Корректор. Книга четвертая. Река меж зеленых холмов

Text
1
Kritiken
Leseprobe
Als gelesen kennzeichnen
Wie Sie das Buch nach dem Kauf lesen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

– Все так же, – улыбка женщины слегка поблекла. – Но держится молодцом, хотя почему-то волнуется.

– Все в порядке, госпожа Кимана, – Карина шагнула вперед. – Я квалифицированный врач. Возможно, мне удастся что-нибудь сделать с его параличом.

– Не все так просто, госпожа Мураций, – улыбка экономки окончательно превратилась в напряженную гримасу. – Он… лучше пусть он сам тебе все объяснит. Прошу, следуйте за мной.

Озадаченно переглянувшись с Ольгой, Карина пошла за ней по узкому петляющему коридору, выстланному ковровой дорожкой, темно-бордовой в приглушенном свете скрытых за декоративной лепниной ламп. Шагая, она мысленно проверила заготовленный фантомный нейрошунт. Он сработает. Не может не сработать. Пусть физиология человека с Земли и Текиры немного отличаются, но в области нервных тканей различия минимальны. Чуть иной биохимический состав роли играть не должен. И сигналы шунту без разницы, какие транслировать. Ведь на математических моделях же работало! Система самотестирования шунта вернула успокаивающий сигнал полной исправности, и Карина постаралась загнать страх поглубже. Только как ему объяснить, что нельзя подходить близко к объемным блокираторам, чтобы те не нарушили контакт шунта с нервными тканями? Ведь в качестве официальной версии она заявит, что срастила ему нервы своим наноэффектором. Впрочем, время еще будет. Все равно у него наверняка мышцы нижней половины тела атрофированы, пока он их еще восстановит…

– Прошу, проходите, – экономка с заметным усилием растворила тяжелую, обитую черной кожей дверь с блестящим номером «424». – Вас ждут.

Карина вслед за Ольгой прошла в квартиру, мимоходом приметив, что дверь очень даже непростая: толстая, стальная под обивкой из легкомысленной дранки внутри и кожи снаружи, с толстенными распорными засовами на всех четырех ребрах. Она привычно сбросила сандалии у двери и босиком прошла в большую комнату прямо напротив входа.

И оказалась под перекрестным прицелом шести взглядов.

Ближе всех к ней сидели двое мужчин и женщина средних лет. Они носили обычную местную одежду: мужчины – легкие брюки и рубашку с длинными широкими рукавами, женщина – простое серое платье до колен и без украшений. У них не замечалось оружия, на виду, во всяком случае, но что-то в их повадках отчетливо выдавало телохранителей. Возможно, профессионально-оценивающие взгляды. Или манера сидеть на мягких глубоких диванах так, чтобы мгновенно оказаться на ногах или перекатиться по полу в сторону с линии огня. Или чуть более свободная, чем обычно требуется, одежда, немного мешковатая, не стесняющая движений и позволяющая укрывать под ней оружие. Третий мужчина, удобно устроившийся на диване у широченного окна, на вид – ровесник Карины с Ольгой – носил синие брюки, пояс с блестящей стальной пряжкой с непонятной эмблемой и легкомысленную желтую майку с открытыми плечами, подчеркивающую его неплохо развитую мускулатуру. Он обладал также огненно-рыжими волосами, веснушками на широкой скуластой физиономии и широкой, чуть ироничной улыбкой. Чем-то он неуловимо напоминал Палека. Его рука полуобнимала высокую черноволосую девицу в плотных черных штанах с массой карманов и карманчиков, белом свитере-водолазке и перетягивающей лоб и волосы цветастой ленте. Ее серьезный цепкий взгляд, казалось, пронизывал человека насквозь. Карина задействовала объемный сканер. Нет, не девиант. В комнате вообще не было девиантов, хотя телохранители действительно оказались телохранителями, если судить по пистолетам, скрытым под одеждой.

Шестой мужчина оказался чуть в тени и дальнем углу комнаты, а потому взгляд Карины остановился на нем в последнюю очередь. Масарик Медведь, могучего телосложения мужчина лет тридцати пяти на вид, русоволосый и сероглазый, сидел в самодвижущемся инвалидном кресле, сложив руки на коленях, и внимательно разглядывал новых гостей.

