Kostenlos

Письмо паршивой овцы

Text
Als gelesen kennzeichnen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

Глава седьмая

Всё-таки Варя загремела в больницу. На работе голова закружилась, прибежала фельдшерица, померила давление и вызвала скорую. Две недели Инна Леонидовна моталась в Патриаршее, чтобы помочь брату. Хозяйство у них немаленькое, и птицу держат, и поросят откармливают. Уговорила сменщицу работать по два дня подряд, чтобы потом уезжать на два дня в деревню. А по утрам перед работой ещё бегала в больницу, чтобы Варю покормить домашним. Вымоталась сильно. Наконец-то невестку выписали, так что сегодня отдежурит, а завтра будет спать часов до десяти, а потом вообще ничего делать не будет. Жиличка Царёвых Валентина вечером после ужина, когда старуха задремала, поглядела на Инну Леонидовну и сказала:

– Что-то вы неважно выглядите. Идите-ка домой. Как бабуля проснётся, я ей таблетки слабительные дам и кефир на ночь. А если капризничать начнёт, моя Наташка её развлечёт.

– Я ей «Два призрака» спою, тётя Инна.

– Во, самое подходящее на ночь для женщин и детей!

Прийти домой пораньше не получилось. Вспомнила, что хлеба нет, зашла в магазин, встретила знакомую, переговорили, дошли до следующего, там встретила ещё одну знакомую, которая предупредила, что на их улице опять прорыв. Пришлось прикупить ещё баклажку воды. Издали услышала, что работает экскаватор. Точно, у углового дома при свете фар копали. Войдя, она решила, что ничего делать не будет, а сразу ляжет спать. Но не успела даже разуться, как в окно забарабанили. Сосед колотился, Валет. Решила не открывать. Но он продолжал стучать и голосить. Открыла:

– Ну?

– Инночка, Христом богом прошу, пойдём со мной! Дашка заперлась и орёт дурным голосом!

– Ну вас, психов, – сказала с досадой Инна Леонидовна, но натянула шапку, запахнула пальто, сунула ключи в карман и захлопнула входную дверь.

У Копыловых было тихо. Инна Леонидовна огляделась: ну и бардак! Она уже много лет не переступала порога этого дома. Наверное, с тех пор, как её лучшая подруга Ира вышла замуж за Андрея. Да плевать ей на Андрея, но Ира решила, что виновата перед ней и избегала её всячески. А сколько у неё связано с этим домом! Маленькими Ира и Инна без конца бегали в гости друг к другу. Это отец Иры дядя Ваня спел когда-то новорождённому сыну Вале «песенку о папе». Когда Валька подрос, им приходилось таскать его везде с собой, потому что мать вышла на работу. Это они с Ирой, будучи подростками, придумали её младшему братишке кличку Валет, когда какой-то пьяный обратился к ним «дамы». Вскоре после неудачного замужества дочери родители Иры ушли друг за другом, восемнадцатилетний Валет женился на красивой, но недалёкой и скандальной Алле, которая умудрилась перессориться со всеми соседями. Теперь уже дочке их Дашке почти шестнадцать. Девчонка смазливая, но гулёна.

Инна Леонидовна вздохнула, вспомнив, какой порядок был в этом доме при покойной хозяйке и спросила:

– Ну, где Алла, где Даша?

– Алка в больнице, она на облучении, Ин… а Дашка…

Тут из-за двери туалета раздался какой-то утробный вой. Инна сразу поняла, в чём дело, взглянув на отломанную дверную ручку и спросила:

– Там обычная задвижка типа форточной? Неси топор!

Они отжали топором дверь, уложили девчонку на пол. Инна Леонидовна протянула руку:

– Давай телефон, – и, набрав скорую, сказала. – У нас преждевременные роды. Обменной карты нет, срок неизвестен, возможно, что-то приняла… девочке нет шестнадцати… адрес…

Валет возмущённо заорал:

– Ты что?!

– Валька, оттого что ты это будешь отрицать, оно не рассосётся.

Медичка, приехавшая на скорой, оказалась знакомой. Сочувственно посмотрев на неё, спросила: «Что, достали бабы-родюхи?», и велела собираться.

Валька бестолково метался по дому, разыскивая документы, роняя одежду, бросаясь к дочери после очередного её стона. Медичка скомандовала:

– Придётся вам с нами. Вы видите, какой он?

