Катя соглашалась. Но сейчас перед нею стояли два симпатичных милиционера. В отличие от Кулакова, которого она тоже знала, у неё комплекса нелюбви к властным структурам не было. Плохих и хороших людей, как считал Роман, и она с ним полностью была согласна, одинаково много или мало в любой сфере деятельности. Так что она вполне поняла Алину, когда та после трагедии с судебным процессом пошла работать в органы внутренних дел.
– Не профессия портит человека, а человек профессию, – говаривала она, когда речь заходила на эту тему.
Катя сделала приглашающий в квартиру жест и, продолжая улыбаться, сказала:
– Женихи нам, увы, не нужны, поскольку я, как и многие женщины сегодня, в положении, но вы проходите, пожалуйста, если у вас есть ещё и другой вопрос. Но дома, кроме меня никого нет. Если вы к папе или маме, то они на работе. Я тоже должна скоро идти на лекции, но время у меня ещё есть. Что вас интересует?
Непрошенные, но приглашённые гости хотели было войти из большой прихожей в комнату, но увидев там ковёр на полу и несколько пар тапочек у двери, растерянно остановились.
Катя, видя вопросительные взгляды гостей, успокоила их, предложив, чтобы не разуваться, большие, как в музее, тапочки, легко надеваемые на обувь. Затем она пригласила милиционеров поместить фуражки на вешалку и пройти в комнату.
Комната была большая. В центре большой круглый обеденный стол. В одном углу тумбочка с телевизором. Вдоль двух стен стояли книжные шкафы. Возле одного из них приютился невысокий журнальный столик, за которым все и уселись для разговора.
– Слушаю вас внимательно, – произнесла Катя.
– Собственно говоря, – начал Заглядов, – мы заглянули к вам на минутку. Надеемся, что сможете прояснить один вопрос. На днях в Интернете появился короткий видео-сюжет, в котором показано, как первого мая во время праздничных фейерверков в воздух взлетела необычная ракета, рассыпавшая цветными зонтиками искры. Вы не видели такую? Она была запущена в вашем районе.
Вместо ответа Катя вдруг спросила:
– Хотите кофе? Или чаю? Я перед лекциями обычно пью чашечку кофе. Не стесняйтесь, если это вас не задерживает. Чайник закипел. Я сразу подам.
Полковнику показалось, что лейтенант выглядит очень смущённым и словно боится смотреть на девушку, которая как раз напротив, посматривала на него изучающее. Это обстоятельство, а может и другие мысли, заставило его согласиться на чай, сказав, что кофе в его возрасте, по словам жены, не очень полезно.
– Вам, товарищ лейтенант? – Катя вопросительно посмотрела на Грамотеева.
– Мне можно кофе, – сказал он, откашливаясь.
– Между прочим, – вмешиваясь в диалог молодых людей, сказал Заглядов, – мой коллега с сегодняшнего дня старший лейтенант, вот только пагоны не успел сменить.
Катя одобрительно посмотрела на Грамотеева, быстро упорхнула и возвратилась с подносом, где кроме чашек с чаем и кофе стояла сахарница и лежала коробка шоколадных конфет. Расставляя чашки, она весело и непринуждённо говорила, как со старыми знакомыми:
– Угощайтесь, будьте любезны. Я понимаю, что милицейская служба дело не лёгкое и не всегда успеваешь глотнуть глоток воды, не то что выпить чаю. У меня невеста брата работает в органах. Но это к слову. А что касается вашего вопроса, то, кажется, я видела такую ракету. Но ведь в это время было много разных ракет. Я гуляла тогда с моим приятелем, а потом мы пошли к нему домой. Дальше вы знаете, случилось, как у всех. Только мы теперь с ним расстались.
– Что так? – удивлённо поднял брови полковник.
– А всё просто. Ему ещё не хочется быть отцом, да и мы, наверное, разные с ним люди. Я студентка, а ему хочется сразу делать деньги. Ну, это не важно. Что вы ещё хотите узнать?
