С другой стороны МакГрегор был совсем не против когда к Мише ходил Джон. Стэн считал что молодой человек обладает идеальным сочетание такта, воспитания и любознательности чтобы достигнуть на этом поприще каких-то успехов. И поскольку топ-менеджеры "Синана" время от времени напоминали координационному аналитику о необходимости развития и углубления контактов с местным населением, то и Стэн в свою очередь, как мог поощрял стремления Джона побольше узнать о люксорах и никтопах.

Что касается никтопов, гуманоидных существ, покрытых густой черной шерстью и напоминавших больших бесхвостых котов, то о них землянам было известно гораздо меньше, чем о люксорах. Никтопы не выказывали никакого дружелюбия к пришельцам и старались держаться от них подальше, хотя и проявляли кое какое любопытство и согласно зонд-камерам частенько бродили и вокруг двеллдоума и возле шахт и рядом с многочисленными исследовательскими комплексами, разбросанным по планете. Земляне платили им той же планетой и мягко говоря недолюбливали этих "котяр". Главным образом за то что как выяснилось основным источником пищи для плотоядных никтопов служили мясистые, медлительные, мягкотелые люксоры. Причем больше всего землян поражало то что люксоры вроде бы и не старались как-то особенно сопротивляться этому.

Никтопы жили в горах, в пещерах, в каких-то подземелиях, прекрасно видели в темноте, имели жуткие выдвижные когти и острые зубы и поначалу считались участниками Первой партии обычным диким зверьем. Опасным и хищным. Но довольно быстро выяснилось что они вполне разумны, обладают речью и довольно сложным социальным устройством. Но больше всего землян поразило следующее. Несколько раз никтопы вступали в контакт с пришельцами и при этом вполне внятно и членораздельно изъяснялись на унилэнге. Они пытались выяснить что землянам нужно на Никтопии. Это потрясло ученых. Они никак не могли уразуметь каким образом никтопы овладели неизвестным им ранее языком. Ученые сошлись на некоторой неопределенной теории что никтопы каким-то образом переняли унилэнг от люксоров. Возможно обе расы контактировали не только как хищники и жертвы. Но так или иначе ответы землян видимо не удовлетворили никтопов, или котообразные автохтоны просто не поняли их. Дальнейшего сближения не произошло. Никтопы по-прежнему держались в отдалении, а если земляне пытались добраться до их жилищ, никтопы просто растворялись в неизвестности, в бесконечных запутанных катакомбах и пещерах.

В конце концов юристы "Синана" повернули дело так что основной разумной расой Никтопии стали именно люксоры, а никтопов следовало воспринимать как невежественных кровожадных дикарей, которые хотя и обладают некоторой разумностью, но полноценным сапиенс-видом считаться ни в коем случае не могут. И потому для первичного освоения планеты достаточно заручиться поддержкой только люксоров. Что и было довольно быстро проделано. Маленькие гладкокожие доверчивые инопланетяне ничуть не возражали. И вполне охотно скрепили биопечатями все необходимые договора и разрешения.

Джон как и все с симпатией относился к добродушным люксорам и искренне ненавидел никтопов. Но гораздо больше двух этих рас его занимали те, кого земляне прозвали "ладошами". С точки зрения молодого человека, да и не только его, это были поистине удивительные существа, практически непостижимые. Ученые из Первой партии так и не разобрались до конца что это такое. Вообще складывалось впечатление что они мало в чем успели разобраться и покинули Никтопию довольно поспешно. Дядя Вася на это обычно ворчливо замечал, что это естественно, кому охота морозить себе задницу посреди холодной каменистой пустыни, где вокруг царствует вечная ночь. К тому же ходили упорные слухи что синанцы нажали на все возможные пружины и смазали все нужные колеса чтобы Первая партия максимально быстро убралась с планеты и можно было приступить к непосредственным разработкам залежей драгоценного доменита, чудесного, божественного, как его многие называли, металла, из которого изготавливались модули развертки гиперполя.