– Утро, Масарик, – приветствовала его вошедшая следом Ольга.

Мужчина положил руку на пульт управления, и кресло, едва слышно жужжа электромотором, выкатилось на середину комнаты.

– Утро, Ольга, – откликнулся он. – Давно не виделись. Госпожа Карина Мураций, я Масарик Медведь. Рад видеть тебя у нас – и в стране, и в нашем доме. Извини, что не могу приветствовать стоя. Красавица на диване – Ветка Туча, известная также под псевдонимом Безвременная, выдающийся ум и самое блистательное политическое перо в Княжествах. Госпожа Коверная тебе, вероятно, уже представилась, но если нет, то имей в виду, что она лучшая домоправительница в Княжествах.

– Эй, а я? – возмущенно спросил рыжий парень. – Меня забыл! А я тут, между прочим, самая яркая личность!

– А юный оболтус рядом с Веткой, недостойный даже ее туфельки, – невозмутимо продолжил Масарик, – некий Громобой Полевка, обычно откликающийся на имя Гром. Не понимаю, что Ветка в нем нашла, кроме конопушек. Прошу любить и жаловать.

– Ох… – тихо выдохнула Ольга. – Наследник-повелитель, приношу свои извинения! Мне следовало узнать тебя сразу, – она быстро опустилась на одно колено и уперлась кулаком в ковер, уставившись в пол. – Я вайс-бар… графиня Ольга Лесной Дождь, готова служить.

– Во-первых, сударыня, – назидательно сказал рыжий, поднимая палец, – тот факт, что папочка тебя лишь вчера по башке титулом огорошил, не означает, что ты с утра пораньше можешь преступно игнорировать этикет. На колено опускаются только вайс-бароны и бароны. Начиная с вайс-графа при представлении предусматривается только поясной поклон. Во-вторых, я, такой красивый и представительный, заслуживаю как минимум еще и поцелуя от обеих гостий…

– Гром, – тихо предупредила его Ветка, – вихры повыдергаю. Не посмотрю, что царственные.

– А в-третьих, – как ни в чем не бывало продолжил парень, – у меня зачем-то имеются три старших брата и старшенькая же сестричка от первого папашиного брака, так что в очереди престолонаследования я как максимум пятый. А если поковыряться в тонкостях, то как бы и не пятнадцатый. Поскольку в этой жизни княжение мне, к счастью, не светит, предлагаю тебе, дама Лесной Дождь, забить на этикет большой толстый болт и обращаться ко мне по-человечески. Наш властитель дум уже сказал, что меня зовут Гром. Вот так и зови. Встань и перестань меня смущать, а то я сейчас застесняюсь и покраснею.

Определенно, мелькнуло в голове у Карины, наблюдающей за тем, как Ольга неуверенно выпрямляется, на Лику парень похож не только внешностью, но и чувством юмора. Сын Верховного Князя? Ну и ну…

– Господин Масарик, господин Громобой, госпожа Ветка, – произнесла она. – Чрезвычайно рада знакомству. Прошу благосклонности.

– Радость взаимна, благосклонность пожалована, госпожа Карина – я правильно отвечаю, да? – откликнулся Масарик, блеснув улыбкой, от которой у Карины внезапно сладко замерло внутри. – Я ждал твоего появления. О твоем вчерашнем появлении у Марицы уже полгорода гудит. В ближайший период в свете только и будет разговоров. Хм… я могу показаться невежливым и нескромным, но я хочу сразу предложить общаться без формальностей… да, правильно? Учитывая наличие особ царственной крови, – он бросил ехидный взгляд на Громобоя, – а также некоторую разницу в возрасте, думаю, нам стоит забыть о титулах, чтобы никого не смущать. Ольга, если вздумаешь еще раз назвать того рыжего и наглого на диване Наследником-повелителем, заставлю выпить бутылку водки, чтобы напряжение снять. Залпом, иначе тебя не пронять. Госпожа Карина, вы с Ольгой завтракали?

