С этой площадки когда-то стартовал шаттл «Колумбия». А с соседней «39B» ушёл в небо «Челленджер». Оба шаттла погибли. Расследование показало, что в обоих случаях взрыв разрушил корпус корабля, но кабина оставалась целой, и экипажи, падая вниз, оставались живы. На «Колумбии» были зафиксированы движения рычагов на приборной панели в течение минуты после потери связи. В кабине «Челленджера» кислород поступал в скафандры во всё время падения. Прикованные к креслам, они глубоко дышали под воздействием нахлынувшего адреналина.
Городок кипел от туристического нашествия. Старт должен был состояться вечером. Округу наводнили кемперы. Все парковки были забиты. Экскурсионные автобусы партиями подвозили школьников. На зелёных склонах с видом на пусковой стол в шезлонгах расположились зеваки. Кафе делали десятикратную выручку.
Возле веб-камер с видом на шаттл прыгали подростки, передавая онлайн-приветы. Фотолюбители, установив штативы, тестировали картинку объективами размером с ведро. Все обменивались мнениями: как лучше снимать активную фазу – огненный столб из сопел и клубящийся вокруг них дым. Кругом сновали репортёры. Повсюду кипела бурная жизнь.
Припарковавшись, я отправился бродить вокруг, выбирая место. На соседней поляне ведущий федерального канала брал интервью у чудаковатого очкарика. Тот торопливо выдавал эксклюзив:
– Я был на связи с нашими коллегами из Китая и России. Исследовательские группы сообщают, что объекты в созвездии Тельца реальны. Они существуют! Это, безусловно – управляемые инопланетные корабли! Русские находятся в контакте с ними с помощью мощных антенн в Сибири. Правительство скрывает информацию! Война миров неизбежна! Истерия неминуема! Наш канал в Твиттере…
Рядом возле группы людей в хипповых одеяниях ораторствовал длинноволосый высокий блондин с тесёмкой на лбу:
– Галактическое правительство посылает дипломатов для установления дружественного контакта. Разумная жизнь существует! Мы не одиноки во вселенной. Мир галактике! Мы подарим им наши цветы и песни…
Подле другой группы на пивном ящике потрясал гитарой мужик в белых клешах с узнаваемым чёрным хохолком и бакенбардами:
– Секретная обсерватория ЦРУ в Мексике зафиксировала серию сигналов, направленных в сторону Земли. После расшифровки оказалось, что это песня Элвиса: «Я буду дома на рождество». Элвис летит к нам! Координаты корабля Элвиса в режиме онлайн на моей странице в Фейсбуке…
По тропинкам бродил заросший мужичок с диким взглядом. На нём висели плакаты, испещрённые математическими выкладками. Он объяснял каждому, кого удавалось поймать, что по его расчётам траектория вооружённых ядерными зарядами космических болидов пересечётся с орбитой Земли через месяц. Трагедии не избежать. В кружку он собирал пожертвования на строительство подземного бункера.
Возле информационных щитов был растянут плакат: «Исторический день. Последний полёт шаттла Дискавери».
Я нашёл свободное раскладное кресло возле группы кемперов.
Народ раскинулся на шезлонгах вокруг импровизированного бивуака с видом на площадку. На гриле, томясь, доходило проперчённое мясо. На горизонте над стартовым комплексом в синем мареве кружила парочка белых альбатросов. Они играли в догонялки над ракетой, то опускаясь к ней, то взмывая вверх. Ветерок колыхал округлые шапки деревьев у самой кромки океана. Неподалёку от пусковой фермы над зарослями сахарного тростника торчала марсианская тренога белой водокачки. Припекало.
Пожилая парочка у столов расчехлила бинокли, проверяя технику. Студент в футболке с перечёркнутым символом НАСА и плакатом «Они уже близко!» потягивал пивко. Рядом со мной толстяк в пёстрых шортах в ожидании пуска листал деловой журнал:
– Около семисот тысяч домов будет конфисковано судебными приставами в этом году в пользу банков. Рынок недвижимости до сих пор не оправился от последствий кризиса, – зачитал он вслух.
