Ещё ночью, устраиваясь в гостиницу, Мак Алистер получил информацию от администратора о том, что его друг, как он назвал Наукова, в их отеле не появлялся. Утром Джон с трудом разбудил Михальского, и они спустились в ресторан позавтракать. У администратора Мак Алистер получил подтверждение о том, что его друг Науков всё ещё не появлялся.
Американец заметил сидящего в кресле фойе мужчину, который спокойно дремал, прикрывши лицо газетой.
«Странные русские, – подумал он, – спят, как попало и где попало». Он часто видел спящих и на садовых скамейках, и у остановок или даже на площадях у фонтанов. При этом не всегда это были пьяные люди.
В данном случае Мак Алистер крупно ошибся. Под газетой было вовсе не дремлющее, а давно пробудившееся лицо его преследователя. Майор накрыл лицо газетой, как только увидел фигуру американца.
Быстров прибыл в гостиницу «Севастополь» тоже ночью чуть позже Мак Алистера и, предъявив своё удостоверение, получил всю необходимую ему информацию. Севастопольцы в преимущественном своём большинстве к московским гостям и особенно правоохранительным органам относились очень положительно, всякий раз смотря на них, как на своих защитников.
К своему удивлению майор узнал, что Науков здесь не останавливался, а американец приехал не один, а с каким-то Михальским и даже оплатил его номер вместе со своим за двое суток, хотя сначала просили один двухместный. Просмотрев лист регистрации Михальского, Быстров списал паспортные данные и у себя из номера позвонил в Москву с просьбой срочно выяснить, что это за человек. Ночью его разбудил звонок из столичного управления. Дежурный сказал, что удалось выяснить криминальное прошлое Михальского, которое он отработал в лагере, но парень больше не задерживался. Сначала милиция потеряла его след, а потом один из арестованных грабителей сообщил, что Щуплый, как они звали Михальского, сменил фамилию на Адамовича, находится на фартовом месте и оказывает содействие в качестве наводчика за определённый процент. На него заведено дело в пособничестве грабежам.
«Значит, уголовник. Хорошая компания у разведчика», – подумал майор и заснул. Утром встал по привычке рано, убедился у администратора, что его клиенты не выходили. Позвонил по смешной фразе «Лимоны даме, муза бабуле», то есть Захватову.
– Григорий, вы здесь или ещё там?
– Здесь-здесь, в гостинице, рядом.
– А машина где?
– Тоже здесь.
– Надо бы её за угол убрать. Очень уж заметная.
– Она там и стоит. Это мы понимаем. Но у нас теперь другая. Мы на Волге.
– Ну, спасибо. А то я переживаю. Мой подопечный слишком ушлый. Не знаешь, какой фортель выкинет. Ты не светись особенно, но будьте наготове в любую минуту.
– Ладно. Ребята, конечно, недовольны, что спать пришлось в машине, а не у моря, но такова наша доля. Привет!
Быстров позавтракал и сел в фойе в ожидании. Настойчивый интерес, проявленный Мак Алистером к личности учёного, уже давал основания, по мнению майора, к аресту иностранца. Его подход с вопросом к администратору он снял скрытой камерой.
Мак Алистер после скорого завтрака поспешил к себе в номер, позволив Михальскому в одиночестве допивать кофе, нашёл в компьютере номер телефона старой знакомой журналистки.
– Это Ася? – спросил он, услышав приятный женский голос.
– Да, Ася. А кто это?
– Я очень рад вас услышать. Вы помните вашего американского друга из журнала «Нэйшнл Джиографик»? Мы с вами пили шампанское на Ай-Петри.
– Ой, конечно, Джон! Откуда вы?
– Я у вас в городе. Приехал, чтобы встретиться с московским учёным, о котором все говорят сейчас. Хочу первым написать о его открытии.
– А вы знаете, где он?
– Нет пока.