– Да, господин Масарик, – ответно улыбнулась ему Карина, чувствуя, как ее отпускает внутреннее напряжение. – Ольга накормила меня блинами. Никогда в жизни не ела ничего подобного, но вкусно. Спасибо, я сыта.

– Блинами? – оживился Громобой. – А что, хорошее дело. Особенно с икрой нидзимасы в лимонном соусе. Или с джемом из кликии. У нас на дворцовой кухне…

– Не обращайте на него внимания, он так отцовским положением хвастаться пытается, – перебила его Ветка. – Блины – хорошо, но слишком жирно. Ольга, Марик упоминал, что у тебя гиперметаболизм, а с ним, как мне помнится, нужно часто есть. Надо что-то изобразить сытное и долгоиграющее, но диетическое. Интересно, что здесь можно сварганить на скорую руку?.. – Она задумалась.

– Юным девам недоступно наслажденье вкусом пищи! – продекламировал Громобой. – Жир на брюхе их пугает!

– Гастрит их пугает, а не жир на брюхе. Лучше на свою талию посмотри, гений, – парировала Ветка. – Скоро складками висеть начнет, и я тебя разлюблю и брошу. Кимана, пойдем посоветуемся насчет меню.

Она выскользнула из объятия Громобоя, гибким движением поднялась с дивана и вместе с экономкой вышла из комнаты. Один из телохранителей поймал взгляд Масарика, поднялся – двое других последовали его примеру – и все трое неслышно растаяли в коридоре.

– Ольга, во-первых, мои поздравления, – Масарик в своем кресле подкатил к главе Сураграшского департамента и протянул ей обе руки, пожав ее кисть. – Отец всегда хорошо о тебе отзывался, да и я видел, что ты девушка умная и в телохранителях до старости не засидишься. Если нужна помощь, не стесняйся обращаться.

Ольга начала медленно заливаться густым румянцем. Она раскрыла было рот, но захлопнула его, ничего не сказав.

– Госпожа Карина, – продолжил Масарик. – Тебе я хочу выразить свое восхищение. Я читал отчеты Ольги – подлинные отчеты. Честно признаюсь, я их на пять раз перечитал. Мужество, которое вы проявили с госпожой Цуккой, сделало бы честь любому. Я рад, что ты выжила. И рад, что ваше новое государство возглавит такой человек, как ты.

Карина почувствовала, что настал ее черед теплеть щеками. Хорошо хоть, у нее не так заметно, как у светлокожей северянки. Он что, всех своих знакомых девушек так смущает? Или просто политическую обходительность проявляет?

– Спасибо, господин Масарик, – преодолев легкий спазм в горле, откликнулась она. – На самом деле какое там мужество! Можно подумать, у нас с Цу какой-то выбор оставался. Э-э… скажи, мы не можем уединиться на несколько минут? Я хочу как следует обследовать твой перелом позвоночника.

 

– Нет, госпожа Карина, – хотя тон Масарика оставался по прежнему ровным и обходительным, в его глазах на мгновение мелькнули непонятные искры. – Прошу, дамы, присаживайтесь. Стоя говорить не слишком удобно. Я все объясню.

Карина растерянно взглянула на Ольгу – та вернула ей такой же недоуменный взгляд – и напряженно присела на край дивана. Только сейчас она оценила мастерство телохранителей: неожиданно мягкое сиденье обхватило ее со всех сторон и едва не утопило в недрах дивана. Она тут же глубоко провалилась задницей и забарахталась, пытаясь устроиться посолиднее, чтобы коленки не торчали выше ушей. Когда она наконец выпуталась и откинулась на спинку, оказалось, что Ольга уже сидит рядом – в той же небрежно-готовой к действию позе, что и ее растворившиеся коллеги по бывшей профессии. Масарик тем временем отъехал чуть назад, чтобы лучше видеть всех присутствующих.

– Госпожа Карина, видишь ли, я не могу принять твою помощь в качестве врача, – спокойно сказал он. – Я крайне признателен за то, что ты решила мне помочь, но к сожалению, вынужден отказаться.

