– Да, – усмехнулся немец, – у войны свои правила. Эрих Рейнберг, лейтенант. За расторопность и сообразительность перевели недавно к гауптштурмфюреру Заттеру.

– Доволен новой службой?

– Не пыльная работёнка. На фронте куда легче и быстрее представиться богу, а здесь шансы побольше выжить. Риск, конечно, есть, но не такой значительный как кажется. Я посыльный, для своих у меня документ имеется, с ним вы уже ознакомились, а для партизан, например, своя легенда заготовлена. Мне с вами не повезло.

– Как раз наоборот, лейтенант, теперь шансы выжить у тебя возрастают. Ну пошли, Эрих, старая жизнь закончилась.

Немец встал. Двинулись в лагерь. Впереди Демьян, за ним Рейнберг, а замыкал Алексей. Берестов анализировал полученную информацию, смотря в спину лейтенанта и не выпуская того из внимания. «Что имеем, – думал старший лейтенант, – сеть «Хозяина», созданная до войны и успешно действовавшая. Сам он немолодой, раз завербованные им люди давно перешагнули средний возраст. Объединяет их одно, личные интересы превыше всего, значит и «Хозяин» такой же. Нашёл с ними общий язык. Начальник…председатель колхоза? Маловероятно. Люди из разных деревень и колхозов. Бригадир, бухгалтер? Мелковато. Вот Артюхов завхоз очень подходит. И райпотребсоюзом заведовал и сейчас хозяйством занимается. Опять же «соломку обновить» хорошо укладывается в общую картину. «Шапель» наверняка Чепец Никита, диверсант, он же исполнитель и посыльный. Артюхов мог Стахова травить? Несомненно, мог. При наличии преданных людей и грамотном руководстве, а опыт у него организаторский большой. Так, главное не спешить. Артюхов часто ездил по району, факт, встречался в силу специфики своей работы со многими людьми, факт, близко общался с Руденко и имел возможность наблюдать за ним и его окружением, факт, диверсии в районе, предположение, но весьма вероятное, его рук дело. Артюхов Юрий Валентинович, а не с тобой ли так ищет связь гауптштурмфюрер Вилли Заттер? Да и самому гауптштурмфюреру ты точно достался по «наследству», мелковат Вилли для начальника «Хозяина». Скоро узнаем, Артюхов Юрий Валентинович, вы это или нет. Но сдаётся мне, что пришёл вам конец».

***

03 декабря 1941 г.

«В течение ночи на 3 декабря наши части вели бои с противником на всех фронтах».

«Отряд продолжает жить своей жизнью. Спасли всех, кого назвал Костенюк».

– Ну, наконец-то, – Тишков встал навстречу Берестову, обнял сильно, – живой-здоровый, ещё с добычей.

Руденко тоже подошёл и по-отечески поприветствовал Алексея: «Хорошо, что ты вернулся! А то Степан Иванович собирался людей послать, чтобы узнать твою участь».

– Да, была такая мысль, – подтвердил майор.

– Хорошо, что не послали ребят, – старший лейтенант сел вместе с командирами за стол, – могли дело испортить.

– Рассказывай, – скомандовал Тишков.

Берестов всё обстоятельно доложил, рассказал о своих предположениях и выводах.

– Ай-да, тихоня, – удивился Тишков, узнав много нового о Демьяне, – говоришь, толковый.

– Советую обратить на него внимание, – выдвигал друга Алексей, – у него склонность к анализу, импровизации, выдержан, находчив. В разведку бы его определить, Степан Иванович. Я с ним в этом направлении поработаю.

– Хорошо, присмотрюсь. Тут тебе пришёл ответ на твой запрос. На, почитай.

Майор протянул листок из блокнота. Старший лейтенант прочитал.

– Пусто, ничего, – резюмировал Алексей.

– А ты что, брат, хотел, чтобы матёрый агент так глупо засветился? Если это Артюхов, нам предстоит ещё крепко подумать на чём его взять. У тебя только одни домыслы и предположения, всё косвенно. Да, многое указывает на него, но…есть но!

