Девушка, которая рисует замки

– Эта собака на карантине. Вновь прибывший.

Мефистофель не спускал с меня удивленного взгляда.

– Что? – не выдержала я.

– Что это сейчас было? Ты меня защищала?

Если бы вас укусила собака, вы бы развернулись и уехали. Как вариант. Но вы единственный, кто нам может помочь, поэтому я очень заинтересована, чтобы вы не уехали, – я иногда замечала, что сказанная правда иногда способна достичь более быстрого результата, нежели многоходовые комбинации. По его лицу ничего нельзя было понять, и меня уже начинал выбешивать этот факт.

Мы находились на террасе дома, с которой можно было видеть и калитку, и всю территорию. Я заметила новых посетителей и… банально сбежала, бросив Мефистофеля на Аню. Мне было стыдно за свой поступок, но Аня меня потом успокоила. Напряжение было уже на пределе, я боялась не его общества, а неопределенности, боялась, что могу сделать что-то не то и все испортить.

Люди пришли за котенком, фотографию которого увидели на сайте. Я провела их в дом, и, проходя мимо Ани и Мефистофеля, с удивлением услышала, что они о чем-то оживленно разговаривали. Пока мама с девочкой лет десяти рассматривали котенка, мужчина скептически стоял чуть в стороне, сложив руки на груди. Девочка бурно выражала радость, мама ей вторила. Сразу стало понятно, что мужчина здесь слабое звено. Он еще не дал своего окончательного согласия, потому что женщина пару раз кинула на него вопросительный взгляд, показывая котенка. Я была заинтересована, чтобы котенка забрали, но при условии, что он найдет свой настоящий дом.

– У вас в детстве были собаки? – мы стояли с мужчиной бок о бок и наблюдали за его счастливым семейством.

– Как вы узнали? – удивился тот.

– Пальцем в небо, – улыбнулась я. – Просто, чтобы разговор начать. Кошки – они другие.

– Чем же?

– Не будет такой безграничной радости и счастья в ее глазах, когда вы будете возвращаться домой. Но если она примет ваш дом, она вместе с этим домом примет и вас. И когда она милостиво позволит вам ее погладить или заберется вам на колени, это будет сродни той же радости собаки.

Мужчина внимательно посмотрел на меня.

– А еще кошки – это уют. Представьте, вечер, стемнело, горит только торшер, в квартире тишина, кто-то уже спит, кто-за занят своими делами, а в кресле спит кошка, свернувшись в клубок. Значит, дома все хорошо.

А еще интересно наблюдать за своим ребенком, который с такой радостью играет со своим новым другом, – добавила я, и мне показалось, что мужчина уже согласился с новым питомцем, поэтому я, решив, что время на передышку закончилось, вышла из комнаты и услышала обрывок разговора:

– … так, она главная и есть! Саша не просто волонтер, приют – ее детище…

«Блин», – я юркнула обратно к счастливому семейству и уже вместе с ним вернулась «официально».

Мефистофель не задавал больше вопросов, просто сказал: «Поехали!». Минут через тридцать мы очутились в каком-то коттеджном поселке и остановились у большого светлого особняка.

Мефистофель попросил меня остаться в машине, мол, ему требуется всего пять минут. Какое-то время я сидела, а потом решила выйти из машины размяться. Стоял хороший августовский вечер, не было сильного ветра, ни холодно, ни жарко – в общем, та приятная тишина уходящего лета. Я услышала приближающийся разговор, именно так. За густой декоративной изгородью не было видно людей, но было слышно два мужских голоса. Один голос принадлежал Мефистофелю, второй я еще не слышала. Мне сразу же захотелось сесть в машину, но я стояла на гравии, и любое движение отчетливо было слышно. Тем не менее я стала очень медленно двигаться к машине, но до того момента, как я села, услышала то, что не следовало.

Выходило, что это его отец. «Странно, тут такой особняк, а останавливается в гостинице» – промелькнуло в голове.