Мак Алистер хотел попросить журналистку помочь ему в поисках, но не успел, как услышал восторженное:
– А я знаю. Вернее, думаю, что знаю. Мне только что позвонила подруга и сказала, что вчера поздно вечером к её соседу, капитану корабля, приехали странные гости, к которым муж запретил пускать даже соседку. Я позвонила Людмиле, мы с нею тоже знакомы, но она и мне ничего не сказала, кроме того, что муж не разрешил. Уверена, что это они и есть: Науков и его подруга. Хоть она и не разрешила к ней ехать, я всё же собираюсь туда.
Это был тот самый уникальный случай, на который всегда рассчитывал американский разведчик. Удача сопутствует ищущим. Он договорился с Асей о встрече и обещал подвезти её. Она восторженно кричала в трубку:
– Джон, замечательно. С тобой она обязательно впустит. Ты не знаешь её. Она так хочет прославиться.
Мак Алистер решил взять с собой Михальского. Вообще с мелкими воришками и мошенниками он предпочитал не связываться, но в данном случае он мог пригодиться. Зайдя в его номер, он весело улыбнулся пришедшему с завтрака Григорию, достал из кармана несколько сотенных долларов, небрежно бросил их на стол, сказав:
– Это задаток. А сейчас мы поедем с тобой к Наукову. Я знаю, где он. Познакомимся.
Свою программу Мак Алистер наметил не очень конкретно. В общих чертах план был таким: встретиться с Науковым, уговорить его придти к нему в гостиницу, а дальше действовать по обстановке. Главное, нужно было хотя бы познакомиться и понять, что он за человек.
Спустившись в фойе, он спросил администратора:
– Не скажете ли мне, где можно взять такси.
– Я вам закажу, и через минуту оно будет здесь.
– Буду вам благодарен. Позвоните, пожалуйста.
Администратор набрала номер телефона заказа такси, попросила машину и, обращаясь к американцу спросила:
– Куда будете ехать?
– Это обязательно вам? – удивился Джон.
– Здесь спрашивают. Так принято у них, чтобы знать, какую машину подать.
– Мак Алистер недовольно назвал улицу Правды. Ася должна была ожидать его у дома капитана, как договорились.
Администратор вежливо улыбнулась, назвав номер машины и предложила:
– Можете выходить. Машина подъезжает.
Видя, как оба постояльца выходят из гостиницы, администратор позвонила в номер Быстрова:
– Они вышли, едут в Камышовую бухту на улицу Правды, – и назвала номер машины, заказанной американцу.
Майор на бегу из номера позвонил Захватову, попросив следовать за ним, и сказал, куда едет.
– Боюсь, что клиент более осведомлён, чем мы, – говорил он, сбегая по лестнице.
На улице он появился, когда американец с Михальским садились в поданное такси.
Быстров чуть задержался в дверях, чтобы его не заметили. Через минуту он уже ехал в ожидавшей его с семи утра машине. Не успел оглянуться, как их догнала Волга омоновцев. Оперативность Быстрову понравилась.
Захватов не стал докладывать куратору о выезде. У него не было такого распоряжения, да и пока не о чем было сообщать. Ехали за американцем на всякий случай.
Михальский тоже не обязан был звонить куратору о каждом своём шаге. И всё же, сидя в машине, он хотел ему позвонить, но Мак Алистер отсоветовал:
– Нет необходимости. Когда познакомимся, доложишь. Это лучше. А вот я одному другу позвонить должен и, в который раз набрав киевский номер телефона, он быстро, как мог, сообщил, что находится в Севастополе и назвал улицу, номер дома и квартиры, которые узнал от журналистки Аси.
В ответ услышал то, что и ожидал:
– Спасибо, Джон. За услугу рассчитаемся. Они уже в пути к вам. Но я дам команду и в Севастополь.
Мак Алистер понял прекрасно, что речь идёт о беркутовцах, которые сидят в Форосе и силах безопасности в Севастополе. Это его устраивало.
Михальский согласился не звонить куратору. Он считал теперь американца до поры до времени своим начальником.
Подъехав к дому, возле которого стояла элегантно одетая молодая женщина с букетом роз, Мак Алистер остановил такси, расплатился с водителем.
Ася подбежала к американцу, сияя радостью и вручая ему букет.