– Мы думали, – стал объяснять полковник, – что вы или кто другой из этого региона знают, кто мог пустить эту ракету. Она несколько необычна. И нам хотелось бы найти автора, так сказать, её изобретателя. А ваш брат, как нам сказали в жилищном управлении, учёный, как и отец, так что, может, кто из них в курсе?
– А что, такие ракеты пускать нельзя? – удивилась Катя.
– Нет, почему же, можно, конечно. Нас как раз интересует само устройство ракеты, а без автора этого не узнаешь.
– Ах, вот в чём дело? Боюсь, что я тут помочь не смогу. Рома, мой брат, действительно мастер на все руки. Думаю, что он мог бы сделать легко и ракету и не только для развлечения, тем более что он служил год в армии хоть и в десантных войсках, но занимался, как он говорил, пиротехникой. Так что он в этом, наверное, специалист. Однако это надо спрашивать у него. Вообще развлекалками типа пускания ракет и прочей такой чепухой он не занимается. Брат у меня серьёзный. Если что делает, то фундаментально и со смыслом. А с теми, кто развлекается запусками фейерверков, он вряд ли знаком. Но утверждать, конечно, не могу. Надо бы его спросить. К сожалению, – добавила Катя, – вы не сможете с ним поговорить, так как они в отъезде.
– Кто они? – не понял полковник.
– Рома и Алина, его невеста. Они так влюблены друг в друга с детства, что после первого мая неожиданно подали заявление в ЗАГС, а в ожидании, когда пройдёт месяц, прежде чем их распишут, решили укатить в Крым, подальше от цивилизации.
– Не самое удачное место для этой цели, – вдруг вступил в разговор молчавший всё время Грамотеев. – Там же курорты. Народу тьма. Я ездил – не протолкнёшься, а на пляжах ногу поставить негде.
Катя вскинула глаза на лейтенанта, а тот смущённо уставился в опустевшую чашку.
– Вам ещё кофе? – вежливо поинтересовалась она и, получив отрицательный ответ, сказала:
– В Крыму, между прочим, есть не только пляжи. Роман с Алиной нашли туристическую базу в горах возле какого-то знаменитого каньона и там засели. Туристический сезон ещё не в разгаре, так что, как они сообщили, красота изумительная, рыбалка на озере восхитительная, ходят по горам, народу почти нет. Так что оторвались от цивилизации и даже не знают, что у нас тут творится в Москве.
Внимательно слушавший и всё анализировавший Заглядов не упустил странное обстоятельство в словах хозяйки дома и, выждав паузу, спросил:
– Катюша, ничего, что я вас так называю? – и увидев согласный кивок девушки, продолжил, – вы сказали, что Роман и Алина влюблены друг в друга с детства. Почему же заявление в ЗАГС подали вдруг? Скорее всего, это должно было быть ожиданным.
– Какой вы приметливый, – сказала Катя. – Не зря в начальниках ходите. Но объяснять не буду. Это долгая история, а мне пора в институт. Извините.
Милиционеры поднялись, как по команде.
Полковник протянул руку Кате:
– Извините, хозяюшка, за вторжение. Вы нам очень помогли.
– Чем же? – изумилась Катя. – Ничего сказать не могла.
– А хотя бы чаем, – рассмеялся полковник. – И вот на моего молодого коллегу, как, впрочем, и на меня произвели большое впечатление. Оставляю вам, милая девушка, свою визитную карточку на тот случай, если вдруг позвонит брат и вы узнаете какую-нибудь новость относительно запуска ракет. Если меня не окажется на месте, можете попросить дежурного старшего лейтенанта Грамотеева, вот он перед вами. Да, и ещё один моментик, – вспомнив вдруг что-то, сказал Заглядов, остановившись. – Мне говорил ваш знакомый, что у Романа целая лаборатория дома, которую он сам, правда, не видел. Можно одним глазком глянуть перед уходом? Никогда не видел домашних лабораторий.