Сначала шел тихий-мирный разговор о приюте, Мефистофель интересовался, когда будет реальный снос домов, и можно ли один из домов продолжать использовать под приют, его отец отрицал такую возможность, Мефистофель пытался получить объяснения. В какой-то момент его отец сорвался, разговор пошел совершенно не в то русло, а проблемы с приютом отошли на десятый план. Отец обвинял Мефистофеля в том, что тот не ставит интересы семьи и компании на первый план в отличие от его брата, что его интересует только собственный бизнес, а сейчас, мол, под них кто-то копает, то ли конкуренты, то ли со стороны органов, и Мефистофелю надо определиться с кем он, нельзя усидеть на двух стульях… иначе… иначе вся созданная отцом империя отойдет его брату. Мефистофель выслушивал все это тихо, а потом тихим шипящим голосом, так хорошо мне знакомым, пояснил отцу, что давно привык, что центром вселенной его брат… дальше следовало что-то еще, но я наконец добралась до машины, тихо ее открыла и села.

Сразу же появился Мефистофель, спокойный с беспристрастным лицом, но было заметно, как за этим мнимым спокойствием все клокотало: губы были плотно сжаты, скулы ходили ходуном, глаза превратились в узкие щелки. Было понятно, что и с приютом ничего не вышло, но в довершении усугубились проблемы в отношениях Мефистофеля с отцом, и если я была мало в этом виновата, то невольным катализатором все-таки стала.

Не говоря ни слова, Мефистофель завел машину, и она рванула в места. Скорость машины увеличивалась, и разрываясь от желания обратить на этот факт его внимание, и страхом за последующую за этим реакцию, я все больше вжималась в сиденье. На одном из поворотов нас занесло, машина стала неуправляемой, но он справился, съехал с дороги в поле и остановился.

Мефистофель выпрыгнул из машины и метался по полю, как дикий разъяренный зверь. Я вышла следом. Было прохладно, я поежилась и плотнее закуталась в ветровку. Мне хотелось сказать ему, что все будет хорошо, но одновременно с этим было понимание, что лезть не надо. Как странно, что, видя переживания других людей, мы им настолько глубоко сопереживаем, что наши беды сразу мельчают что ли…

И вдруг он, пробегая мимо меня, на секунду притормозил:

– Ты как?

– Я то? Нормально, – и сразу воспользовалась предоставившейся мне возможности и я положила ему руку на грудь. Я его не держала, но ему в свою очередь было не очень удобно взять и бежать снова по полю. – И все будет хорошо. Я узнавала.

А под моей рукой вздымалась грудь, внутри все клокотало, и это стремилось вырваться, чтобы рвать и метать. И вдруг он схватил меня в охапку и плотно сжал. Это даже объятиями сложно было назвать, это именно – сжать, как лимон, чтоб его выжать. Его руки метались по моей спине, словно я была глиной, и приложив немного усилий, меня можно было растереть в порошок. Его рука наткнулась на мою косу, которую он тут же схватил и так дернул, что голова запрокинулась назад. Я судорожно вдохнула, а он жадно впился губами в шею, и медленно провел рукой по спине от шеи вниз, судя по всему, ногтями, но возбуждение, порожденное болью, следовавшее за его руко,й не остановилось вместе с его рукой, а поползло дальше вниз.

Вдруг также неожиданно, как начались его страстные поиски, также неожиданно они прекратились. Он затих, зарывшись носом в мои волосы. Я так и осталась тряпичной куклой в его руках и освобождаться из его объятий не стремилась.

В машине я поймала на себе его взгляд. Удивленный. Он словно привидение увидел. Я кинула взгляд в автомобильное зеркало. Ну, волосы взъерошены, коса наполовину расплелась, ну, что он не видел лохматых девушек? Я потянулась в карман ветровки за ключами и заметила на груди какие-то царапины. Мефистофель, нахмурившись, смотрел на меня, а я попыталась разрядить обстановку:

– О! Можно спокойно заявиться в полицию с заявлением об изнасиловании, никто даже сомневаться не будет.

У Мефистофеля дернулись скулы, глаза стали еще уже.

– Это была шутка. Неудачная, возможно, – я попыталась разрядить ситуацию, но он нисколько не изменился.

– Пошли! – он кивком показал на входную дверь моего подъезда, когда мы приехали. – Это надо обработать.