– Почему? – пораженно спросила Карина. – Господин Масарик, но я ведь ничего не прошу взамен. Твой отец…

– Да, мой отец, – мягко перебил ее мужчина. – Именно в нем все дело. Позволь, я объясню. Во-первых, я крайне недоволен тем, что он позволил своим чувствам взять верх над профессионализмом. Я бы понял, если он, отправляя Ольгу в опасное предприятие, руководствовался какими-то политическими соображениями – нанести ущерб Дракону или еще что-то в том же духе. Но он таким образом просто решил купить твою помощь, даже не поинтересовавшись моим мнением. А я не могу ее принять. В Княжествах парализованных инвалидов вроде меня не менее пятидесяти тысяч, и практически все они, в отличие от меня, живут на мизерное государственное пособие. Княжества – бедная страна, гораздо более бедная, чем Катония, и для большинства даже моторизованная инвалидная коляска является недосягаемой мечтой. Я не вижу, почему должен иметь такое преимущество перед ними.

Он поднял руку, останавливая Карину.

– Видишь ли, дело в том, что я – довольно известный публицист…

– Он всекняжески известный публицист и заноза в заднице у массы народа, – встрял рыжий Громобой. – Такая заноза, что я лично знаю минимум пятерых, кто с удовольствием сплясал бы на его похоронах. Заочно – наверное, с сотню. Госпожа Карина, ты не обращай внимание на его скромность, просто на десять все его слова умножай.

– Или твои на десять дели, – неодобрительно покосился на него Масарик. – Не в известности дело, госпожа Карина. Главное, что я публицист, пишущий на… м-м… довольно острые темы. Такие как аристократические привилегии, например.

– Графья и бароны – враги трудового народа, – подсказал со своего дивана Громобой.

– Балабол ты, хоть и пятый в очереди. Да, госпожа Карина, я действительно заноза в заднице у многих и многих. А ты – гражданка Катонии, с которой Четыре Княжества и в лучшие-то времена в довольно напряженных отношениях находятся. Сейчас же со скандалом вокруг Сэтаты мы вообще чуть ли не на грани разрыва отношений. Прикормленные газетенки мне и так каждую мелочь в грех ставят. Мама у меня очень любила ваши героико-исторические романы – Мин Атарасий, Дзани Ююмона, Элиза Заморская, Цубцуб и все такое – и убедила отца назвать меня соответствующим образом. Так теперь за одно лишь катонийское имя меня чуть ли не вашим шпионом объявляют. А принять реальную помощь гражданки Катонии означает вызвать в прессе чудовищную истерику. Папе и так нелегко из-за меня приходится. Если бы не его личная дружба с Повелителем… Кроме того, я последовательно борюсь против необоснованных преимуществ, так что просто не могу себе позволить воспользоваться привилегией, недоступной другим – твоей помощью. Ты понимаешь меня?

– Понимаю, господин Масарик, – помолчав, откликнулась Карина. – Но ведь совершенно не обязательно афишировать мою помощь, верно? Никто не догадается. Подумаешь, в гости зашла! Я же не нейрохирург, у меня по гастроэнтерологии специализация.

– Во-первых, госпожа Карина, – усмехнулся Масарик, – еще как догадаются. Мне временами кажется, что я в стеклянном доме живу – журналисты выведывают такие вещи, в которых я и сам себе-то признаться боюсь. У нас нет ваших законов об охране личности, так что от них не скрыться. Во-вторых, дело даже не в том, догадаются они или нет. Дело в том, что я не могу открыто бороться против привилегий, но тайком ими пользоваться. Я предпочитаю спокойно смотреть в глаза своему отражению в зеркале. Прости, что приходится тебя огорошивать вот так, с самого начала, но твою помощь я с великой благодарностью отвергаю… я правильно вашу формулу использовал? Прости, никогда не был силен в катонийском этикете.

– Да ты, Марик, хоть в чем-нибудь вообще силен? – саркастически спросила Ветка, входя в комнату. – Твои поверхностные статейки с кучей натяжек и передержек с точки зрения фактов всегда находились ниже плинтуса. Мало я тебя носом тыкала?

– А мне помнится, что в наших баталиях на форумах я тебя минимум два к одному переигрывал, – невозмутимо откликнулся Масарик. – В том числе – по знанию фактов. По крайней мере, аудитория считала именно так.