– Конечно-конечно, – охотно согласилась Алина и повела гостей в комнату брата, – говоря по дороге: вот спальня мамы и папы, тут моя комната, а вот кабинет Романа.
Увиденное трудно было назвать одним словом «кабинет». Стены комнаты действительно были заняты книжными полками. У окна стоял секретер с откидывающейся полкой. Это, видимо служило письменным столом, потому что рядом стоял стул, а другой стол весьма внушительных размеров был наполовину занят пробирками, колбами, заполненными разными жидкостями, каким-то металлическим ящиком, который Катя назвала муфельной печью, что ничего не объяснило полковнику помимо того, что это какой-то нагревательный прибор. Вторая, большая часть стола была заставлена электронными измерительными приборами с массой проводов.
Полковник обратил внимание на прикрученный к краю стола небольшой почти детский станок типа токарного, на котором можно было обрабатывать мелкие детали.
– Рома и слесарным делом увлекается?
– Он увлекается всем и всё умеет, – гордо ответила Катя. – Этот станочек почти игрушка. Видели бы вы мастерскую Романа на даче. Там настоящий токарный станок. Рома у нас мастер на все руки с детства.
– Когда же он всё успевает? – спросил Грамотеев?
– Как говорит Рома, – Катя любила цитировать слова брата, – чем больше делаешь, тем больше успеваешь и тем больше свободного времени для чтения и других занятий. Когда ему что-то надо смастерить, он целыми днями пропадает на даче.
– И садоводством занимается? – задал очередной вопрос полковник, готовясь к следующему.
– Нет, сельское хозяйство, сад и огород остались пока вне его интересов. Этим, с вашего позволения, занимаюсь я и мама с папой. Мы любим покопаться в земле. Вы видите здесь на полках цветы? Думаете, Рома когда-нибудь их поливает? Нет. Это сугубо моя обязанность, а он никогда не вспомнит о них, хотя я замечала, что, обдумывая что-нибудь, он часто останавливается перед вазонами и смотрит на растения, словно ищет у них ответ. Я думаю, что этим он не занимается по одной причине – мы это умеем, а он старается делать то, что не получается у других.
– Возможно и так, – согласился Заглядов. Он искал зацепку, чтобы задать другой вопрос и, не найдя её, решил просто сказать:
– Стало быть, не все сферы его интересуют. Наверное, он и медициной не увлекается. Может, он крови боится?
Катя надула губы:
– Что вы такое говорите? Боится. Рома всегда был самым бесстрашным человеком. А если у меня или Алины появлялись царапины, вы думаете, мы к маме бежали? Нет, всегда к Роме. Он нам смазывал пальцы и коленки зелёнкой или йодом и сам перевязывал. Такой он умелец. Медицина его, может быть, особенно не интересовала, но психологией, по-моему, увлекался. И психолог он прекрасный. Ну, что вы хотите? Серьёзный человек. Когда он смотрит на вас, то так и кажется, что он всё в вас видит и всё понимает.
Катя готова была рассказывать о брате бесконечно долго, но время не останавливалось, часы продолжали отсчитывать секунды и минуты, и Катя опять напомнила, что ей надо собираться в институт.
Проходя мимо книжных полок, Заглядов бегло заметил большое разнообразие литературы, но поставленной в строгом порядке. На одной полке бросались в глаза книги философского содержания с хорошо знакомыми авторами: Платон, Гегель, Кант, Маркс, Энгельс, Ленин, несколько книг стенографических отчётов партийных съездов. Полковнику сразу вспомнилось упоминание Кулакова о том, что сын Наукова отчаянный спорщик. Да, подумал он, глядя на полку политической литературы, – есть, у кого учиться. На других полках были книги Менделеева, Попова, Ландау и других всемирно известных учёных из разных областей знаний. Целая полка была выделена энциклопедическим словарям и справочникам.
