ГЛАВА 14
Зигверт, выстроенный как укрепление на северной границе Гельдевайн Таррен для того, чтобы наблюдать за главной дорогой в земли раг’эш, так и не стал большим городом. Гельды сюда ездили не часто: вся большая торговля шла восточнее, через Шагверт, прикрывающий границу с гедарами. У охотников с севера тоже необходимости ходить далеко на юг не было. Так что внешне Зигверт так и остался крепостью, и даже не перерос своих старых стен.
Дома здесь, как и полагается строениям в северном укреплении, строили простые, но теплые, удобные и крепкие, из камня, и толстых бревен. Новые стройки начинались не часто – слишком издалека приходилось везти материалы. Поэтому, возводился ли новый дом или прокладывалась новая улица, все работы старались делать если и не на вечные времена, то на ближайшие пару сотен лет уж точно.
В этом смысле дом коменданта, расположенный на небольшой городской площади, отличался от всех остальных зданий лишь парой черт. Во-первых, он был крепостью в крепости: фактически, это было не одно, а несколько отдельных, соединенных между собой переходами зданий, окруженных достаточно высокой стеной, на которой постоянно дежурили часовые местного гарнизона. Второй особенностью дом был обязан своему последнему владельцу – Эльдрику, накрывшему внутренний двор и старые галереи прочным стеклом и при помощи садовников-саллейда устроившему в нем настоящий цветник.
Каждое утро Сигилль, родившаяся у самых границ Южных Лесов, в городке под названием Ольферт, спускалась сюда, чтобы провести хотя бы немного в окружении алых цветов, носивших с ней одно имя. Эльдрик распорядился обустроить здесь небольшую площадку, со скамьями и даже небольшим столиком, чтобы ее уединение было комфортным.
Но в это утро, уже подходя к площадке, Сигилль внезапно обнаружила, что побыть в одиночестве ей не удастся. На одной из скамеек устроилась Мэй Си – одна из прибывших вчера санорра. Вчера супруга коменданта составила первое, и, надо сказать, не самое лучшее мнение о гостях, но сейчас подумала, что, пожалуй, поторопилась с выводами.
На самом деле, при свете дня, в сидящей среди цветов девушке, не было ничего ни таинственного, ни зловещего. Разве что необыкновенного цвета кожа и непривычный фасон платья с длинными рукавами, впрочем, нужно признать, очень изящного, особенно для суровой северной погоды, выглядели необычно. Необычно – но никак не пугающе. Положив руки в тонких черных перчатках на колени, гостья чуть склонилась к цветам у своего плеча и, закрыв глаза, казалось, наслаждалась их ароматом.
Услышав шаги, Мэй Си обернулась.
– Доброе утро, Сигилль, – она поднялась навстречу. – Я была уверена, что вы обязательно спуститесь сюда. Найдется ли у вас несколько минут? Или мы сможем встретиться в другом месте и в другое время, если сейчас у вас дела?
– Нет, абсолютно никаких дел, – Сигилль поднялась на площадку: – И здесь нам точно никто не помешает. Садитесь, Мэй Си.
Сев напротив, она еще раз бегло осмотрела собеседницу, еще раз удивившись тому, как просто на самом деле она выглядит. Даже волосы уложила так, как это делают гельдские девушки юге. Сигилль даже чуть улыбнулась, вспомнив, сколько времени в юности провела с расческой в руках, стараясь добиться совершенства в этом важном для нее тогда деле. Пожалуй, она даже была благодарна гостье за эти теплые воспоминания.
– Кажется, у вас ко мне не меньше вопросов, чем у меня к вам, – заметила Мэй Си. – Спрашивайте, не стесняйтесь.
– Вы сегодня какая-то… другая. Не такая, как вчера за ужином.
– При свете дня многое выглядит иначе, – улыбнулась санорра.
Сигилль покачала головой.
– Я однажды была в Хейране, в Сером квартале. Видела тех санорра, что там живут. Представить кого-либо из них любующимся моими цветами я не могу.