Да, она это видела. Махнула рукой:

– Ладно, я домой сейчас только…

– Некогда!

– Я без денег, без телефона, без документов…

– Валентин, прихвати кошелёк и телефон!

Валет вцепился в неё:

– Не бросай нас, Инночка!

За час домчались до областного перинатального центра. В дороге Валет вёл себя хуже Дашки. Фельдшер Надя, с которой им повезло, потому что была она, несмотря на молодость, очень хорошим специалистом, и в народе считалась ведьмой, перенявшей свой дар от прабабки, не выдержала его истерик, и сказала:

– Валентин, чем ты можешь дочери помочь, так только заречься. Ну? Поклянись, что, если с дочерью и внучкой всё обойдётся, то пить ты больше не будешь!

Пару минут Валет молчал, а потом сказал:

– Клянусь, что брошу пить и курить!

– Надя, а почему ты решила, что внучка, – удивилась Инна Леонидовна.

– Чувствую…

Дашку увезли на носилках, Инна Леонидовна с соседом устроились в коридоре. Валет периодически начинал выть. Она подошла к дежурной медсестре:

– Ради бога, воткните ему какой-нибудь укол!

– Ох, уж этот слабый пол! Будет с него и микстурки!

Ранним утром к ним вышла пожилая врачиха:

– Вы родители?

Валет взвизгнул и клацнул зубами. Инна Леонидовна сказала:

– Вот отец. Но… видите. Что с Дашей?

– С ней нормально. Но девочка тяжёлая… недель двадцать шесть, вес 920 грамм. Роженица сказала, что ребёнок ей не нужен.

– Этой роженице нет шестнадцати, так что решать родителям. А родители… вот видите… отец ничего не соображает, а мать… боюсь, что тоже откажется.

– Мать где?

– В онкологии лежит.

– Да, ситуация. Вы сможете с Дашей поговорить?

– Придётся. Валька, ты про внучку услышал?

– Инночка, я за неё молюсь… я обещал… я её заберу, даже если они откажутся!

– Ого! Не ожидала.

Условия в палате оказались не очень. Четырёхместная. Несмотря на ранний час, никто не спал. Даша лежала, отвернувшись к стене. Остальные пациентки прожигали взглядами её спину. Инна Леонидовна присела прямо на койку к соседке:

– Даша, слышишь меня?

Девчонка что-то пробурчала. Инна вздохнула и начала:

– Мы с Ирой, тёткой твоей родной, лучшими подругами были. Лет семь нам было. И вот ей рублик бабушка подарила. И пошли мы в ближайший магазин за конфетами. К кассе стояли, шалили, конечно. И Ира рублик оборонила. А одна вредная бабка сказала, что рубль её, обозвала нас воровками и обещала на нас родителям пожаловаться. Мы шли и плакали. Я очень боялась, что мама поверит этой бабке, что мы воровки. А мама обняла меня и сказала, что верит мне, а не какой-то чужой бабке. Ведь она моя мама и всегда будет меня защищать. Понимаешь? Я до тридцати двух лет жила с мамой и всегда знала, что у меня есть защитница. Вот ты сейчас решила, что тебе легче будет жить без твоей доченьки. А ей? Попадёт она в детдом, мамы у неё не будет. И маленькая, и большая, она во всём будет виновата. Нет и не будет у неё защиты…

Даша заревела:

– А она живая?

– Крошечная, слабенькая, но пока цепляется за жизнь. Там отец твой сидит внизу. С бодуна, конечно, бестолковый. Но поклялся, что бросит пить и курить, если вы обе выживете. За восемь часов, что мы здесь, ни разу покурить не вышел, держится пока. И ещё он сказал, что если вы с мамой от его внучки откажетесь, он её всё равно заберёт… только кто бы ему её отдал…

– Тётя Инна, а можно на неё поглядеть?

– Можно? – спросила       Инна Леонидовна врачиху, стоящую в дверях.

– Поднимайтесь потихоньку, провожу.

– Ой, какая крошечная! Почему она в этой стеклянной штуке? – заплакала Даша.

– Плакать не смей, у неё же связь с тобой, совсем недавно вы были единым целым. А в кувезе она, чтобы температуру поддерживать, – сказала сопровождавшая их пожилая врачиха. –Скажи: «Доченька, я с тобой» и иди с богом. Но в палате думай о малышке, ей легче будет. Имя придумала?