– Будь проклята «Фанни Мэй»! – откликнулся пенсионер. – Я потерял чёртову уйму денег с ними.
Супруга кивнула, подтверждая его слова.
Студент хлебнул пива и, поставив бутылку на землю, откинулся в кресле, прикрыв глаза на солнце.
Тяжело вздохнув, толстяк расстроено бросил журнал на стол.
– Говорят, НАСА не подтверждает никаких движущихся объектов. Вы что-нибудь об этом слышали? – обратился он к парочке с биноклями.
– Вирусный маркетинг, не более, уверяю вас, – охотно прокомментировал пенсионер. – Я отработал в рекламе сорок лет. Держу пари – через пару недель всплывут снимки, на которых объекты будут походить на бутылки «Кока-колы» или что-нибудь в этом роде.
Он достал шахматы:
– Партейку?
Толстяк кивнул.
Они расставили фигуры и разыграли цвет.
Студент открыл глаза и придвинулся, заинтересовавшись игрой. Я пододвинулся тоже. Игра пошла сразу быстро. Толстяк попытался сходу пожертвовать пешку, пенсионер в ответ разыграл контргамбит, погрузив противника в тяжелейшие раздумья.
Студент достал из холодного ящика ещё пива.
– А если окажется, что это, действительно, отряд пришельцев? – предположил он, сделав глоток, и откинулся снова в кресле. – Готов поставить двадцатку – они летят, чтобы разобрать к чертям Адронный коллайдер. Чтобы не допустить аннигиляции вселенной. Галактический суд нам за него ещё и штраф того гляди выставит. Конфискуют! А иначе схлопнется всё обратно в долбаный вакуум.
Толстяк содрогнулся и, сделав ход, достал тоже пива.
– Жутковато, – хорошо глотнув, протянул он задумчиво. – Вдруг это, и правда, первый контакт. Что, если на вселенском рынке рухнули акции, и сюда летят судебные приставы забрать наш дом за долги Создателя? Голова от всего пухнет уже.
– Просто хотят продать побольше «Колы», – махнул рукой пенсионер и объявил шах.
Толстяк погрузился в размышления над ответом.
Всех отвлёк крик подростка, бегущего от веб-камер:
– Пуск снова переносят на несколько дней! Что-то с топливным баком. Только что передали в новостях!
Над поляной прокатился общий горестный выдох. Не все могли позволить себе оставаться здесь столько времени.
Разочарованная публика потянулась к машинам.
– Хьюстон, у нас проблемы, – вздохнул толстяк, – мне завтра на работу.
– Чем дольше мы тут торчим, тем больше они продают рекламных пауз, – резюмировал пенсионер и, взяв ладью, снова объявил шах.
Он с супругой, похоже, мог себе позволить оставаться тут до победного.
– Сдаюсь, – махнул толстяк.
Я поднялся и побрёл к парковке вместе с остальными. Мечта увидеть пуск шаттла уступила перспективе отыскать пыльный сундучок на Филлмор-стрит. Нужно успеть проверить тот дом!
Вырулив на трассу, я покатил дальше по плоским зелёным равнинам.
Вдоль дорог потянулась кишащая москитами заболоченная сельва. Кровососущие гнусы всех видов очень скоро усеяли лопнувшими тушками всё лобовое стекло.
В жёлтой дымке заблестели озёра. Солнце на западе медленно скатывалось в тростниковые болота. Пробравшись захолустными грунтовыми тропами мимо озерца Окичоба, я вернулся на побережье, выскочив к курортному городку Форт-Лодердейл в сорока милях от Майами.
Не в силах пропустить закат, я бросил машину и вышел на берег.
Голые ступни утонули в белоснежном песке.
Я растянулся на берегу под пальмами в жарких душных рыжих сумерках. Накатом шумел прибой. Над горизонтом мелькнула падающая звёзда. Где-то на веранде зазвенела гитара. Донеслось тихое пение. Забренчали кастаньеты. Ветерок донёс аромат пинаколады. Печальный голос нежно выводил «Гуантанамеру». Я закрыл глаза и провалился в зыбкую дремоту.