– Совершенно напрасно, – возразила Мэй Си.
Она подняла руку и поднесла ее к цветку, но не дотронулась до него.
– Спросите у гельда, раг’эш, гедара или саллейда – и каждый вам скажет, что он прекрасен. Но каждый увидит свое. Тот, кто пришел из Центральных Земель, будет любоваться формой лепестков и восхищаться ароматом; тот, в чьем сердце пылает огонь Эшге, будет вдохновлен тонким сочетанием ярких цветов и красок. Саллейда увидит и почувствует хрупкое и нежное создание, нуждающееся в любви и заботе, а гедар, способный один на один встретиться лицом к лицу с любым северным хищником, начнет прятать за спину руки, боясь повредить это тончайшее чудо, которое способна породить земля.
– А вы, Мэй Си? – спросила Сигилль: – Что видите вы?
– Гармонию. Абсолютное равновесие. Мы, санорра, очень остро чувствуем его. Видим его в окружающем мире и стараемся обрести в собственной жизни. Поэтому можем представить, насколько это сложно.
Она снова повернулась к Сигилль
– К слову, о гармонии… Вчерашняя игра Фремм достойна похвалы. Эйл – сложный инструмент и она прекрасно его освоила.
Эйл – изобретение саллейда. Она состоит из треугольной деревянной рамы, высота которой почти в рост взрослого мужчины совершенно не заметна из-за ее изящного изгиба, повторяющего взмах крыла птицы, и натянутых на нее в несколько рядов струн разной толщины. Касаясь струн пальцами с разной силой, салейда научились вплетать в звуки Южных Лесов мелодии невероятной сложности и красоты. На южных границах Гельдевайн Таррен эйл часто имелся в состоятельных семьях, и умение играть на нем было признаком особенного положения среди знакомых. Хотя, конечно, простой саллейда в этом искусстве, ни на секунду не напрягшись, с улыбкой оставил бы далеко позади любого виртуоза из Центральных Земель. В заключении вчерашнего ужина Фремм, дочь Эльдрика, по просьбе матери сыграла для присутствующих несколько мелодий. И это, действительно, было очень красиво.
– О, он уже очень старый! – рассмеялась Сигилль. – Помнит еще мои детские слезы и вечные скандалы с матерью. Сколько я не пыталась научиться, мне удавалось извлечь из него только странные звуки, но никак не музыку. Мы привезли его из Ольферта еще до рождения Фремм. Держали дома, как украшение, пока однажды дочка не услышала случайно, как звучат струны, и буквально загорелась мыслью научиться играть. Эльдрик даже нанял ей учителя – саллейда.
– Это очень заботливо с его стороны.
– Да уж. Он такой… заботливый.
– Ведь этот двор с цветами для вас тоже обустроил он?
– О, да, мы с Фремм… как раз уезжали на несколько дней. Он поехал за нами. И когда я зашла во двор, который еще недавно видела серым и раскисшим, увидела все эти цветы, то просто расплакалась!
Она оглянулась вокруг, словно оживляла в памяти этот момент. И вдруг услышала:
– Сигилль, что вы чувствуете к своему мужу?
Вопрос был задан мягко, но несколько неожиданно. В удивлении Сигилль взглянула на Мэй Си. Та сидела напротив и, не отрываясь, смотрела ей прямо в глаза. Что-то в ней изменилось. Этого не было заметно внешне, но женщина почувствовала, словно ее обдало ледяным ветром.
– Что? – в недоумении спросила она.
– Что вы чувствуете к своему мужу?
– Мэй Си, что это за вопрос? – она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла скорее растерянной. – Ну, конечно, я его…
– Сигилль, до этого момента вы мне говорили правду. Сейчас собираетесь солгать. Не нужно.