– Ой… не знаю…

– Придётся Аллой назвать, чтобы мать на тебя не орала, – сказала Инна Леонидовна.

Вниз Инна Леонидовна спустилась с ватой в ноздрях и в сопровождении медсестры. Увидев её, Валет снова заскулил.

– Валька, прекращай истерить, надоел до смерти, – сказала она. – Толку от тебя, как от козла молока. Нам помощь нужна. Звони Ире.

– Я звонил уже. Она меня послала. А теперь не отвечает. Мы же поругались давно…

– Ты или Алла?

– Ну да, Алка с ней ругалась. А я что, я молчал. А она обиделась на меня. Ты позвони ей сама. Но с другого телефона.

Медсестра протянула ей свой телефон.

– Ира, здравствуй, трубку только не бросай, – и в ответ на её выдох «Ой, Инна…» быстро заговорила. – Мы здесь в перинатальном центре. Несколько часов назад твой брат стал дедом… да, нет шестнадцати… да никто не знал! И Аллу не обвиняй, она здесь же, только в онкологии. И пора вам забыть ваши обиды. Вы же самые близкие, Ира! Дашка нормально, ребёнок очень слаб. Будешь помогать? Значит, бери бумагу, а я передам трубку медсестре, она продиктует тебе, что нужно привезти. И ещё поесть ей что-нибудь прихвати, она очень есть хочет. Мы с Валькой должны уехать, потому что у моего дома человека убили. Предположительно мы свидетели… а может, подозреваемые. Тут скоро машина полицейская подъедет за нами. Если нас не застанешь, иди племянницу кормить. Да, мошной не тряси, в другую палату не переводи. Соседки у неё хорошие женщины, они её на путь истинный наставляют.

Глава восьмая

Ей плохо стало, когда они вышли из безмолвного отделения реанимации и проходили мимо звучащей детской палаты. Сказав: «Ну, дальше сами», привалилась к стеклянной стене.

Врачиха кивнула, крепко ухватила Дашку под руку и потащила её по коридору, не давая обернуться. Буквально через минуту вывернулась из-за угла медсестра и завела Инну Леонидовну в процедурный кабинет. Она хлопотала над ней, приговаривая:

– Носовое кровотечение – это хорошо… это организм сам себя освобождает от негатива…

Померила давление, сделала укол, велела прилечь. Потом вернулась врачиха и сказала:

 

– Вы ведь Кожевникова? Вас разыскивают. Кого-то там убили около вашего дома. Просят срочно вернуться для опознания. Машина заедет за вами в ближайший час. Идите пока, купите, что роженице требуется. И поесть она просит.

– Боже! Кого убили?

– Наверное, незнакомого. Соседи не опознали, значит, не ваш родственник.

– Ну да, – облегчённо сказала она, прикидывая, что активистка из углового дома наверняка там, а она ни одного посетителя их квартала не пропустит и всю родню соседей до седьмого колена знает.

Ира с сумками наперевес и полицейский, посланный за ними, появились почти одновременно. Обнявшись с ней на ходу, они разошлись: Инна Леонидовна и Валет к машине, а Ира помчалась кормить племянницу.

В дороге полицейский о происшествии не проронил ни слова, оговорившись незнанием, мол, он со вчерашнего дня в областном центре находился и только сейчас получил приказ их с собой прихватить, а по приезде они узнали, что вечером у дома Инны Леонидовны погиб, упав в прорытую водопроводчиками траншею, Рома Корзун. Поскольку их алиби было чётко зафиксировано в журнале вызова скорой и могло быть подтверждено видеокамерами перинатального центра, опросили их быстро и формально. Полицию интересовало только, зачем Рома к ней шёл.

– Я понятия не имею, – ответила расстроенная Инна Леонидовна. – Общались мы с ним только в театре. У меня он никогда не был, потому что незачем. Да вы спросите Кузнецову из углового дома. Мимо неё не то что комар, вирус не проскочит. Если она Рому не опознала, значит, не видела его никогда.

Полицейский не сумел скрыть ухмылку, видно, с утра имел несчастье захлёбываться в море информации, выплеснутом активисткой. И отпустил их с миром. Траншея у её дома, кстати, уже была зарыта, хотя, когда они с Валетом уезжали на скорой, её ещё не было. Всю ночь, что ли, работали?

