Огненная избранница Альфы

Глава 15. Агнешка. Спасители

Нападавшие скрылись в лесу, прогнавшие их волки близко к карете не подходили, и Агнешка со слезами на глазах принялась за молитву. Её всё ещё трясло из-за пережитого ужаса, но милостью Творца она была спасена. Обе они спасены: с другой стороны днища кареты доносилось бормотание Фицы. Та молилась истово, с искренностью грешника, раскаявшегося в последние мгновения перед неминуемой смертью.

Агнешка на краткий миг даже позавидовала ей, ведь сама впервые за годы не смогла сосредоточиться, и молитва превратилась в пустые слова. Все попытки дотянуться до неба не удались.

Сдавшись овладевшей и телом, и сердцем усталости, Агнешка принялась мысленно вторить Фице, хотя та взывала к распятому богу и его матери, а последовательницы архангела Люциана обыкновенно обращались напрямую к Творцу. Но лучше уж помолиться так, чем никак, решила Агнешка. Происходящее вокруг сильно тревожило и пригибало к земле.

Волколаки отошли дальше, к середине дороги, переговаривались там по-своему, тихими рыками. Горящий медведь продолжал кататься по снегу, выл и рыдал от терзающей тело боли.

Агнешка закрыла бы уши ладонями, лишь бы не слышать свидетельств его муки, но побоялась пропустить что-то важное. Слёзы катились из глаз, так больно и обидно ей было.

Пусть и лишённый разума и всякого сострадания к другим, но всё же живой человек страдал по её вине. Другой уже отмучился и неподвижно лежал чёрным обугленным поленом на белом, как саван, снегу. Огоньки, горящие вокруг него, походили на пламя зажжённых свечей.

Огромный серебристо-белый волк обежал карету по кругу. Его глаза горели алым огнём. Агнешка с ужасом следила за каждым движением альфы, заметила и как человек в обличии зверя задрал ногу и помочился на лежащее на снегу обгорелое тело. Агнешка отвернулась, когда поняла, что волк собирается делать, но от журчания – и понимания происходящего – спрятаться не смогла.

В этих наполовину людях, наполовину зверях крылось слишком много дикого, необъяснимо жестокого, бесчеловечного. Как можно так поступать? Даже если это поверженный враг – разве он не заслуживает хоть толики уважения?

О том, какую черноту она сама увидела в волколаке, собравшемся её обесчестить, а затем убить, Агнешка быстро забыла. Но если бы её спросили, то ответила бы: «О мёртвых либо хорошо, либо ничего».

Он погиб, и больше она на него не злилась. Теперь он ничем никому не грозил, а его бесславная смерть и последующее унижение вызывали только сочувствие. Живой всё-таки был человек, мог раскаяться, исправиться, но уже не судьба. Жаль, что её руками она оборвалась.

Его смерть – её вина. Это правда, её нельзя отрицать. Но даже на миг Агнешка не могла допустить мысль, что ей следовало поступить иначе: сдаться, самой умереть. Нет! Огненные силы в минуту наивысшей опасности ей дал сам Творец. А значит, ей следовало их применить, а не ждать схождения на землю ангелов с пылающими мечами.

Помощь к ней и правда спустилась. Только не с небес, а с горы, и не небесным воинством, а ватагой волков, возглавляемых серебристым вожаком с сияющими алым глазами.

Агнешка всем телом вздрогнула, когда красавец-волк поднял голову к небу и завыл – чудовищно громко и страшно.

Хоть она и смотрела в ту сторону, не отводя взгляда и даже, кажется, не мигая, не сразу поняла, почему вой оборвался коротким жалобным скулежом. Волк дёрнулся всем телом, но устоял. Пошатнулся, и ноги его подогнулись, а на землю упал уже человек – совершенно нагой. Из его бока торчала стрела, длинные серебристые волосы рассыпались по широким плечам, и всё – ни движения, кроме текущей на снег алой крови.

Волки бросились врассыпную, уходя от стрел, входящих в снег с пугающим свистом.