Выйдя из квартиры, спускаясь в лифте, полковник, тяжело вздохнув, сказал:
– Да, чай был хорош, хозяйка восхитительна, но, боюсь, что это холостой ход для нашего дела. Развлекалками тут не занимаются. Придётся искать в другом месте. Поедем к изобретателю сексуального аппарата.
В то же время в мыслях полковника всё же продолжал крутиться неразрешённый для него вопрос: почему Роман и Алина подали заявление в ЗАГС неожиданно для родных и именно в начале мая? Совпадение? Как и то, что Роман знаком с пиротехникой, читает об астрологии, изучает вопросы медицины, живёт рядом с местом пуска ракеты? Когда много совпадений это должно что-то означать. Заглядов решил ещё раз позвонить Кулакову и спросить, что там за история с Романом и Алиной, которую не стала рассказывать Катя.
Женский вопрос – мужское решение
Москва шумела неизвестностью. Майское солнце в этом году не особенно радовало теплом. Страсти повсюду кипели, остужаемые периодическими дождями и ливнями. На заседание Думы приезжали на машинах, но с зонтиками, которые раскрывались на некоторое время при покидании салонов иномарок или при посадке в них.
Информация о событиях первомайской ночи продолжала поступать из самых различных источников и в таком количестве, что государственные головы едва успевали её осваивать. Она носила то положительный, то резко отрицательный характер.
Те женщины, что мечтали и уж не надеялись иметь детей по причине состояния организма, узнав о том, что не просто беременны, а ожидают двойню, упивались восторгом от сознания наступления новой жизни, побежали в магазины рассматривать детские коляски для двоих малышей, выискивать, а некоторые и сразу покупать, особо красивые пелёнки, памперсы, ползунки, распашонки, погремушки и взахлёб рассказывали соседям и друзьям на работе о том, как счастливо проходило для них первомайское приключение, но часто, не все, конечно, отказывались давать интервью корреспондентам любых средств массовой информации, боясь сглазить.
Другие же, привыкшие к бренности своего существования с одним или двумя любимыми детьми, успевшие приустать от забот в борьбе за их воспитание, устройство в детские учреждения, обеспечение всем необходимым, проталкивание в лучшие высшие учебные заведения или спасение от наркотиков, приготовившиеся, наконец, встретить спокойную старость в окружении беспокойных внуков, эти другие совсем не мечтали о появлении у них новых хорошо знакомых забот и узнав, что это всё-таки может случиться, стали объединяться группами и писать протесты, выступать с требованиями, во-первых, разрешить прерывать беременность и, во-вторых, найти и примерно наказать виновных в создавшемся положении.
Но была и другая категория женщин, которая прямо-таки не знала, как им поступать. Положение их было более чем щекотливым и граничило с криминалом. Это группа, незначительная, разумеется, в сравнении с остальной массой женского пола, которая в первомайскую ночь находилась на рабочем месте, где либо было сразу несколько мужчин, которым волей-неволей пришлось оказать услугу каждому по очереди, ибо неудержимость желания охватила всех, так что иной раз приходилось бросать жребий, кому первому обнимать одну единственную красавицу. Либо женщин в дежурной бригаде было несколько, а мужчин всего раз-два и обчёлся. В этом случае в затруднении оказывались мужчины в меньшинстве не по причине физической неспособности, этого в майскую ночь ни у кого из мужеского пола не наблюдалось, а по причине моральной, так сказать, сложности.
Голод, как говорится, не тётка, потому, в конечном счёте, и первая и вторая половина этой группы женщин удовлетворение получили с той лишь разницей, что первая половина женщин теперь не знала, от кого именно у неё будут дети, а вторая половина знала не только от кого собирается рожать, но и то, что у отца будущих её детей, ожидаются дети и от других женщин, её же товарок, употребляя выходящий из употребления термин. Что кому лучше, сказать трудно.