– Мэй Си…
– Вы давным-давно не делите с Эльдриком ни постель, ни жилье, ни собственную жизнь. Живете не просто в отдельной комнате, а в отдельном доме, практически не встречаетесь с ним и не знаете, что у него происходит. Это очень хорошо было заметно за вчерашним ужином – у вас не было ни одной общей темы для разговора. Вы напрягались всякий раз, когда он начинал говорить. И ничего не пили. А еще вы несколько раз за ночь проверили замки на дверях. Между вами нет не только любви и доверия – вы смертельно его боитесь.
– Я…
– Хуже того, вы заражаете своим страхом и дочь. Ничего не объясняя ей, вы стараетесь оградить ее от общения с отцом, не думая о том, что она не понимает причин вашего поведения. Это уже привело к тому, что она разрывается между внушаемым вами страхом, добротой отца, которую видит, хотите вы того или нет, и привязанностью к вам обоим. Пока ей удается сохранять неустойчивое равновесие, но надолго ли? То, от чего вы хотите ее уберечь, по вашему мнению, настолько хуже? Что же это?
– Хватит! – Сигилль рывком поднялась со скамьи. – Ни слова о Фремм! Я готова терпеть вас в этом доме, но не позволю шпионить за нами! И если я хоть раз замечу вашу слежку, или если хоть кто-нибудь из вас троих приблизится к ней или ко мне… только приблизится, не говоря о том, чтобы попытаться заговорить – я найду от вас защиту!
Взмахнув рукой так резко, что несколько алых цветков полетели на землю, сбитые со стебля, она указала на большой дом:
– Вы меня поняли?! А теперь – убирайтесь отсюда! Лезте куда хотите: в подвал, на чердак, в помойную яму, крысам вроде вас там самое место. Но не в нашу жизнь!
Мэй Си не двинулась с места.
– Хорошо. Тогда уйду я!
Сигилль повернулась спиной. Она уже успела сделать пару быстрых шагов, когда услышала:
– Вы не просто уезжали отсюда с дочерью. Вы бежали вместе с ней. Не помня себя от страха за свою и ее жизнь. Бежали в единственное место, где, как думали, сможете найти помощь и понимание. В Ольферт, к своим родителям.
Сигилль резко остановилась, словно налетев на невидимую стену.
– Вы умоляли их о защите, просили только об одном – позволить укрыться от мужа, который вскоре повсюду начал бы искать вас с дочкой. Они выслушали вас, успокоили и обнадежили. И в тот же день тайно отправили сообщение Эльдрику.
Мэй Си увидела, как кулаки женщины сжались, с такой силой, что чуткий слух санорра уловил, как еле слышно захрустели костяшки пальцев.
– Он приехал через некоторое время. Совсем другой, убитый горем и раскаянием. Стоя на коленях, он молил вас о прощении и заклинал вернуться. Клялся, что прошлое никогда больше не повторится. А когда замолкал он – начинали говорить родители. Вы не рассказали подробностей, поэтому они считали причиной произошедшего обычные житейские неурядицы, которые случаются в молодых семьях. И, в конце концов, вы уступили. Но не потому, что согласились с ними, и не потому, что простили его. Вы просто поняли, что вам больше некуда пойти. Последние, кому вы верили, предали вас.
Сигилль медленно повернулась. Подбородок ее дрожал, а в глазах блестели слезы. На какой-то момент она словно бы вернулась на тринадцать лет назад, снова став той молоденькой отчаявшейся во всем девушкой со спящей дочкой на руках.
– Он обещал, что никогда никому не расскажет об этом… – прошептала она.
– Он сдержал слово.
– Откуда вы знаете все это?
Мэй Си сняла перчатку и, склонившись, подняла с земли оба цветка, случайно сорванные со стебля гневным жестом Сигилль.
– Вернувшись, вы проводили на этой площадке много времени, наедине со своими мыслями и цветами. Порой вы доверяли им все, что скопилось у вас на сердце. Иногда вы разговаривали с ними. А иногда – просто плакали. Вам казалось, что они слушают, и становилось легче.