Казалось, сейчас все они разбегутся поодиночке, но нет. Потерявшая вожака стая снова собралась. Они как будто ругались – грызлись, повизгивали, рычали. А затем над всем этим шумом раздался крик – человеческий, женский.

Обнажённая девушка с серебристыми волосами пыталась вырваться из круга рычащих волков, но её не пускали. А она всё рвалась и кричала, и смотрела только туда, где лежал неподвижный альфа. И такая тоска, страх и любовь чуялись в её крике, что Агнешка вскочила на ноги и, забыв об опасности, бросилась вперёд – к альфе, стае рычащих волков, кричащей девушке и тем, кто с оружием в руках прятался за деревьями.

– Не стреляйте, – на бегу кричала Агнешка, путаясь в полах шубы и цепляясь носками сапог за комья сбитого снега. – Пожалуйста, не стреляйте. Это хорошие волки, они нас спасли!

Казалось, прошли часы, пока она добралась до лежащего ничком на снегу альфы. Но, конечно, минули лишь считанные мгновения. Она рухнула рядом с ним в снег и подняла вверх руку с горящим на ладони огнём.

– Я, Агния Сташевская, дочь герцога Григораша и целительницы Василики, приказываю вам, добрые люди, опустить оружие. Здесь не с кем сражаться. Тут только наши спасители. Верьте мне!

Пока она кричала, сражение девушки с волками завершилось её полной победой. Прикрытая лишь упавшими на грудь серебристыми волосами, она упала на колени рядом с Агнешкой. Глаза волчицы горели золотистым огнём, удлинившиеся клыки мешали говорить, а слова оказались незнакомыми, но смысл её речи Агнешка поняла. Волчица требовала спасти альфу.

Больше из леса никто не стрелял, и вскоре к обнажённой волчице присоединился с десяток голых мужчин со свирепыми лицами. Они говорили по-своему, все одновременно, рычаще, для Агнешки совсем непонятно. Одно слово повторялось чаще всего, и Агнешка неуверенно повторила его:

– Хольгер?

– Хогги! – повторила золотоглазая волчица и схватила Агнешку за руку, потянула её к лежащему без чувств мужчине. – Хольгер.

Кроме имени прозвучало что-то ещё, но перевод Агнешке не требовался. Как и просьбы, походящей на требование. Она бы не отказала в спасении даже безумцу-полумедведю, а здесь перед ней лежал человек. Кровь пропитала снег, её вытекло немало даже для такого крупного мужчины. И терять время было нельзя.

Закрыв глаза, Агнешка провела руками над грудью мужчины, не касаясь его. Постаралась отрешиться от всего и внутренним зрением увидеть всё то, что требовалось исцелить. Она боялась, что дар её подведёт, но всё получилось.

Сердце альфы билось. Стрела вошла глубоко, по пути раздробив ребро и разорвав ткани тела, сосуды. Кровь вытекала наружу и скапливалась внутри, и это было опасно. Ещё Агнешке не понравился вид старой раны на том же левом боку. За нею чувствовалась чернота, и её требовалось вычистить с той же тщательностью, как и избавить от стрелы, осколков ребра и сгустков крови.

Но начать следовало со стрелы. Уж слишком близко к сердцу остановился металлический наконечник.

– Прошу, отодвиньтесь, дайте мне место, а ещё вам нужно одеться, – сказала Агнешка, но сидящая рядом девушка даже не шелохнулась.

Они не понимали друг друга. Тогда Агнешка стянула с себя шубу и отдала ей. Собственное разорванное до талии платье смущало, но чужая нагота тревожила больше.

Затем Агнешка повернулась к раненому и закрыла глаза, хотя бы так отгораживаясь от собравшихся.

Молодой дуб, из которого сделали стрелу, откликнулся почти сразу, и Агнешка заставила его удлиниться, сделаться тоньше, выкинуть возле оперения зелёный листок. Сложность заключалась не в том, чтобы вытянуть стрелу. Трудно было не потерять по пути наконечник, а вытягивая его из тела – ещё больше не навредить.