И уже дома распорядился:

– Так, нужны перекись или мирамистин, а еще зеленка или йод.

– А прививка от бешенства не нужна? – попыталась пошутить я. Ни один мускул на его лице не дрогнул. Черт, какой непробиваемый. – Так, на всякий случай, у меня уже есть прививка. И это была шутка. Шутка про то, что не нужна ли мне прививка, и совершенно не шутка, что прививка уже есть.

Я принесла хлоргексидин с ватными дисками и йод. Он обработал хлоргексидином шею и плечо, а потом налил столько йода, что я ахнула. Вообще никакой реакции.

– Так, а повернись спиной и подними футболку.

– Черт! – услышала я.

– Что там? – спросила я и, не дождавшись ответа, подошла к шкафу с зеркалом. Ну, как я и думала, четыре кровавые борозды. – У меня очень нежная кожа, небольшое усилие, и уже синяк…

– Это не может быть не больно! Почему ты ничего не говорила?

Я повернулась к нему. Что мне надо было ему отвечать, что хоть это и было больно, это еще было и приятно? Сейчас-то, увидев, что на самом деле представляет моя спина, сразу же стало больно, поэтому я просто развела руками:

– Не помню.

– Садись.

Снова хлоргексидин. Я вся сжалась: йод, но что-то странное последовало затем, он дул на мою спину? Я обалдела.

– Так, сорян за все это.

– Ерунда.

– И мне очень жаль, что ничего не вышло с приютом.

– Вы пытались. Спасибо вам за это, – я хотела было добавить, что мне было жаль, что у него так все вышло с отцом, но надо было сознаться в том, что я все слышала, а я не была уверена, что ему было бы приятно это узнать.

– Что дальше? – спросил он.

– Будем искать новый приют, – как можно беспечнее сказала я, одновременно понимая нереальность данного мероприятия.

– И да… спасибо за лечение по рецептам твоей бабушки. И вот, – он взял мою руку и вложил в нее ключи от моей квартиры. – Хм, спасительница! – по-моему, в его голосе прозвучала легкая ирония.

– Что значит «хм»?

– То и значит, сначала утопила, потом спасла, – уже появилась легкая тень улыбки.

– Вы, Владислав Владимирович, сами пытались утопиться, если мне память не изменяет. А перед этим кое-кого другого утопить.

Он уже встал и подошел к двери.

Что-то висело в воздухе.

Странная неловкость.

Несказанные слова…

Несделанные дела…

Нет, несказанные слова я все-таки произнесу:

– Тогда можно вопрос. Что это было? – спросила я, показывая ключи.

– Я проснулся. Ночь. Тебя нет. Сумочка с твоими ключами есть. Я как представил, что ты сидишь под дверью без ключей, пришлось ехать отвозить.

– А почему не отдали ключи?

– Как оказалось, ты не сидела под дверью, а сладко… хм, спала.

– А на следующий день? – требовательно спросила я.

– Ночь ты имела ввиду?

– Ну да, кивнула я, – и неожиданно для себя стала краснеть.

– Весь день этот твой вид не выходил у меня из головы, ничего не мог сделать, вернулся и был отвергнут, – спокойно и невозмутимо сказал он. Я почувствовала, что у меня не только щеки горят, но и уши запылали, что бывало очень редко.

– Тогда, если у нас тут вечер откровений, – начал он. – Что это была за ерунда про деньги «за кошек и мороженое».

– Просто не хотела быть должной, чтобы…

– Что «чтобы»?

– Чтобы не было никаких предъявлений потом. Вы сами сказали «будешь должной».

– Послушай, это просто фигура речи. Я никогда никаких счетов не предъявляю женщинам. И не требую ничего, что они согласны сами предложить. Это понятно?

Мои уши запылали вновь, я кивнула, хотя очень хотелось развить эту тему и спросить про лифт, из которого он меня не выпустил, и как это согласуется с тем утверждением, что он ничего не требует, что ему не согласны предложить.

– И что это за фокусы с новой работы?

Я удивленно на него уставилась.

– Нет, ты сейчас это серьезно? Город большой, но профессиональная среда не такая уж большая, будущий работодатель всегда наводит справки.