Глава 15. Майами – Нэйплс
– Какой мудак поставил сюда коробки? – раздалось откуда-то сверху.
Донёсся грохот пустых бутылок и проклятья упавшего тела.
– Ты сам сюда их и поставил, – усмиряюще пропел голосок.
– Знаю!
Солнце из иллюминатора било по закрытым глазам. Иной раз просыпаешься за секунду до будильника. Бывает ведь такое, верно? Раздаётся сигнал, а ты уже вроде и не спишь. Проснулся на мгновение раньше… или это только так кажется?
Раздался сигнал, а я уже вроде и не спал… или это всё-таки голоса разбудили?
Шум на палубе стих. Я пошевелился, в ногах с тумбочки с шумом повалились пивные банки. Лодку качнуло. Кишки сжались, вестибулярный аппарат тревожно напомнил о вчерашнем выпитом. Я приоткрыл глаза и посмотрел в просвет – там виднелись две пары ног. Откинулся на подушку, глаза слиплись обратно.
Вернуться в сон. Задержаться ненадолго в дымке сновидения. Я задышал опять глубоко. Снилось ведь что-то приятное. Попытался вспомнить, что снилось. Не смог. Уже улетучилось, словно кто-то вытолкнул наружу, захлопнув дверь. Рассыпался от громких стуков хрупкий мирок. Разлетелся на осколки. Белое безмолвие. Постепенно вновь зарождаешься из него. Выскальзываешь, окончательно пробуждаясь. Приобретаешь трёхмерные очертания. Нанизываешь на себя реальность. Вываливаешься в бренный мир, в котором всё громче стучат двери и гремят голоса:
– Паола, детка, сделай завтрак!
Захлопали крышки ящиков. Я разлепил глаза снова. Дощатую переборку, усеянную грудастыми блондинками, освещало утреннее солнце. Со старых обложек шведского «Плейбоя» игриво пялились красотки. В Майами я прибыл заполночь.
«Океанский лайнер – белоснежный красавец примет на борт постояльцев. Оплата посуточно!» – снабдил меня телефоном Крейгз-лист.
Фотографии отсутствовали, но цена устраивала. Через десять минут я уже подкатил к причалам Саут-Бич. Марина ярко освещалась фонарями. У пирсов яхт-клуба встретил заросший щетиной швед:
– Все тут зовут меня Свен. Вообще-то, я – Свендсон.
Он тут же посулил мне столбняк и обморок от одного только вида «белоснежного красавца», не преминув заодно поинтересоваться и задатком. Мясистый сизый нос выдавал в нём преданного любителя пивных пинт и чего покрепче.
Он махнул рукой, и мы двинули. Вдоль пирса с двух сторон плотно теснились околицей прогулочные катера и фешенебельные яхты.
– В самом конце, – горделиво хвастанул он, ткнув пальцем.
Я с восторгом оценил. Двухпалубный великан с широкой косой кормой и антеннами. Шик и роскошь. Оно того стоило!
Но рядом с ним мы почему-то не остановились и, сделав пару шагов, обнаружили сразу за ним погружённого во тьму сутуловатого убогого пигмея.
Меня охватил лёгкий ступор и нерешительность возле подгнившей доски, перекинутой на борт ржавой архаичной посудины. Гнилое корыто с деревянной надстройкой жалобно поскрипывало на измочаленных кранцах, словно при последнем издыхании. Швартовые концы, казалось, удерживали «океанский лайнер» от моментального затопления.
Свен с энтузиазмом пихнул в бок:
– Пропустим по стаканчику. Скоро Хэллоуин!
Я с опаской ступил на трап.
Впрочем, после небольшой экскурсии по всем помещениям, оказалось, что всё не так уж и плохо. Жить здесь вполне было можно. Мотор старый волк наверняка уже давно продал на запчасти, но кухонька с фильтром для воды была. Был и душ с гальюном. Имелся генератор, рабочие аккумуляторы, розетки. Стиральная машинка. Холодильник. Микроволновка. Старый голландский двухмачтовый мотосейлер был неплохо оснащён. Хоть завтра в кругосветку. Автопилот в кокпите. Рация. Навигатор. Поблёскивал латунный секстант.