Ладоши буквально завораживали Джона. На первый взгляд это были бесформенные сгустки непонятной субстанции, которую люксоры приспособились использовать в сугубо утилитарных целях. Для освещения своих улиц, домов, теплиц и так далее. Они помещали ладошей в большие стеклянные сферы, внутри которых те летали по хаотическим траекториям, испуская при этом яркое ровное свечение. Ладоши действительно отдаленно напоминали ладонь взрослого человека, особенно когда их свечение ослабевало и можно было разглядеть плоскую амебообразную зеленоватую массу с темными прожилками. Именно эти прожилки начинались светиться первыми, напоминая раскаленные нити. После чего подключалось и остальное тело и сияние охватывало всего ладоша. При всем при этом ладоши еще и свободно летали в пространстве. Именно эта их способность более всего озадачивала ученых. Если для объяснения свечения у них еще были какие-то теории, то для полетов таковых уже не находилось. И также оставалось загадкой откуда ладоши черпают энергию, на первый взгляд казалось что они ничего не потребляют. Естественно всеми этими вопросами долго мучили люксоров, раз уж они научились использовать ладошей. И гладкокожие инопланетяне охотно старались помочь землянам в их желании постигнуть сущность ладошей. Но успехом эти усилия не увенчались. Сказались многочисленные трудности перевода. Как всегда при Первом контакте было очень непросто соотнести многие понятия из унилэнга с понятиями из языка инопланетян. Для каких-то материальных или универсальных объектов это происходило очень быстро, а для каких-то требовались месяцы и чуть ли не годы, чтобы и контактеры и автохтоны поняли наконец о чем идет речь. Кроме того часто случалось так что аналогичное понятие просто отсутствовало в той или иной культуре. Земляне и люксоры быстро разобрались как в обоих языках обозначается допустим камень, свет, темнота и эти объекты уже не вызывали никаких сложностей при переводе. Но с абстрактными понятиями было сложнее. Ученые долго не могли понять что же именно заставляет светиться ладошей. Люксоры упорно называли это неким словом, которое приблизительно звучало как "илвама". Но что это за илвама такая земляне не понимали. Они просили люксоров показать её. Тогда те закрывали глаза, делали то что отдаленно напоминало как человек садится на корточки и неподвижно застывали. И так и сидели не произнося ни звука и не шевелясь. Это и была илвама.

Люксоры сказали что первоначально ладошей находят в недрах планеты, на больших глубинах в виде твердых сморщенных бесформенных образований. Это как бы ладоши спали. По мере получения от люксора илвамы эти твердые куски размягчались, становились похожими на пластилин, расправлялись и принимали форму ладони. Спустя какое-то время эти "блинчики" начинали шевелиться, подниматься в воздух и снова шлепаться на землю. А за тем в один прекрасный момент они взлетали и больше практически не опускались. Хотя было зафиксировано несколько случаев когда ладоши гасли и распластывались на плечах люксоров. Ученые хотели чтобы им показали где находят ладошей. Но этого люксоры сделать не смогли или не захотели, невразумительно объясняя что те сами приходят к ним. Но как именно они "приходят" осталось неясно.

В конце концов уже перед самым свертыванием Первой партии один из биологов нашел разгадку илвамы. Самым подходящим словом для перевода этого понятия оказалось слово "любовь". На первый взгляд это звучало смехотворно. Но чем больше люксорам объясняли что такое любовь и как она воспринимается людьми, тем охотнее и радостнее люксоры подтверждали что да, это она и есть, илвама. Таким образом ученая братия сошлась на том что маленькие инопланетяне испускают некие эманации любви, которые каким-то образом улавливаются ладошами и те от счастья что их любят светятся. Всё это конечно звучало довольно нелепо, если не сказать бредово, но никому уже не было до этого никакого дела. Разрешение на освоение было получено и юридически закреплено, Первая партия торопливо покидала негостеприимную планету, а в "Синане" всем было глубоко наплевать как именно освещают свои дома примитивные аборигены Никтопии. При помощи левитирующего пластилина, который нужно любить? Пусть будет так. Во Вселенной всякое случается. Главное это доменит. Однако перед масштабной разработкой, все же решили для начала запустить две пробные шахты с минимумом персонала. К тому же ученые предупреждали что после окончания 89-тилетней зимы Никтопию ждут глобальные невиданные перемены. Никто точно не знал на что будет похожа планета в свой теплый период и это обстоятельство немного смущало топ-менеджеров корпорации. Они не были уверены, что если развернут масштабное освоение, сумеют за 23 оставшихся альфа-года отбить вложенные в планету деньги, а поскольку при наступлении Вечного дня новые природные условия могли привести к полному перестроению методики добычи доменита, что конечно же повлекло бы дополнительные траты, некоторые высказывались за то что бы вообще все отложить до наступления Лета. Дискуссии еще продолжались, но пока сошлись на эконом-варианте с тремя работниками, которым если что можно будет легко пожертвовать.