– После разыгравшейся сцены у меня не было другого выхода, как только взять и обновить резюме, потом меня пригласили на собеседование, я сходила, мы думаем.

– Тебе нравится у нас работать?

– Я уже отвечала на этот вопрос тогда на корпоративе, – я постаралась не улыбаться.

– А сейчас серьезно: только из-за меня ты собиралась уволиться?

Я кивнула.

– Хорошо, если мы выпишем судебное предписание, я не подойду ближе трех шагов, – тут он посмотрел на пол и сделал шаг назад. – Выбросишь эту идею из головы?

«Эй, – подумала я. – Что за нафиг, блин? Ты куда? Всё с точностью до наоборот!»

– Тогда я не смогу больше лечить вас по рецептам моей бабушки, – с сожалением сказала я.

– Какая жалость! Это серьезный пункт, надо обдумать.

– И вы не сможете оказывать мне первую медицинскую помощь, – жестом я показала на свою шею.

– Да, но если бы мы раньше оформили судебное предписание, то помощь не потребовалась бы.

В этой странной ситуации с взаимными признаниями мне хотелось просто сделать эти три шага вперед и уткнуться головой в его грудь, и чтобы он меня обнял и сказал, что все будет хорошо. И вдруг я поняла! Он этого и добивался: моего признания! А сам? Сам не хочет в чем-то признаться?

Да и черт бы с ним! Я готова была сделать этот шаг, но… а почему бы не потянуть? Насколько волнительно это время до первого прикосновения, первого объятия, первого поцелуя. Когда настолько оголены нервы, что любое прикосновение вызывает электрический разряд. И может быть, мне удастся его переиграть, чтобы он сделал этот первый шаг. Мне даже интересно стало: вот стоит Мефистофель, и вдруг он припадает на одно колено:

– Саша, ты – любовь всей моей жизни! Я не мыслю жизни без тебя! – ну и так далее все примерно в таком духе. Нет, картинка явно нереальна. Чтобы оправдать мою блуждающую на губах улыбку, я согласилась:

– Да, было бы предписание, лечить меня бы не пришлось.

Он ушел, а я еще долго сидела на диване, обняв колени.

Потом очнувшись, схватилась за телефон и стала звонить Дэну. Надо было срочно закидывать объявление на сайте и в соцсетях о предстоящем выселении приюта. Нам нужно было помещение. Если мы его не находим, то требовалось временное пристройство животных, проживающих в приюте на постоянной основе, кто кого мог бы взять. Надо вывесить списки с фотографиями животных.

Когда поднялась вся эта волна, кто-то предложил собрать деньги, на которые можно было бы самых проблемных животных временно пристроить в гостиницы для животных или снять временное помещение для приюта.

Все воскресенье я провела дома, сидя на полу с ноутбуком и телефоном – соцсети и бесконечные звонки, а в свободное время стала рисовать, сначала во время звонков выписывая каракули в ежедневнике, потом потянулась к бумаге в принтере. Рисунок за рисунком у меня получался дом в окружении яблоневого сада с видом на лес с заходящим солнцем, во дворе висели качели, на изгороди – плетистая роза. В моих видениях в доме было просторно и светло, простая и массивная мебель, обязательный камин с диванами вокруг для большой семьи и друзей.

А вокруг дома была стена, тоже вся увитая плетистой розой, по углам стены возвышались башенки, в самой стене – кованные ажурные двери. Выходишь из такой и попадаешь в другой мир. Нет, лучше заходить и попадать в тенистый сад, в котором бродить по тропинкам и неожиданно деревья расступаются, стоит фонтан, в нем – нимфа, которая выливает из кувшина воду в подставленные тобой ладони.

Глава 11. ББ

В понедельник офис стоял на ушах, потому что во вторник ожидался визит ББ, что расшифровывалось Биг Босс, но звали его Владимир Владимирович. Выходит, того самого ББ, чей голос я слышала за живой изгородью.

Уже в конце рабочего дня во вторник в наш кабинет влетела озадаченная Эльвира:

– Тебя к ББ, – сказала она.

– Меня?

