Поставленного задания по работе на занятой врагом территории Тяглый не выполнил и на протяжении октября 1941 г. – февраля 1943 г. активной борьбы с немецкими захватчиками не проводил. Наоборот, в целях дезинформации НКГБ УССР о своей активной работе в тылу врага предъявил доклад, по существу которого проведенная проверка не дала положительных результатов.
Будучи участником Новомосковской подпольной организации, Тяглый И. С. проживал в Новомосковске на легальном положении, поддерживая подозрительные связи с изменниками Родины Шендереем, работавшим заместителем начальника Новомосковской районной полиции, квартиру которого посещал Садко А. Б., агент гестапо, впоследствии оказавшийся предателем Новомосковской подпольной организации и других.
В своих отчётах о работе в тылу врага Тяглый даёт неискренние сведения и скрывает свою связь с указанными предателями.
В феврале 1943 года Тяглый, при временном отступлении частей Красной Армии из города Новомосковска, из тыла противника вышел и находился на освобождённой территории до августа 1943 года.
В первых числах августа 1943 года для разведывательной работы в тылу противника, Тяглый был вторично выведен в немецкий тыл совместно с девушкой-радисткой (Ивановой Ольгой. А.Д.)
По полученному заданию постоянным местом дислокации в тылу противника должен был быть город Кривой Рог с периодическим посещением города Днепропетровск.
Не выполнив порученного задания, Тяглый и радистка выезжают из Кривого Рога в Днепропетровск, где останавливаются на квартире знакомого Тяглого – Коваленко Ивана Марковича по ул. Свердлова, 56, кв.36/Коваленко из-за служебного преступления осуждён к 3 годам исправительно-трудовых лагерей.
В первый день пребывания в квартире Коваленко Тяглый и радистка были выданы гестапо Садко Раисой Павловной/жена Садко Александра Борисовича/в результате чего радистка и семьи Тяглого и Коваленко были арестованы.
Тяглый и Коваленко из Днепропетровска бежали в Новомосковск, где проживали до освобождения города частями Красной Армии.
Подполковник Государственной безопасности
–Некрасов-
Зам. начальника 5-го отделения 2-го отдела
Капитан государственной безопасности
–Подольский-
24 апреля 1945 г.» [4].
Из письменных воспоминаний Владимира Ионовича Литвишкова:
«Начало августа 1943 г. было бурным и напряжённым в нашей подпольной комсомольской организации. Близился час освобождения. Добытое в февральские дни оружие переправлялось в Орловщанский лес. На одной из встреч Головко сказал мне, что необходимо готовиться к перебазировке в лес, так как немцы получили приказ в случае отступления угнать население за р. Днепр, а город разрушить.
В середине августа 1943 г. поступил приказ готовиться к восстанию в городе, чтобы поддержать наступление Красной Армии с тыла, сберечь этим самым город и население.
Однако гестапо, охотившееся за нашим подпольем около трёх лет (двух – п.а.), напало на след. Были арестованы Головко, Белая, Недодаева-Шуть, Кривулькин, Кравченко, Кобзарь, Колесник, Батурин, Лисовиков, Ляшенко, Воронов, Кутовой, Зорин и др. Николай Белый был арестован на явочной квартире в Днепропетровске, куда он прибыл сообщить о случившемся. Мирошник, находившийся в этот период в с. Андреевка и Всесвятском, прибыл тайно ко мне на квартиру. Узнав о случившемся, принял руководство подпольем и пытался перебросить оставшиеся силы подполья в Орловщанский лес. Однако связи были нарушены и поэтому он вынужден был уйти снова в село и укрыться там до подхода Красной Армии» [5].
Из письменных воспоминаний Колесника Николая Тарасовича:
«Через некоторое время пошли слухи, что с Павлограда катится волна арестов подпольщиков. Мы договорились с партизанами из отряда Лещенко, что они переоденутся в немецкую форму, заберут наших из города, и под видом арестованных уведут в лес.
Но они не успели, и это вызвало даже путаницу. Немцы арестовали часть подпольщиков, а мы, оставшиеся на свободе, не знали, что это были не переодетые, а настоящие немцы. В среду мы с Колей Белым пошли в кино, на явку. Нас взяли прямо на улице. Доставили в полицию, развели по разным камерам, где очень долго и жестоко били.