Она так сосредоточилась, что вздрогнула всем телом, когда кто-то сказал:

– Вам помочь, госпожа? В лечении таких ран я кое-что понимаю.

Агнешка открыла глаза. Напротив неё на корточках сидел молодой мужчина в охотничьей одежде. За ним топтался и беспокойно поглядывал по сторонам один из сопровождавших карету людей – сбежавший, но вернувшийся с подмогой.

– Так что же, вы примете помощь? – Охотник кивнул на лежащего между ними мужчину. – Это я его чуть не убил. Мне сказали, на вас напали оборотни. Простите. Я не сразу понял, что эти – другие.

Часть 2. Истинная пара. Глава 16. Агнешка. Жених

Агнешке молодой охотник, назвавший себя Миланом, понравился с первого взгляда. И не только опрятностью в одежде и приятным лицом, но и честностью сердца. Милан сокрушался, что выстрелил в невиновного, говорил смело, не юлил, смотрел в глаза прямым взглядом. Предлагал помощь не в шутку. Возьмись за дело – наверняка бы альфу убил.

Его помощь Агнешке не требовалась, но за само благое намерение – честь ему и хвала. Так она и сказала, а ещё попросила быть наготове, чтобы, когда альфа очнётся, при необходимости его усмирить.

Стрела в бок вряд ли порадовала вожака волколаков. Не разобравшись, терзаемый болью, он мог броситься на любого, приняв его за врага. А любой в их случае – она сама. Агнешка нуждалась в защите.

– Когда я закончу с лечением, приготовьтесь держать его, – сказала она, и Милан тотчас согласился. Затем попросила, хотя никак не могла рассчитывать на такую удачу, но что-то толкнуло сказать: – Если сумеете как-то объяснить его людям, чтобы отошли в сторону, дали мне сосредоточиться – буду вам крайне признательна. Помощь с ними сейчас мне нужнее всего.

То ли ей несказанно повезло, то ли божественное провидение посылало ей в помощь только нужных людей, но Милан, как выяснилось, знал язык волколаков.

– Будет сделано, – просто ответил он и, поднявшись на ноги, разразился целой речью на чужом языке.

Волкалаки, судя по лицам, хорошо его понимали. Вскоре начали обращаться в волков и расходиться. Правда, далеко не уходили, но это так, ничего. Главное, в спину Агнешке больше никто не дышал и не нависал над нею, смущая близостью нагих тел, не знающих хоть какой-то стыдливости.

Девушка с волосами как чистое серебро оказалась самой упрямой. Милан уговаривал её дольше всего – спорил, а та ему отвечала с не меньшей страстью. Наконец и она встала. Отошла в сторону на несколько шагов и вновь села. Шла босиком по хрустящему снегу, и это её не смущало, как и сидение в сугробе лишь в одной шубе на голое тело.

Человек бы уже простудился, а волчица сияла золотыми глазами и выглядела лучше прежнего. Здоровый румянец раскрасил её щёки, придав лицу ещё большей прелести.

– Это его сестра, – объяснил вернувшийся Милан. – Сказала, убьёт всех нас, если с Хольгером, – он указал пальцем на бесчувственного волколака, – что-то плохое случится. Назвала вас ведьмой. Сказала, что знает: вы из тех, кто умеют лечить. Приказала вам поторапливаться, поскорей его исцелить. Грозила убить по-всякому – раз пять, наверное, я не считал. И горло вырвать, и прочее. – Он вздохнул, бросив украдкой взгляд в сторону девушки на снегу. – А с виду – ну прямо ангел.

Агнешка тоже взглянула на девушку и получила в ответ напряженный взгляд. Волчица что-то резко сказала.

– Потребовала, чтобы вы лечили скорей, – перевёл Милан.

– Если б это было так легко, как она думает, – пробормотала Агнешка, разглядывая мускулистую грудь волколака. – Помогите мне перевернуть его на бок. Надо сделать это так, чтобы не сдвинуть в его теле стрелу.