– Аудиторию ты своей ложной харизмой завораживал, – ехидно сказал Громобой. – И безапелляционностью, с какой чушь несешь. А вот я всегда за аргументы Ветку поддерживал.

– Врешь, – хладнокровно парировала журналистка. – Ты меня начал поддерживать, когда влюбился по уши. А до того предательски держал руку нашего косолапого друга.

– Какая разница? – Громобой меланхолически пожал плечами. – Когда я увидел тебя в теплой компашке его прихвостней, сразу понял, что ваши схватки на публике – всего лишь часть коварного замысла по созданию себе рекламы, так что на чью сторону ни встань, все едино. А личико у тебя чуть-чуть посимпатичнее, чем у Марика. Слушай, что там со жратвой? У меня самого что-то в брюхе бурчать начало.

– Чуть-чуть посимпатичнее, говоришь? – ласково осведомилась Ветка. – Ну, за это тебя чуть-чуть и покормят. Пару ложечек овсяной каши, и хватит.

– Эй! – запротестовал парень. – Так нечестно! Тем более – овсяной! Это не кормежка получается, а пытка. Ну хорошо, гораздо, гораздо, гораздо симпатичнее! И личико, и ушки, и шейка, и грудки, и бедрышки, и поп…

– Так, я не поняла! – грозно нахмурилась Ветка. – Ты меня всю по частям перечислить решил? Я тебе что, корова на базаре? Смотри, рука у меня тяжелая, прибью и не посмотрю, что наследник!

– Если ты его прибьешь, – заметил Масарик, – то в текущей баталии потеряешь поддержку по крайней мере восьми клонов. Или девяти. Или двенадцати, я уже запутался.

– Наглая ложь, всего семи!..

– Неважно. Главное, что тогда я по очкам зрительских симпатий точно выиграю. Так что лучше прояви здоровую меркантильность и пощади его по крайней мере до конца следующей недели.

– Семи клонов говоришь? – Ветка ненадолго задумалась. – Ну ладно, за семерых можно и пощадить. Народ, давайте-ка перемещаться в столовую, стол уже сервирован. Перекусим немного. Потом, в обед, подкрепимся как следует.

«Немного» в понимании то ли Ветки, то ли экономки еще недавно Карине хватило бы, чтобы полноценно питаться минимум пару недель. Обширный круглый стол в большой столовой экономка и тихая неприметная служанка быстро уставили холодными в большинстве своем закусками – какими-то незнакомыми салатами, колбасками, ветчиной, то ли тушеным, то ли вареным мясом с зеленью, нарезанными кружками помидорами с каплями местного соуса, называвшегося «майонезом», пластинками нежнейшего мяса нидзимасы и тому подобной снедью. В лучах поднимающегося над небоскребами солнца весело поблескивали вишневыми и хрустально-прозрачными боками несколько бутылок с незнакомыми этикетками и очевидно-алкогольным содержимым. Еды оказалось столько, что Карина даже слегка испугалась: если ТАКОЕ здесь называется «немного перекусить», то что же означает «как следует подкрепиться»? Конечно, ее проекция в процессе имитации пищеварения могла без особого напряжения переварить и с полтонны железных гвоздей, но неужели ей действительно придется изображать из себя бездонную бочку?

Все, в общем-то, оказалось не так уж и страшно. Хозяин и Ветка ели совсем немного, и только Громобой и слегка осмелевшая Ольга отдали закускам должное. Карина скромно скушала пару помидорных ломтиков, несколько ложек салата (мелко накрошенные огурцы с кучей нераспознаваемой зелени и под густым кисловатым молочным соусом с названием «сметана»), а также проглотила ломтик нидзимасы. По ходу дела ей пришлось отвечать на дежурные, но ненавязчивые вопросы Масарика о том, как ей нравится Каменный Остров, где она остановилась и чем она намерена заниматься дальше. Объясняя, почему они с Ольгой питались блинами в уличном киоске, а не позавтракали в гостинице, Карина невольно проговорилась о полицейском участке, и тут уже в нее клещами вцепились Ветка с Громобоем. Ветка в профессионально-въедливой журналистской манере очень быстро вытянула из нее почти все подробности истории – разумеется, за исключением деталей, не вписывающихся в образ скромной иностранки, типа пальбы по площадям нейроэффектором.

