124.
Хишен сидел за столом в своём "кабинете" и с тоской оглядывал развешанные по стенам роскошные ковры, драгоценные гобелены, яркие картины в рамах из дорогого "стеклянного" дерева, изукрашенное вязью, гравировкой и самоцветами оружие, огромные золотые и серебряные блюда, цепи и цепочки с увесистыми, усыпанными брильянтами орденами, медальонами, утонченными кулонами. Затем его блуждающий взгляд переходил на роскошные комоды, мраморные полки, заставленные изящными вазами, золотыми замысловатыми канделябрами, маленькими забавными скульптурами, красивыми разноцветными бутылками, элегантными стеклянными сосудами с нюхательными солями, специями, "порошками любви", дивными шкатулками, ларцами и ковчежцами, содержимое которых он уже не помнил. От всего этого сейчас почему-то мутило. Жутко болела грудь, вернее даже не грудь, а как будто всё туловище, отзывавшееся нестерпимой болью на любое движение. Хишен сердился на бабу Габу, измазюкала всего какой-то зеленой дрянью, а легче не становится. Не раз и не два он поглядывал на череп с "алмазной пылью". Стоит вдохнуть лишь щепотку и боль утихнет, придет блаженство и несказанное удовольствие, напоминающее пик сексуальных утех, будет волнами пробегать по трепещущему телу, вознося счастливчика к небесным высям. Но Хишен не решался. Ему было отлично известно как быстро "алмазная пыль" иссушает мозг и превращает человека в тощую полумертвую развалину. Слишком быстро. Он отваживался только немного втирать в кожу. Пытаясь отвлечься, он глядел на череп и вспоминал того бравого королевского полковника, которому он некогда принадлежал. Полковник был силен духом, крепок телом, но не отличался умом. С невообразимым упорством он преследовал Хишена, тогда всего лишь главаря небольшой, но до ужаса дикой и беспощадной шайки головорезов, по южным степям Агрона. Это длилось чуть ли не полгода, упрямство полковника просто выбешивало Хишена, в конце концов загнанного в совершенно дикие непролазные чащи где-то на границе с Вэлуонном. Но удача отвернулась от бравого полковника и теперь его череп является украшением стола повелителя Гроанбурга.
Хишен снова подумал о том что надо бы сходить поглядеть как продвигаются дела с ямой для металлической твари. Но двигаться совершенно не хотелось. Да кроме того, хотя он конечно ни за что в этом бы не признался, вспоминая своё столкновение с жутким псом и обдумывая всё то что нарассказывал Ронберг, его всё больше и больше охватывало нечто вроде робости перед этим непостижимым созданием. Ему не хотелось выходить наружу пока эта тварь вольготно лежит себе посреди площади, пусть и не способная сдвинуться с места. Чудовище испускало молнии, метало иглы, изрыгало огонь, творило призраки людей, подделывало голоса, и бог его знает на что ещё оно способно. И тут Ронберг прав, даже и без задних лап, оно всё ещё опасно. И Хишен с нетерпением ждал вести о том что жуткая тварь погребена.
В этот момент дверь в кабинет распахнулась. Мивар с неудовольствием поднял глаза, готовясь хорошенько распечь недотёпу, рискнувшего войти без предварительного вежливого стука. В кабинет, ступая почти бесшумно по драгоценным коврам, вошла огромная металлическая собака. Она села на задние лапы и внимательно поглядела на человека за столом.
Хишен не мог пошевелится, с трудом осознавая происходящее. Чудовище появилось столь неожиданно, тихо и буднично, что мивара сковал даже не ужас, а некое смятение от не умещающегося в голове несоответствия существующей до этого момента реальности и случившегося. Металлический пёс не мог находится здесь, это нарушало какие-то незыблемые, неизвестные, но непременно существующие законы бытия. Хишен кажется даже дышать перестал.