Разжав ладонь, Мэй Си тихонько подула на нее, сдувая легкую пыль – все, что осталось от еще недавно свежих и ярких лепестков. Затем она снова надела перчатку и посмотрела на все еще стоящую неподвижно Сигилль:
– Вы были правы. Цветы действительно все слышат и помнят. Только они не могут вам помочь. А я – могу. Но для этого мне нужно знать правду. Поэтому я снова спрашиваю вас: что вы чувствуете к своему мужу?
Сигилль проводила глазами серое облачко, растворившееся в воздухе. Затем она вернулась к своему месту, которое оставила минуту назад, и, сев на скамейку, положила руки на стол.
– Хотите знать, что я чувствую к своему мужу? – тихо спросила она. – Я его ненавижу.
ГЛАВА 15
Погода снова испортилась. По стеклянному куполу, накрывающему внутренний двор, застучали капли, и время от времени заскребли падающие с неба тонкие кристаллики льда. Но здесь, среди южных цветов, по-прежнему было тепло.
Сигилль быстро взяла себя в руки. Казалось, первое произнесенное ей слово пробило брешь в стене, которой она отгораживалась ото всех последние годы.
– Брат Эльдрика, Ансель, служил на невысокой должности в Ольферте, часто бывал у нас в гостях. Ухаживал за мной. Долго, терпеливо, но как-то… нерешительно, что ли… Одно время я даже думала «А почему бы и нет?». А потом они однажды пришли к нам вдвоем.
– И все изменилось?
– Да. Я даже не заметила, как это произошло. Весь вечер, пока мы сидели за столом, и потом, когда спустились в гостиную, он рассказывал разные истории о своей службе, о севере, об охоте на местных страшных зверей… Отец качал головой, мама ахала, хваталась за сердце, но я-то видела – он им понравился. Потом родители предложили послушать, как я играю на эйле. Я начала отнекиваться, а Эльдрик вдруг сказал, что брат прогудел ему все уши, нахваливая, как хорошо я это делаю. Он же считает, что из рамы со струнами толку быть не может, какое старание не приложи. И если бы я помогла разрешить их спор, то он был бы очень благодарен. Разумеется, мне этого было достаточно.
Она вздохнула и тихо улыбнулась своим воспоминаниям.
– Когда я закончила, спросила, что он об этом думает. Он покачал головой, и сказал, что признает свое поражение. «Я думаю, что нам в Зигверте совершенно необходим такой инструмент, – сказал он. – А еще я лично упрошу коменданта приглашать вас к нам зимой на несколько дней, чтобы вы могли поиграть на нем.» Родители были в восторге, а меня такая неприкрытая лесть покоробила. Когда мы оказались вдвоем на балконе, я спросила его: «Значит, по-твоему, я хорошо играю?» – «Ты? – удивился он, – Ты, по-моему, вообще играть не умеешь». – «А что же ты тогда сказал родителям, что тебе понравилось?!» – «Я не говорил, что мне понравилось. Я сказал, что нам надо завести такую штуку в крепости. И приглашать тебя на ней поиграть». – «И зачем же, если тебе не понравилось?» – «Ну… – пожал он плечами – Ты будешь приезжать, подниматься на стену, тренькать на нем… И остаток зимы к Зигверту ни один зверь близко не подойдет – все разбегутся по лесу».
Сигилль замолчала и опустила голову. Но она быстро справилась с эмоциями и продолжила рассказ.
– Потом он уехал – а я почувствовала, что каждый день жду его возвращения. Ансель все понял. Он не злился, ни в чем меня не обвинял, мы с ним продолжали оставаться друзьями. Но я чувствовала, как ему тяжело. Я знала, что ничего не обещала ему, но иногда чувствовала себя предательницей. А потом вернулся Эльдрик – и я забыла обо всем. Потому что, едва успев зайти в дом, он сразу попросил выйти за него замуж.
– И ваши родители не были против? Вы ведь были почти не знакомы.