Дней через десять нас вывезли в Днепропетровскую полицию. Снова месяц допросов и побоев. В конце сентября 1943 года фронт вплотную подошёл к Новомосковску, и оставшихся там арестованных партизан начали спешно расстреливать. Так погибли Никита Головко, Зина Белая, Женя Шуть (секретарь горкома комсомола)» [6].
Из письменных воспоминаний родителей Никиты Головка (6 февраля 1964 г.):
«У Мити почему-то были ручные часы Петра Ковиньки. Ночью в 12 часов против 18 августа 1943 года Ковинька пришёл за часами и забрал их.
Как потом стало известно, Ковинька знал, что уже начались аресты и поспешил забрать часы. Но про аресты не сказал ни слова. Мы всю ночь не спали, волновались, почему так срочно потребовались Ковиньке часы. Когда Митя пошёл проводить Ковиньку, то заметил мужчину, прогуливающегося взад и вперёд возле заготскота.
18 августа, в шесть часов утра гестапо арестовало Митю, в квартире сделали обыск, но ничего не нашли. В тот же день была арестована Зина Белая, лучший товарищ Мити со школьной скамьи. Арестованы были Бутенко Екатерина, Шуть Женя, Киянов Павел, Садко и многие другие товарищи. Шура Яшкова потом рассказывала, что когда проводили арестованных, Садко кивком головы подтверждал, что арестован именно тот, кто нужен.
Митю в тот же день избили до полусмерти, требовали выдать своих товарищей. Но они ничего не добились. 19 августа Митю в 4 часа дня посадили в машину, вместе с ним Грекову, Хмеля и, кажется, Садко. Их отправили в Днепропетровск в гестапо (ул. Широкая, дом №27).
В гестапо делали Мите очную ставку с Кияном Павлом. Киянов всё рассказал. Митя плюнул ему в лицо и назвал предателем. Митю снова сильно избили. Когда он передал нам бельё, то оно всё было в крови. Но он никого не выдал и не рассказал, где находится радиоприёмник. Митя и Зина Белая были сильны духом и верили в нашу победу. Они всё взяли на себя. Из гестапо Митя всегда писал, что чувствует себя хорошо, просил ничего не передавать, попросил беречь папу и маму. Отец Мити был болен тифом и только это спасло его от ареста. Много товарищей Мити были отправлены в Германию, а в Днепропетровске были оставлены: Головко Никита, Белая Зинаида, Бут, Кутовой, Бутенко Е. В., Шуть-Недодаева Женя, парашютистка Ольга Ивановна Данилюк. 30 сентября 1943 года все они были расстреляны за городом Днепропетровском, на Шляховке, и были погребены в противотанковом рве» [7].
Римма Николаевна Винник: «Помню последние слова Ивана Кутового: «Моя жена ждёт ребёнка, а я так и не узнаю, кого она родит – сына или дочь»; «Новомосковская правда»:
«В августе 41-го, – вспоминает Римма Николаевна, – Новомосковский военкомат отобрал для объединённого партизанского отряда Жученка 83 коммуниста, среди них был и мой отец – Николай Семёнович Ерёменко. Боевые действия партизаны начали в октябре, в Знаменовском лесу. 10 дней отбивали партизаны натиск врага. В бою полегли смертью храбрых З. Д. Масалыгин, В. О. Шахнович. Мало кто пробился через «кольцо» врага. Ныне в селе Ивано-Михайловка стоит памятник. Там – братская могила, и 83 бойца названо поимённо. Тогда отцу удалось вырваться из вражеских когтей. Нелёгким был его путь, рядом погибали товарищи, но он смог вернуться в Новомосковск, чтобы отомстить врагу. Он вошёл в состав подпольной организации, стал заместителем секретаря.
В 1941 году я закончила шесть классов школы №3. Наша квартира была явочной. «Антон-портной» называлась. И я тоже стала членом подпольной организации – связисткой. Когда подпольщиков арестовали, нас всех пытали в гестапо. Помню последние слова Ивана Кутового, когда нас разводили по камерам: « моя жена ждёт ребёнка, а я так и не узнаю, кого она родит – сына или дочь».