На столе тут же появилась выпивка и закуска. Из глубины кают доносилось сдавленное похрапывание. «Главное – не разбудить Паолу!». Мы перешли на полушёпот.
После пары рюмок выяснилось, что швед полжизни отходил механиком на контейнеровозах под флагом родного отечества. Вышел на пенсию, продал дом в Гетеборге и перебрался через Атлантику на тропический юг. Сбылась мечта – гипсокартонный домик с патио недалеко от пляжа. Остальное вложил в этот лихой крейсер. В каюте посапывала пуэрториканка, которую он подобрал на Барбадосе. Через час я отправился спать, оставив его с недопитой бутылкой.
И вот с утра пораньше скрипели двери и шумели голоса.
Один из них вдруг зашёлся в сухом кашле. Звук был немного странный. Второй голос вдруг захлебнулся и подхватил тоже. Они по очереди стали кашлять, отхаркивая, и потом оба жутко проблевались. Сразу после этого они стали кашлять гораздо сильнее и чаще. Это было удивительно. Как будто кто-то включил монотонный технорейв. Я насторожился – что за дискотека?
Звук стал нарастать, а такты повторяться чаще. Господи, неужели это всё-таки двигатель… Мы взлетим на воздух?!
Всё вокруг содрогнулось и завибрировало. Движок, застонав, чахоточно прочистил глотку и занялся в полную силу. Вся посудина задрожала и заходила ходуном, с полки посыпались инструменты. Я бросился наверх.
Мы уже не были привязаны. На корме со швартовыми в руках возвышалась коренастая мулатка. Из недр лодки раздавался адский грохот. Натужно дёрнулся гребной винт. Пока я сквозь нагромождение ящиков выбирался, мы уже стали удаляться от берега. Труба плевалась чёрным дымком. Пузырился пенный кильватер. На мостике под дырявым ветхим тентом, перекладывая потемневшие балясины треснувшего штурвала, гоготал старина Свендсон:
– Держи штаны, Робинзон! Мы отправляемся на рыбалку. Паола, тащи напитки!
Я припомнил сочившиеся влагой балки в нижнем трюме и тоскливо поглядел на удалявшийся берег. Какая может быть рыбалка? Вся рыба бросится наутёк в радиусе пары миль при нашем приближении.
Паола оказалась короткостриженной покладистой сеньоритой неопределённого возраста с татуированными плечами. Она сварила кофе, наколола лёд в ящик с пивом, и принялась готовить снасти и наживку.
На выходе из бухты болтался знак: «Конец всех ограничений по скорости». Покачивались ржавые покрытые потемневшей ракушкой бакены. В разводах птичьего помёта торчали из воды набухшие деревянные сваи. На них, вяло покрикивая, топтались тёмные крачки. Сонно поводя клювом, в сторонке одиноко дремал бурый пеликан.
На открытой воде сразу занялся крепкий ветерок. Кэп, заложив лево руля, взял курс на север вдоль банок Майами-Бич. Поднимаясь на ветер, пошли вдоль пляжей Сёрф-Сайд и Санни-Айлс. Стало припекать.
Под скрип такелажа Свен, словно лозоходец, вынюхивал фартовое местечко. Наконец, его проняла внезапная чуйка и, схватив спиннинги, мы начали охоту. У всех, кроме меня, пошёл бурный поклёв. Скоро в пластиковых тазах появилась кое-какая рыбёшка. Чайки, взволнованно горланя, со всех сторон заторопились к месту нашей дислокации.
Через полчаса в двух метрах от кормы под натянутым спиннингом Паолы взбило пену какое-то морское чудовище. Она принялась крутить катушку что есть сил, подтаскивая монстра поближе. Чудище металось, зигзагами пересекая след винта. Свен хищнически затаился и ткнул длинным гарпуном, когда туша замелькала уже совсем рядом. Разметая брызги, они втащили на палубу бьющего хвостом бледно-голубого полосатого тунца.