Кит тоже пребывал в некоторой растерянности. Вот он человек, о котором он столько думал последнее время. Вот он человек жизнь которого следует прекратить. Но только сейчас Кит понял, что он еще даже не решил как именно следует прекратить эту жизнь. Он не выбрал конкретного способа умерщвления. Роботу, насколько это было возможно для него, стало не по себе, как только он задумался об этом. И это были какие-то тяжелые, неповоротливые думы, которые требовали значительного усилия, словно его квантоволновой мозг сопротивлялся таким размышлениям. Кит даже не мог подобрать какого-то мягкого определения тому что он намеревался совершить, нужен был какой-то эвфемизм, нейтральное слово для обозначения этого процесса. Убийство, казнь, ликвидация, уничтожение ему не нравились. Он подумал о том что нужно просто выключить блок эмоций. Не снизить уровень эмоциональных реакций до каких-то приемлемых не отвлекающих значений, а именно полностью выключить, как тогда, в те секунды перед истреблением бейхоров. Но Кит не стал.
Хишен, как человек чей опыт мужества и хладнокровия был взращён и выпестован столь долгой чередой смертоносных, кровавых, жестоких, бескомпромиссных ситуаций, справился со всем своим смятением, протянул руку к лежавшему на столу боевому топору и хрипло сказал:
– Чего тебе надо? Я рассказал про девчонку всё.
Изначально Кит решил не вступать в диалог со своей жертвой. Ибо говорить было не о чем. Все причины и последствия данного акта были обдуманы, взвешены и тщательно проанализированы. Никакие слова ничего уже не могли изменить.
Из имеющихся в его распоряжений химических составляющих Кит вполне мог приготовить смертельную для человека инъекцию, наполнить ею одну из метательных игл и выстрелить. Это было достаточно просто, эффективно и… и не кроваво. Кит встал на все четыре лапы. Изготовление смертельного токсина займет несколько десятков секунд.
Хишен почувствовал некое шевеление в области позвоночника. Это было ему знакомо. Ощущение близости смерти. Железная воля сдерживает ужас и панику, но тело реагирует по своему, холодеет и тихонько, почти незаметно дрожит, сдавленное жутким осознанием надвигающегося прекращения собственной жизни. И он отчетливо понял для чего металлический зверь пришел в его кабинет. Разговора не будет. И пощады тоже.
Левой рукой он схватил одну из бутылок и швырнул. Он всегда умел действовать практически с одинаковой эффективностью обеими руками, в бою это было немалым преимуществом. Металлическая собака не сделала ни единого движения, всё так же пристально глядя на полуголого мужчину. Тяжелая бутылка врезалась в правое плечо Кита и разлетелась на осколки.
Застонав от натуги и боли, Хишен поднял тяжелый широкий стол и опрокинул его на бок. Под его прикрытием, сжимая в правой руке топор, он бросился к задней стене.
Кит по-прежнему не шевелился. Включив тепловизор, он спокойно наблюдал сквозь толстую столешницу как мечется загнанный мивар. Деться ему было некуда.
Хишен раздвинул на задней стене два тяжелых ковра, нащупал ручку и рванул на себя низкую едва ли в полтора метра высотой, толстую, деревянную дверь. Нырнув в темную прохладу узкого потайного хода, он захлопнул за собой дверь и, действуя на ощупь, задвинул два массивных засова.
Кит обошел поваленный стол и приблизился к задней стене, чуть-чуть обескураженно изучая ковры и скрывающуюся за ними дверь. Через полминуты широкоплечее тело Хишена исчезло для инфракрасного зрения, видимо укрытое уже непроницаемой толщей каменной кладки. Кит уселся на попу, соображая куда может вести этот скрытый коридор и стоит ли ломать дверь или лучше пойти искать выход из него.
125.
Сойвин всё еще стоял во внутреннем дворе Цитадели, раздумывая над тем где ему раздобыть одежду и как выбраться из города. Он собирался покинуть город вовсе не потому что так ему велел металлический пёс, но исходя из твердого, истового убеждения, рожденного в самых сокровенных глубинах души, что с Гроанбургом покончено навсегда. Хватит с него разбойничьего промысла. Чтобы ему не грозило в том, внешнем мире, он вернется туда. Впрочем, сейчас он об этом особо не задумывался. Чувствуя себя удивительно свежим и бодрым и потому находясь в приподнятом настроении, Сойвин с некоторой даже веселостью размышлял чем бы прикрыть наготу и как лучше выйти из Цитадели.