Джон поднялся из-за стола.

– Пойду на маяк, – сообщил он Василию Ивановичу.

– Знаешь как я назову свою женщину? – Спросил старший помощник.

– В честь вашей мамы? – Простодушно предположил Джон.

Василий Иванович повернулся в кресле и внимательно поглядел на молодого человека.

– Это очень скверная шутка, – веско произнес он.

– Да я не имел ввиду ничего такого, – испуганно проговорил Джон.

Василий Иванович широко улыбнулся, тряхнув своей неряшливой зеленой бородой.

– Ладно-ладно, знаю что не имел, – весело сказал он. – Я назову её Анжелина. Кристально чистое имя, нежное и полное страсти. Всю жизнь мечтал трахнуть девицу с таким именем.

– Разве это так важно какое у девицы имя?

– Вам молодым конечно не важно. Вам бы только свою шишку запарить. Потыкали девку и бежать. Даже имени не спросите. А нам старикам уже всё важно. Мы же смакуем.

– Ясно, – быстро сказал Джон. Ему хотелось избежать очередного нудного дяди Васиного рассуждения на тему плотской любви. – Ну я пошел.

– Валяй, – равнодушно бросил старший помощник и вернулся к экрану с красоткой.

В главном шлюзе двеллдоума, застегивая термокомбмнезон, Джон посмотрел на панель приборов. -31 по Цельсию, влажность 85%, давление 751 мм рт. ст, ветер 3,6 м/с. По никтопианским меркам можно было сказать, что погода просто шепчет. Не слишком холодно и практически безветренно. Джон любил бывать снаружи, когда стихал ветер. До маяка было буквально 200 метров, но у молодого человека прогулка заняла почти полчаса. Потому что он останавливался и созерцал. Просто глядел по сторонам, пропитываясь окружающим сюрреалистическим пейзажем и почти благоговейно вслушиваясь в безраздельную тишину удивительной планеты. Слабое холодное свечение тусклой бледно-голубой звезды размером с кулак наполняло вечную ночь Никтопии зыбкой сумеречностью и какой-то трансцендентальной отрешенностью. Бурая холмистая равнина, усеянная валунами, щебнем, рваными лоскутами синего снега и глянцевидными, чуть красноватыми участками растений, названных землянами ферралга, теряясь в темноте ночи и едва-едва отражая звездный свет буквально гипнотизировала молодого человека. Здесь не было места суете и скоротечности. Время здесь становилось медленным и незаметным. Пространство окутанной темнотой и освященное холодом не знало ничего кроме недвижности камней и безмолвия звезд. И Джон с замирание сердца представлял а что если бы довелось провести в таком месте не дюжину месяцев, а всю свою жизнь. Не видеть ничего кроме этих зыбких сумерек и молчаливой ледяной равнины. И как бы ни было это странно в его душе не рождалось абсолютного явного протеста при этой мысли. Скорее такая перспектива завораживала его. Ему представлялось что такая судьба обрекла бы его на обретение покоя, ибо не было здесь места ни любви, ни ненависти, сама жизнь и смерть казались незначительными случайностями пред холодным безмолвием погруженной в вечную ночь планеты. "Но зачем мне покой", улыбнулся Джон, "мне ведь по дяди Васиным словам самое время бегать и тыкать девок".

Он вдохнул морозный воздух и чуть ли не с нежностью подумал о своей защитной одежде и обуви, столь заботливо хранившие его тело в тепле и уюте. Всё же очень любопытно будет взглянуть на Никтопию Летом. И он решил, что если доживет до своего первого пятидесятилетия, обязательно отметит это событие поездкой сюда. К тому моменту пройдет уже пять лет как планета будет нежиться в тепле двух светил и ученые обещали что она совершенно преобразится. Интересно будет посмотреть.