– Не были мы незнакомы, – покачала головой Сигилль. – Потому что я каждый день говорила о нем, спрашивала Анселя, нет ли от него известий, не собирается ли он назад. Просила рассказать о нем все-все: как они проводили детство, были ли у него подружки, красивыми ли они были, и где эти гадины сейчас, что он любит есть на завтрак… в общем, подозреваю, что родители даже не заметили, что Эльдрик вообще куда-то уезжал – так часто у нас дома звучало его имя. К тому же, он был из хорошей семьи, с весьма достойным прошлым и, как говорила мама, «многообещающим» будущим – только что пришла новость о том, что он был назначен новым комендантом Зигверта… В общем, все устроилось очень быстро, еще и потому, что ему удалось выпросить совсем короткий отпуск перед вступлением в должность. Через пару дней после свадьбы он вернулся на Север, а меня через некоторое время привез Ансель.
Мэй Си заметила, что из открытого чердачного окна ненадолго показалась Хиетт. Потом она скрылась, и за ней мелькнула черная тень – вместе с Кин Зи они осматривали чердак. Но Сигилль сидела спиной, да и внимание ее сейчас было занято не настоящим, а прошлым.
– Почти сразу я ощутила, что что-то изменилось. Как будто Эльдрик стал отдаляться от меня. Он по-прежнему оказывал мне знаки внимания, как и любой новобрачный, но чем дальше, тем более явно в них проступала какая-то наигранность, какая-то фальшь. Будто бы мое общество тяготило его. Постепенно он все больше времени стал проводить на службе, находя для этого самые незначительные поводы, а потом даже выдумывая их. Оставаясь со мной, он становился все холоднее. Долгое время я старалась не замечать этого, списывая все на усталость, нервотрепку на новой должности, верила, что все пройдет… И когда однажды поняла, что беременна, сообщила ему об этом с радостью, потому что надеялась, что это станет концом всех бед.
Ее руки, лежащие на столе, сжались в кулаки, а глаза разом высохли.
– Это и стало концом. Концом всего, что было между нами. Я рассказала ему обо всем за ужином. Он молча выслушал меня, потом долго сидел, опустив голову. И вдруг, схватил кружку, и изо всех сил грохнул ей об стол, разбив на куски. Затем размахнулся и швырнул в стену оставшуюся от нее ручку, которая разлетелась рядом с моей головой. Я закричала от страха и от неожиданности, а он пнул в сторону стул, на котором сидел и вышел, хлопнув дверью. Больше я его в эту ночь не видела. Вернулся он через два дня, хмурый, но спокойный. Попросил у меня прощения, но оставался каким-то потерянным, иногда долго смотрел на меня, ничего не говоря. Так мы и жили все время, пока не родилась Фремм – без мира и без войны. Иногда разговаривали о чем-то… но о ребенке – почти никогда. Такие разговоры ничем хорошим не заканчивались. Но чаще всего мы проводили время отдельно друг от друга: он был на службе, а я почти не выходила из своей комнаты.
– Стоило ли так жить? – спросила Мэй Си.
– Мы говорили об этом иногда. И на этих разговорах все и заканчивалось, как будто не могли решиться разойтись. Но в день, когда появилась Фремм, все изменилось. Эльдрика как обычно не было дома, он вернулся через день, после того, как она родилась. Вошел в комнату, увидел нас… Вдруг лицо его побагровело, он повернулся, и, ничего не сказав, быстро вышел, так хлопнув дверью, что Фремм зашлась криком, а мне пришлось потом звать на помощь, чтобы открыть ее. Вернулся он ночью, в расстегнутой одежде, красный, весь провонявший каким-то пойлом, дымом и потом. Прямо с улицы, не раздеваясь, вломился в комнату, рыча как зверь, не обращая внимания на плач дочки, схватил меня за руку, стащил с кровати на пол…
Сигилль замолкла на полуслове, добела сжав губы. В чертах ее лица вдруг не осталось никакой теплоты, оно стало жестким и холодным.