– Ну что вы, Ася, зачем? – как бы смущаясь, сказал Джон и обнял прильнувшую к нему женщину.
– Да это я не вам, – рассмеялась Ася. – Вы не подумали о том, что идёте к дамам, а я учла этот момент. К нашей Людмиле без цветов идти всё равно, что нанести ей оскорбление.
– Но там ведь ещё есть дама? – не то спрашивая, не то утверждая сказал американец.
– Ах да, молодой человек приехал с девушкой, – спохватилась Ася. – Но цветы продаются вон там на углу. Я куплю ещё один букет.
– Нет, уж позвольте сделать это мне, – галантно возразил американец и пошёл к указанному углу.
Через пять минут он уже возвращался с не менее красивым вторым букетом. Первый он передал Михальскому. В руке у него была и бутылка шампанского, которую он купил в оказавшемся совсем рядом продуктовом магазине.
– Вот теперь полный порядок, – радовалась Ася. – Мужики с цветами и вином, а я с конфетами. Попробуй, откажи в приёме.
Занятые подарками, никто из троицы, даже американец, не обратил внимания на проехавшие мимо и остановившиеся чуть впереди у другого дома белую Тойоту и каштанового цвета Волгу.
Быстров сразу заметил, что рядом с Мак Алистером и его попутчиком стояла женщина.
Когда все трое скрылись в подъезде, Быстров вышел из своей машины и направился к омоновцам. Оценивая ситуацию сказал:
– Григорий Иванович, клиент встретился с женщиной, а в руках у мужчин цветы. Можно подумать, что это свидание со старой знакомой, но зачем тогда здесь Михальский, и почему два букета и шампанское? Это загадка. К кому они пошли? Вы посидите, а я пройду в подъезд, может, там что узнаю.
Быстров осторожно открыл дверь подъезда, в которую вошли Мак Алистер с Михальским и женщиной. На лестничной площадке никого не было. Наверху послышались голоса:
– Ася, я же просила не приезжать, – раздался возмущённый женский голос.
– Людочка, я не одна. Со мной американский журналист из журнала «Нэйшнл джиографик». Ты же читаешь его? – отвечала, очевидно, та, что стояла только что на улице.
– В самом деле? Вот это сюрприз.
И тут же последовал хорошо знакомый Быстрову голос Мак Алистера:
– Хозяюшка, мы с цветами для вас и с шампанским. Хотим только задать несколько вопросов вашим гостям и тут же уйдём, если не возражаете.
– О! – послышалось в ответ, – такие гости. Проходите, пожалуйста.
Быстров глянул бегло на ряд почтовых ящиков. Надпись на одном из них бросилась в глаза: «Директор В.И.». Из глубины памяти всплыли слова Заглядова: «Им Директор помогает». Вот что? Директор это фамилия, а не должность, как подумал Быстров. На ящике стоял номер квартиры восемь. По две квартиры на этаж, стало быть, этаж их четвёртый. И по звуку голосов похоже, что так.
Майор возвратился к Волге, в которой сидели омоновцы, и доложил обстановку:
– Прежде всего, хочу сказать, что Науков без сомнения здесь. Это факт. Четвёртый этаж, квартира восемь. Второе: вся компания направилась к ним. Я не очень уверен в том, что у меня есть все основания для ареста журналиста. То, что он связался с жуликом, ещё не повод. То, что он каким-то способом вышел на охраняемого вами человека, тоже не очень весомо, поскольку он обязательно скажет, что хочет написать статью для журнала о новом гении, а каким образом он узнал его адрес, право журналиста не рассказывать.
Звонок на мобильном телефоне отвлёк майора:
– Слушаю.
– Семён Семёнович?
– Да.