Джон включил налобный динамо-фонарь и быстро зашагал к маяку. По пути в который раз подумав что всё-таки Никтопия это странное место. Взять хотя бы эту ферралгу, удивительное растение, толстой пленкой покрывавшее определенные скальные породы. Именно она, отдаленно напоминавшая водоросли Первой Земли, была ответственна за то что атмосфера Никтопии не имела недостатка в кислороде. Джон был далек от химии, но насколько он понял ферралга расщепляла кислородсодержащие неорганические соединения, какие-то там оксиды, карбонаты, сульфаты, поглощая основание и выделяя в воздух драгоценный, по крайней мере для землян и никтопианцев, газ. А говоря еще проще ферралга пожирала скалы и камни и при этом высвобождала связанный кислород. Ученые из Первой партии никак не могли прийти к консенсусу по поводу происхождения ферралги. Она вроде бы взялась из неоткуда, концентрировалась в основных местах поселения никтопианцев и создавалось впечатление что главное её предназначение чтобы биологические виды планеты не погибли бы от удушья. Некоторые горячие головы высказывались даже за искусственное происхождение растения.

Джон приблизился к каменному строению маяка. С трудом отодвинул тяжелую дверь и вошел внутрь. После чего тщательно закрыл её. В очередной раз подивился тому сколько всё же силы в тщедушных на первый взгляд люксорах, умудрявшихся справляться с этой дверью. Маяк, как и другие помещения люксоров, обогревалось сжиганием ископаемого топлива, которое земляне по привычке окрестили "углем". Но это был далеко не уголь, к которому привыкли люди на Альфа-планете. Как выяснила Первая партия этот материал представлял собой твердые продукты жизнедеятельности одного крупного местного организма, который судя по всему жил только в летний период Никтопии.

Тепло, конечно, следовало беречь. По традиции, каждый гость, проходя мимо кучи "угля" на первом этаже, прихватывал с собой порцию и нёс её наверх. Однако эти каменные куски с точки зрения землян издавали некоторое зловоние. И дядя Вася, например, именовавший это ископаемое топливо не иначе как "говно мамонта", наотрез отказывался брать его в руки. Но Джон, стараясь не дышать глубоко, быстро закинул в маленькую корзинку несколько камней "угля" и пошел по лестнице наверх.

В главной комнате маяка было жарко натоплено. По счастью при сжигании топлива, его зловоние практически не распространялось и земляне могли находиться в помещениях люксоров без назальных фильтров. Маленький зеленый Миша, превратившись практически в шар, сидел в углублении в полу и блаженствовал. Круглая комната освещалась молочным светильником, подаренном землянами. Светильник работал от энека, универсальной батарейки, которую можно было зарядить практически от любого источника энергии. Например просто бросить в огонь. Прежде здесь для освещения использовались свечи, но жир из которых их делали опять же издавал некоторое амбре и Василий Иванович счел за благо осчастливить отсталых инопланетян одним из технологических чудес своей сверхцивилизации.

Джон откинул капюшон, полностью расстегнул термо-комбинезон и наполовину вылез из него. При этом он не сводил глаз с Миши. Голова люксора, напоминавшая перевернутую миску, до этого утопленная в туловище, вылезла и два узких глаза раскрылись и сфокусировались на госте.

Джон уже знал что Миша способен одновременно и общаться с ним и поддерживать контакт со всеми своими ладошами. А контакт разрывать ни в коем случае нельзя. Миша отвечал за половину наружных фонарей деревни. За другую половину отвечал маяк, располагавшийся с противоположной стороны поселения.

И снова Джон задумался о том свидетелем какого удивительного процесса он является. Маленький инопланетянин умудрялся одаривать своей любовью, илвамой, почти семь десятков существ. Как это возможно? Василий Иванович также изумлялся этому: "Тут не знаешь как одну жену любить, так чтобы не прибить между делом, а Михалыч чуть ли не сотню за раз оприходует и ничего!"

Миша и его напарник Синяк, дежурили по очереди. Каждое дежурство длилось примерно 16 альфа-часов. И все эти часы люксор на маяке, земляне прозвали их "фонарщиками", должны были беспрерывно <любить> своих маленьких подопечных, дабы те продолжали излучать ровный яркий свет, защищая жителей деревни от тьмы вечной ночи. Для Джона это было невероятно. Он не мог представить как можно любить часами. Ведь любовь это чрезвычайно сильная эмоция, переживание, которое невозможно длить и выносить часами. Для человека это немыслимо. Еще более невероятно это было для дяди Васи. "Любить шестнадцать часов подряд!", восхищенно восклицал он, "И как только любилка не отвалится?!" Джон обычно ничего на это не говорил, но про себя думал что Василий Иванович кажется как-то не так понимает слово "любить", как-то по своему, по плотскому. И он явно не совсем представлял чем занимаются люксоры на маяке. Впрочем, возможно это был просто юмор. Иногда молодому человеку мнилось что Василий Иванович далеко не так прост как хочет казаться и в глубоких карих глазах старшего помощника порой весело сверкает свет истинной мудрости. С другой стороны это ощущение моментально пропадало как только дядя Вася, например, выходя из туалета начинал возмущаться: "Блядь, ну мужики, ну кто опять мимо унитаза нассал?! Или вы когда стряхиваете, причиндалом своим как флагом размахиваете?" Ни Стэн, ни тем более Джон обычно не находили что ответить.