А активистка оказалась не такой уж плохой. Перехватив их около своего дома, она выспросила у Валета, когда возвращается из больницы Алла, и узнав, что послезавтра, всполошилась:

– Как же так, Валентин! Ты ж, небось там всё зас… это, как сказать, замусорил! Ну-ка, пошли, надо прибраться, обед какой ни то сгоношить.

Через день были похороны. К дому Инна Леонидовна не пошла, зная, что в десять отпевание в храме. Народу стояло на удивление много. Она пристроилась у окна, спрятавшись за двумя высокими тётками. Подошли Ираида Семёновна и Таисия Андреевна, их сопровождал тот полицейский начальник, который так пялился тогда на её боты. На удивление они очень по-приятельски беседовали. Странно, то в крышевании рэкетира Царёва его обвиняли, а то чуть ли не обнимают. И он обращается к ним просто по имени, а Ираида Семёновна к нему: «Ванечка!»

Как-то получилось, что Инна Леонидовна вышла после службы вместе с ними и оказалась в его машине. Вдовы не было. В толпе говорили, что ей стало плохо. Перешёптывались: что с головой. По дороге на кладбище процессия остановилась у клуба. Там оказался почти весь коллектив театра, художественной мастерской, клуба. Короткая гражданская панихида у входа. Небольшая заминка после. Мужики решили нести гроб до кладбища. Возражал мужчина, очень похожий на Рому, что-то говорил о времени заказанных поминок. Потом директор Федя, уже прилично набравшийся, отмахнулся от него и скомандовал: «Ребята, взяли!» Ребята, друганы-собутыльники Ромы, подняли гроб, оттеснив работников ритуальной службы, и пошли к дороге, смяв толпу провожающих. Схватил крышку гроба и полетел обгонять их один из ритуальщиков. Подхватила один из венков и устремилась за ним Инна Леонидовна. Её обогнала Таисия Андреевна, тоже с венком, и зашипела на мужиков: «Тормозите, придурки!» Женщины с венками встроились в процессию, и всё наконец приняло пристойный вид.

У ворот старого кладбища гроб всё-таки пришлось установить в катафалк. Оказалось, место приготовлено на новом. И женщины опять сели в машину.

– Почему Райка его со своими не положит, – возмущалась Таисия Андреевна.

– С первым мужем рядом? – спросила ехидно Ираида Семёновна.

– А с его роднёй?

– Он не местный, – тихо сказала Инна Леонидовна.

Отвечая на вопросы, она рассказала, что Рома здесь оказался по распределению после училища киномехаников. Что родом он из Новогорской области. Про родственников ответила, что тот, кто распоряжается, не брат, а дядя. У них разница в возрасте небольшая, лет десять, что ли. А молодой мужчина – это сын дяди, Ромин брат двоюродный. Была ещё сестра, но год назад умерла. Нет, осенью они с Раисой Михайловной на другие похороны ездили, троюродного брата. И только потом до неё дошло, что театральные старухи молчат, вопросы задаёт полицейский, а она на них отвечает. Он тоже понял, что она это заметила, и спросил в лоб:

– Инна Леонидовна, как так получилось, что вы о Корзуне больше знаете, чем мои весьма компетентные в местной жизни дамы?

Она усмехнулась:

– Вот и Сергей Сергеевич высказал предположение, не взревновала ли меня Раиса Михайловна к своему супругу. Нет, ничего такого. Мы знакомы пятнадцать лет и всегда были… не знаю, как сказать… ну, не друзья, но душевные приятели. Рома в сущности был очень одиноким человеком. Эти его кореша, что рьяно схватили гроб, они только собутыльники. Так сложилось, что ему поделиться личными обстоятельствами просто не с кем. В жене он довольно быстро разочаровался, хотя тогда, лет пятнадцать назад, был безумно влюблён. Она, ну, вы знаете, женщина яркая, но надменная и самовлюблённая. В театре он с удовольствием работал, и относились к нему хорошо, и он был к вам ко всем привязан. Но… все в творческом процессе. А мы в техническом. Рома с отвёрткой, я с иголкой. Ну, и болтали.