– Я так кричала, что сбежалась охрана. Солдаты оттащили его, а домашние отвели меня с дочкой в дом, где жили работники. Нам освободили большую теплую комнату на верхнем этаже. Наутро, когда его не было дома, они принесли наши вещи. Мужчины пообещали защитить меня, если Эльдрик снова попытается… применить силу. Но он больше не проявлял агрессии. Правда, вернуть нас в дом тоже не пытался. Спустя несколько дней он явился к нам в сопровождении местного судьи и объявил, что не признает Фремм своей дочерью, разрывает все отношения со мной, и в ближайшие дни я отправлюсь назад в Ольферт.
Тут она снова прервалась и посмотрела на Мэй Си:
– Рассказ получился дольше, чем я ожидала. Но потерпите, сейчас будет самое главное. В конце-концов, вы же сами этого хотели – теперь слушайте.
Мэй Си кивнула.
– Итак, Эльдрик дал мне неделю на сборы. А через пять дней в Зигверт внезапно нагрянул Ансель. Кто-то из гарнизона, кто дежурил в доме в ту ночь, когда Эльдрик избил меня, отправился в Ольферт, рассказал ему обо всем, и тот, не теряя ни минуты, помчался в Зигверт. Вы бы видели его лицо, когда он увидел нас с Фремм! «Будьте здесь. Закрой дверь и никуда не выходи» – сказал он мне и ринулся к брату.
Мэй Си заметила, как дернулся уголок рта Сигилль, и ее голос стал жестче.
– Какое-то время я сидела в комнате, качая колыбель дочери и от страха даже не понимая, что я делаю. И вдруг – в окнах большого дома замелькал свет, а во дворе поднялась страшная суматоха. Я почувствовала, что что-то случилось, схватила Фремм и побежала вниз. Уже на улице я увидела бегущих через двор гарнизонных целителей. Я поспешила за ними. На нас никто даже внимания не обратил, кругом все носились туда-сюда, поэтому я с Фремм на руках поднялась на второй этаж… и увидела это. Двери в кабинет Эльдрика были открыты. Сам он, весь белый, с всклокоченными волосами, сидел в кресле у входа, а рядом… рядом, на полу, на спине, лежал Ансель. На нем с треском резали и рвали одежду, кто-то кричал, чтобы открыли окна и принесли лед. некоторые пытались раскрыть запечатанные на зиму рамы, кто-то пробежал мимо, а я стояла, не в силах сделать ни шагу дальше. Мне вдруг показалось, что в воздухе чем-то запахло, приторным, горьким, как будто разлитой кровью. Вдруг стало очень жарко, а в ушах появился растущий звон, заглушающий все голоса. Наверное, я издала какой-то звук, может, даже закричала, потому что все вдруг обернулись – и те, кто был в коридоре, бросились ко мне. И тут все перед моими глазами начал заливать яркий белый свет. Я подумала, что сейчас главное – не уронить Фремм, поэтому медленно опустилась на колени и положила ее на ковер. Потом… потом больше ничего.
Сигилль снова замолчала. Она встала со скамьи, и, отвернувшись, обхватила себя руками, словно пытаясь согреться. Мэй Си смотрела на нее, не задавая ни одного вопроса. Она знала, что теперь женщина расскажет все и без них.
– Потом я пыталась узнать, что произошло. Но никто не мог мне толком ничего рассказать. Те, кто был в доме, видели, как Ансель вбежал в кабинет Эльдрика и захлопнул дверь. Потом в кабинете начался страшный крик. Вы ведь вчера видели, какие там толстые двери, когда они закрыты – из-за них не единого звука не доносится. А вопли братьев были слышны чуть не по всему дому. Ансель обзывал Эльдрика извергом и убийцей, а тот в ответ обвинял его в предательстве. Охрана несколько раз попыталась вмешаться, но дверь оказалась заперта. И вдруг все смолкло. Так резко, что все испугались еще больше. Солдаты какое-то время еще стучали, прося впустить их, и, наконец, решили вломиться в кабинет без разрешения. Уже принесли тяжелые топоры, но тут двери открылись, и из кабинета вышел белый, как стена, Эльдрик, сделал несколько шагов, указал рукой назад и упал. Все бросились к нему, думая, что он ранен, и тут увидели Анселя. Он не дышал, сердце его не билось. Но ни на нем, ни на брате не было никаких ран и ссадин. И, тем не менее, пока шло разбирательство, Эльдрика взяли под стражу. Несколько дней он просидел в гарнизонной тюрьме под арестом. Но потом выяснилось, что его вины в смерти брата нет – Ансель умер сам. Его сердце не выдержало волнения, нескольких дней безостановочной скачки без сна и отдыха и скандала с братом.
