спорить, – Павел первый заканчивал такие диалоги и старался не вступать в конфликты. Веру это иногда раздражало. Она обижалась.

Но каждый человек хорош по-своему и стоит ли обижаться на человека только потому, что он не оправдывает ваших личных фантазий о себе?!

– —

Когда Вера уже направлялась в больницу, хотя еще даже не знала в какую именно ей нужно и это предстояло выяснить, – ей вдруг пришла другая идея: навестить еще одного общего друга с Игорем. Вера жила в небольшом городе и могла за полчаса дойти до любой его точки или за 5 минут доехать на такси.

глава 7 «Город, которого нет»

Вера решает прогуляться пешком до Антона, который так же учился когда-то с ней на факультете религиоведения и хорошо знал Игоря. Она понимала, что Антон может навести ее на мысль причины столь неожиданного решения Игоря, – уйти из жизни путем эвтаназии. И поэтому хотела продумать вопросы, которые ему задаст.

Вера позвонила Антону, чтоб наверняка застать дома. Он был почти всегда в делах и перемещался по стране со скоростью света. На этот раз Вере повезло. Антон дома и был готов принять ее и ответить на все вопросы.

Вера шла по знакомым с детства улицам, но изменившимся неимоверно. Обросшие многоэтажками, как грибами, они не радовали сердца Веры, как когда-то. Но на минуту она вспомнила лес, по которому она гуляла в детстве на том самом месте, где она шла сейчас и где возвышался Торговый центр.

Внутри себя Вера нашла точку опоры, встав на которую почувствовала умиротворение. Еще до смерти Игоря, она всегда умела в любой ситуации сохранять внутреннюю гармонию с самой собой и с окружающим миром. Она называла это раем, который не где-то в облаках, а в сердце. Рай, который может открыться каждому, кто его ищет. Но ищут его не многие. И не многие работают над собой: контролируют поток своих мыслей, желаний, поступков, слов… Не многие чувствуют разницу между раем и адом, и находясь постоянно в суете, тревогах, заботах, унынии, – не замечают как потеряли рай внутри, и довольствуются внутренним адом. Адом, который может стать вечностью, если не начать менять себя и свою жизнь.

Вера осознавала, в каком аду была, поглощенная горем, и ей хотелось вырваться из собственного плена, перестать быть рабом своего уныния. Обрести свободу. На миг ей это удалось, но серая реальность не дала ей до конца стать свободной. Реальность окутала Веру, как паутиной. Реальность была слишком далека от воспоминаний ее детства.

Деревьев практически не осталось. Лишь два или три были обнесены оградкой, как память о величественном лесе, который был здесь когда-то. Государство не заботилось об охране природы. Оно отдавало землю на строительство тем, кто платил больше. К 2029 году родной город Веры изменился до неузнаваемости. И Веру не радовало: ни современность фасада зданий, ни яркая реклама, ни свет ночного города. Но она умела замечать хорошее в том редком, что осталось от ее детства: в редких деревцах и в ярком солнце, а так же хорошее в таких же редких порядочных, добрых людях. Она скучала по тишине. А вокруг были лишь машины, здания и пыль дорог.

Ей не удалось подумать среди этой суеты и на каждом шагу встречались знакомые. С кем-то Вера здоровалась с широко открытой улыбкой. На кого-то смотрела с грустью и сожалением. Больше всего в жизни, Вера не выносила лицемерия. Она бы никогда не улыбнулась тому, кого она не уважала.

Первой ей встретилась женщина, симпатичной наружности. Стройная, хрупкая снаружи, сильная внутри. Она была по-настоящему современной женщиной, на которой держалась семья. Она работала, содержала детей, а муж сидел с ними дома. Вера улыбнулась ей и спросила: «Привет! Как дети? Как дела?», они побеседовали три минуты и разошлись в разные стороны.