Выходя со мной в коридор, она пробормотала словно сама с собой:

– Ума не приложу, зачем…

В приемной дверь в центре была закрыта, а в кабинеты Вадима и Владислава – открыты. Я вошла в приемную и встретилась взглядом с Владиславом, сидевшим за своим рабочим столом. Что он тут делает? Сегодня же вторник! Мефистофель удивленно проводил меня взглядом, и после того, как я вошла к ББ, вошел следом за мной.

– Добрый день, – сказала я.

– Добрый, – большой грузный мужчина, сидевший за массивным письменным столом, поднял на меня глаза и поправил очки. Он был на деле очень большим и в высоту, и в ширину. На вид лет шестьдесят, пушистая шевелюра, почти как у его сыновей, только седая. Какой знакомый изучающий взгляд. А мне уже не страшно, я уже закалена.

– Я бы хотел поговорить с ней без свидетелей, – сказал он, обращаясь к сыну.

– Хм, а есть какие-то тайны? – безразличным голосом спросил Мефистофель.

– Ну, тем лучше, сразу расставим точки над «и».

«У буквы «и» нет никаких точек, только дуга над «и краткой», а точки только у английской «ай» есть», – подумала я про себя. Давно за собой заметила дурацкую привычку в экстремальных ситуациях зачем-то растекаться мыслью по древу.

ББ подкинул фотографии, которые мягко подлетели ко мне по гладкой поверхности длинного стола для совещаний.

– Что это? – спросил он.

На фотографиях я выходила из машины Мефистофеля, когда мы ездили осматривать дом. Были видны и номера машины, но разглядеть водителя за тонированными стеклами было невозможно.

– Не совсем понимаю вопрос: я выхожу из машины.

– Куда и с какой целью вы ездили?

Хм, я была связана словом, данным Мефистофелю, не распространяться о доме.

– Эти фотографии сделаны в нерабочее время, а наши отношения с вами регулирует трудовой кодекс, нерабочее время он не регулирует. Боюсь, что не могу вам дать ответ на ваш вопрос.

ББ опять поправил очки и еще более внимательнее на меня посмотрел. Это продолжалось почти минуту, было ощущение, что было проведено МРТ от макушки до пят.

– Вы состоите в интимных отношениях? – его указательный палец пару раз прошелся от меня к Мефистофелю и обратно.

«Обалдеть!»

Я изумленно уставилась на Мефистофеля, у него не дрогнул ни единый мускул. Мне бы такое обладание. Я промолчала также, как и он.

– Ты! – обратился к Мефистофелю ББ. – Снабжал ее финансовой информацией?

– Что за бред?! – удивленно воскликнул Мефистофель.

– Имела ли она доступ к информации в твое отсутствие? Ноутбук? Планшет? – не унимался ББ.

– Нет! – спокойно ответила я. – Я не имела доступа ни к каким планшетам, ноутбукам, компьютерам, прочей финансовой информации. Я никогда не задавала вопросов, не интересовалась, ничего не выясняла, не шпионила. Еще вопросы?

– У вас же еще испытательный срок идет?

– Еще идет…

– Я решил, что мы не будем дальше продолжать наши отношения, которые трудовые. Посчитаем это последним днем.

– Я поняла, – и быстро вышла из комнаты, чтобы не разреветься прям там в кабинете.

За спиной слышала объяснения Мефистофеля с отцом, и одна фраза меня зацепила: «Это ты не понимаешь, именно месяц назад с ее приходом у нас и начались утечки».

И тут у меня наконец сложился пазл! Я вспомнила, как вечером в свой первый рабочий день мы сидели с Дэнон и обсуждали запуск Бойскаута. У него оказались в распоряжении те документы, что мы выложили на сайте. Как можно случайно сделать те самые фотографии у моего дома? Только если специально следить, но только следили не за мной, а за Мефистофелем. Он не сложил дважды два? А меня уволили почему? Чтобы посмотреть на его реакцию?

– Что случилось? – настала очередь Лены задавать вопросы. Я отрицательно мотнула головой, покидала в сумку свои вещи и выскочила из кабинета. Лена следом.

Мы сидели с ней в каком-то ночном клубе и пили по второму коктейлю, и информация об увольнении не воспринималась уже так остро.