– Доброго времени, – поприветствовал Джон инопланетянина.

– Да хранит тебя лучезарная Исида, ДжонТимирязьев и да не сметет тебя дыхание Великой Гипы, – тихо ответил люксор и один из его чехлов чуть завибрировал. Это был аналог человеческой улыбки. Сила вибрации соответственно была широтой этой улыбки.

Люксоры никак не могли понять смысл имен, фамилий, вторых имен или отчеств и потому упрямо называли землян одним словом, соединяя все их имена. Что же касается лучезарной Исиды и Великой Гипы, то это были следы дурного влияния Василия Ивановича, за что он в свое время получил небольшой втык от координационного аналитика.

Исида давно и прочно заняла место в космическом фольклоре землян. Всё началось с первых прыжков через гиперпространство. Астронавтов, решавшихся на Прыжок, называли хайджерами. Они получили эту кличку от сокращения слова гипер-джампер. Их корабли снабжались внутренней системой с искусственным интеллектом, полное наименование которой звучало так: Исполнительная Система Извлечения Данных и Анализа. Никто уже не помнил кто придумал это название или оно как-то само образовалось, но очень быстро эти слова слились в аббревиатуру и еще быстрее в кругу хайджеров сформировалась привычка доброго напутствия: "Да хранит тебя Исида", столь же шутливого сколь и священного для них. И с тех самых пор прекрасная ясноликая повелительница скорпионов и крокодилов навсегда стала хранительницей всех космических путешественников, оберегая их корабли и души на бесконечных межзвездных путях.

Великая же Гипа являлась олицетворением того самого безраздельного, замкнутого, для многих совершенно непостижимого пространства над тремя явными. Гипа была довольно суровой и равнодушной богиней. Она ничего не требовала от своих адептов и практически не замечала их. Вечная Странница, Хранительница Бесконечных перемен, всеведущая богиня, путешествующая из ниоткуда в никуда и тем самым приводящая этот мир в движение. Она всегда шла вперед, от самой себя к самой себе, даруя энергию бесконечному перебору казалось бы абсолютно бессмысленных случайностей. Она не обещала никаких милостей или кар ни в этой жизни ни в какой другой. Ей не было никакого дела до тех кто считал себя живыми и разумными. И руки её и ноги – реки, дыхание – ветер, а глаза – тысячи тысяч звезд.

И вот всей этой околесицей, да еще и приправленной порцией диких хайджерских баек, Василий Иванович щедро поделился с Мишей. Не с каким-то там умыслом, а просто от широты своей души, считая что малограмотному дикарю будет полезно приобщиться, пусть и к не совсем серьезному, но всё-таки пантеону великой, да что уж там, величайшей космической цивилизации. Однако Стэн МакГрегор не оценил миссионерской работы своего подчиненного. И как-то, услышав от Миши божбу длинноногой Гипой и полногрудой Исидой и понимая откуда дует ветер, вызвал дядю Васю на разговор и потребовал незамедлительно прекратить его просветительскую деятельность. "Василий Иванович, да как ты не понимаешь?!", в очередной раз горячился Стэн, "Ты ведь на ровном месте создаешь новую мифологию у аборигенов. Они нас-то не пойми за кого считают, а ты им еще мозги засираешь теми, кто для нас якобы божества. Ну ты обалдел что ли? Прилетит очередная компашка яйцеголовых и что они услышат? Как люксоры божатся грудями белокожей Исиды и призывают в свидетели тысячеглазую Гипу?". Но Стэн опоздал. По крайней мере в случае с Мишей. Маленький инопланетянин уже твердо верил и в благословенную черноволосую Владычицу песков, и в безжалостную Вечную Странницу с длинными ногами и шевелюрой из пылающих туманностей. И судя по всему ему нравилась эта вера, она в какой-то степени завораживала его. Он цепенел, пытаясь вообразить этих великих богинь. Действительно, и сами земляне, эти пришельцы со звёзд, представлялись его народу чем-то невероятным и пугающим и тем не менее оказывается есть еще более запредельные и могущественные сущности, для которых и сами земляне всего лишь обычные смертные. Грандиозность Исиды и Гипы потрясала его. Впрочем, та легкость и даже некоторая фривольность, с которой дядя Вася повествовал об этих женских божествах передалась и маленькому инопланетянину и благодаря этому его благоговение перед ними оставалось всё же в рамках разумного. Но иногда… У люксоров была способность формировать на своих чехлах любые рельефно-выпуклые узоры и вот время от времени Миша с удовольствием ходил весь в скарабеях и анках.