– Управление милиции Бахчисарая. По вашей просьбе о водителе открылась неприятная история. Его нашли на дороге за Ай-Петри почти без сознания. Но он рассказал, что пассажир попросил съехать в лес за турбазой и там ударом кулака или ещё чем-то оглушил его. Он очнулся в багажнике во время движения машины. Машина остановилась, багажник открылся, и он опять потерял сознание от удара по голове. Пришёл в себя и почувствовал боль во всём теле. Чудом вылез из покорёженного автомобиля и почти всю ночь карабкался вверх, цепляясь за ветки кустов и деревьев, пока не попал на дорогу, где мы его и нашли. Он не понимает, как оказался в этом районе, и почему его машина слетела с обрыва. Можно было бы подумать, что водитель сам совершил аварию, но ваш звонок наводит на мысль, что водитель говорит правду. Вы можете нам подсказать что-нибудь о пассажире? Вы говорили, что это американский журналист? Как нам его найти?
Слушая, что говорил милиционер на другом конце беспроводной связи, Быстров опять мысленно восстановил перед собой картину встречи на Ай-Петри.
– Скажите, быстро спросил он, – у этого водителя усы есть и нос горбинкой? Ему на вид лет пятьдесят?
– Нет, Семён Семёнович, это молодой человек лет тридцати, без усов. Какой нос сказать не могу – лицо всё разбито при падении машины. Я вообще не понимаю, как он выжил да ещё лез по горе. Кстати, если бы полез вниз, то наверняка улетел бы со скалы ещё дальше и ничего бы нам не рассказал. Мы установили его личность. Он сантехник из Симферополя. Иногда занимался частным извозом. Вот и довозился. Так, а что насчёт журналиста?
– Думаю, я вам помогу. Собираюсь его сейчас арестовывать. А вы приезжайте в Севастополь. Записывайте адрес.
Милиционер в Бахчисарае записал продиктованный адрес и торопливо сказал:
– Выезжаю немедленно. Ждите с клиентом. Я мигом.
– Вот и повод, – облегчённо вздохнул Быстров. – Не было бы счастья, да несчастье помогло. Журналист прокололся, на чём мы его и возьмём. – И обращаясь непосредственно к Захватову, – Григорий Иванович, наручники у вас есть? Надо на двоих.
– Это у нас завсегда с собой, – усмехнулся Захватов. – Такая профессия, что без них нельзя.
– Придётся брать обоих, – сказал Быстров, – но нужно согласие руководства.
Он позвонил в Москву, доложил обстановку. Его руководство, не медля ни минуты, связалось с МИДом. Там порекомендовали позволить украинской милиции арестовать журналиста, по подозрению в попытке на убийство гражданина Украины, тем временем МИД России объявляет Мак Алистера персоной нон-грата по причине занятия им деятельностью, несовместимой с работой журналиста.
Что касается персоны Михальского, то его нужно арестовать. Письмо с просьбой о его экстрадиции в Россию через Интерпол уже направлено.
Ведя переговоры по телефону, майор не спускал глаз с подъезда дома, в котором находился его клиент и волновавший почти весь мир объект. Выслушав все указания и предложения, как действовать, Быстров, обратился к омоновцам:
– Пошли, ребята. Время действовать.
Генерал-куратор, сидя в гостинице «Севастополь», ничего не понимал. Клиенты, которых он курировал и чьи действия должен был согласовывать, ему не звонили. Позавтракав спокойно, вернувшись в номер люкс, он позвонил шефу, интересуясь, что ему делать дальше, сообщив, что по его данным все должны быть на месте, но он пока никого не видел.
Шеф ответил, что пока всё идёт по плану. Объект обнаружен, и генералу следует ехать по известному уже всем адресу на площадь Ушакова, где и оставаться вблизи до получения следующих указаний.
Есть такая сказка
Грамотеев Саша, Роман и Алина сидели в гостиной, рассматривая семейные альбомы фотографий Директора. На нескольких снимках был и Александр ещё совсем маленьким мальчиком. Некоторые фотографии Саша комментировал сам, о некоторых рассказывала Людмила Викторовна. Просмотр прерывался несколько раз телефонными звонками подруг и знакомых Людмилы Викторовны. Все уже прослышали о её странных гостях, и всем хотелось узнать подробности.
По просьбе Александра хозяйка квартиры на все звонки теперь отвечала коротко:
– Извините, мне сейчас некогда. Я убегаю. Перезвоните позднее.
Но тут раздался звонок в дверь.
Александр настороженно сказал:
– Прошу вас убедительно, Людмила Викторовна, к нам никого.