Описанная необычная категория женщин тоже разделилась на тех, кто присоединился к акциям протеста и стала ставить подписи под различными петициями, и тех, кого новое положение будущих матерей двойняшек, а то и близнецов, вполне устраивало, и они бы написали свои благодарности за это, но не знали, кому их адресовать.
И ещё одна несколько необычная как женского, так и мужского пола, категория, прямо скажем, пострадавшая от этой ночи, названной ночью первомайских мальчиков, были подростки несовершеннолетнего возраста, внезапно повзрослевшие в эту ночь и исполнившие, может быть то, о чём и в мечтах ещё, может быть, не думали. Нет, конечно, современные нравы настолько стали облегчёнными в отношении секса, настолько много о нём стали открыто говорить и не менее открыто его показывать, что и без этой специфической, неизвестно откуда взявшейся ночи первомайских мальчиков, дети уже все всё знают, и не редкостью становится появление тринадцатилетних мам и не на много старше пап. Естественно, воспитание детей, родители которых сами являются ещё детьми, возлагалось на бабушек и дедушек. В эту первомайскую ночь будущих малолетних мам стало гораздо больше. Детей, которые в десять часов вечера уже спали, как им и положено, участь ночи непредсказуемой влюблённости обошла стороной. А тех, кто ещё бодрствовал?
Одна такая история уже была рассказана врачу Девочкину. За нею последовали десятки и даже сотни других. Эту категорию пострадавших в Думе выделили, и ею занималась специальная комиссия по работе с семьёй. Ей пришлось услышать весьма деликатные истории, когда от соблазна ночи не выдерживал кто-то из родителей и в качестве партнёра брал себе своего же ребёнка. Матери, находившиеся в постели без мужа, приглашали к себе сына поиграть и, вдруг заметив, что он вполне повзрослел, находили нужным научить любви ребёнка, дабы он не засматривался на неопытных девочек.
Известно ли вам, дорогой читатель, что всякий человек, совершающий то или иное преступное действие, всегда находит для себя оправдание, почему он это делает? Не сознаёт совершаемое лишь больное создание, а здоровый человек всегда объяснит, по крайней мере, себе самому, почему он вынужден грабить, убивать или насиловать. И его не волнует то, что другие с ним не согласны. Остановить его от выполнения того, в справедливости чего он убеждён, может лишь сознание неизбежности возмездия. Если возмездие пугает, преступление не будет совершено. Если же оно не перекрывает своей силой силу желания исполнить то, на что его двигает внутренний голос, то он выполнит намеченное.
Вот и мать, зовя к себе сына для преступного прелюбодеяния, прекрасно понимает, что этого делать нельзя, но она не может противостоять физиологическому зову тела, а потому придумывает себе оправдание, полагая, что урок любви, который она преподаст сыну, не принесёт никаких катастрофических последствий и даже поможет её ребёнку. Единственное, что надо его убедить никому об этом не рассказывать, объяснить ему, что любовь дело сугубо интимное, для двоих и не более. Кто же знал той майской счастливой ночью, что она вполне может обернуться и трагедией?
Та же проблема с теми же последствиями и такими же или подобными рассуждениями возникала у отцов, оказавшихся без своих жён, но с дочерьми под боком. Отцы тоже никак не предполагали, что игра с шестилетней девочкой, вообще не понимающей слово «любовь» иначе как любовь к маме, папе, бабушке, дедушке, яблокам, пирожным, игра с такой крохотулей во взрослую любовь может обернуться кесаревым сечением едва ли семилетней девочки и чрезвычайно проблематичным рождением ребёнка.
Впрочем, об инцидентах с детьми до десяти лет заявлялось крайне редко. Такая ребятня обычно ложилась спать около девяти вечера или одинокие родители их всё же не трогали, уходя к таким же одиноким соседям, а то и приглашая их к себе, что и позволяло разрешить проблему с удовлетворением неизвестно откуда возникшего влечения к соседской любви.