Милан помог, а затем предложил собственноручно вырезать из тела альфы наконечник стрелы. Объяснил, как бы это сделал (наверняка бы убил), так что утверждение, что он что-то понимает в лечении ран, не стоило принимать на веру. В их нанесении, несомненно, Милан разбирался в разы лучше.

Хорошо хоть сразу признался, что выстрелил в оборотня не простой, а посеребренной стрелой. Не той, с которой охотятся на обычного зверя, а настоящим оружием – боевой.

Теперь Агнешка точно знала, что мешает альфе исцелиться: самый большой враг волколаков – серебро. Она именно это и предположила, осматривая его, но подтверждение от охотника было не лишним. Значит, вытаскивая наконечник, ей следует быть особенно осторожной – или альфа умрёт.

– Та стрела точь-в-точь как эта, смотрите.

Милан достал стрелу из колчана и протянул её Агнешке. Та оказалась длинной, дубовой, с потемневшим от времени наконечником.

– Это из старых запасов, ещё с прошлой войны. От отца мне досталась. Когда отправляюсь охотиться в эти края, всегда беру их с собой. Мало ли – тут к землям нелюдей ближе всего. Опасные здесь места, но и ценного зверя много. Без защиты соваться сюда – нет, ни ногой.

Агнешка внимательно рассмотрела стрелу и вернула её охотнику. Хорошо, что Милан её показал. На стреле имелись зазубрины и крючки, сделанные не от неумения, а наоборот – чтобы вытащить её из тела двуногого волка было особенно трудно.

– Слухи этой зимой ходят плохие, – сказал Милан, убирая колчан за спину. – Замечали уже не раз волколаков, а теперь и сам вижу: ходят здесь, будто у себя дома. И даже между собою дерутся. Плохо дело. Значит, тесно им в своём доме, вновь расплодились, почуяли силу. Значит, скоро захотят прийти в наши дома. Разведают тут всё и приведут тысячи за собой. А мы ещё и лечим их, верим на слово. А это могут оказаться враги. Как думаете, госпожа?

Рассуждения Милана походили на правду, но Агнешка помнила: напавший на карету знал, кто в ней едет, ждал именно её, чтобы убить. Увидев впервые, назвал ведьмой, целительницей. Так что в нападении стаи случайности не было.

Но, может, у вожака и другие цели имелись. А у тех, кто пришёл на помощь, прогнав первых – вероятней всего, ещё какие-нибудь. Брать сестру, да ещё и такую юную с собой на разведку – странно это. Пусть Агнешка Хольгера и не знала, но сомневалась, что он бы так поступил.

– А они вам сказали: зачем они здесь?

– Идут в столицу. Этому Хольгеру, говорят, обязательно надо быть там как можно скорей. Дело как-то связано со свадьбой. – Милан покачал головой. – Чтобы хорошую девушку из знатного рода за нелюдя отдавали – никогда не слышал такого. Вот же бедная, это ж надо, как не повезло. Родители, видно, совсем не имеют к ней жалости.

С замиранием сердца Агнешка опустила взгляд вниз – на безвольное тело, стрелу, торчащую из раны, кровь на снегу.

«Будет к тебе свататься молодой волколак…» – сказала Брындуша. И вот он, напророченный, уже появился, до отчего дома ещё не добрались. Кто ж знал, что всё сбудется так?

– Он жениться едет в столицу? – спросила Агнешка голосом, слабым, как огонёк свечи на ветру.

– Свататься вроде. Я не понял. Верней, сестра его, похоже, и сама не знает всего, – ответил Милан.

Глава 17. Хольгер. Жар

Хольгера мотало между миром духов и явью. Сквозь мутный неприятный сон пробивались скрипы, гул голосов, но проснуться всё не получалось. Вязкая духота не хотела отступать, держала его, будто оковы, но он всё явственней чувствовал дёргающую левый бок боль, обливший тело пот и удушающий смрад старой овчины. Последний тревожил сильнее всего, забивал нос, лишая дыхания, и стал нитью, потянув за которую, Хольгер смог-таки сбросить с себя дурноту – вместе с накрывающим тело тулупом.