– Значит, рыцарь Падалка-младший сейчас отлеживается в больнице, – довольно ухмыльнулся Громобой. – Ну наконец-то хоть кто-то им пол вытер! У меня самого давно руки чешутся – он однажды на дворцовом приеме к Ветке приставать принялся, и я ему морду не набил только из-за возможных политических осложнений. Папаша у него мразь отборная, и сам он такой же. Госпожа Карина, а ничего, если я у тебя автограф попрошу как у героической личности? Переведу его на твой портрет с саженной диагональю и повешу где-нибудь в резиденции так, чтобы он Белому Пику все время на глаза попадался. А?

– Отец тебя точно не одобрит, – осуждающе покачала головой Ветка. – Ничего, я Падалке еще припомню эту историю. Не впрямую, но припомню. Я не я буду, если через период все Княжества об его приключении не узнают. А за автографом чур я вторая в очереди. Марик, ты, как всегда, последний. Госпожа Карина, говоришь, полицейские там запись вели? Гром, попробуй через дворцовую канцелярию ее выцарапать, если только ее еще не стерли.

– Попробую, – согласился пятый в очереди наследник трона. – Госпожа Карина, сколько ты хочешь за каждый автограф с этой парочки говорунов? Не стесняйся, они у нас богатенькие. Чур, мне по десять процентов за идею.

Карина тихонько улыбнулась.

– Я бесплатно дам, – пообещала она. – Только, прошу, забудьте про господина Падалку. Тетя Цина права: нажила я себе влиятельного врага на ровном месте. Может, если ему не напоминать, господин Кадабой забудет со временем…

– Кадабой? – громко фыркнул Громобой. – Да он никогда в жизни ничего не забывает. Если попытаешься на тормозах дело спустить, он лишь подумает, что ты испугалась. Да не переживай, не рискнет он ничего тебе сделать – я отцу расскажу, в чем дело, и пусть Белый Пик хоть десять раз оой-граф, пробкой за штат вылетит, если только дернуться попробует. Главное, запись сейчас добыть, а то и в самом деле сотрут. Я сейчас в канцелярию перезвоню, они займутся изъятием.

– Не надо, господин Громобой, – остановила его Карина. – У меня есть копия. Я дам запись… э-э-э, – она запнулась. Она не знает даже, в каком виде вела запись ее система мониторинга, тем паче – как преобразовывать ее в человеческий формат. – Я пришлю ее попозже, только скажи адрес.

– Договорились, – легко согласился княжич. – Публичный адрес в Сети на раз ищется, только им пользоваться не стоит. Туда такая груда мусора каждый день валится, что я даже и заглядывать боюсь. Два выделенных секретаря и искин с разгребанием не справляются. Лучше давай пелефон, сброшу мой приватный адрес. Только не свети на публике, он мало у кого есть.

– У меня с собой нет пелефона, – Карина виновато пожала плечами. – Наши у вас не работают, вот я и не взяла…

– Нет проблем. Ольга, у тебя-то пелефон есть? Давай сюда, тебе сброшу, ты потом госпоже Карине перешлешь. Только с тем же условием – никому не светить, а то опять разные кретины письмами задолбают.