Надо заметить, что все эти явления имелись в жизни и раньше, и ночь первомайских мальчиков проявила их во всей своей красоте, увеличив, как в магическом микроскопе, во много раз. То, что было всегда скрытым, теперь вдруг обнажилось, стало очевидным и, благодаря возможности списать все недостатки человеческого организма на какие-то потусторонние или другие неизвестные силы, оказалось предметом всеобщего обсуждения. Люди перестали стыдиться несдержанности своих сокровенных желаний, которые до сих пор успешно прятали в тайниках души.
Заседание Государственной Думы проходило шумно. Председатель, или как теперь говорят на иностранный манер, спикер, выглядел совершенно измождённым. Многое он повидал за время своего восседания в этом кресле. Горячими споры бывали и прежде. Настолько они горячились эти дискуссии, что делегаты вцеплялись в волосы друг друга, били кулаками, плескали воду в лица, вскакивали с мест, крича и ругаясь нецензурными словами, демонстративно покидали зал. Разве что ни разу пока не шли на штурм президиума с целью совершения переворота, как это произошло однажды в Грузии и почти так же на Украине. Этого как раз председатель боялся больше всего. Ругайтесь себе, – думал он, – между собой там в зале, но не лезьте на власть. Понапридумывали всякие западные штучки. Это у них в парламентах демократичные споры до кулачных боёв доходят. Вот и у нас появились. А зачем вообще это слово «парламент» ввели? Никогда на Руси его не было. Совет, дума – это наше, родное. Были ещё народные сходы. Там решались многие важные для народа вопросы. Или опять же ввели слово «мэр». На кой чёрт? – в сердцах выругался про себя председатель. – Решили возвращаться к старому, ладно. Было слово «градоначальник». Понятное русское слово – начальник города. Были и городовые. Тоже понятно – занимающиеся наведением порядка в городе. Так нет же, пришло кому-то в голову ввести иностранные должности: мэр, префект, премьер.
Председатель отвлекался мыслями от событий в зале, позволяя голове хоть немного отдохнуть. Это происходило помимо его воли. Думая о чём-то другом, а не о том, что произносилось в это время через микрофон, часть мозга как бы расслаблялась, но другая часть автоматически продолжала регистрировать всё звучащее вокруг, чтобы успеть среагировать на выступающего и вежливо вмешаться:
– Прошу придерживаться парламентских выражений, а то вынужден буду отключить микрофон.
Речь стоящего на трибуне на мгновение замерла, споткнувшись о замечание свыше, и продолжалась:
– Поймите, господа, вы предлагаете взять всех первомайских мальчиков на государственное обеспечение. Гуманная идея, но где взять столько денег? У государства штаны да дыры в карманах.
– Ещё раз предупреждаю вас, Леонид Васильевич, – взорвался председатель. – Говорите о государстве уважительнее, а то отключу микрофон.
– Я говорю о дырах в том смысле, что крадут и тут же валюту переправляют за границу. Смешно говорить, всё наше золото, весь резерв находится в Америке. Откуда же у нас будут деньги? Мы что, должны с протянутой ладошкой обращаться к дяде Сэму, мать…
Выступающий продолжал что-то говорить, но в динамиках это уже не разносилось – председатель выключил микрофон трибуны и сказал почти ровным голосом, в котором прослушивались нотки гнева:
– Я предупреждал вас. Мы не в бирюльки здесь играем. Это парламент. Садитесь. Слово предоставляется министру внутренних дел. Пусть он нам доложит, какова сейчас ситуация.
Говорилов вышел к трибуне.