А мне довелось сидеть в одной камере с Зиной Белой, Ольгой Соболь и с Таней Соколовой. Тяжёлые это были дни. Все только и мечтали о будущей счастливой жизни, об освобождении. Под Кривым Рогом, когда нас перевозили, мне удалось бежать при бомбардировке эшелона. В селе мне помогали добрые люди. Линия фронта приближалась, и я решила её переходить. Попала в самое огненное пекло. Три дня шла пешком и 14 ноября всё-таки вернулась в Новомосковск. Потом пришла ошеломляющая весть, что во время перехода линии фронта погиб мой отец. Матери вручили за него медаль «Партизан Отечественной войны».
Много партизан побывало в лагерях смерти, некоторым удалось бежать. До последнего вздоха воевали Николай Колесник, Александр Зорин, Григорий Батурин, Александр Фалько, Алексей Цокур и много других.
Фашистские нелюди сделали «живые факелы» с Ивана Кутового, Александра Бута, Екатерины Бутенко, Галины Михайловой, Никиты Головко, Зины Белой, Ольги Соболь, Евгении Шуть-Недодаевой. Вечная память героям!» [8].
В. Киселёв, «Семья патриотов».
«Римме едва исполнилось тринадцать, когда в город пришла война. Отец её Николай Семёнович был оставлен для подпольной работы. Фашисты ворвались в Новомосковск внезапно, прорвав с тыла нашу оборону, и, понятно, что настроение у многих новомосковцев было гнетущим. Подпольщикам нужно было нести людям правду и надежду. Первыми помощниками у Николая Семёновича стали его жена Феоктиста Ивановна и дочь Римма. Они распространяли листовки, помогали налаживать связь с подпольщиками. Быстрая Римма вместе с Марией Кобзарь незаметно вкладывали в корзинки горожан на базаре листовки о разгроме немцев под Москвой, под Сталинградом, незаметно расклеивали добрые вести в людных местах.
Отец Риммы, «засветившись» в февральских событиях 1943 года, при подходе частей Красной Армии к Новомосковску вынужден был отступать вместе с ними. А в Новомосковске, после неудачной попытки освободить его, продолжало борьбу комсомольское подполье. Включились в неё и мать с дочерью Еременко. В августе 43-го года, за месяц до освобождения Новомосковска в дом, где жили Ерёменки, ворвались гестаповцы. Мать с дочерью были арестованы и отправлены в Днепропетровское гестапо. Никакие пытки не могли сломать патриотов. Гестаповцы были вынуждены освободить Римму, а мать во время этапа с Днепропетровска в Новомосковск, сумела бежать (на самом деле Римма находилась вместе со своей матерью в поезде, упомянутом выше – п.а.)» [9].
П. Ескин, глава совета ветеранов, партизан и подпольщиков Присамарья, «Подпольщик Кутовой».
«В предательство, о котором им сообщили в начале августа 1943 не поверили. Но на всякий случай решили 19 августа отправиться в одиночку в лес, чтобы временно затаиться там. Не успели. Днепропетровское гестапо появилось внезапно, арестовало всех в ночь с 17 на 18 августа. Выследили даже девушек-связисток, которые пришли от партизан.
…С допросов возвращались в тюрьму с новыми подробностями о своих товарищах. После одного из них узнали, что одновременно с новомосковцами арестовали Николая Сташкова – секретаря подпольного обкома партии. Не сдерживает слёз Римма Николаевна Винник, в девичестве, Ерёменко, вспоминая тот ужас, который довелось пережить в застенках гестапо. Она первой и передала на свободу весть о казни Ивана Кутового. Хвалились немцы, что его и ещё нескольких коммунистов вначале затравили собаками, а потом спалили. Людской плач и стон пронёсся над камерами невольников.
А Полина Кутовая – жена Ивана, в тот день, когда перестало биться сердце любимого, почувствовала толчок новой жизни, которую вынашивала под собственным сердцем. Последнюю весточку от мужа (среди охранников нашлись добрые люди) она получила 16 сентября. В короткой записке, дышащей любовью к ней и любовью к жизни, просил низко поклониться родным, близким и знакомым. Она поняла, что хотел передать ей муж, как понимала всегда с полуслова, когда помогала ему во всех его делах. Дважды по заданию подпольного комитета переходила линию фронта, передавала ведомости о передвижении немецких войск на станции Новомосковск. Работала учителем в Дмитровке, Спасском, через неё поддерживались связи с сельскими патриотами.