– Но вы не поверили и бежали с дочерью…
– Да, бежала. В тот день, когда Анселя хоронили, в доме почти никого не осталось… Но все остальное вы знаете. Давайте хотя бы этого не будем ворошить.
Сигилль вернулась на скамью. Видно было, что рассказ стоил ей колоссального напряжения всех сил. Мэй Си чувствовала, что она опустошена – и физически, и эмоционально. Но было еще кое-что, что нужно было выяснить.
– Сигилль, с тех пор между вами с мужем происходило что-нибудь подобное тому, что случилось тогда?
– Поднимал ли он на меня руку? Нет. Теперь он даже голос на меня не повышает. С того самого момента, как мы с Фремм вернулись, он стал изображать из себя идеального мужа: доброго, заботливого, понимающего. Устроил эту площадку, рассадил везде сигилли. Вы видели вчера – таскает одну в петлице постоянно. Когда мы вернулись, в тот же день он вызвал судью и подписал все документы о том, что признает Фремм своей дочерью и завещает нам с ней все свое имущество. И вообще, возникни у нас любые желания – они будут исполнены мгновенно. Но только я прекрасно понимаю причину этого.
– И какова же она?
– Страх! – на лице женщины появилась холодная улыбка. – Самый обыкновенный страх. Он перевез меня сюда, чтобы я постоянно была рядом, на глазах. Старается задобрить, купить прощение. Хочет сблизиться с дочерью, чтобы она повлияла на меня. Потому что боится. Знает, что я никогда не поверю в его невиновность и никогда не прощу того, что он сделал. Знает, что я видела, каким он может быть. Ансель назвал его убийцей, а он был не из тех, кто бросается словами. Он знал, что Эльдрик способен убивать. И я это знаю. Этот страх сжигает его каждый день, каждую минуту его существования.
Она вдруг невесело усмехнулась:
– Вчера, увидев вас троих, я подумала, что он устал бояться. Думала, что не доживу до сегодняшнего утра. Потому и не спала – страшно было, и интересно, как вы это сделаете.
– Мы здесь не для того, чтобы убивать вас.
– Это я уже поняла.
Сигилль тяжело вздохнула.
Внезапно она ощутила, как ее веки стали тяжелыми. Ей показалось, что ее окружает непонятно откуда взявшийся туман, в котором начали затихать все окружающие звуки. Ей вдруг стало спокойно, как не бывало уже очень давно. Она положила руки на стол, а затем опустила на них голову и прикрыла глаза. Откуда-то, очень издалека, она услышала голос Мэй Си:
– Ничего не бойтесь. Ни о чем не думайте. Сейчас вам нужно побыть в одиночестве. Оставайтесь здесь столько, сколько захотите. Здесь вам будет спокойно и безопасно. Этот туман – ваше прошлое. Когда вы проснетесь – он рассеется, и никогда больше не вернется. Останутся воспоминания, но они не причинят вам ни боли, ни вреда.
Убедившись, что Сигилль уснула, Мэй Си молча встала. Бесшумно проходя рядом, она подняла руку и провела над головой женщины ладонью, словно набрасывая легкое невидимое покрывало. Теперь ее сон несколько часов никто и ничто не потревожит. Может быть, впервые за многие годы.