Тем не менее, через несколько минут в комнату вошла восторженно улыбающаяся Людмила Викторовна в сопровождении гостей. Она говорила так, будто иначе и быть не могло:
– Представь себе, Сашенька, у нас необыкновенные гости. Это знаменитый американский журналист всемирного американского журнала «Нэйшнл Джиографик». Я читаю этот журнал. Такой изумительный. А снимки какие! Так вот эти снимки делает наш гость. Я не могу придти в себя от счастья. Никогда не встречала таких знаменитых людей. А тут они в моей квартире. Как же это замечательно. Они хотят с вами познакомиться. Я думаю, это можно.
Не ожидая окончания потока слов хозяйки, Мак Алистер протянул руку поднявшемуся навстречу Грамотееву, представившись коротко:
– Джон.
Грамотееву ничего не оставалось, как пожать протянутую руку и назвать себя так же коротко Александром.
– Григорий – так же коротко отрекомендовался Михальский, но добавил – друг Джона, топ менеджер крупной московской компании и по совместительству артист, нечто вроде мастера художественного слова.
Мак Алистер, поставил на стол бутылку шампанского, подошёл к Алине и наклонился к её руке с лёгким поцелуем, говоря:
– Очень рад познакомиться. Джон.
Алина назвала себя, смущённая поцелуем иностранца.
Рядом стоял, не скрывающий своего удивления, Роман.
Американец весело посмотрел на парня и сказал почтительным тоном:
– Так вы и есть тот самый человек, что наделал столько шума во всём мире?
– Почему вы думаете, что это я? – спросил автоматически Роман. – Может это кто-то другой? Я самый обыкновенный человек.
– Ну-ну, не скромничайте, – сказал американец и улыбнулся широкой улыбкой, которая, как ему казалось, и он был недалеко от истины, обвораживала собеседника видимой искренностью. – Ваше имя, если я правильно скажу по-русски, сейчас у всех на усах.
– Вы хотели сказать «на устах», – улыбнувшись поправил иностранца Роман.
– Да-да, на устах. Извините. Такой трудный язык, – сокрушённо сказал американец. – Я имею в виду, что вы потрясли весь мир и особенно женщин. Я обязательно напишу об этом в своём журнале.
– А давайте сядем за стол, – предложила Людмила Викторовна. – Асенька, помоги, пожалуйста, накрывать. Ставь фужеры, рюмки и тарелки. Ты знаешь где. А я на кухню.
Грамотеев сказал покидающей комнату Людмиле Викторовне:
– Я вас очень прошу, позвоните сейчас же из кухни дяде Грише, чтобы он приезжал скорей.
Ася открыла сервант, в стёклах которого ярко отражались лучи утреннего солнца, проникавшего в комнату через широкое окно, и стала передавать посуду подоспевшей на помощь Алине, достала из бара бутылку коньяка и бутылку красного вина.
Мужчины, чтобы не мешать женщинам хозяйничать, уселись на диван. Мак Алистер, сразу узнавший по лицам не только Романа, но и Грамотеева, которого он сфотографировал с телеэкрана в компании с Заглядовым (оба тогда были в милицейской форме), не подавая виду, что знает его настоящий статус, спросил:
– Вы, Александр, тоже, наверное, учёный, как и Роман?
Грамотеев не привык задумываться над ответом. Легенду о себе, то есть то, чем у профессионалов называли выдуманную биографию, он всегда имел наготове и потому, сразу, ответил:
– Нет, я спортивный тренер. Видите мои мускулы? – и он согнул руку в локте, показывая вздувшиеся мышцы. – Тренирую любителей самбо. Сейчас в основном помогаю милиции. У меня даже есть милицейское звание и форма, хотя на самом деле я от их работы далёк.
Грамотеев считал, что легенда должна быть максимально близкой от правды, но всё же уводить в сторону, не раскрывая главной сути.
– А сами не участвуете в соревнованиях? – с любопытством поинтересовался американец, облегчённо вздохнув внутренне, решив, что потому, наверное, и видел этого лейтенанта с полковником рядом, что это был их тренер. – Может, я вас где-нибудь видел?