Я сосредоточенно выжидал свой шанс, продёргивая леску, но из морских глубин не спешили появляться ни груперы, ни локусы, и голубая макрель не шла на мой зов. Утолив азартную страсть, Свен повернул обратно. Паола поволокла улов на кухню.
Слепящие солнечные блики прыгали на волнах. Пассат стих. На горизонте пару раз промелькнула стайка дельфинов. Над головой повисла девственно-чистая синяя гуашь.
На входе в залив происходило бурное движение. В океан шли гоночные яхты. Сновали прогулочные шверботы. Оглашая акваторию трубным зовом, катил на выход круизный лайнер. На палубах толпились отдыхающие. Одномоторная Цесна тянула в небе над пляжами жёлтый хвост: «Дебби, выходи за меня!».
– Танго-Папа-Виски! – орал Свен в рацию чей-то позывной. – Смотри не утопи девочек, сукин сын! – подзадоривал он. – К вечеру обещают сильный шторм!
Наконец, мы подошли к причалу. Произошла сцена прощания, сопровождаемая похлопываниями, обниманиями и обоюдными обещаниями непременно писать и обязательно звонить. Подхватив рюкзак, я побрёл к парковке. Болтанка не прекратилась сразу. Асфальт под ногами то угрожающе поднимался, то норовил пнуть сзади. Скособочась, я семенил то одним, то другим боком, пока, наконец, не забрался в машину.
Майами-Бич бурлил праздными толпами. Вдоль Оушен-стрит сновали многочисленные отдыхающие. В даунтауне, несмотря на дикую жару, из офисов выскакивали люди в свитерах под горло – весь день они морозились под ледяными кондиционерами. Покружив средь набережных, я вырулил из города и направился на юг, в сторону цепочки Флорида-Кис.
Шоссе номер один – хайвэй над океаном протянулся косой дугой сквозь лазоревые рифы на юг. Замелькали растрёпанные влажные коралловые островки: Айламорада. Матекамба. Шугар-Лаф.
Наконец, дорога упёрлась в тихий портовый городок. Я вышел на набережную. Ки-Вест. Дальше ехать некуда. Бросив машину, отправился бесцельно слоняться по острову.
В порту торчали исполинские лайнеры. Вдоль отмелей сновали катера и джеты. На открытой веранде играл кубинский оркестрик. В шезлонгах нежились тела. Ароматы пряных стейков витали повсюду. Пора было перекусить.
«Грязный Джо» – любимый бар старины Хэма был почти пуст. В углу хохотала компания студенток. Все дружно поздравляли с чем-то брюнетку с золотой короной.
В конце длинной стойки здоровяк с пивным забродившим пузиком, обмахивая себя веером из разноцветных лотерейных билетов, сосредоточенно пялился в телевизор под потолком. Бармен, намывая стаканы, тоже поглядывал на экран. Прошла реклама, началось лотерейное шоу.
Я присел, кивнув, и, достав свой билет, расправил его на барной стойке.
– Три. Восемь. Пятнадцать. Двадцать два… – помпезно зачитывала выигравшие номера сочившаяся счастьем блондинка с пышным начёсом. – Поздравляем всех, кто угадал номера в этой серии!
Это были не мы. Всё мимо! Миллион не достался мне и в этот раз. Пузатый откинулся на стуле:
– Конечно! Сегодня ведь у меня годовщина свадьбы. Разве может в такой день повезти!
Бармен открыл бутылку пива и толкнул её по стойке прямо в руку юбиляру:
– От заведения! А где супруга?
– Я же говорю: разве может в такой день повезти. Проклятая свадьба была самой большой ошибкой в моей жизни! Мы уже давно в разводе.
Он разорвал билеты и сделал глоток.
Бармен протёр стойку и принялся развешивать бокалы.