В этот момент сбоку, рядом с поленницей, с треском распахнулась маленькая невзрачная дверь и во двор, словно обезумивший, выскочил Хишен. В немом изумлении мужчины уставились друг на друга. Мивар быстро сообразил что стало причиной чудесного воскрешения предателя-бриода. И хотя совершенно определенно ему следовало, не теряя времени, бежать прочь от Цитадели, спасая свою жизнь, он не совладал с охватившей его ненавистью и, воздев боевой топор, бросился на Сойвина.
Молодой человек шарахнулся в сторону. Ему было отлично известно, что как боец, Хишен невероятно опытен и искусен. И даже имей Сойвин при себе все свои мечи и кинжалы, он трижды бы подумал прежде чем вступать с Хишеном в единоборство. Ну а сейчас, голый и безоружный, он мог только спасаться бегством. Несмотря на, как ему казалось, отличное самочувствие, непослушные и будто какие-то дряблые ноги вдруг подвели его, он споткнулся и упал. Подлетевший и уже ликующий в душе Хишен поспешил нанести удар топором. Но Сойвин успел оттолкнуться от земли и перекатится в сторону, торопливый и не слишком сильный удар прошёл мимо. Сойвин, близкий к панике, отчаянно пнул ногой прямо в замотанную грудь мивара. Тот охнул и осел, его маленькие глаза стали на миг большими.
– Проклятый пёс, – прохрипел он, задыхаясь от боли, – пёс проклятый.
Удар Сойвина также был поспешным и далеко не в полную силу, но истерзанная грудь Хишена отозвалась на него обжигающей, туманящей мозг, болью. Молодой человек отполз спиной назад, перевернулся, вскочил на ноги и бросился прочь.
Мивар перехватил по удобнее топорище, намереваясь метнуть своё оружие во врага. Но в последний момент, пытаясь унять болезненный звон в голове и не уверенный в своем броске, передумал. Сойвин хоть и светится еще молодостью, но в потасовках уже поднаторел. И если бросок не выйдет, то чего доброго предатель-бриод завладеет топором, а он, Хишен, останется безоружным.
Вышло так что бежать Сойвин мог только к основному заднему входу Цитадели, ведущему к лестницам и коридору в Гостиную залу. Через полминуты он был в этой зале. На секунду он замер, соображая что по стенам развешано оружие и можно попытаться завладеть им. Но сзади уже громыхали шаги повелителя Гроанбурга. Сойвин бросился к парадным дверям Цитадели. В этот момент, пересекая Расплатную площадь, к крыльцу приближались трое бриодов, отважно вызвавшихся отправится на рандеву с "железным дьяволом". Но перед этим знаменательным событием их ожидала еще одна незабываемая встреча. Из парадных дверей Цитадели на них вылетел голый одноухий мужик ужасного вида. Трое бриодов застыли на месте, оторопев от такого зрелища. Из них только Ронберг моментально понял кто перед ними. Вархо и Альче в первые секунды совершенно не узнали своего бывшего товарища, всегда аккуратно выбритого, опрятно одетого, вполне благообразного и симпатичного.
– Это что ж за страхоидолище поганое? – Пробормотал Вархо, инстинктивно положив ладонь на рукоять своего старого меча.
Голый человек слетел с крыльца и побежал по площади, прямо на них.
На крыльце Цитадели появился разъяренный Хишен. В один миг охватив взглядом площадь и оценив обстановку, он грозно рявкнул:
– Взять его!!
В пылу бегства Сойвин не осознал этих слов, опасно приближаясь к трем бриодам. И в следующий момент, повинуясь своему атаману, Вархо выхватил меч и ловким умелым ударом звезданул плоской стороной клинка по голове Сойвина. Последний, потерявшись в пространстве, закружился на месте, осел и цеплялся за землю, словно она раскачивалась у него под ногами.