От ареста её уберёг случай. Попросила соседских детей, чтобы подождали её на опушке, пока вернётся из леса с хворостом. Мальчики и сообщили ей о ночном аресте новомосковцев. Больше Ивана не видела. Казнили его 26 сентября, когда уже были освобождены от фашистов Новомосковск и район. А через месяц ему исполнилось бы 28 лет, через пять месяцев она бы подарила ему сына» [10].
В архивах Новомосковского историко-краеведческого музея имени Петра Калнышевского хранятся копии писем Ивана Кутового, которые он писал своей семье, находясь в гестаповской тюрьме.
«г. Новомосковск
с. Вороновка, Мостовая №15
Добрый день, безгранично любимая Полина, мама и Галя. Я жив и здоров. Передайте побольше … (слово не разборчиво – п.а.). Денег не расходуйте на меня много. Вы так бедны. Убедительно прошу жить мирно и дружно. Это будет моим утешением. До свидания. Крепко целую любимую Полинку, маму, Галю, Вову, Аллочку. Передайте привет всем родственникам и знакомым.
25.8.43
подпись И. Кутовой»
«Новомосковск, Вороновка, Мостовая №15
Кутовой Полине.
Дорогая, любимая Полинка!
Передачу в понедельник получил полностью. Передай мне чистое полотенце и мыло, ещё рубаху. Пиши о своём здоровье, здоровье мамы. Передай привет Оле и всем родственникам. Всего наилучшего, мой ангел.
Вечно твой Иван.
8.9.43 год»
«Вороновка, Мостовая №15
Кутовой Полине
Милая, любимая Полинка!
Передачу получил полностью.
Передала: 3 кошолки, 1 пара белья, 1 полотенце, посуду.
Я пока жив и здоров.
Крепко, крепко целую тебя.
Привет всем родным и знакомым.
Вечно твой Иван.
15.IX.43 г.»
Из письменных воспоминаний Колесника Николая Тарасовича:
«После нашего ареста я в сентябре 1943 г. видел Зину и Никиту на очной ставке в «СД» г. Днепропетровска. Они были избиты. На вопрос кто и как кого знает по подпольной работе Зина первая ответила:
– Во имя партии Ленина-Сталина стреляйте, но я ничего не скажу.
Этим самым дала понять и мне как надо себя вести на допросе в СД. После этого я ещё раз увидел какая Зина сильная духом и вспомнил её советы в школе – читайте книги Н. Островского, они вам пригодятся в жизни.
Почти ежедневно со двора СД увозили на расстрел и через окно было видно, кого увозят. 30.09.43 г. увезли на расстрел И. Кутового, З. Белую, Н. Головко и Ж. Шуть. После этого их никто и нигде не видел. Был бы я художником, я б нарисовал Зину такой, какой я её видел на очной ставке. Она не стала лётчицей, не стала матерью, но она стала образом женского величия и самоотверженности. Я всегда снимаю шапку, проходя мимо дома 64 на ул. З. Белой. Указом президиума Верховного Совета УССР 08.05.68 г. Зина посмертно награждена медалью «За отвагу»» [11].
Из письменных воспоминаний Риммы Николаевны Винник:
«18 августа 1943 г. меня забрали в гестапо г. Днепропетровска. С начала сентября месяца на улице Чечеловка, 1 я находилась в камере с Белой Зиной. Камера была полуподвальная, сырая, холодная.
Зина, как старшая подруга, мне было тогда 15 лет, заменила мне мать. 2 недели спали на цементном полу. Зина, я и Ольга Соболь. Там я узнала Зину по-настоящему – это была комсомолка, воспитанная Павлом Корчагиным.
Несмотря на тяжёлую обстановку в камере, Зина всегда была весёлая, не падала духом, пела песни. Её улыбающееся лицо осталось навсегда в моей памяти. 20 сентября 1943 г., когда мы расставались, её последние слова были такими:
Я знаю, – говорит Зина, – меня ждёт казнь. Меня не сломали фашисты.
Я прожила, хотя и короткую, но хорошую жизнь – я боролась с фашистами. Тебя, Римма, освободят наши войска, ты увидишь, какая будет после Победы над фашистами красивая жизнь.
За эту прекрасную, счастливую жизнь, за наш народ я, не жалея, отдаю свою жизнь ради счастья нашего народа» [12].