Дальше разговор плавно переключился на посторонние темы. Карине надавали кучу советов о том, где и что в городе посмотреть, а также в какие магазины, музеи, галереи, театры и учреждения зайти для лучшего ознакомления с городом. Составляй она долгосрочные планы экскурсий, ей хватило бы минимум на период. Она вежливо кивала, запоминая. Как-то мимоходом разговор зацепился за политику – начавшись с упоминания сложных отношений Княжеств с Грашем, он быстро перетек на непонятные «торговые преференции», с Грашем, кажется, совершенно никак не связанные, а связанные с местными аристократами. Громобой с Масариком с жаром принялись что-то доказывать друг другу, начали задавать Карине загадочные вопросы по катонийской экономике, в которых она не понимала не то что смысла, но и половину слов, потом в перепалку ввязалась Ветка, принялась подавать реплики Ольга. Потом внезапно оказалось, что Громобой специализируется по физике твердого тела и вот-вот защитит докторскую по полупроводникам, и он принялся разглагольствовать на тему перспектив микроэлектронной промышленности, причем здесь, кажется, смысл и половину слов перестали понимать и все остальные. Карина сидела, откинувшись на спинку удобного стула и меланхолично жевала ломтики вкуснющей нежной ветчины. Внезапно ей стало хорошо и уютно. Она и дома любила сидеть вот так, в уголке столовой, и слушать перепалку Яны и Палека, разговоры Цукки и Саматты на университетские темы… Она никогда не чувствовала себя свободно в таком разговоре в качестве полноправного собеседника, так что просто сидела тихой мышкой, впитывая в себя теплую дружескую атмосферу. На мгновение ей показалось, что она вернулась домой, в детство, и сейчас в комнату войдет папа, ласково потреплет ее и Яну по головам, отвесит звучный, но небольный щелбан Лике, умудрившемуся в очередной раз посеять в школе учебник по природоведению, и усядется за столом, откинувшись на стуле и вытянув посередине столовой ноги…

 

Но тут Масарик, Громобой и Ветка переглянулись и с трех сторон взялись за нее уже всерьез. Ей пришлось в очередной раз терпеливо рассказывать о своем похищении в Крестоцине, жуткой многодневной маяковой ломке в трюме быстроходной яхты Дракона, жизни в Мумме, финальной схватке с Шаем ах-Велеконгом… Однако она почему-то не испытывала никакого раздражения. Возможно, потому, что собеседники не пытались демонстрировать ей свое преувеличенное сочувствие и сюсюкать над ее «героизмом». Громобой отпускал дурацкие шуточки в совершенно ликином стиле, Ветка интересовалась подробностями быта аборигенов, а хозяин только задумчиво кивал.

Спохватилась Карина, только когда внутренние часы показали половину первого. Во сколько улетает самолет? В шесть… шесть двадцать. Значит, в пять сорок как максимум она должна попасть к стойке регистрации, чтобы успеть запихнуть проекцию в самолет в автономном режиме и заняться наконец-то делом. Значит, в полпятого следует отправиться в аэропорт, а с учетом возможных пробок, пожалуй, и в четыре. Если бы не Ольга, можно было бы до последнего гулять по городу, а потом переместить проекцию напрямую в аэропорт, сэкономив час-полтора. В конце концов, вряд ли кто-то стал бы придирчиво следить за тем, как она добиралась туда и добиралась ли вообще. На регистрации отметилась, и ладно. Но с Ольгой придется вести себя по-человечески до конца. Значит, у нее всего-то три с половиной часа на прогулку. Как ни жаль, но придется откланяться.

– Господин Масарик, – нерешительно сказала она, – мне, пожалуй, пора. Я еще хотела по городу погулять, а мне в аэропорт скоро. Рейс раз в неделю, и я не могу задержаться.

– Разумеется, госпожа Карина, – кивнул тот. – Давай только напоследок все-таки уединимся на минуту. Я хочу сказать тебе пару слов. Ольга, позаботься, чтобы Гром не подслушивал. Только ты его и сумеешь остановить.

– Его еще и я сумею остановить, – гордо заявила Ветка.

– Ты его, скорее, пинками под дверь подслушивать погонишь и сама присоединишься, – усмехнулся Масарик. – А то я вашу журналистскую породу не знаю!

– От журналога слышу! – не осталась в долгу та. – Ольга, сколько ты хочешь, чтобы в сторону смотреть, когда мы дырку в стене сверлить станем?

– Титул оой-графини, особняк в тридцать комнат и место в Дворянской палате, – быстро откликнулась та. – Или нет, в Совете регентов, там хлебнее. И еще миллион мелкими немечеными купюрами.

– Вот что власть с людьми делает! – сокрушенно покачал головой Громобой. – Ладно, Марик, твоя взяла. Не сумею я миллион мелочью набрать, у меня только десятитысячные и с одинаковыми номерами, всю ночь карандашами разрисовывал.