Хишен сошёл с крыльца, помахивая топором и уверенно ухмыляясь. Он словно совершенно позабыл, что его преследует непостижимое, несущее ему смерть, чудовище. Вера в себя и свою непростую, но выпутывающую его из всех передряг судьбу снова заполнила его могучее сердце.
Немного придя в себя, Сойвин огляделся и вдруг бросился к самому молодому бриоду. Тот испуганно попятился, но Сойвин успел выдернуть из ножен его меч и отскочить назад. Затравленно оглядевшись, он устремился к высокой деревянной ограде, еще совсем недавно укрывавшей собой "железного дьявола".
Хишен, ничуть не смущенный этими манёврами, приблизился к своим верным бриодам. Обращаясь к Альче, он спокойно сказал:
– Стрелой летишь на конюшню, берешь двух лошадей и скачешь с ними сюда. Пошел!!
Альче буквально подпрыгнул и помчался к дороге.
Хишен схватил Ронберга за бороду и притянул к себе, заставив бриода застыть в неудобной и унизительной позе. Сделать что-нибудь поперек тот не посмел.
– Я не понял, Старый, почему эта песья нечисть еще не в земле?!
– Так ведь ходит опять, – с извиняющейся интонацией проговорил Ронберг. – Встал и ушел. Как его теперь закопаешь?
– Точно, Голова, – встрял Вархо, – не Старого это вина. Адово отродье себе новые ноги наворожило. А может и старые к заднице приделало.
Хишен саркастически поглядел на вэлуоннца. Тот потупился.
– Твой меч, – приказал Хишен.
Вархо поспешно вынул клинок и передал его, рукоятью вперед, мивару. Взяв меч и отпустив бороду Ронберга, Хишен направился к голому Сойвину. Приблизившись, с усмешкой произнес:
– Ну что, шут гороховый, радуйся, твоя взяла. Умрешь как мужик. Мне видишь ли уехать нужно, не досуг тебе долгие проводы устраивать. – И указав топором на промежность Сойвина, еще более весело возвестил: – У меня, кстати, намного больше чем у тебя.
Сойвин, с мечом Альче в правой руке, стоял возле деревянного щита и выглядел вполне спокойным. Он понимал, что шансы выжить невелики, однако, и тут Хишен был прав, мысль о том что погибнет в бою, с оружием в руках, а не бездвижным, скованным полутрупом, задыхаясь от вони чужой мочи и заживо сгрызаемый крысой или жуками, согревала ему сердце.
Начало схватки вышло бескомпромиссно яростным. Противники сражались даже не то что насмерть, а словно бы и совершенно презрев смерть. Ронберг и Вархо, навидавшиеся на своём веку самых что ни на есть диких побоищ, не смели и моргнуть лишний раз, оцепенело застыв и, как завороженные, наблюдая за бешеным неистовством двух воителей, один из которых был голым абсолютно, другой наполовину. Эта их нагота придавала сражению какой-то особенно пугающий первобытный оттенок, более остро и явственно изобличая их животную ярость. Хишен рубил, крушил, долбил и мечом и топором столь мощно и безостановочно, словно хотел смолоть врага в муку или снова заколотить его в землю. Сойвин, хоть и был с юности приучен к более элегантным техникам фехтования, не только выдержал этот убийственный шквал, но и сумел достать противника двумя ударами, не сильно ранив его в правое плечо и левую щеку. И даже едва не разрезал живот, когда топор мивара застрял в ограждении и Хишен отвлекся на секунду, вырывая его из древесины. Но для самого Сойвина этот шквал не прошел бесследно, он получил несколько глубоких порезов на обоих руках. А главное он быстро выдыхался, из его тела стремительно улетучивалась чудесная сила и свежесть, вселенная в него вмешательством металлического пса. Истерзанное тело Сойвина, изнуренное долгим голодом и жаждой, не имело естественной энергии. Но и Хишен, хоть и вполне сытый и отдохнувший, был сильно потрепан побоями Суоры и чудовищным ударом Кита. И безумное напряжение