Блондинку на экране сменила картинка из зала «Мандалай-Бей» в Вегасе. Ведущий подхватил спустившийся сверху микрофон и, драматически раскатывая имена, объявил боксёров. Над рингом вспыхнул свет. Шоу-тайм!
В синем углу грозно пробрасывал руки маленький скуластый ирландец. В красном углу устрашающе подпрыгивал резкий мексиканец. Лёгкий вес.
– Жми левой, Мигель! Я поставил две сотни на этого парня! – хлебнул здоровяк, кивнув на мексиканца. – Эти ребята знают толк в боксе.
Звякнул гонг, бойцы сошлись. После небольшой разведки началась жёсткая рубка. К пятому раунду из рассечённой брови ирландца по набухшим под глазами синякам засочились струйки крови.
– Что я говорил, а! Чёрт, если прилетят инопланетяне, я бы поставил этого парня защищать честь галактики! Давай, прикончи его, Мигель!
Брякнул гонг. Ирландец рухнул на табуретку в углу. Через полминуты на ринг вылетело окровавленное полотенце. Судья развёл руки – бой окончен!
Отгремела реклама: «Соседи уже купили матрас „Сны Шахрезады“! А вы?!». Задетая за живое парочка на экране бросилась к машине.
Начались новости: «Старт челнока „Дискавери“ вновь отложен на неделю. Крупный шторм приближается к восточным берегам Флориды. Городские власти предупреждают о возможных затоплениях и повреждениях линий электропередач. Мэр призвал население оставаться в домах. Служба спасения рекомендует…».
Оркестрик в дальнем зале, настроив инструменты, грянул модную: «Мы делаем трикки с моей малышкой». Студентки кинулись танцевать. Мой взгляд невольно приковался к имениннице – жгучей брюнетке с мелькавшей чёлкой. Лицо её светилось, корона из золотой фольги на голове чуть съехала на бок, мелькала юбка-колокольчик. Тему сменил фокстрот: «У моей девочки сердце бьётся!». Я не мог оторвать глаз от королевы. Доиграв, бэнд объявил перерыв.
Я вышел на улицу. Пора было двигать дальше. Запрячь кибитку. Подняться вдоль Мексиканского залива на север. И, повернув в сторону Алабамы, отправиться под скрип колёс на Дикий запад – к другому океану. Успеть бы убраться с востока до появления шторма.
Погода стала портиться на глазах. Набежал обещанный грозовой фронт. Тихо шурша резиной, я пилил под мрачнеющим небом обратно в Майами. Ржавое солнце просеивалось из-под глубоких свинцовых туч. По верхней кромке высоких кучевых облаков искрились золотые закатные полосы.
На островках дрожали в порывах ветра шапки мангровых зарослей. Наконец, показался материк. В равнину на полуострове ударила молния, раздались оглушающие щелчки грома. В лобовое стекло стали бить капли размером с виноградину, но солнце не скрылось. Грибной шторм! Я въехал в город вместе с обрушившимся на него тропическим ураганом. Радио разразилось пугающими сводками: «Торнадо крушит северные кварталы. Пожарные расчёты выехали в район аэропорта!».
Задуло вдруг, как в аэродинамической трубе. Шквальный ветер взмёл городской мусор и понёс вихрем вдоль улиц. Рекламные щиты затрещали вдоль дорог. На выезде в сторону Эверглейдс сразу образовалась гигантская пробка. В потоках трафика замелькали полицейские огни, началась череда мелких аварий. Через полтора часа ливень утих так же внезапно, как и начался.
Стихли порывы ветра. Стена дождя двинула на юг, я отправился дальше на запад.
Под покровом лунной ночи я катил по заболоченным низинам. Парк Эверглейдс протянулся на девяносто миль, он занимает весь южный носок полуострова Флорида. По пресным тропическим зарослям тухлых болот здесь катают туристов на плоскодонках с пропеллером – аэроботах. В илистых мутных водах царствуют аллигаторы. Говорят, их популяция достигает миллиона особей. Несмотря на большой вес, эти твари развивают бешеную скорость – до сорока пяти километров в час. В основном они охотятся на небольших животных – таких они перекусывают и жуют сразу. Но временами лакомятся и любопытными туристами. Крупную жертву они тащат под воду, чтобы она там задохнулась, и оставляют её под корягой – подгнивать до аппетитной кондиции.