Джон каждый раз при личной встрече с инопланетным существом всё ещё испытывал некоторое волнение. Мысль о том что он может вот так вот запросто начать диалог с совершенно чуждым для него созданием, порожденным абсолютно чужим миром, под другими звездами и являющегося продуктом иной реальности приводила его в некий научный трепет. Не это ли, вопрошал он себя, и есть главное доказательство величия разума? Его могущества и торжества над стихиями Вселенной? Раз уж два таких разных создания, изначально разделенных тьмой пространства и времени сумели вступить в контакт именно потому что оба обладают разумом. Однако это волнение порой мешало ему начать этот самый диалог.

– Ты выглядишь хорошим, – сказал Миша.

– Хорошо выглядишь, – поправил его Джон и улыбнулся. Затем сообщил: – Температура сейчас минус пять на шесть и один, а ветер четыре.

Люксоры обожали знать какая на улице температура и скорость ветра. Раньше у них и понятий таких не было. Хотя они очень тонко чувствовали степень холода и силу ветра и присваивали им различные эпитеты, создав довольно громоздкую и неудобную систему. Идея же землян обозначать холод и ветер цифрами поразила и покорила их. У люксоров уже имелись некоторые зачатки математики, правда основанием для них служило число шесть. Что было, конечно, довольно логично, учитывая их шестипалые конечности. Таким образом аналогом сотни в их исчислении являлось шесть на шесть и для него было специальное слово, а затем начиналось всё сначала. И теперь они с радостью узнавали какой точно холод и ветер снаружи и спешно делились этой животрепещущей информацией с другими. Это стало чуть ли не главной темой для начала любого разговора. Правда земляне не спешили снабдить им термометрами и анемометрами, так как всё-таки это были определенного рода технологии и для их передачи требовались специальные разрешения. Впрочем, Василий Иванович успел проиграть несколько градусников и они теперь в торжественном обрамлении висели в самых священных для люксоров местах.

– То есть минус тридцать один, – улыбнулся Миша.

– Точно, – подтвердил Джон, в очередной раз поражаясь насколько сообразителен этот маленький инопланетянин.

Миша довольно легко разобрался в десятеричной системе счисления, преподанной ему Василий Ивановичем, дабы они могли нормально играть в карты. Разобрался и понял настолько, что теперь без труда переводил цифры из одной системы в другую и прекрасно знал что есть сотни и тысячи. По мнению Джона это можно было считать достижением, с учетом того в насколько зародышевом состоянии пребывала математика до появления землян. Правда за то что дядя Вася походя, между делом, мягко говоря воздействовал на процессы естественного исторического развития никтопианцев он получил очередное усталое замечание от Стэна. Впрочем, это было скорей для проформы и оба отнеслись к этому довольно равнодушно. Все прекрасно понимали что после того как земляне спустились на Никтопию о всякой естественности исторического развития у инопланетян можно было благополучно забыть.

Джон уселся на стул рядом с небольшим овальным столом, за которым некогда разворачивались азартные карточные игры. У самих люксоров мебель как таковая практически отсутствовала и потому стул и стол появились на маяке как щедрый дар великой космической цивилизации, представителям которой не хотелось ютиться на полу в специальных углублениях, как это делали маленькие инопланетяне.

Молодому человеку очень нравилось вот так вот сидеть в этой сводчатой круглой комнате, где было тепло, тихо и ощущался слабый, словно бы земляничный, запах, который исходил от люксора. Иногда в печи что-то тихонько потрескивало и слышалось легкое шипение. И Джону было так безмятежно и спокойно здесь, что порой ему мнилось что он физически ощущает эту самую илваму.