– Алексей Николаевич, – вступил в разговор Руденко, – Артюхова я знаю давно, он человек осторожный и умный. Мне не просто это говорить, но, если он тот, кого мы ищем, то потребуется железное доказательство его вины. Ведь за всё время управления райпотребсоюзом у него не было ни одного нарекания, всё у него учтено, всё подшито и на своём месте. Его в пример часто ставили, как надо работать. Постоянно на доске почёта висел, в газете про него писали. В общем, человек он авторитетный, ответственный работник, защищаться умеет. Голыми руками его не возьмёшь.

– Зачем голыми, – Алексей пояснил дальше свою мысль, – когда ловишь крупного зверя, нужна и приманка соответствующая. Мы заставим проявить себя нашего завхоза.

– Излагай, – Тишков приготовился внимательно слушать.

– Допустим, из центра поступил приказ немедленно приступить к активным действиям, скажем, необходимо взорвать железнодорожный мост, топливные склады. Но силами одного нашего отряда сделать подобное затруднительно. Следует объединить усилия нескольких разрозненных отрядов, собрать их в единый кулак. Для этого требуется встреча командиров отрядов в одном месте для координации усилий. Мы укажем время и место сбора. Такого шанса у Вилли Заттера и соответственно «Хозяина» покончить разом со всеми командирами может больше и не представиться. За большой успех – большая награда. Для них это значит очень многое.

– Толково, – согласился Тишков, – это будет сделать нетрудно, организуем.

– Далее, – продолжал Берестов, – следует взять под постоянное наблюдение дом Толмачова. К Цеплакову я думаю отправить Демьяна, Мишу Тувимцева и Андрея Мохова. Кстати, немца надо будет отдельно от полицаев поместить. Что такое? – задал вопрос Алексей, когда увидел, как переглянулись командиры.

– Полицаев расстреляли, – объяснил Тишков, – они тебе были нужны?

– Нет. Немец должен сидеть один. Его надо отправить в Москву. Пусть там с ним поработают. Ещё, надо как можно быстрее доставить к нам в отряд следующих лиц: из Бабичей Нестора Брылина, из Исаково Афанасия Кульнева, и из Лобаново Семёна Ткаченко. Теперь, всё.

– Хлопотно, – серьёзно задумался майор, – но, надо, так надо. Решим!

Через несколько дней после совещания в командирской землянке отряд пришёл в движение. В лагере царило оживление и подъём. Партизанам не терпелось выплеснуть на завоевателей свой накопившийся справедливый гнев. Завхоз Артюхов стал ещё более активным, чем прежде. Его часто можно было видеть беседовавшего с бойцами. К Руденко заходил, напомнил о необходимости пополнения в первую очередь запасов продовольствия, зимней одежды, список оставил, где изложено было всё чётко по позициям.

Алексей тоже ходил с озабоченным видом.

– Здравствуй, Алёша, – окликнул старшего лейтенанта как-то дед Шумейко, – всё смотрю ты в заботах. Подойти неудобно.

– Здравствуй, Макар Осипович, ты не стесняйся. Тебе всегда рад.

– Как говорится, радость молодит, а горе старит. Нам старикам внимание жизнь продлевает, ещё вам сгодимся.

– Тебя, Макар Осипович, Руденко хвалит, – вспомнил Берестов разговор с Петром Аверьяновичем, – говорит, что ты важная персона у нас в отряде, правильный настрой поддерживаешь, молодёжь собственным примером воспитываешь.

Шумейко стоял довольный, курил свою трубку и с лукавством посматривал на Алексея.

– Вот я и говорю молодым, что стар козёл, да рога ещё крепки.

Берестов рассмеялся от души.

– Всё, иди, Алёша, – дед, выпустив дым, отпустил старшего лейтенанта, – не задержу больше. Упустишь минуту, потеряешь час. Береги себя.

– Спасибо, Макар Осипович, до встречи.

Алексей направился к Николаю, которого нашёл в мастерской, где кроме него никого не было. «Удачно получилось, – подумал старший лейтенант, – можно спокойно поговорить и здесь». Чертак держал в руках трофейный Вальтер и, глядя на него, о чём-то задумался.

– Вот, Лёша, отобрал у одного офицерика, – показывая на оружие, сказал Николай, – клинит, зараза. Аппарат хороший, вот думаю починить. Всё до него руки не доходили.