атакующего шквала основательно вымотало его. Оба противника отхлынули назад, обливаясь кровью, тяжело дыша, дрожа всем телом и мрачно глядя друг на друга. Хишен кроме того испытывал некоторое неприятное удивление. По его мнению этот изуродованный, измученный, голодный полумертвяк, только что выкопанный из земли, должен был быть смят первым же ударом топора. И в голову Хишена закрадывались нехорошие подозрения, что проклятый пёс вселил в бриода-предателя какую-то магию. Впрочем, мивара это не беспокоило, никакая магия его не пугала, он твердо верил что несгибаемая мужская воля, отвага и физическая сила перевесят любую магию. И даже встреча с сайтонской ведьмой и железным дьяволом не поколебали эту уверенность. А вот рассеченная левая щека ему немного досаждала, кровь из неё обильно заливала лицо, шею и грудь, нижним краем глаза он буквально видел как оттопыривается лоскут плоти и кажется воздух забирался прямо под кожу. Хотя конечно это были мелочи. Заметив, что в какое-то мгновение Сойвин чуть прикрыл глаза и склонил голову, Хишен сразу же атаковал. Мечом в левой руке. В последний миг Сойвин успел отпрянуть, но лезвие старого клинка Вархо всё равно чиркнуло бывшего пограничника по лицу, рассекая кожу от подбородка до лба и едва не задев глаза. Хишен добавил топор, Сойвин отступил. Его дела были плохи, кровь практически затопила левый глаз и бриод уже с трудом мог следить за противником. Хишен усилил натиск, Сойвин слабел и всё чаще принимал удары мечом, вместо того чтобы уходить в сторону. Но эти удары сокрушали его, он едва держался на ногах. Никакие контратаки ему уже были не под силу. Меч Вархо снова возник возле лица Сойвина, молодой человек отшатнулся и покачнулся, теряя равновесие. Хишен ударил топором в ногу, зацепил её под коленом, дернул и Сойвин полетел вниз. Мивар наступил ему на запястье, страшной тяжестью придавив руку и заставив выпустить меч, поднял топор для последнего удара, но застыл на несколько секунд, угрюмо взирая на поверженного врага. Уничтоженный, голый, окровавленный, с разрезанным лицом, одноухий человек слабо барахтался на земле, подняв вверх дрожащую левую руку и закрываясь ею от неминуемого жуткого удара боевого топора. Это жалкое беспомощное существо выглядело до того убого, до того оно не было похоже на того бравого, рослого, широкоплечего, спокойного, уверенного в себе парня в черной облегающей шапочке, ладных по фигуре доспехах, вооруженного многочисленными грозными клинками, что мивар вдруг поколебался. На какое-то мгновение его яростная ненависть вдруг утолилась унизительным, поверженным в прах состоянием этого человека. И Хишен ощутил острую гордость за себя за то что сумел победить, сломить, растоптать такого сильного, своенравного, вполне заслужившего уважение своей решительностью и мужеством человека как Сойвин. И горячая волна удовольствия самим собой омыла его сердце, он опустил топор. Желание непременно умертвить бриода-предателя пропало, торжество над живым, но превращенным в кровавую, дрожащую размазню врагом было гораздо острее, приятнее и ценнее. Хишен наступил на голову Сойвина, безжалостно придавливая её к земле, наклонился и сказал:
– Живи, сучонок.
В этот момент послышался топот копыт скачущих галопом лошадей. Хишен посмотрел вдаль, на север и усмехнулся. Самое время. Проклятая псина видимо заплутала где-то в дебрях Цитадели или может убралась обратно в свой ад. И Хишен уже не сомневался что теперь всё будет хорошо, всё у него получится. Сейчас он уедет из города, отсидится в одном из многочисленных разбойничьих схронов в лесу и дождется вестей что железный дьявол действительно исчез из Гроанбурга.