– Инночка, извини, но ты в театр почти уж год не ходишь, – осторожно сказала Ираида Семёновна. – А сведениями за последний год располагаешь. И к тебе домой он в день смерти первый раз пошёл. Я это точно знаю, он у меня спрашивал, где ты живёшь. Я и сама точно не знала, сказала, что в Ветошниках и вроде над оврагом.

– Да, ему по дороге ваш сосед подсказал номер дома, – подтвердил Иван Иванович.

– Рома иногда заходил в отдел поговорить.

– А как к этому относилась его жена?

Инна Леонидовна надолго задумалась. Потом ответила:

– А ведь мы втроём практически не пересекались. К ней в кабинет он при мне, можно сказать, не заходил. Да и ко мне, наверное, раза три-четыре за год. Один раз, я помню, когда дочь Раисы Михайловны в гости приезжала, он в перерыв зашёл. Я ещё удивилась, что, мол, к праздничному столу обедать не кинулся. А он: ну, ты знаешь…

– Что «знаешь»?

– Она подростком уже была, когда они поженились. И всегда очень его не любила. Вот только теперь дошло, он приходил, когда на душе совсем гадко было, а деваться некуда. Между майскими праздниками тогда, потом летом, когда он вернулся с похорон сестры двоюродной, потом один раз он зубом маялся, я его в поликлинику уговорила. Раиса Михайловна даже поблагодарила, мол, все нервы вымотал, а не шёл…

– То есть из вашего общения он секрета не делал, и она на это спокойно реагировала?

– Да конечно! Ой, нет…

– Что такое?

– Осенью, незадолго до увольнения, когда они вернулись с похорон дальнего родственника и Рома зашёл за ней… вот именно, не ко мне, а за ней! Присел у моего стола, пока она по телефону говорила в своём кабинете. Что-то начал рассказывать, и тут она вылетела как фурия и начала на него орать! И на меня! Мол, не пустые разговоры вести надо, а работать! Пожалуй, с тех пор у неё ко мне неприязнь появилась.

– Значит, всё-таки ревность?

– Нет, совсем нет. Мне кажется, что-то он сказал, что ей скрыть хотелось. И злость её из-за того, что я теперь знаю это… а я её-богу, ничего не знаю!

– Семейная постыдная тайна?

– Нет, это Ромин родственник. Ей-то что?

– Инна Леонидовна, постарайтесь вспомнить.

– Да зачем?

– Ох, как бы это вам сказать… его ведь убили, Рому вашего.

– Ваня, – вступила в разговор Ираида Семёновна. – Как же убили? Он же в траншею свалился. Столкнули, что ли?

– Об этом мы поговорим позже. Вы на поминки пойдёте?

– О чём вы?

– Инна, наши в кафе не идут, но в театре сейчас соберёмся, помянуть надо, – сказала Ираида Семёновна.

– Нет, извините, я домой…

– Не возражаете, я завезу вас в полицию для короткой беседы под протокол?

– Ну, если надо…

У машины Инну Леонидовну окликнула инспектор отдела культуры, уговаривая поехать с ними в кафе. На её голос обернулся брат покойного. Сев в машину, она сказала Ираиде Семёновне:

– Ну и взгляд у этого кузена! У меня от него аж подошвы задымились!

– Да, странный тип. Вы знакомы?

– Только со слов Ромы.

– А такое впечатление, что вы у него машину угнали. Или боится, что на всех закуски и выпивки не хватит?

В полиции на этот раз она оказалась в кабинете зама. Он даже чая предложил. Инна Леонидовна испуганно отказалась, но Иван Иванович сказал:

– Ну, не хотите чая, Ксения Васильевна вам кофе нальёт. У нас он неплохой, из кофемашины. И бутерброды берите, время обеденное. Пока не поедим, разговаривать не будем. У нас знаете, как? Вмиг аппетит испортим.

И как-то незаметно для себя она три бутерброда смолотила. Иван Иванович съел вдвое больше, ел жадно и некрасиво, а залпом запив чаем, промычал, что сегодня не завтракал и на обед сходить некогда.

– А теперь к делу. Вот, у меня тут результаты экспертизы. Хотите, сами прочитаете, а могу я вкратце изложить.