Вторая женщина, которая повстречалась Вере на пути, была тоже по-своему красива и прекрасна, с большой душой… Ее семья была редким и приятным исключением из тех семей, которые в 2029 году были лишь ради статуса в обществе. Вера часто видела ее с детьми. Полная самоотдачи, она дарила им любовь. Еще чаще видела ее вдвоем с мужем и детьми. Они не смотря на долгую совместную жизнь, как голубки сидели на лавочке и смотрели в сторону детей и друг на друга… И не менее часто, Вера видела одного мужа, гуляющего с детьми. Он был настоящим отцом и главой семейства. Сильный и нежный одновременно. Вера радовалась, глядя на такую семью и понимала, что наблюдает скорее фантастику, нежели реальность. Т.к. они были одни среди 1000 тех показных семей, которые плодила суровая действительность.

Вера поздоровалась и улыбнулась, подробно расспросив, как дела у хорошей знакомой.

Третья женщина, которая тоже повстречалась Вере в этот день, была невероятно красива и умна. Женщина будущего. Женщина – космос. Она имела свой бизнес и знала как жить в этом трудном мире, играючи, прилагая усилия и получая максимум отдачи в денежном плане и душевном. Но с Верой они были близки когда-то давно, а сейчас остались в некоторой недосказанности и непонимании. Вера кивнула головой и прошла, не остановившись. Внутри себя Вера испытала боль. Ее сердце сжималось всякий раз, когда она встречала не любовь, высокомерие, злобу, зависть или осуждение. Она хотела любить всех, но жизнь слишком сложна, чтобы воплотить главную заповедь Христа. А если в сердце нет любви, то на это место приходит боль и слезы. Во всяком случае так было в детском сердце Веры. У нее никогда не было планов мести и прочего, что делают люди «взрослые» и опытные, – ухищряясь в удобный момент подставить подножку своему врагу, когда он этого не ждет. Вера со временем забывала свои обиды, но лицемерить не могла никогда.

Наконец, она подошла к кирпичной многоэтажке, увидев три голубя у подъезда, достала из сумочки булку, которую захватила себе на обед и накрошила им. Еще на один миг порадовалась тому, что не все загублено в этом мире, если есть такие прекрасные крылатые создания, – образ кротости и смирения, готовые общаться с людьми, питаться тем, что им бросают под ноги и возвышаться вновь к небесам, не потеряв при этом свободу.

Но через секунду Вера снова была серьезна и направлялась к квартире Антона.

глава 8 «Горькая правда или причина смерти Игоря» (от автора)

Загадка болезни и смерти Игоря казалось бы, лежала у Веры под ногами, как брошенный хлеб голубю, но она бы никогда, даже внутренне, не стала бы осуждать друга в его образе жизни и тем более связывать смерть с поступками самого человека. Ее образ мыслей был скорее новозаветный: «Не согрешил, но болезнь пришла, чтобы явилась слава и любовь Божия и спасла его». В представлениях Веры все именно так и должно было быть. Чудесное исцеление больного и всеобъемлющая любовь Бога. Друзья не могут быть плохими. Даже если они не правы, Вера бы пошла за другом в огонь и воду и доказывала его невиновность. А Бог в ее представлениях, не может быть судьей, посылающим болезни грешникам. Бог есть только любовь. Но Вера забыла один момент: человек имеет свободу и сам выбирает свой путь. Болезни – следствие, а не наказание и Бог тут ни при чем. Если миллионы людей выбирают ад, при этом Бог не перестает быть любовью. Он всегда один и тот же. Но люди сами осознанно выбирают грехи и смерть, а не вечную жизнь.

Тем более Вера не могла себе вообразить в каком состоянии был Игорь, чтоб принять решение об эвтаназии, то есть добровольно расстаться с жизнью, данной Богом и тем самым совершить практически самоубийство. А ведь именно последнее состояние и выбор человека перед смертью влияют на его дальнейшую вечную участь. Конечно, Игорь мог в последнюю секунду задуматься о жизни и раскаяться в чем-то, прежде чем ему вкололи укол смерти. Но это уже известно одному Богу.

Игорь вел распутный образ жизни: беспорядочные половые связи, проститутки и прочее и прочее. Конечно, его семья держала в секрете, что болезнь была следствием образа жизни. Его болезнь была СПИД. А решение об эвтаназии – слабохарактерность, присущая большинству мужчин будущего. Ставшие слабым полом, мужчины не совершали поступков, а убегали от ответственности и самой жизни. Вера бы никогда не смогла не смогла признать эту горькую правду об Игоре, она искала виноватых. Она искала ту правду, которая будет ей по вкусу.