– За Артюховым, завхозом, надо посмотреть, причём круглосуточно.

– За завхозом? – удивился и встрепенулся Николай, – уверен?

– Причём делать надо всё крайне осторожно. Прошу тебя об этом именно сейчас, потому что раньше могли спугнуть. Думаю, уже проверился. Теперь пусть спокойно занимается «своим делом».

– Всё так серьёзно?

– Да. Поэтому и ребят предупреди, смотреть в оба глаза.

– Вот чёрт!… – выругался Николай, – и посмотрел вниз на свои ноги.

– Ты чего? – не понял Алексей.

– Опять подошва отошла, – объяснил причину эмоционального взрыва Чертак, – не раз уже чинил. Вот же беда с обувкой этой. Придётся цыгану отнести, надеюсь, починит. И с пистолетом придётся повременить, до лучших времён.

– Спасибо, Николай, – Алексей положил руку Чертаку на плечо, – а по поводу сапог к Артюхову сходи.

– Дело говоришь, Лёша. Так и сделаю.

– Если вдруг Артюхов будет интересоваться движением, а он будет, намекни, что намечается стоящее дело. Размах большой, нашего отряда мало. Из-за этого Тишков или Руденко на встречу с командирами других отрядов пойдут. Скажешь, что поедешь с одним из них. Для первого раза будет достаточно.

– А если датой сбора командиров будет интересоваться, что говорить?

– Скажешь, дату не знаешь. Пусть сам покрутиться для начала.

– Понял.

Николай не стал откладывать дело в долгий ящик. Как только Берестов ушёл, Чертак ещё немного повозился с пистолетом, а потом направился к Артюхову. Выйдя из мастерской, Николай сперва огляделся, зная привычку завхоза наматывать «километры». Но нигде того не заметил. Взглянув на свои сильно потрёпанные сапоги, глубоко вздохнул и пошёл на склад.

– Здравия желаю, Юрий Валентинович, – поздоровался Николай, когда зашёл внутрь землянки, кладовой Артюхова. Хозяйственник сидел в углу на скамье среди ящиков и что-то перебирал в одном из них. На приветствие гостя оторвался от своего занятия и посмотрел прямо на него.

– А, Коля, добрый день. Давно не посещал мою берлогу. С чем пришёл?

– У вас сапог не будет? Мои в негодность совсем пришли, – и Чертак показал свои сапоги, перевязанные верёвкой, чтобы подошва совсем не отлетела.

– С обувью туго, – сразу ответил Артюхов, – но не унывай. А то вижу совсем нос повесил. Сейчас попробуем тебе что-нибудь подыскать. Солдат должен быть сыт и обут! Так, кажется, по уставу?

– По Уставу может и так, только не он сапоги выдаёт.

– То-то и оно. Чтобы вы без меня делали? – завхоз поднял своё грузное тело со скамьи и принялся искать. Дышал он при этом тяжело, всем видом показывая какая у него нелёгкая работа обо всех и обо всём заботиться. Артюхов открывал и заглядывал в деревянные ящики, высматривал сапоги среди полок, и между делом расспрашивая Николая.

– Засиделись мы тут, а, Никола?

– Что верно, то верно, Юрий Валентинович. Сидели как зайцы в норе. Надоело. Наконец-то к стоящему делу вернулись,

– Что, правда стоящее?

– Правда. Тут Пётр Аверьянович обмолвился, – тут Чертак голос понизил, словно заговорщик, – что рейд готовится, планируется большой шорох немчуре устроить.

– А сил-то хватит?

– Хватит, мы же не одни пойдём, со всеми. Руденко сказал, надо согласовать совместные действия с другими командирами отрядов.

– Руденко поедет от нас?

– Возможно. Я этого не знаю. Мне кого скажут сопровождать, с тем и поеду.

– А рука зажила?

– Беспокоит ещё, но до свадьбы заживёт.

– А то, если дорога дальняя предстоит, руку бы поберёг.

– Ничего, выдюжим.

– Вот что, Николай, зайди ко мне загодя перед дорогой. Найду тебе сапоги. Неудобно мне держать тебя в ожидании.

– Хорошо. Может, к цыгану их снести на починку? А то ходить совсем нельзя.