– … Так, и что имеем: меня уволили, это, во-первых. Приют выселяют, это, во-вторых. И сейчас я почему-то не совсем уверена, что эти два события не связаны. При отсутствии работы у меня будут отсутствовать деньги, и я не смогу платить за съемное жилье, и меня следом выселят. Черт, почему все пьют алкоголь, когда сложно? Хреново же думать! Я даже в приюте не смогу жить, его тоже выселяют.

– Значит, слушай сюда, – отозвалась Лена. – Приезжай и живи у меня сколько хочешь, у меня двушка и есть свободная комната, я живу одна. А с приютом что?

– Пока кинули клич везде, где только можно, что ищем помещение. Параллельно, если предположить, что не найдем, пытаемся пристраивать животных, хоть на постоянной основе, хоть на временной, даже готовы деньги платить за содержание… правда, это пока они есть… и пока есть зарплата… а зарплата, пока есть работа… мда… а еще фотографии животных надо сделать, которых нет на сайте…

– А давай я фотографии сделаю! У меня есть неплохая камера и в фотошопе умею.

На моем телефоне высветился входящий звонок «Мефистофель». Я не ответила.

– Мефистофель?

– Владислав Владимирович.

– Ха, Мефистофель! Как ты его, однако.

– О да, еще и Мефистофель, это будет даже, в-десятых, – мрачно протянула я. – А вот тут я окончательно запуталась.

– Да ладно тебе, это всего лишь взаимоотношения, которые всегда распутать можно, это тебе не поиски новой работы или приюта.

– Ну, в чем-то ты права.

На телефоне опять появилось «Мефистофель».

– И что ему надо? – удивилась я.

– Возьми, узнаешь!

– Боюсь. Узнать.

– Ты? Ты! И вообще, какого черта он до тебя докапывается? Хочешь, я отвечу?

– Нет! Не надо! А докапывается… Ну, если в двух словах, то кто-то завел шашни с Вадимом, скорее всего, Эльвира. Нет, сначала с Владиславом. Но они расстались, она в отместку – с Вадимом. Владислав узнал про интрижку, правда, тогда он не узнал с кем. Когда он начал свое расследование, я неделю уже работала, поэтому его выбор пал на меня, к тому же я подозрительно долго проводила время с Вадимом, играя в шахматы. Но Владислав мог бы сложить два плюс два и понять, что никакая интрижка за неделю не могла бы развиться. В общем, чтобы меня проверить, он дал мне одно задание. В качестве платы было то изумрудное платье с туфлями… извращенец! Я случайно забыла у него клатч, а ночью он заявился ко мне домой и… не, у нас ничего не было, хотя могло бы… На день строителя он закинул меня в озеро, а я разыграла, что тону, и… надо отдать ему должное, он все-таки прыгнул меня спасать, – тут я не удержалась и хмыкнула. – Он почему-то заболел, хилый какой-то. Я всучила ему банку с малиновым вареньем. Он ненавидит собак, он же при нас тогда пнул ту мелкую собачонку, но при этом не отказался просить у отца отсрочить выселение приюта… И … в общем, все непонятно.

– Мда-а-а… Одно я могу сказать, что, если ты ничего не знаешь, значит, это все не просто так. Если бы была полная ерунда, именно это ты бы знала точно!

– Ты знаешь, ты так запутанно говоришь, но я прекрасно тебя понимаю.

– Наверное, потому, что мы выпили равное количество коктейлей.

На Ленином телефоне высветилось «Владислав Владимирович». Она тоже не стала его брать.

– Я заметила одну интересную штуку, – сказала она.

– Какую?

– В телефоне он у тебя Мефистофель, а называешь ты его уже Владиславом.

– Не-е-е, тебе так только кажется…

Третий коктейль пошел еще лучше, жизнь стала намного веселее. Лена рассказывала смешные и забавные случаи, я понимала, что это для того, чтобы отвлечь меня, и то ли дело было в алкоголе, то ли, действительно, я втянулась, но плохое настроение стало потихоньку отступать.