Сойдя с головы поверженного врага, он, не обращая внимания на застывших Вархо и Ронберга, направился к выходу с площади, навстречу скачущему с лошадью в поводу Альче. Шагал он неспешно, уверенно, спокойно. Но в какой-то момент, уже пройдя деревянную арку, обозначавшую вход на площадь и двигаясь по широкой дороге, он замер. Каким-то шестым чувством он уловил что всё переменилось. Он оглянулся, с крыльца Цитадели спускался металлический пёс. Через секунду эта металлическая махина стремительно понеслась вперед. И это было вполне пугающее и завораживающее зрелище, заставившее двух и без того недвижных бриодов просто-таки обратиться в камень. Хишен посмотрел на север, туда где мчались всадник и чуть позади него красивый вороной конь, который должен был увезти повелителя Гроанбурга в спасительные чащи окружавших город лесов. Хишен тут же понял, что железный дьявол доберется до него раньше. В один миг гордый мивар осознал что ничего уже не будет хорошо, что ничего у него не получится, что его сложная, бурная, кровавая, удалая, наполненная оглушающей болью и запретными удовольствиями, лихая, прекрасная жизнь завершилась. Он не единожды видел как этот миг случался у других людей, жестокая беспощадная секунда в течение которой человек полностью осознает что это конец его жизни и сейчас он умрёт. И кого-то эта секунда превращала в противный жалкий хнычущий дрожащий студень, кого-то в тупой застывший бессмысленный камень, кого-то в дикий истеричный кусок безумной плоти, кого-то в ничтожное гадкое пресмыкающееся полное соплей, слюней и унизительной мольбы, а у кого-то она зажигала на лице последнюю улыбку, спокойную и мудрую, улыбку прощания сильного человека с жестокой, милой жизнью. Хишен повернулся к бегущей собаке, улыбнулся грозным кровавым оскалом и молча устремился вперед. У обалдевших Вархо и Ронберга просто отпали челюсти, когда они увидели как их сумасшедший атаман с мечом и топором бросился на металлического зверя. Это было нечто иррационально дикое.
Кит остановился. Действия главаря разбойников немного удивили робота. В них казалось нет никакого смысла. Несомненно мивар, ощутивший на себе ужасный удар металлических лап и видевший гибель своих бейхоров, должен был понимать, что не в силах одолеть "железного дьявола". Скорей всего, решил Кит, это экспрессивная эмоциональная реакция на неустранимую угрозу, неконтролируемая разумом истерика.
Как только расстояние до обезумевшего мужчины сократилось и стало возможно гарантировать эффективное поражение иглой, Кит, не испытывая уже ни малейших колебаний и сомнений, выстрелил. Игла вошла в шею мивара, но тот этого никак не заметил. Он уже не бежал, а летел к врагу, как делал этот сотни раз на протяжении своей жизни. Где-то на заднем фоне сознания он знал, что металлический зверь убьёт его, конечно, как-нибудь жутко и кроваво, раздавив череп, отрывая руки и ноги, раздирая туловище. Готовился что вот-вот тот вскинется на задние лапы, как тогда в Цитадели, распахнет свою ужасную пасть и всё будет кончено. Но это кошмарное знание не поработило его волю, не сковало страхом его тело, не затянуло душу пеленой отчаянья, не высосало силы из его мышц. Он подскочил к роботу и нанес два удара по голове, мечом и топором. Удары были страшными. Но металлическая голова лишь дрогнула и ничего больше. Даже торчащее треугольное ухо, в которое врезался клинок меча, безобразно смявшись, словно бумажное, тут же начало распрямляться и вскоре приняло прежнюю форму. При этом полотно меча едва не лопнуло, а топор, угодивший в левый висок зверя, отскочив с неимоверной силой, наполнил дюжую руку Хишена пронзительным болезненным гудением и тот с трудом удержал топорище. Мивар отпрыгнул в сторону, готовясь к следующей атаке, но застыл в задумчивости.
Оба были несколько обескуражены.
Мивар совершенно не понял логики поведения пса. И его вдруг озарила счастливая мысль, что он совершил дичайшую ошибку. Ну с чего он в самом деле взял, что "железный дьявол" непременно хочет его убить? Только потому что тот явился непрошенным в его кабинет? Да может эта проклятая непонятная псина всего лишь хотела о чем-то поговорить, а он доверился своему чутью, которое хоть и редко подводило его, но с таким странным созданием вполне могло оплошать. Он возликовал, матерно выругавшись про себя. Какой же он дурень! Он будет жить. Еще много-много лет. Но в следующий миг он почувствовал острую боль в голове и в глазах заплясали цветные пятна.