– Отдай цыгану, почему бы и нет. Будет у тебя две пары сапог.

– Тогда я зайду, вы уж своё слово сдержите.

– А когда было иначе? Сказал, сапоги будут, значит, будут.

Николай вышел от Артюхова и пошёл сначала с ребятами поговорить, просьбу Алексея выполнить, а затем заглянул к цыгану. Сапожник взялся за заказ, для начала придирчиво осмотрев обувь, а потом выторговал за свою работу тёплые носки. «Где я тебе их достану, Яша?» – спросил Николай. «Где хочешь, там и доставай, либо ходи в таких!» – последовал ответ. «Цыган, он и есть цыган», – подумал возмущённо Чертак, но согласился. И вправду, не ходить же ему босиком зимой. Где-нибудь раздобудет он эти носки. Не знал Николай, что для цыгана такая плата была спасением от мучившего его ревматизма.

Прошло несколько суток…

Алексея вызвал к себе Тишков.

– Ну что, Алексей Николаевич, – майор был сосредоточен, – ты как в воду глядел. Из Москвы настоятельно попросили об активизации нашей деятельности. Встреча с командирами партизанских отрядов назначена на десятое декабря в селе Рябцево. Все дали согласие на совместное выступление. Детали обговорим на месте. Тебе обеспечивать нашу безопасность.

– За это не беспокойтесь, Степан Иванович.

– Верю и знаю, не подведёшь. Теперь о «Хозяине». Для него дата девятое декабря, село Сосновка, встреча в управлении колхозом «Красный пахарь». Узнает?

– Узнает. Это моя забота.

– Хорошо. От тебя сейчас всё зависит. Нельзя нам ошибиться.

– Клюнет, Степан Иванович. Обязательно клюнет.

– Мы уже нашли новое место базирования. Мишин его, как сможет, подготовит для нас, ну а строиться нам уж придётся самим. Сразу после десятого декабря будем перебираться. Всё ясно?

– Ясно.

Алексей вышел от Тишкова и пошёл искать Руденко. От комиссара он хотел, чтобы тот, готовя морально людей к предстоящим операциям, упомянул о приближении возмездия, что остаётся всего несколько дней, когда земля под ногами фашистов запылает по-настоящему. Берестов знал, что Юрий Валентинович, обладая способностью выуживать информацию, сумеет докопаться до главного, и чтобы теперь «облегчить» ему работу подослал Чертака.

– Здравствуйте, Юрий Валентинович, – поздоровался Николай, придя к Артюхову во второй раз, – нашли мне что-нибудь?

– Здравствуй-здравствуй, Коля! Нашёл. Сейчас дам, – и достал старые, но вполне себе ещё приличные сапоги, – вот, примерь. А я смотрю, цыган тебе твои подправил.

– Подправил…, – недовольно пробурчал Чертак, – мне теперь с ним не расплатиться.

И стал пробовать предложенные сапоги. Они оказались по ноге Николаю. Он постучал ими по земляному полу, осмотрел сверху и остался доволен.

– Хорошие сапоги, Юрий Валентинович. Вот спасибо вам за них. Цыган хоть и подлатал мои, не долго они при моей ходьбе не продержаться. А с этими я спокоен. Тем более выходить скоро.

– Петра Аверьяновича будешь охранять?

– Да пока не знаю. До девятого должны решить, как я понял. Надо ведь еще до вечера до Сосновки добраться.

– А не там ли располагалось правление колхоза «Красный пахарь»?

– Точно, мы туда с Петром Аверьяновичем часто ездили. Глушь такая! Всё мечтал я там поохотиться. Да не вышло.

– Наши желания совпадают. Я, конечно, не охотник, но, когда магазин там открывал, места приметил. По грибочки, по ягодки хотел сходить. По лесу побродить. Местные говорили, у них там просто рай. Кстати, а что с тебя цыган сторговал?

– Носки тёплые

– Всего-то? – удивился Артюхов.

– У меня-то их нет. Вот думаю теперь, как расплатиться.

– И думать нечего! Твоё затруднение и гроша ломанного не стоит. Ну-ка, подожди, – завхоз встал и удалился. Через пару минут вернулся и в руках нёс шерстяные носки, – вот, бери!