– Нет, не могли. Я блистал в юности, но получил травму, после которой не мог уже быть профессионалом и перешёл на тренерскую работу.
Предваряя следующий вопрос о том, как они с Романом оказались вместе в Крыму, Грамотеев, словно прочитав мысли американца, сказал:
– Мы с Романом старые друзья ещё по школе. Вместе играли в футбол и были в одной баскетбольной команде. А сюда приехали отдыхать к моим родственникам. Дядя Вася брат мужа моей тёти.
– Как это сложно сразу понять, кто кем кому является. У русских такие сложные названия в семьях. В английском гораздо проще. Мы говорим «отец по закону», «сестра по закону», и сразу всё понятно. А у вас, как это, не дверь, а… деверь, отчим, сваха.
– Сваха – это не всегда родственница, – смеясь, вмешалась в разговор Алина. – Хотя в деревнях, где ещё существует традиция сватать жениха и невесту, она бывает роднее родных. – Она обычно ищет жениха для девушки или невесту для парня.
– Да, я всегда путаю эти названия, – согласился американец.
– И не только ты, Джон. – Проявил, наконец, и свой голос, Михальский. – Мы русские сами часто ошибаемся в родственных связях. Вот представим себе такую ситуацию. Алина замужем за Романом. А у неё, скажем, есть сестра…
– У меня нет сестры, – почти обиженным тоном сказала Алина. У Романа есть.
– Ну, пусть у Романа, – легко согласился Михальский. – Не в этом дело. Я говорю о предполагаемой ситуации. Так вот сестра Романа, допустим, влюбляется в брата отца Романа и выходит за него замуж. У них рождается мальчик. Кем он будет Роману? По линии дяди – двоюродным братом, а по линии сестры – племянником.
– Это уже другая сторона вопроса, не имеющая отношения к именам родственных связей, – заметил Роман. – И важно не то, кто кому кем является, а то, кто к кому как относится. Важно чтобы все любили друг друга. Ведь порой и сын убивает свою мать вопреки всем законам природы.
В комнату вошла Людмила Викторовна, неся на подносе салаты, отдельно овощи и фрукты. Услышав только последнюю фразу Романа, она возгласила:
– Мужчины, а ну, за стол. А то уже об убийствах заговорили.
Поставив принесенные кушанья на расстеленную белую скатерть, свободно размещая салатницу и блюда со свежими помидорами и яблоками среди бокалов и маленьких тарелочек, она стала рассаживать гостей, предложив Мак Алистеру сесть между хозяйкой дома и Асей, по правую руку от себя посадила Михальского, а молодых людей Алёксандра и Романа попросила ухаживать за Алиной, усадив их напротив.
Прежде чем занять своё место, Мак Алистер вспомнил о фотокамере, висящей у него на груди, и высказал идею сфотографироваться всей компанией на память. Мысль понравилась, а роль фотографа вызвался исполнить Грамотеев, сказав, что из всех присутствующих он самый незначительный человек. Тут произошла небольшая заминка, так как и Михальский предложил свои услуги для нажатия на кнопку, но Людмила Викторовна крепко ухватила его и американца под руки, позвав остальных стать рядом, а Грамотеев поспешил забрать у американца его аппарат и подошёл к окну так, чтобы свет из него падал на объект съёмки, а не в объектив камеры.
Мак Алистер обнял за плечи Романа и негромко шепнул ему на ухо:
– Вы гений, Роман. Такие люди Америке нужны. Я могу помочь. Подумайте, пока я здесь.
Роман ничего не ответил, притягивая к себе Алину.
Пока женщины наскоро прихорашивались, Александр неожиданно достал из кармана брюк маленький цифровой фотоаппарат и сделал снимок, говоря:
– Это пробный кадр любительского характера, чтобы вы смогли посмотреть, устраивает ли вас такой ракурс.
Поднося каждому аппаратик, показывая на экране получившееся изображение, он спрашивал:
– Так нормально?
Все соглашались, что ракурс хорош, но никто не был готов. В кадре кто-то занимался причёской, кто-то смеялся, Михальский вообще отвернулся в сторону.