– … в «Кантате» ведь есть нежилые помещения на первом этаже под разные магазины, и как-то так сложилось, что собственников жилых помещений за глаза называют «жилец», а нежилых помещений – «нежилец». Сейчас управляющая компания проводит голосование среди жилых помещений про мусоропроводы, заварить или нет, и из управляющей слезно просят любого собственника жилого помещения отлавливать, спрашивать проголосовал ли он, и, если нет, вручать бюллетень. Вчера на стойке собственник из «Кантаты» забирал бумаги. Ну, забрал и ушел. Мимо идет чувак из управляющей и спрашивает секретарей, вручили ли они ему бюллетень. Те ответили, что нет. Чувак сказал им все, что думает, побежал за собственником, а секретарь кричит ему: «Он нам не нужен, он нежилец!» В общем, услышали все. Чувак из управляющей сказал: «Ок», развернулся и ушел. Но при этом развернулся и «нежилец». Пришлось секретарям долго ему объяснять, что речь не про него, и вообще, он не то услышал, про что подумал, а он вполне себе жилец, да еще долго и счастливо.

Лене удавалось так весело в красках рассказывать, что под конец истории я уже смеялась в голос, пока не увидела стоящего в дверях Владислава. В черных брюках, черной рубашке и руки в карманах брюк, ничего необычного.

– Блин, мне нельзя больше пить. Галлюцинации уже начались… или эти… миражи. Нет миражи в пустынях, все-таки галлюцинации, – промямлила я.

– Тогда у меня тоже… эти… виражи…

– Не, виражи – это другое. Стоп! Так ты его тоже видишь? Он же к нам идет?

– А как говорили в одном мультике, глючить обоих не может…

– Обеих! Мы же обе женского пола!

– Да хрен с ним! Пусть обеих. Скорее всего, это он собственной персоной.

Владислав подошел к нашему столику. Слишком уж он был реальным, чтобы быть миражом или виражом.

– Добрый вечер, девушки. Предлагаю свои услуги такси.

Лена безропотно поднялась, а я стала протестовать:

– Стой! Я не собираюсь еще уходить!

– Саш, пойдем, – она потянула меня за руку, косясь на него. Предательница! Она что, боится Владислава? Тьфу ты, Мефистофеля!

Я влезла к Лене на заднее сиденье машины. Мефистофель привез ее домой, и я тоже вылезла из машины, чтобы ее проводить. Пьяной я не была, все прекрасно понимала и осознавала, но легкая расторможенность движений наблюдалась.

– Лена, ты такая классная, спасибо, что выслушала мой бубнеж.

– Обращайся.

– Блин, можно тебя обнять.

Она сама потянулась, и мы обнялись. Было так спокойно, как в детстве, когда тебя обнимает мама, и ты знаешь, что никаких проблем у тебя нет, а просто какие-то мелочи. Вот бы сейчас тоже также мои проблемы обернулись в мелочи.

Мефистофель подхватил меня под локоть, и я уже не детстве, меня не обнимает ни мама, ни Лена, которая скрылась в подъезде, и проблемы у меня как раз есть. Он попытался посадил меня на переднее сиденье, а я пыталась протестовать:

– Я себя чувствую не лучшим образом… Хочу прогуляться пешком…

– Угу, хорошая идея в таком состоянии.

– Ну, хорошо, я предупредила. Мне нужен пакетик, и химчистка будет за ваш счет.

Он внимательно на меня посмотрел, но какой-то бумажный пакет, порывшись в бардачке, мне протянул. Потом, перегнувшись через меня, взял ремень безопасности и защелкнул его в патрон. На мгновение я очутилась в объятиях его запаха, по мне словно электрический заряд прошел, и я вздрогнула.

– А как вы узнали, где мы? – решила я перевести тему.

– Методом перебора, это уже третье.

Когда мы приехали к моему дому, он вышел из машины и открыл мою дверь.

– Ну, все, спасибо за услуги такси. Я дойду самостоятельно, – я почувствовала, что меня замутило, самым безопасным было как можно быстрее избавиться от его общества.

– Нет, я тебя провожу до квартиры.

«Странно, Лену никто не провожал до квартиры», – подумала я, а оказалось, что сказала вслух, потому что он следом ответил:

– Лена значительно лучше выглядела.