– Давайте почитаю, – ответила она, почувствовав подвох. А уловив на его лице быстро подавленную ухмылку, ещё сильнее укрепилась в желании разобраться самой. Сначала испугалась, что дело безнадёжное, но потом, вчитавшись, поняла, что это не так уж сложно. Достала свой телефон, пролистнула звонки. – Ну, что ж, понимаю. Водоканал вёл ремонтные работы до восьми вечера, тогда и дощатый мостик через траншею перебросили к моей калитке. Судя по справке об осадках, подпил сделан не раньше половины девятого и не позже десяти. Рома звонил мне восемь раз, последний в девять двадцать. Тогда, судя по всему, он и вышел из клуба…

– Нет, раньше, – сказал появившийся в дверях мужчина. – В девять пятнадцать он зафиксирован видеокамерами в универсаме «Пятёрочка» на кассе, сигареты покупал.

– Проходи, Витя, – кивнул ему Иван Иванович.

– Значит, позвонил с дороги. И получается, я косвенно виновата в его гибели. Если бы я захватила с собой телефон, он бы передал, что хотел, и ко мне бы не пошёл. Или если бы я хотя бы выключила свет на террасе, он бы увидел, что дома никого нет, и не стал бы переходить через мостик.

– Не факт, – возразил Иван Иванович и протянул ей упаковку бумажных платков. – И не он, так кто-нибудь другой бы разбился.

– Ко мне редко люди ходят. Соседи иногда, а родственники ещё реже…

– Ну, так давайте уже, додумывайте!

– Что?

– Что Корзун к вам идёт, злоумышленник знать не мог. Когда ваш Рома спросил адрес у Иры, при этом никто не присутствовал. Его появления не ожидали. Мостик для вас подпиливали.

Инна Леонидовна это и сама поняла. Это было бессмысленно, но были люди, которые желали ей зла: сначала Лёшу чуть не убили, потом Мильчикова хотела в тюрьму посадить, потом её саму чуть не задавили, потом подпилили мостик.

– Я ничего не понимаю, – растерянно сказала она. – Из всех моих недоброжелателей только одна известна – Мильчикова. Её надо спрашивать, – она осеклась, потому что зазвонил телефон. – Я отвечу? Валь, что? Не реви, дурачина! До выходных поживёшь у меня, потом к Ире съездишь. Она у вас глава семьи, она всё решать будет. Нам с тобой Аллу не побороть. Особенно если она с мамашей… и не пей, ради бога! Я скоро приду, дождись… замёрз? Да, ветер… там щель внизу у порога, ключ нашаришь. Посиди в кресле, в шкафу старые одёжки. Я скоро!.. Можно, я пойду уже?

– Сосед? Вы ко всем алкашам с сочувствием бросаетесь? К Корзуну, к Копылову? Что за хобби у русских баб слабаков жалеть? Вот скажите, а если вы ему позвоните, он тоже вас кинется спасать?

Инна Леонидовна вдруг сердито и решительно сказала: «Нет!»

– Нет? А что же вы к нему понеслись?

– Нет – потому что не позвоню! Потому что он действительно слабак!

– Ладно, идите, – дождавшись, когда дверь за ней захлопнулась, сказал. – Вот, ведь соображает. И гордость есть. А убьют дуру! Значит, так, друг мой Витя. Убивают у нас за что? За деньги, за любовь, спьяну… да и всё, пожалуй. Пить тут не с кем, любить некого. Так что прокачай мне её родословную и всю движимость и недвижимость её и родственников. Может, у неё в предках кто-нибудь из аристократов? Может, владеет она алмазом Санси?

Витя вдруг спросил:

– Иван Иванович, она ведь добрая. У меня бабушка такая была, за всех молилась, всем помогала. За что вы с ней так?

 

– Так – это как?

– Жестоко как-то…

– Это она сама с собой жестока. Ты знаешь сколько ей лет? Она тебя старше лет на десять всего. А ведёт себя… вот, как ты сказал… бабушка! У неё высшее образование, а она сиделкой у старухи парализованной, дерьмо из-под неё выгребает. А получает в месяц, сколько ты за неделю. Ты видел, как она одета? Это ещё ботинки новые на ней, а то раньше в войлочных ботах ходила.

– А вам-то какое дело?

– Вот видно, что ты не опер. Она просто находка для преступника. Терпила она, вот кто! Я оперским своим нюхом чую, что мне протокол о её вскрытии читать!