– А я люблю живые моменты, – объяснял Грамотеев, – когда никто не напряжён и не смотрит в объектив.
– Вот и получилось, что моего лица не видно, – будто недовольным тоном сказал Михальский. – Надо предупреждать о том, что снимаете.
Он не знал, что Грамотеев успел сделать три снимка, на первом из которых Михальский не успел отвернуться, а показал всем только последний.
– Ну, ничего, – умиротворяющее произнёс Грамотеев. – Профессиональной камерой сниму с предупреждением. Своей я для пробы щёлкнул.
Вернувшись к окну, он нацелился на группу теперь камерой «Никон». Рассматривая новый снимок на большем уже экране, все отметили, что этот гораздо интереснее, но лица Михальского опять не видно, так как в самый момент съёмки после команды «Снимаю!», он поднял руку, поправить упавший на лоб чуб и перекрыл лицо. Грамотеев хотел повторить кадр, но Михальский запротестовал, уверяя, что он для истории не так важен, а шампанское греется на столе и потому пора садиться.
Возражать никто не стал, и начали рассаживаться по назначенным местам. Открывать бутылку и разливать шампанское доверили Роману, но первый тост попросил разрешения произнести Мак Алистер.
– Я очень рад, что случайно попал на такую замечательную встречу. – Мак Алистер подчеркнул интонацией слово «случайно». – Здесь такие красивые женщины. Хозяйка восхитительна.
Русским языком американец владел дейтвительно хорошо, но акцент, выражавшийся в произношении некоторых согласных звуков, и несколько иная интонация в речи всё же выдавал в нём иностранца.
Людмила Викторовна расцвела радостной улыбкой. Американец продолжал:
– Но я хочу предложить тост за новую звезду в науке.
– Давайте, не будем об этом, – недовольно сказал Роман.
– Нет, я не могу не сказать. Мы американцы любим таланты. Они у нас не пропадают, как случается в России. Я знаю, что в вашей стране есть много интересных изобретений, но они лежат на полках бюрократов, а учёные получают гроши за свою работу. Америка страна дела. Мы умеем делать деньги даже из воздуха, но для этого надо крепко потрудиться. Талантливому учёному этого не требуется. Сиди в своей собственной лаборатории и думай, а деньги потекут, как говорят русские, в карманы рекой. Я просто журналист. Но наш журнал самый популярный в США. Тираж более семи миллионов экземпляров. Его даже президент читает. Я кое-что могу в Америке и готов помочь нашему юному гению. С его чудесной головой можно спокойно сидеть и собирать деньги. Предлагаю выпить за его успех.
– Ура! – закричала Людмила Викторовна.
– Ур-ра! – поддержала её Ася.
Но Роман встал и поднял свой бокал с шампанским над головой, призывая к вниманию:
– У нас принято иногда говорить тост алаверды. Мне хочется ответить на добрые слова гостя. Спасибо большое за предложение поехать в Америку. Но есть такая сказка. Китайский император прослышал, что живёт где-то маленькая птичка, которая замечательно поёт, и потребовал доставить её во дворец. Птица эта была соловей. Ему построили большую золотую клетку и давали вволю еды, но соловей не пел, потому что он поёт только на воле в лесу. Так вот я соловей в науке.
Роман сделал паузу, а сидевшие за столом зааплодировали.
– Но я хочу добавить, – продолжал Роман, – уже не сказку, а реальность. Почти четыре столетия назад итальянский учёный Галилео Галилей под пытками инквизиции вынужденный отказаться от своих взглядов, говорят, бросил свою ставшую крылатой фразу о земле «И всё-таки она вертится». Спустя два столетия, французские учёные Мария и Пьер Кюри, не смотря на своё относительно бедное существование, отказались разрешить коммерческое использование открытого ими радия, полагая, что их открытие принесёт миру больше вреда, чем пользы. Я последователь изобретателей радиации и хочу использовать её исключительно в добрых для людей целях. А для этого лучше России я места не знаю. Вообще мне кажется, что настоящие учёные каждой страны те, кто думают о своём народе и работают для него, учёные, которыми народ может гордиться. За таких учёных и за такую науку я и предлагаю выпить.