– Ну, Юрий Валентинович, – удивился Николай, – вы поистине всемогущий джин!

– Что ты, Николай, я лишь скромный служитель, который заботиться о других.

Чертак поблагодарил Артюхова и вышел от него. «Чертовщина какая-то, – подумал Николай, – может, Алексей ошибается. Не похоже, чтобы такой человек, как Юрий Валентинович, врагом оказался».

…Настало время напряжённого ожидания. Кажется, ничего не происходило. Берестов закурил возле типографии. Взглянул на небо, и увидел там много-много звёзд, что мерцали и светили, словно ожидая, когда же на них обратят внимание с земли. Они манили своими далями, космическими просторами, предлагая человеку хоть на миг отрешиться от своих дел и устремить свой взор за другие горизонты.

«Какая ясная ночь», – подумал Алексей.

А в это время на чердаке у Цеплакова Миша Тувимцев дежурил с Андреем Моховым, а Лобов спал.

– Глянь, Андрей, – позвал друга Михаил, – уж не Генка ли это там крадётся?

– Где? Не вижу, – Мохов силился разглядеть того, про которого говорил Тувимцев.

– Да вон же, возле дома с коньком.

– Похоже, что он. Буди Демьяна.

Михаил быстро растолкал Лобова и всё ему рассказал. Втроём они наблюдали, как подросток Генка четырнадцати лет аккуратно пробирался к дому Михалыча. Демьян «пулей» метнулся наперерез, наказав друзьям ждать его наверху и быть готовым к действиям. Он схватил паренька за шиворот и дёрнул на себя в тот момент, когда Генка собирался уже стучать в окно. Прикрыл ему рот рукой. Подросток сначала дёрнулся, но, увидев Демьяна, успокоился. Лобов затащил паренька в дом Цеплакова.

– Ты что здесь делаешь? – строго спросил Демьян.

– За самогоном иду, – ответил удивлённый и немного ошарашенный Генка.

– Тебе-то он зачем? Ну, говори, – видя нерешительность подростка, повысил голос сельский учитель, – правду говори. Разве не знаешь, что майор Тишков строго-настрого запретил ходить за ним?

– Да ведь попросили, сказали для наших нужд. Скоро вон какая операция предстоит, фельдшеру анестезия будет нужна.

– Какая анестезия? – не понял сначала Лобов, – ты мне лучше скажи, кто тебя попросил самогон принести.

– Юрий Валентинович.

– А почему он с такой просьбой к командиру не пошёл?

– Сказал, что не надо по пустякам командира беспокоить, – старательно объяснял Генка, – у нас будет заваруха, а тут раз – лекарство. Ещё благодарить стали бы за предусмотрительность.

– Дурная твоя голова, – рассердился Демьян, а потом спросил, – а ты что же даром самогон пришёл брать?

– Почему даром?! – удивился и немного обиделся Генка, – и вовсе у меня не дурная голова. Вот, Юрий Валентинович, дали обменять.

Подросток достал из штанов портсигар и передал его Демьяну. Лобов включил фонарик и стал рассматривать вещь, покрутил её в руках, тщательно осмотрел, открыл. Там были сигареты. Взял одну, потом другую. Проверял Демьян их все без исключения, пока в одной из них не обнаружил свёрнутую бумажку. Он развернул её, на очень тонкой бумаге был рукописный текст «9.XII.Сосновка.Встреча командиров.Мальца убрать».

Демьян прочитал записку. Ещё раз обозвал Генку дурнем, отчего тот обиделся. Лобов с Генкой поднялись на чердак.

– Миша, – обратился Демьян к молодому партизану, – возьми портсигар и отнеси его Алексею, покажи ему вот эту сигарету, он разберётся. Расскажи про Генку, его послал Артюхов за самогоном. Парень останется с нами здесь. Не надо, чтобы Артюхов увидел тебя с ним. Иначе поймёт, что пошло не по его плану. А нужно, чтобы он оставался в полной уверенности. Будь осторожен. Обязательно выполни поручение. Мы пока последим за домом Михалыча, ничего предпринимать не будем. Дождёмся распоряжений от Алексея. Всё понял?