По расчетам Кита составленная им смертельная инъекция, должна была убить человека, такой комплекции как главарь разбойников, в течение 5-7 секунд. Достаточно мягко и безболезненно. Сначала отключив мозг, блокировав нейромедиаторы и погрузив жертву в подобие комы, а затем парализовав сердечную мышцу. Но этого не произошло. Кит почувствовал досаду. Он, конечно, не был ни боевым, ни медицинским роботом и располагал ограниченным набором химических препаратов и не слишком большими возможностями синтеза новых соединений, но всё же свою уверенность в действенности изготовленной им инъекции оценивал достаточно высоко.
Хишен пошатнулся. Окружающий мир закачался и стал расплываться. Острая пульсирующая боль раздирала голову, начинаясь где-то в основании черепа, поднимаясь по затылку и затопляя темя и лоб. Мивар застонал, где-то вдалеке возникла мысль что он падает. "Только не на колени. Только не на колени!!", с яростью и отчаяньем кричала его душа. Меч и топор ушли из его рук, он схватился за голову, а потом понял что стоит на четвереньках и всё его тело бьет мелкая дрожь. Он уже не застонал, а завыл. Повалился на бок, перевернулся на спину. Он почувствовал во рту горячую железную жидкость, столь привычную и знакомую. Его тело забилось в судорогах, выгибая могучую грудь и искажая черты лица ужаснейшей гримасой. Кровь потекла из уголков рта и затопила белки глаз. Он начал биться затылком о землю, скрежеща зубами. Кит подошел к нему и протянул вперед лапу, из которой вылезли отполированные сверкающие на солнце семисантиметровые когти из "алмазной" стали. Одним быстрым движением робот легко вонзил когти в висок мивара и прекратил его мучения. Тело Хишена еще раз дернулось и осело, повелитель Гроанбурга был мертв.
Кит был очень расстроен. Он меньше всего хотел такой жуткой смерти для этого человека. "Ну что, чудо из железной руды, натворил ерунды?!", вспомнил Кит слова Василия Геннадьевича Шатрова, стэйт-инженера из жилищно-коммунального корпуса, обслуживающего улицу Эвергрин на Макоре. С этими словами веселый дядя Вася обратился к Киту, когда явившись в дом Валентина Акари узнал, что Элен в страшной обиде на своего робота, за то что тот, исполняя категоричное распоряжение отца девочки, не пустил её на встречу с подругой мисс Эльвирой Мейнос. Элен была сурово наказана за то что вместе с Артуром Финчем пробралась на стройку нового терминала космодрома и там едва не провалилась в шахту реактора. Её спас один из строительных роботов. Приехала полиция и составила акт о проникновении на закрытый объект. Вызвали Валентина Акари, причем с другой планеты, и с рук на руки передали ему дочь. Отец Элен был, мягко говоря, раздосадован поведением дочери и объявил ей страшное наказание, лишив её всех подруг, развлечений и даже некоторой свободы перемещения. Но поскольку офицер Космической полиции был вынужден вернуться к своей работе, исполнителем наказания и тюремщиком он назначил Кита, строго-настрого предупредив его, что если тот даст слабину и пойдет на поводу у несносной девчонки, то будет разлучен с нею и возвращен в мрачные лабораторные корпусы "StarIntel", дабы Родерик Антиховский несколько подкорректировал его поведенческие алгоритмы. Металлический пёс честно исполнял роль тюремщика и не выпускал Элен из дома. Она попыталась прорваться сначала хитростью, потом силой, Кит аккуратно помешал, но девочка упала, больно ударилась коленкой, захныкала и возненавидела своего робота. Сказала что на всю жизнь. В этот тяжелый момент разлада в дом Акари, по хозяйственным вопросам, и явился дядя Вася. Элен бросилась к нему и жалобно поведала о всей боли, горечи и унижениях, переживаемых ею в "застенках этого каземата" под бдительной опекой "этого гадкого надсмотрщика и угнетателя". Выйдя из дома и увидев на лужайке "гадкого надсмотрщика и угнетателя", Василий Романович и обратился к нему с теми самыми словами. "Что же, по-вашему, мистер Шатров, я должен был позволить ей уйти?", спросил Кит, считая что поступил правильно. "Конечно", улыбнулся дядя Вася, "ведь эта девчонка она же твоя. А своих ни за что нельзя предавать. Ни за что и никогда и плевать что будет потом". Кит решил что мистер Шатров не прав, но промолчал. А вот сейчас он, Кит, кажется и правда натворил ерунды. Мягко выражаясь.