– Давайте хором крикнем троекратное ура и выпьем, наконец, – сказала Ася, поднимаясь и стала дирижировать рукой, по знаку которой все и прокричали:
– Ура! Ура! Ура!
Бокалы сдвинулись, звеня.
Коньяк был открыт, но пить его даже мужчины отказались, видя Массандровский мускат. Ещё больше его захотелось попробовать, когда Грамотеев, вынимая штопором пробку из бутылки, рассказал, как однажды на международном конкурсе вин, где вина дегустируют «вслепую», то есть, не зная марок вина и изготовителей, попробовав один из очередных образцов, председатель международной ассоциации виноделов, француз, Рене Протен сказал: «Я не знаю, что это за вино, и где оно произведено, однако позволю себе предположить, что оно приготовлено в Советском Союзе, и это вино настолько восхитительно по своему качеству, что я предлагаю выпить его стоя».
– Дегустаторы всех стран-участниц встали и выпили образец. Это был мускат белый Красного камня, приготовленный в Массандре, который мы и собираемся сейчас пробовать, – заключил свой рассказ Александр и разлил вино по рюмкам.
Горячих блюд по случаю неожиданности пирушки не было, но на столе стояли овощи, рыбные консервы, бутерброды с красной икрой, салаты, так что голодными особенно никто не был.
Людмила Викторовна решила устроить настоящий праздник, включила магнитофонную запись музыки и предложила желающим потанцевать, уговорив Мак Алистера быть её первым партнёром. Ася, сказала, что поскольку первый танец получается белым, когда дамы приглашают кавалеров, то она просит в партнёры Александра. Комната была большая, места для двух танцующих пар оказалось вполне достаточно.
Михальский заявил, что танцам, к сожалению, не очень обучен, но хотел бы покурить и, если можно, на кухне. Прихватив с собой бутылку не початого ещё коньяка, он предложил Роману составить компанию, если не курить, то выпить по чуть-чуть не менее чудесного крымского коньяка.
Роман согласился, взял с собой три рюмочки с учётом присоединившейся к ним сразу Алины, которая не забыла взять с собой и коробку конфет.
Квартира капитана была большая просторная, состоящая из четырёх комнат. Окна гостиной и спальни выходили на наполненную теперь весенней зеленью лесопарковую зону. Вид из них открывался замечательный. А окна кухни и кабинета капитана смотрели на улицу, находясь почти над самым подъездом.
У окна кухни стоял небольшой стол с пепельницей посередине – хозяин квартиры был заядлым курильщиком. Михальский достал пачку сигарет, позволив Роману, отказавшемуся от сигарет, самому разлить коньяк в рюмки. Пачка с куревом продолжала оставаться в его руке, когда он спросил Романа, не открыть ли форточку, чтобы не было дыма. Форточка оказалась со стороны Романа. Он легко достал до неё.
Михальский сказал:
– Алина, смотрите, как весна смеётся в окна. Сейчас в форточку залетит какая-нибудь птица. А интересно, что здесь у нас под окном, тоже лес?
Девушка подошла поближе к окну, но оно было закрыто, и видеть, что находится внизу, не представлялось возможным при её росте.
Михальский же воспользовавшись оконной ситуацией, достал из сигаретной пачки ампулку и, зажав её в руке, быстро что-то влил в рюмку с коньяком.
Роман, открывая форточку, заметил, что внизу вся улица запружена машинами, вокруг которых толпится много людей с кино и фотокамерами.
Содом и Гоморра
Получив команду, омоновцы покинули свою машину и последовали за майором к подъезду интересовавшего их дома. Это было вытянутое четырёхэтажное строение с пятью подъездами и чердачной крышей домиком. Не успели силовики подойти к подъезду, как на большой скорости к нему подъехали и остановились, резко затормозив, две машины Ауди. Словно по одному приказу дверцы машин распахнулись и из них стали выскакивать солдаты в касках, с дубинками на поясах и надписью на спине «Беркут».