Я стала размышлять, стоит ли мне все-таки обидеться или забить.

– А я никуда не пойду, – заявила я. – Я не хочу домой.

– Саша, надо!

– Ого! Владислав Владимирович, вы знаете, как меня зовут? – этим фактом я тоже была шокирована. – Обалдеть!

– Но Санька еще интересней! Что-то в этом есть такое… еще из босоногого детства…

– Э-э-э, м-м-м, – пробормотала я, «Санькой» меня звали совсем уж близкие подруги и папа. Из уст Владислава это было чересчур интимно. – Я где-то телефон оставила, может быть у вас в машине.

В поле видимости его не было, и Владислав набрал номер. Телефон оказался в кармашке двери.

– Хм, «Мефистофель»? – удивленно прочитал он высветившуюся надпись и протянул мне как бы спрашивая, что это такое. Я сердито выхватила телефон, потому что на пьяную голову никакой оригинальный ответ не придумывался. «Скажи спасибо, что не… Чебурашка!» – съязвила я про себя.

– Да, самое главное, что я хотел сказать, – продолжил он, не дождавшись ответа, – ты не уволена.

– В смысле? – вот прям в этот момент мне захотелось стать потрезвее.

– В прямом. Завтра выходишь на работу и продолжаешь работать.

– М-м-м, понятно… Хотя нет, ничего непонятно, но я лучше потом спрошу еще раз.

У дверей квартиры он забрал у меня ключи и открыл замок. Мне срочно понадобилось в туалет. Когда я вернулась, Владислав стоял посреди комнаты, пол которой был усеян рисунками, с одним из них в руках.

– Это… это же мой дом?

– Эм-м-м… А что там с увольнением? – спросила я, вытягивая из его рук свой рисунок.

– А почему вопросом на вопрос? Решение об увольнении аннулировано. Ты выходишь завтра на работу и продолжаешь работать, если у тебя есть, конечно, желание работать, – я кивнула в ответ. Но мне было интересно, какой же именно разговор состоялся там за закрытыми дверями. Что он предложил взамен моего неувольнения.

– Так что это? – спросил он, перебирая другие рисунки на полу.

– Ну, что «что?»! Дом! – неужели не видно.

– А почему не показывала?

– А вы не просили, – я потянула рисунок к себе. Он спокойно отдал и продолжал поднимать с пола другие рисунки.

– Я хочу их забрать, – неожиданно заявил он.

– Это несерьезно, – попыталась я возразить.

– Сколько?

– Что «сколько?»?

– Сколько они стоят? Я куплю.

Я обалдела и несколько секунд фокусировала свое внимание на сказанной фразе, а свое зрение на его лице. Мы оба уже сидели на полу с рисунками в руках.

– Выбирайте, какие вам понравились, я их вам подарю.

– Саша, почему ты так относишься к своей работе? Можно же было озвучить цену.

– Может потому, что платье у меня уже есть? – поддела я его.

– А это не дом, – удивленно сказал он, разглядывая рисунок замка.

– А это приют. В смысле, проект приюта.

– У тебя какая-то особенная любовь к замкам, и детская площадка тоже ведь в виде замка.

Хм, наблюдательный какой. Я промолчала.

– Твои замки – это не про дом, а про защиту от внешнего мира. – сказал он, перебирая рисунки. – Ты закрываешься от всех, чтобы создать внутри свой внутренний мир, и чтобы никого чужих там не было.

Я опять промолчала. «Обдумаю это потом… как протрезвею. Он у нас еще и психолог, оказывается».

– Что… с приютом?

– Работаем в этом направлении. И по поводу приюта, мне очень нужна эта неделя за свой счет.

– Сейчас можешь написать заявление? Заберу с собой.

– Могу, – с воодушевлением сказала я. – И можно даже не приходить на работу подписывать?

– Можно.

Мы уже стояли в дверях: он с файликом, в котором было мое заявление на отпуск, и я с другим файликом, в который запихивала выбранные им рисунки. Повисла пауза. В этот момент мне очень захотелось, чтобы он обнял меня и сказал, что все будет хорошо.