Кит повернулся к Вархо и Ронбергу. Те дрожали мелкой дрожью, совершенно не понимая состояния Кита и уверенные что теперь настал и их черед. В этот момент к месту действия подлетел Альче, разгоряченный и взволнованный он соскочил с лошади. Увидев мертвого мивара, он хотел было броситься к нему, но замер, когда металлический пёс повернул к нему голову. Над площадью повисла тишина, лишь тяжело дышали кони, переступая копытами по неровным булыжникам.
Кит стремительно анализировал составленную им убийственную смесь, пытаясь понять в чем именно просчитался и почему она привела к столь мучительной и жестокой смерти. Блок эмоций возбуждал в его мозге активность, которую, чуть подумав, робот, обозначил как чувство вины. Не часто он его испытывал, ибо, чтобы там не говорил дядя Вася, всегда верой и правдой служил главной доминанте своего существования – благополучию маленькой синеглазой девочки. Но сейчас определенно испытал. Его внимание привлек барахтающийся у ограды человек. Сойвин пытался принять сидячее положение. Кит быстро оглядел его. Бывший бриод выглядел еще хуже чем мертвый мивар. Робот подошел к нему. Сойвин с трудом сфокусировал правый глаз на возникшей перед ним металлической голове. И тихо пробормотал:
– Старик говорил: встретив бога, главное это узнать его. – Он попытался улыбнуться, его рассеченные губы слегка дрогнули.
– Пожалуйста, закрой глаза и не шевелись, – сказал Кит. Он был рад что может кому-то оказать помощь и приступил к медицинским процедурам.
Ронберг, совладав со страхом, с замирающим сердцем, подошел ближе, дабы пронаблюдать что же именно чудовищное создание творит с несчастным бриодом. Вархо немного поколебавшись, последовал за товарищем. Через минуту к ним присоединился Альче.
Кит, раскрыв ужасную пасть, буквально навис над Сойвиным. Стоявшие позади бриоды широко распахнув глаза и забыв дышать, готовились увидеть нечто жуткое, при этом любопытства в них было не меньше чем страха. Они видели как из недр пасти выдвигались какие-то палочки, иглы, трубочки и как из них вырывался, падая на кожу Сойвина, то синий свет, то красный, то струя бесцветной жидкости, то облачка белесого газа, то яркие нити.
Первоначально Кит обработал "пациента" биоклинадсорбентом, промывая и очищая кожу, удаляя из всех ран кровь, пот, грязь, чужеродные субстанции и микроорганизмы. Затем он прошелся по всем повреждениям легким ультрафиолетом и тепловым излучением для гарантированного обеззараживания. После чего аккуратно заполнил раны заживляющим регенератором, с ювелирной точностью свёл края рассечённой кожи, наложил узкие нити биоклея и сканнером проконтролировал идеальное соединение поврежденной плоти. Особенно тщательно он производил процедуры на лице Сойвина, стараясь полностью исключить возможность возникновения рубцовой ткани, прекрасно понимая что уродливый шрам от подбородка до лба не сделает будущую жизнь молодого человека лучше. И Кит остался доволен результатом. Напоследок он ввел в организм Сойвина дополнительные стимуляторы, питательную сыворотку, витамодулятор и немного тонус-энергетика.