– Отрадно слышать, – фыркнул Масарик. – Госпожа Карина, пойдем.

Следуя за ним, Карина повернула за угол коридора необъятной квартиры и вошла в рабочий кабинет, по стенам которого тянулись длинные полки с настоящими бумажными книгами. Жестом пригласив ее сесть в кресло, Масарик развернулся к ней лицом.

– Госпожа Карина, – негромко сказал он, – я еще раз хочу выразить тебе благодарность за твое участие. Крайне сожалею, что обстоятельства не позволяют мне принять твою помощь – и потому, что инвалиду не так уж весело жить в нашем мире, и потому, что приходится огорчать тебя отказом. Я многое знаю о тебе и уверен, что твое желание помочь идет от чистого сердца. Однако жизнь далека от простоты, и, видимо, мне придется ждать, пока наши врачи сами не сумеют починить мне спину. Ты не обижаешься на меня?

– Я не обижаюсь на тебя, господин Масарик, – качнула головой Карина. – Я все понимаю. Возможно, на твоем месте я бы поступила так же. И спасибо за вкусный завтрак.

– Тебя стол не напугал? – негромко засмеялся Масарик, и у Карины вновь сладко екнуло сердце. – У тебя такие глаза сделались, когда ты его увидела! Уж извини, так у нас принято с гостями – сначала до отвала кормить, и только потом выспрашивать. Правда, ешь ты, как птичка, по крошке и капельке, даже обидно. Госпожа Карина, я рад, что ты нашла время заглянуть в гости. Мне очень хотелось посмотреть на тебя вблизи.

– Боюсь, что разочаровала тебя, – вздохнула Карина, поднимаясь. – Я не очень хорошо умею себя вести в компании. И одеться поприличнее не успела. Я намеревалась с утра в гостиницу вернуться, но вот не получилось.

– Ты меня совсем не разочаровала. Наоборот. Скрытая сила на умеющих видеть производит куда большее впечатление, чем пустое лощеное самодовольство. А я, смею надеяться, все же неплохо разбираюсь в людях. Госпожа Карина, если ты еще когда-то появишься в Княжествах и если тебе позволит политическая обстановка, мой дом – твой дом.

– Спасибо, господин Масарик, – повинуясь внезапному импульсу Карина склонилась вперед и осторожно поцеловала его в щеку. Мужчина ощутимо вздрогнул, но тут же расслабился. Его рука легонько пожала руку Карины – на сей раз ее сердце дало вполне ощутимый перебой – и тут же выпустила. Что со мной, в панике подумала она, я что, влюбилась в него? За два с небольшим часа знакомства? Уймись, дура! Тебе нельзя! И ему, парализованному, одно только расстройство…

– Теперь мне пора, – сказала она, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Я не забуду тебя, господин Масарик.

– А я не забуду тебя, – в голосе мужчины прозвучали странные сиплые нотки. – До свидания, госпожа Карина. И если найдешь время, напиши мне пару писем. Инвалиду вроде меня ничего не остается, кроме как смотреть на мир чужими глазами.

– Обязательно, – Карина кивнула, отступила на шаг, не отрывая от него глаз, потом резко повернулась и вышла.

За дверью кабинета молчаливой тенью уже стоял один из охранников. Он сделал приглашающий знак рукой, и Карина пошла за ним к входной двери, которую вряд ли нашла бы самостоятельно. По крайней мере, с первой попытки. Ольга уже ждала ее у выхода, замерев неподвижной малозаметной статуей – похоже, рефлексы телохранителя ей придется вытравлять из себя не один год, а то и до конца жизни. Карина сунула ноги в босоножки и обернулась к стоящим в прихожей Громобою и Ветке.

– Спасибо за компанию, – сказала она. – Теперь стану всем хвастаться, что завтракала с настоящим сыном Верховного Князя и его женой.

– Насчет жены – вряд ли, – хмыкнула Ветка. – Совет регентов плебеев не любит и мою кандидатуру никогда в жизни не одобрит. Ну и катись они лесом… Я вас до машины провожу, ладно? Гром, не лопай все, что на столе осталось, мне немного оставь, а то сам лопнешь.