– Я много говорить не буду. Сообщаю, что ситуация под контролем. Выявлены все места распространения эффекта первомайской ночи. Как вы знаете из печати и других средств массовой информации, речь должна вестись не только о ночи, но и о дне второго мая, который упоминается всеми пострадавшими за пределами Москвы. Крайней точкой зоны влияния неопознанного пока явления можно назвать район города Орска в Оренбургской области. Там вспышка первомайских мальчиков отмечалась вечером второго мая. Могу вам доложить первым, что одна из наших версий, какой бы странной и невероятной она ни казалась на первый взгляд, нами рассматривается осветительная ракета, пущенная в воздух – это уже доказано в двадцать два часа три минуты. Основанием для такой версии является то, что по данным синоптиков движение воздушных масс в эту ночь было незначительным, но устойчивым в направлении востока, то есть ракета с парашютом или другим удерживающим в воздухе устройством вполне могла достичь Орска. Это единственная пока зацепка. Автора ракеты найти пока не удалось, но мы близки к этому.
Министр достал из кармана платок и вытер вспотевшее лицо.
– Хочу добавить к сказанному, что это лишь одна версия. Есть и другие. Проверяются все научные учреждения, что имеют хоть малейшее отношение к данной проблеме. Изучаются незапатентованные пока предложения изобретателей, исследуется возможность зарубежной акции. Работа ведётся, и мы не отказываемся ни от чьей помощи, в том числе и вашей.
Министр грузно повернул своё громоздкое тело в сторону председателя, посмотрел на него, как бы прося разрешения сесть, и пошёл на своё место, а притихший было зал следил теперь за появлением нового оратора на трибуне и готов был к новому взрыву эмоций, почти не вдумываясь, но легко воспринимая летящие на публику эмоциональные слова:
– Всё это хорошо. Ситуация под контролем. А дети, между прочим, то есть наши первомайские мальчики тем временем растут. Им нужна пища в утробах матерей. О дополнительных пайках и витаминах мы уже приняли решение. Однако надо подумать, что будет дальше. Где они будут жить? Как их будут воспитывать? Это не шутка. У нас недавно выступал академик, говоря, что в Москве может родиться в этом году три миллиона детей. Но тогда не было известно о том, что у каждой женщины родится по два мальчика. Удвоим эту цифру и прибавим наших гастарбайтеров, которые тоже родят у нас в Москве. Убрать их к чёртовой матери уже сейчас!
– Василий Вагранович, – прервал его речь председатель, – я и вас прошу говорить интеллигентным языком. И убирать никого мы не можем без специального решения. Приехавшие к нам из других стран живут в Москве согласно установленной нами квоте и кроме того выполняют работы, на которые не соглашаются москвичи.
– Убрать! – снова провозгласил оратор. – Давайте примем решение немедленно, сейчас же. Иначе мы задохнёмся. А работать захотят и москвичи, если им увеличить плату за этот труд. У нас сегодня полно безработных. Поймите, численность жителей столицы вырастет на шесть, а то и больше миллионов. И это не когда-нибудь, а в этом году. Куда мы денем столько детей, если не придумаем сегодня? Я предлагаю срочно начать строительство интернатов для первомайских мальчиков, куда пускать и кормящих матерей. Нам надо с первого же дня взять эту армию детей на государственное обеспечение. Уверяю вас, это обойдётся нам дешевле.
– Вы предлагаете нам создать новые колонии Макаренко? – с долей ехидства в голосе спросил председатель, перекрывая хор криков из зала.
– Да, а почему бы и нет? – продолжал оратор, напрягая голос, чувствуя, что и усиленная микрофоном его речь теряется в гуле сотен голосов с места. – Это не значит, что мы их будем воспитывать в старом духе социализма, но мы из них будем готовить защитников отечества. Представляете, шестимиллионная армия только в Москве. А в других городах ведь тоже появятся первомайские мальчики. Всех свезти в интернаты.