Браславский, рабочий корреспондент «Новомосковской правды», «Врач Бутенко».
«Тёплое августовское солнце ласкало утро. Жизнь в жестокой оккупационной темноте изобиловала, светилась надеждой и верой в светлую победу. Именно в эту пору 1943 года окружили эсэсовцы дом, где жила семья врачей. Прикрывая собой жену, Алексей отстреливался и продвигался к Самаре, надеясь, что лес принесёт спасение, сохранит жизнь для дальнейшей борьбы. До последнего патрона вёл бой патриот и один оставил для себя…» [13].
Людмила Шалыкина, юный корреспондент газеты «Новомосковская правда», «О чём рассказала берёза», редактор Г. Буряк.
«Вскоре начались аресты, было понятно, что подпольщиков выдал провокатор. Арестовали Никиту Головко, Зину Белую. Не обошли и Марию Кобзарь. Их пытали в родной школе. Марию потрясло то, что фашисты так свободно ведут себя здесь, в её родной школе. А на лицо сыпались колючим градом тяжёлые удары. Несколько раз теряла сознание, не понимала, чего хочет от неё это неприятное лицо эсэсовца. В гестапо Мария узнала, что Н. Головко и других его товарищей расстреляли. Недолго держали и Марию. Через несколько дней она была уже в концлагере. Шли босые, окровавленные, шли без конца. В одном селе остановились. Шёл в этот день холодный дождь. Вскоре рядом с колонной послышалось какое-то мельтешение. И Мария догадалась, то были партизаны.
– Мне больно вспоминать, чего стоила та свобода. Чувство радости и благодарности пленило нас, когда открылись двери и молодой партизан крикнул: «Товарищи, вы свободны!» Я тогда не смогла и слова вымолвить. Такая была счастливая, – вспоминает Мария Васильевна.
Вернуться Мария в родной город не имела возможности, отправилась в село к родственникам. Там и встретила День Победы» [14].
Из письменных воспоминаний Фартуховой Александры Карповны:
«А ещё невозможно забыть, когда в городе наступило тревожное время. Проверка документов, облавы, аресты. Место встречи подпольщиков в моей квартире стало небезопасно. Тем более, что через мою проходную жила гр. Анкудинова, работающая в жандармерии. Бутенко И. Н. и Спиктаренко Е. Н. договорились уходить. Всё было приготовлено, назначено время ухода, ночью (середина августа 1943 г.). Ждём Ивана Никифоровича, а его всё нет и нет. Волнуемся. Почему его нет? Вдруг в часа 2 или 3 ночи раздался сильный стук в дверь. Я спросила:
– Кто?
– Вы Александра Карповна?
Я молчу.
– Вы Александра Карповна?
Я молчала, потом спросила:
– Что?
Дверь рванули, ворвались сразу в квартиру Анкудиновой. Она предъявила документы, они извинились и ворвались ко мне. У меня Спиктаренко Е. Н. Один из них набросился на меня с прожектором и закричал:
– Ты зачем его у себя прячешь, я тебе голову рассеку!
Свернули руки Спиктаренко и увели. Дождавшись пока они ушли, я побежала к Кузьменко З. И. У неё я узнала об аресте Бутенко И. Н. Жена Бутенко скрылась, а сын Бутенко И. Н. Гарик (лет 13-14) находился у Мизиренко З. И., переодетый в девичью одежду.
Вскоре пришёл человек и сказал мне:
– Уходите с этой квартиры, скрывайтесь.
Я ушла. Долго пришлось странствовать, пока Советские войска не освободили нас» [15].
В. Билоус, «Новомосковская правда», «Подвиг Соколовых».
«Из-за подлых действий предателей гитлеровцам удалось напасть не след подпольщиков. Одной ночью они арестовали около 50 человек, в том числе и Татьяну Григорьевну. Мужественной патриотке пришлось узнать застенки Днепропетровской тюрьмы, нестерпимый режим лагерей смерти Маутхаузена и Освенцима. До сих пор на теле Татьяны Соколовой видно номер узника 65284» [16].
***
П. Ескин, глава совета ветеранов, партизан и подпольщиков Присамарья, «Ветеран Приднепровья», 28 сентября 2012 г., «Помогали мстителям».