Не боятся их только бравые семинолы, селящиеся на болотах. Племя это здесь обосновалось ещё до прихода испанцев. А в тридцатых годах девятнадцатого века вышел закон – переселить всех индейцев вглубь материка, в резервации Оклахомы. Большая часть племени подчинилась. Однако маленькая группа семинол, возглавляемая молодым Оцеолой, подняла мятеж и вступила в схватку. Армия измучилась, пытаясь покорить эти отряды, и, в конце концов, бросила попытки, потеряв полторы тысячи убитыми. Флоридские семинолы не сдались, это единственное индейское племя, так и не подписавшее мирного договора с правительством.
Их оставили в покое и разрешили селиться на болотах. Они и сейчас здесь ведут хозяйство, содержат питомники и придорожные забегаловки. Вдоль дороги как раз мелькнул щит, и показалась укрытая буком хибарка – индейский ресторанчик.
Запарковавшись, я занял столик и уставился в окно, за которым сиял гигантский лунный диск. Он светил холодно и ровно. И вдруг, словно под действием галлюциногенов, я увидел, как его поверхность пришла в еле заметное движение. Будто проступили очертания исполинского лица. Море Дождей тёмным фингалом плыло под глазом измождённого лунолицего семинола. Цепочки кратеров задвигались, образуя морщины. Горные хребты превратились в тонкий рот. Он зашевелился, погружая в транс: «Пить. Пить. Пить…».
Я похолодел и обернулся. Возле стола стоял широкоплечий индеец, это его лицо отражалось в стекле:
– Я говорю, что пить будете, сэр?
Я заказал бобы с кукурузными лепёшками и лимонад из корней какого-то кустарника. Он принёс стакан охлаждённой мутной жижи и тарелку с яством.
– У нас есть номера на заднем дворе. Вы можете переночевать здесь, если не решитесь ехать в это время дальше.
Я помолчал, раздумывая.
– Признаться честно, мистер, странные вещи тут происходят на болотах последнее время, – мрачно продолжил он.
– Уж не появилась ли там собака Баскервилей? – отшутился я.
– Клянусь, вы не стали бы так говорить, если бы видели, что тут творилось вчера на дороге ночью.
– А что творилось вчера на дороге ночью? – спросил я осторожно.
– Пчёлы, – тихо сказал он, склонившись.
– Пчёлы? – я слегка пригнулся тоже.
– Огромный рой пчёл! Словно из тысячи ульев. В ста метрах отсюда они облепили фонарный столб и сотворили под лампой такую светящуюся бороду. Она доставала чуть ли не до земли, истинный бог! Такого никогда не видал.
Он глянул в тёмноту за окном.
– Утром их нашли мёртвыми на поляне за Чёрной Топью. Целая гора дохлых пчёл! Сколько живу, таких чудес не бывало…
Бормоча, он отправился в подсобку.
Я не знал чего бояться больше – странных пчёл или ночёвки на постоялом дворе у свихнувшегося индейца. Решив пробиваться на запад, я вернулся в машину и, озираясь, гнал по тёмной трассе до самого Нейплса.
Остановившись под развесистыми дубами на берегу, я стал приготовляться ко сну. В стекло ударила какая-то мошка. Потом ещё одна. И ещё одна побольше, размером с саранчу. Через минуту твари бились во все окна на салонный свет, облепив машину со всех сторон.
Вырубив свет, я затих, опасаясь, что гремучие змеи проберутся внутрь, как только я засну. На заднее стекло, пересекая лунный отсвет, спустился с ветки мохнатый птицеед. Где-то наверху в ветвях заухал филин. В листве прошелестел ветерок. Душный воздух прилип к телу. Я тяжело дышал, проваливаясь в зыбкий сон. До рассвета оставалось совсем чуть-чуть.