– Осторожней, не делайте резких движений, рана может открыться, – сказала незнакомая женщина.

Южный акцент в её речи напомнил, что Хольгер находится вдали от дома, но не объяснил, как он оказался в покачивающейся при движении карете. Непонятно было всё, кроме очевидного: он лежит, только проснувшись, голова у него страшно болит, а ещё сильней – бок, всё тело ломит и горит в лихорадке, глаза слезятся от кажущегося ярким света.

Нюх не отшибло – уже хорошо. Первое, что он почувствовал: Изи рядом, и, судя по запаху, с ней всё хорошо. Так что всё остальное могло потерпеть до того, как ему станет хоть чуточку лучше.

Не успел он об этом подумать, как сестра схватила его за руку.

– Ты проснулся! Как ты себя чувствуешь? С тобой всё хорошо? Рана болит? Ты можешь двигаться?

Хольгер сделал над собой усилие и сел, придерживая вонючий тулуп, которым накрыли его обнажённое тело. Свет резал глаза, и он дал себе время привыкнуть, глядя только вниз. Но даже отсюда заметил, что напротив сидят три женщины в длинных платьях и шубах, и средняя из них – его Изи.

Сестра надела непривычный наряд – слишком тёмный и длинный. Брошенный вверх взгляд подсказал, что Хольгер не ошибся: в этом платье Изи выглядела точь-в-точь как монашка, только с распущенными волосами. Заметив его взгляд, она улыбнулась и вновь принялась щебетать, спрашивая то и это.

– Говори тише, – хриплым шёпотом попросил он, и Изи тотчас протянула ему фляжку.

– Вот вода, выпей немного.

Хольгер выпил всё до самого дна. Часть воды потекла по подбородку, груди – освежая. Он потряс головой, пытаясь избавиться от остатков мутного сна, откинул спутавшиеся волосы со лба, и тут Изи сказала:

– Хогги, прикройся, пожалуйста. Эти женщины всё время смущаются и стараются нас одеть. Будто у них не те же две руки и ноги. Такие странные, но неплохие. Не надо их пугать лишний раз. Они и так боятся, что ты на них бросишься. Даже попросили меня ехать с ними, чтобы я могла тебя успокоить, когда ты очнёшься.

Он хмыкнул и подтянул овчину повыше, понадёжней прикрыв ноги и нижнюю часть живота. На этом своё одевание он закончил. Было страшно жарко, он весь горел, когда остальные кутались в шубы. Если б не жар в крови, он бы оделся: в карете было так же холодно, как и вне её – изо рта при дыхании шёл пар.

– Всё хорошо, – ответил он сестре. – Я тебя понял. Мне не настолько плохо, чтобы нападать на всех без разбора.

Изи тепло улыбнулась, вновь касаясь его руки.

– Как хорошо, что с тобой всё хорошо. Я так за тебя волновалась.

Хольгер сжал руку сестры и откинулся на спинку сиденья, чтобы внимательней разглядеть её соседок.

– Простите нас, господин, и спасибо. Мы зря волновались, что ранение не позволит вам сразу разобраться, кто друг, а кто враг, – сказала ему старшая из них и продолжила говорить на другом языке, обращаясь уже не к нему.

В детстве по настоянию отца Хольгер учил язык южных соседей. Отец всегда говорил: «Они наши враги. Нам придётся либо воевать с ними, либо ими повелевать. В любом случае, в жизни этот язык тебе когда-нибудь пригодится». И вот, пришло это время.

Хольгер не показал, что понимает разговор двух женщин, убедился лишь, что его слова перевели верно.

Вторая женщина – ещё девушка, совсем молодая – сидела у окна и напряжённо смотрела сквозь покрывшееся морозными узорами стекло, словно ничего интересней в жизни не видела. На слова первой она ответила всего лишь кратким «спасибо», голову так и не повернула, а румянец на её щеках стал ещё заметней и ярче.

Именно она Хольгера и интересовала. Именно от неё пахло свежо и сладко, маняще. Именно она, судя по всему, исцелила его, и он был должен ей как минимум благодарность.