– Понял, Демьян, не маленький. Всё сделаю.

– Тогда поспеши, Алексей очень ждёт и не только он.

Тувимцев покинул деревню и быстрым шагом направился в лагерь. Он понимал, какое важное поручение ему доверили и был полон решимости доставить важную информацию до адресата.

Миша шёл по тропе известной только партизанам. Недавний бывший школьник, ещё не до конца решивший какую профессию выбрать, шагал с винтовкой на плече. Война внезапно ворвалась и в родной дом, и в молодую душу, оставив везде свой неизгладимый разрушительный след. Весельчак Мишка стал серьёзным, быстро повзрослевшим человеком, перешагнувшим в своей внутренней эволюции сразу несколько ступеней. От беззаботности, мечтательности, прекрасных порывов его оторвала война и ввергла в море человеческих трагедий, смертей, несправедливостей. Но несмотря ни на что, Тувимцев оставался искренним, любознательным, с большим открытым сердцем молодым человеком.

– Halt! – вдруг услышал Мишка и увидел, как его со всех сторон обступают немцы в белых маскхалатах. Он успел даже разглядеть их лица.

– У-у, гады, – выкрикнул Тувимцев и быстро лёг на землю. Достал из кармана гранату и, видя, что неприятель готов его уже схватить, просто швырнул её в окружавших врагов. Те залегли на землю, ожидая взрыва. Воспользовавшись замешательством немцев, Мишка стал стрелять из винтовки. Недаром ему дали значок «Ворошиловский стрелок». Первым же выстрелом он убил наповал ближайшего немца, вторым ранил. В ответ тоже раздалась стрельба. Что-то сильно ударило в руку, острая боль пронзила тело. Мишка вскрикнул, выронил винтовку. Здоровой рукой вытащил последнюю гранату, зубами выдернул чеку и швырнул её, что было сил, в немцев. Прогремел взрыв. Тувимцев подтащил к себе оружие и хотел было уже выстрелить в набегавшего фрица, как снова почувствовал новую острую боль. Пуля попала ему в плечо, потом ещё одна в грудь.

«Наверное, это всё!» – подумал Мишка. Он лежал и видел, как немцы столпились над ним, смотрели на него и переговаривались. Вдруг снова прозвучали выстрелы. Их было много. Один за другим стали падать, словно подкошенные, фрицы. Затем завязался рукопашный бой.

– Кончай их всех, к чёртовой матери, – услышал Тувимцев над собой чью-то громкую команду. А потом, – ты живой, парень?

И увидел склонённую над собой голову.

– Слышишь меня? – продолжал спрашивать всё тот же голос, – ты кто и откуда?

– Миша..Ту..Тувимцев, – с трудом произнёс молодой партизан, – я..с..от..отряда Тиш..

– Тишкова? – уточнил голос.

– Да, мне на…надо сроч.. к Тиш, – Миша не договорил, потерял сознание.

– Так, хлопцы, вот что я решаю, – сказал уже пожилой партизан, когда вокруг него и Мишки собрались бойцы, – этого паренька надо доставить в отряд Тишкова. Дорогу к нему я знаю, поэтому пойду я и со мной ещё трое. Остальные по прежнему маршруту. Ковалёв, ты за главного. Если что, с тебя голову сниму.

– Будь сделано, – ответил Ковалёв и скомандовал, – идём.

Группа партизан растворилась в лесу.

Мишку кое-как перевязали, положили в плащ-палатку и понесли. Он то приходил в сознание, то снова впадал в забытье. В памяти стали всплывать и оживать картины из уже далёкого прошлого. К нему пришёл Сельченко Геннадий, а проще Генка, друг детства, с которым они сидели в школе за одной партой и были знакомы с первого класса. Генка всегда был серьёзным, но, когда засмеётся, заражал всех остальных, особенно самого Мишку. Сельченко предлагал пойти в поход. Он уже разработал маршрут и представил его остальным друзьям. Все дружно согласились…

Потом Миша вспомнил свою первую и единственную любовь Клаву Чижову. Она пришла к ним в шестой класс в сопровождении учительницы Натальи Алексеевны, которая представила её. Мишка увидел тогда девочку с косичками, подвязанными белыми ленточками, с большими живыми глазами, немного вздёрнутым носиком и пухлыми губками, очень подвижными, готовыми в любой момент расплыться в улыбке. Боевой характер, целеустремлённость, способность увлекать за собой быстро сделали её душой класса, главной заводилой. Новая свежая струя, которую она внесла, пришлась всем по нраву. И вот в такую девочку влюбился Мишка Тувимцев. Чтобы Клава обратила на него внимание, он стал лучше учиться, стал более активным. И спустя некоторое время заметил, что Чижова искренне радуется его успехам, особенно, когда он на соревнованиях занимал призовые места. Их первое объяснение между собой произошло только в девятом классе. От этого яркого воспоминания, нахлынувших чувств у Миши стало теплее на сердце. Боль отступила, и он снова в мельчайших деталях пережил то важное для него событие. Это случилось весной в городском парке. Они пошли туда погулять сразу после уроков. Тогда и потом навсегда Клава осталась для него самой красивой девушкой, лучше которой нет на всём белом свете. Он взял её за руку и посмотрел прямо в глаза. Она не отвела взгляд. Смущаясь, волнуясь Миша тогда произнёс, что любит её. И поцеловал в щёку. Точно приговорённый он стал ждать «свою участь». И услышал: «Ты мне тоже очень нравишься! Очень!» Клава вырвалась от Миши и побежала от него лёгкая и счастливая. Он вдогонку. Та прогулка стала одной из самых радостных в его жизни.

А потом в десятом классе Клава спросила его кем он хочет быть. А Миша не знал, что ответить, тогда он ещё окончательно не решил. Главное, что они вместе и не собирались расставаться. Где ты теперь, моя милая, любимая Клава? Где вы, мои папа и мама? Где ты мой друг Генка? Где вы мои друзья и одноклассники?

Иногда память замолкала и приходили мысли. Их было много, но все о войне. Так Михаил думал о том, чего не хватает людям на этой земле. Из-за чего идут войны. И он всем сердцем пожелал своей Родине стать самой счастливой страной в мире, где люди по-настоящему ценят и уважают друг друга. Где нет злых и подлых. Пусть яркая звезда его Родины сияет и не меркнет, пусть освещает путь всему миру. Может быть тогда прекратятся войны и всеобщее счастье станет единым и всепобеждающим на земле. Ведь это так просто! Быть счастливым и жить для других! И неважно какую профессию выбрать, главное, помогать людям.

Потом мысли путались, пропадала ясность. Миша начинал бредить и стонать, иногда он замолкал. Его провожатые наклонялись и проверяли состояние молодого партизана.

В отряд Михаила принесли уже еле живого. Над Тувимцевым склонились фельдшер, Берестов, Тишков и Руденко. Раненный лежал на самодельном операционном столе.

Семён Яковлевич покачал головой и удручённый отошёл от своего пациента.

Мишка пришёл в себя, открыл глаза и сделал над собой усилие, стал говорить.

– Там…портс…

– Портсигар? – подсказал Берестов и достал его из кармана раненного.

– Сига..

– Посмотреть сигареты?

– Одну, край…ю

– Так, крайнюю, – Алексей достал две сигареты, осмотрел их и нашёл ту, на которую указывал Тувимцев. Там была записка.

– Артю…хов Ген…ку пос… – последнее слово Мишка не договорил…

Трое взрослых мужчин стояли над Мишкой. Опустошённость. Это именно то слово, которое полностью передавало их состояние. Они вышли из госпиталя. Перед ним стояла в ожидании большая толпа партизан. Все сняли головные уборы. Тишков посмотрел на всех собравшихся.

– Похороним нашего героя! – всё, что смог он сказать и пошёл к людям, что принесли Тувимцева. Берестов присоединился к нему.

– Здравствуй, Игнат Савельевич, – поприветствовал пожилого партизана майор.

– Здравствуй, Степан Иванович, планировали десятого встречу, а видишь, как вышло, раньше свиделись.

– Расскажи, что произошло? – попросил Тишков.

– Храбрый у тебя малый. Мы, когда выстрелы услышали, пошли на них. Вышли, когда немчура хлопца твоего добивать собиралась. Он четверых на тот свет отправил. Дорогой ценой он им достался.

– Спасибо тебе, Игнат Савельевич, что принёс Михаила. Ценную информацию он доставил, очень ценную. Только своей жизнью заплатил. Каждый шаг война чью-то жизнь забирает.

– Скажите, Игнат Савельевич, что это были за немцы? – спросил Берестов.

– Охотники на нас… – а затем пожилой партизан крепко выругался, – только мы их выследили, а не они нас. Хлопца вашего жаль. Не вовремя он появился.

– Останешься? Покормим тебя и твоих бойцов, – предложил майор.

– Некогда, в другой раз, своих догонять пойду.

Игнат Савельевич и трое партизан ушли. Берестов, наконец, оставшись наедине с Тишковым, прочитал записку, затем передал майору. Тот ознакомился с текстом и спросил.

– Что теперь собираешься предпринять?

– Брать его будем. Только подготовимся. Прав Пётр Аверьянович, его надо прижимать прямыми уликами.

– А этого тебе мало?

– Нужно ещё привести сюда тех людей, что просил, – Берестов напомнил о списке фамилий и имён, что узнал от Эриха Рейнберга, – чем раньше доставят, тем лучше.

– Уже давно распорядился. Не упусти этого….

– Никуда не денется. Сегодня вечером, Степан Иванович.

Алексей направился к группе партизан, что копала могилу для Мишки Тувимцева. Там к нему присоединился Николай. Они отошли в сторонку.

– Как Артюхов себя ведёт, ничего не заметил? – спросил старший лейтенант.

– Суетится. Весь в делах, аки пчела, честное слово. А сам зыркает по сторонам, всё вынюхивает. Знаешь, Алексей, многое мы пропускаем в людях. Я вот как на него смотрел: о нас человек заботится, бытом нашим озабочен. Я, было дело, даже засомневался в твоей правде. Думал крепко ты ошибаешься. А потом понял, шкура.

– Хорошим людям трудно понять, откуда подлость берётся. Разница между ними и негодяями в том, что для последних подлость и предательство естественны.

– Ты когда брать эту гниду собираешься?

– Сегодня.

– С тобой пойду.

– Только спокойным оставайся.

– Я поутих малость, Костенюк помог.

Когда после беседы товарищи расстались, Берестов стал думать кого к Демьяну отправить, чтобы снять наблюдение с дома Толмачова. Он надеялся, что Лобов не предпримет никаких шагов, особенно по захвату очередного посыльного. Иначе, гауптштурмфюрер Вилли Заттер пришлёт команду. Пропажа двух его человек плохо выглядит, и от деревни могут остаться одни головешки. Решение не приходило. Алексей отправился к майору. Тот все затруднения снял очень быстро. Порекомендовал двух расторопных парней, на которых можно полностью положиться и не сомневаться в точности исполнения поручения. Они внимательно выслушали Берестова и, не мешкая, направились в деревню.

Алексей решил брать Артюхова после похорон Мишки. Проводить в последний путь молодого партизана собрался весь отряд. Церемония прощания прошла при всеобщем молчании. Потом Руденко взял слово.

«Товарищи, – говорил он, – сегодня мы похоронили нашего соратника Михаила Тувимцева. Ему было всего 19 лет. Он прошёл с нами трудный путь и погиб героем. Не побоялся в одиночку вступить в неравный бой. Дорого обошёлся врагу наш партизан. Но для нас это бесценная потеря. Каждый уходящий это наша трагедия. Ушёл человек, но дела его прошлые и будущие останутся в наших сердцах. И теперь нам, оставшимся здесь, надо жить за ушедших. Нам надо прогнать врага с нашей родной земли, чтобы Миша Тувимцев, оттуда взирая на нас, увидел нашу силу, горящие сердца и нашу несгибаемость. Мы дойдём с тобой, дорогой друг, до нашей победы!»

После Руденко с прощальной речью выступили Тишков и другие партизаны, кому было что сказать своим товарищам по оружию.

«Покойся с миром, Мишка», – пожелал и Берестов. Когда все разошлись по своим делам, Алексей подошёл к холмику земли: «Сейчас мы закончим дело, из-за которого ты отдал свою жизнь. Знай, предателю всё воздаться сполна!»