В отличии от Василия Ивановича Джон мало рассказывал о землянах и больше интересовался миром Никтопии. И Миша обычно вполне охотно удовлетворял его любопытство насколько они могли понять друг друга. Однако некоторые темы по каким-то причинам Миша обсуждать не любил. Но видимо он не знал как вежливо уйти от нежелательного разговора и просто замолкал. При этом все его три кожаных оболочки, окутывавшие его тело со всех сторон, частично накладываясь друг на друга, раздувались и Миша, по выражению дяди Васи, становился похожим на капусту. Стэн и Джон, кстати, до прибытия на Никтопию, очень слабо себе представляли что такое "капуста", смутно припоминая что это вроде какое-то растение на Первой Земле. Однако здесь они очень близко познакомились с ним, поскольку дядя Вася обожал её в тушенном виде, назаказывал в отделе обеспечения "Синана" целые мешки этого овоща и щедро им потчевал себя и своих товарищей. Товарищи, особенно Стэн, утверждавший что сие блюдо воняет, пардон, ссаньем, большой радости не выказывали. Но поскольку так уж сложилось, что готовкой занимались либо автоматика, либо дядя Вася, а МакГрегор и Тимирязьев на дух не переносили все эти кухонные работы, им ничего не оставалось как смириться.

На данный момент Джон знал, что нежелательными темами были: отношения люксоров с никтопами, происхождение обеих рас, переход от Лета к Зиме, неприязнь желтого цвета и погребение умерших инопланетян в каких-то ледяных пещерах. Вообще к смерти люксоры относились довольно легкомысленно и страха перед ней не испытывали, но вот про погребение говорить не желали.

– Прочитал рассказ, который я тебе дал? – Спросил Джон.

– Прочитал, – слегка хлюпнув, ответил Миша. – Весь рассказ о том как тот, которая женщина страдает от того что тот, кто мужчина не считает женщину…, – люксор задумался, – достаточно хорошей для себя. Женщина страдает. Затем женщина узнает, что мужчина посчитал хорошей для себя другую женщину. Первая женщина страдает еще сильнее и хочет прекратить жить. Но в последний момент находит… девочку, то есть женщину-детеныша, которую бросили и перестает хотеть прекратить жить, потому что, насколько я понял, она теперь хочет растить эту девочку. Правильно?

– Ну в целом правильно, – подтвердил молодой человек. – Но мне кажется ты что-то не понял и у тебя наверно есть пара вопросов.

Миша весело засмеялся, сразу две из трех его кожаных оболочек заколыхались.

– Я почти ничего не понял, – жизнерадостно сообщил он. – И вопросов много. Насколько я понимаю, женщина весь рассказ испытывала надежду, правильно?

– Да.

– Но надежда это ведь ожидание? Получается она просто ожидала?

– Ну это не просто ожидание. Скорее это желание. Когда ты хочешь чего-нибудь хорошего. Ты не уверен что это случится, но ты все-таки ждешь этого. Вот например ты играешь в "очко" и у тебя на руках валет и четверка. Тогда ты желаешь чтобы следующая карта которую ты возьмешь оказалась бы шестеркой или семеркой, ну или по крайней мере не больше семерки. Ты не можешь знать наверняка что так и будет, но возможно что будет. И поэтому ты ждешь этого, то есть надеешься.

Миша задумался над предоставленным примером.

– Но в картах это длится совсем не долго. А в рассказе прошли годы, то есть, как я понимаю, очень-очень много времён, может быть почти шестая часть нашей Зимы. И эта женщина все эти годы только и делала что испытывала надежду? Это настолько приятно для землян? Или смысл рассказа в том что почему-то надо всегда испытывать надежду?

– Э-э…, – слегка растерялся Джон. – Вообще-то рассказ не о надежде, а о том как сильно женщина любила этого мужчину. То есть переживала илваму. Собственно поэтому я и хотел чтобы ты прочел его, как пример илвамы у землян.

– Илвама?! – Мискообразная голова Миши сильнее вылезла из туловища. – Эта женщина давала мужчине илваму?!

– Ну да, – подтвердил Джон, уже не уверенный что это так.

На одной из кожаных оболочек люксора быстро промелькнули какие-то выпуклые узоры. Джон решил что инопланетянин недоверчиво хмурится.