Даже если бы Хольгер не чувствовал её запах, она привлекла бы его своей красотой, безыскусной прелестью и чистотой. Он смотрел на неё, скользя взглядом по нежным губам и порозовевшим щекам, по рассыпавшимся поверх белой шубы волосам и не находил в ней ничего, что бы его от неё оттолкнуло.

«Все ведьмы опасны. Если встретишь такую – сразу беги. Обещай, Хогги…»

Хольгер помнил и предостережения бабушки, и обгорелого Маркуса, лежащего в снегу, но власть этой девушки над огнём его не пугала. Ведьмарка не походила на создание из детских сказок. Она выглядела уязвимой и хрупкой, напуганной и смущённой. Какой угодно, но не опасной.

«Ей достаточно заглянуть в глаза, чтобы волк лишился души и стал привязчивым, как собака…»

Она ещё ни разу не посмотрела на него, и Хольгер всё ждал, с почти болезненным любопытством хотел испытать силу её взгляда. Не верил, что она сможет его подчинить. Если б могла – его бы так не боялась.

– Разрешите вам представиться, – сказала женщина, которую Хольгер мысленно записал в служанки или помощницы молодой ведьмы. Не в матери точно. – Это леди Агния Сташевская, старшая дочь Его Светлости герцога Григораша Сташевского. Она возвращается в отчий дом на каникулы в честь праздника Рождества. Меня зовут Фица Быстрицкая, мне выпала честь сопровождать дочь герцога в её путешествии.

Хольгер кивнул.

– Меня зовут Хольгер, сын Рафаэля, внук Мсцишека Золотого Клыка. Я истинный волк по праву рождения и альфа в десятом поколении, властитель Соколиных утёсов, на равных с другими вхожу в ближний круг альфы альф Фридриха. – Указав рукой на Изи, он сказал: – А это моя сестра Изольда, слава того рода, в который она войдёт как супруга альфы и будущая мать.

Изи, услышав о детях, вздёрнула нос, фыркнула и махнула рукой. Покраснела, как и всегда, когда заходила речь о её грядущем замужестве.

– Как нам лучше к вам обращаться? – спросила женщина.

Люди придумали себе множество титулов. Кичились ими. Передавали от отца к сыну, будто силу духа, храбрость и умение стоять во главе стаи можно вот так просто отдать.

– Господин, – ответил Хольгер, бросив на женщину острый взгляд, а затем вновь взглянул на молчаливую девушку, смотрящую в окно. – Передайте вашей госпоже, что я искренне благодарен ей за спасение. А также что она может уже на меня наконец посмотреть.

– Вы не одеты должным образом, – негромко возразила женщина. – Простите нас. Вы должны понять: леди Агния получила строгое воспитание. Она не привыкла к общению с мужчинами, тем более когда они выглядят так.

Как «так» она не уточнила, но Хольгер её прекрасно понял.

– У меня жар, – сказал он недовольным тоном. – Кутаться в овечью шкуру я не буду. Она жаркая, и от неё ужасно смердит. Если есть другая одежда – предложите её.

К сожалению, им нечего было ему предложить, кроме девичьих юбок и платьев.

– Доберемся до ближайшей деревни или городка, и там решим этот вопрос, – сказал Хольгер и сжал висящий на шее шнурок с золотыми монетами. Их было достаточно, чтобы купить всю деревню, не то что штаны. – А пока вам придётся потерпеть моё нахождение здесь в том виде, в каком каждый приходит в этот мир.

После недолгих переговоров со служанкой девушка повернулась к нему. Её прямой взгляд ожёг будто огнём. Хольгер забыл как дышать, глядя в её глаза и лицо. Она же привстала с места и протянула руку к нему. Положила теплую и нежную ладонь на его лоб.

Карету трясло, и в любой миг девушка могла упасть к Хольгеру на колени.

Они смотрели друг другу в глаза, и жар в его крови разгорался всё сильней и сильней. Но уже не от раны, а от близости той, кто всего за мгновение стала желанней всех женщин на свете.