Тут поднялась такая буря возмущения, что председатель не знал, что делать. К трибуне бежали со всех концов зала. У стола президиума сгрудилась плотная толпа. Василий Вагранович размахивал руками, сжимая их периодически в кулаки и угрожая ими залу. Чьи-то руки пытались стащить оратора с трибуны, он отпихивался ногами.
Председателю удалось вызвать подкрепление. Дюжие парни дружно вошли в зал, быстро приблизились к толпе депутатов и начали аккуратно рассекать её, предлагая каждому сесть на своё место для продолжения работы, что поддерживалось постоянно повторяющейся просьбой председателя в микрофон.
Всё когда-то заканчивается. Не сразу, конечно, однако депутаты уселись-таки на места, Василий Вагранович покинул трибуну, и её занял, плотно укрепившись, упираясь руками в трибуну, другой лидер партии. Выждав паузу, как в театре, когда ведущий концерта перед его началом ждёт тишины в зале, он спокойным голосом начал своё выступление:
– Я согласен с предыдущим оратором в той части, что мы должны взять на государственное обеспечение первомайских мальчиков с самого их рождения. Полагаю, что Василий Вагранович, говоря об армии, употребил это слово не в военном его значении, а в смысле множественности.
– Вот именно это я имел в виду, – обрадовано закричал с места Василий Вагранович. – Спасибо тебе, Григорий Алексеевич, что понял и поддержал. Хоть один человек оказался умным.
– Так вот, – продолжал стоящий на трибуне, – я лично не против строительства нескольких родильных домов в Москве и других городах, где ожидается счастливое нашествие первомайских мальчиков. Повторяю, счастливое, поскольку такое увеличение численности нашего народа при том, что она уже несколько лет стабильно падала, это счастье и его надо выстоять. Родильные дома нужно начать строить сегодня же, но они должны проектироваться с таким расчётом, чтобы их сразу переоборудовать в ясли, затем в детские сады, а потом и в школы. Иными словами, это должны быть детские комбинаты с названием что-то вроде «Страна первомайских мальчиков».
В этот раз зал охватила буря аплодисментов. Оратор поднял правую руку и улыбнулся хорошей реакции на его слова.
– Мамы и папы у них, разумеется, остаются, но действительно обеспечить все семьи новыми квартирами мы так быстро не успеем при любых обстоятельствах. Тут никакая правительственная программа не поможет. А что касается строительства домов страны первомайских мальчиков, то это возможно, если мы срочно найдём деньги. Я думаю, что наша партия, например, сможет собрать от своих членов какую-то сумму, но мы уже сейчас готовы что-то перечислить в фонд строительства таких домов, если примем сегодня же такое решение. Надо не говорить, а делать, господа хорошие.
Зал опять наполнился громом аплодисментов. Григорий Алексеевич коротко улыбнулся, но тут же нахмурился, продолжая выступление:
– Но я хотел сказать ещё вот о чём. Думая о первомайских мальчиках, мы не должны упускать из виду тяжёлое и продолжающееся ухудшаться положение всего нашего народа. Безработица растёт. Нищета, особенно в деревнях, страшная. Я только что проехал…
– Григорий Алексеевич, – прервал его председатель, мы всё это уже от вас слышали и сами знаем. Сегодня мы не решим все проблемы сразу. Давайте всё-таки постепенно. И, кроме того, ваше время по регламенту истекло. А предложение относительно страны первомайских мальчиков и сбора на строительство денег очень ценное. Спасибо за то, что вы готовы сделать первый взнос. Надеюсь, его поддержат не только другие партии и общественные организации, но и наши бизнесмены. Содержание и воспитание первомайских мальчиков не могут быть пущены на самотёк. Нужны общие и немалые усилия. А что скажут по этому поводу женщины?
К трибуне подошла невысокая очень миловидная плотненькая женщина, напоминающая одеждой, причёской и всеми движениями кинозвезду, на которую все должны смотреть, восхищаясь. И говорить она начала, словно выступая перед любящей её аудиторией поклонников: