Глава 13
Эдгар
Кто бы сомневался: она ослушалась и взяла свои вещи. Не стал зацикливаться и устраивать шоу для пенсионеров. Чёрт с ними, этими шмотками. Я потом в любой момент могу их выкинуть. С меня не убудет. А девочка пусть тешит себя мыслью, что переиграла меня.
Я злился. Не на неё. Как раз подобного и ожидал, как увидел её комнату. Бедная, но гордая. Одинокая птичка, пытающаяся во что бы то ни стало сберечь остатки собственного достоинства. Девочка, что нежно хранит старенькую мягкую игрушку. Девушка, что носит хлопковые трусики. Практичное, но абсолютно неэлегантное бельё, больше подходящее тётке.
Я не расчувствовался, нет. Не пожалел. Вспомнилось кое-что из прошлого. Похожая комната. И точно такая же лампа с абажуром. Давно не накрывало так сильно. Как насмешка: мне тогда тоже было девятнадцать. Молодой. Амбициозный. Женатый. Мечтал перевернуть мир, но мир тогда перевернул меня, как одноразовую тарелку – использованную и никому не нужную. И вот я снова собираюсь жениться. По необходимости. Но, может, это и к лучшему. Потому что по любви вышло… короче, как раз и не вышло ничего.
Искоса смотрю на Таю. Притихла, ковыряется в телефоне. Глаз не поднимает. Не разговаривает. Хотя у меня, наверное, такое лицо, что лучше молчать. Хорошая девочка. Чуткая.
– В общем, хочешь ты или не хочешь, – мгновенно она ловит паузу, пока я вылез из своих мыслей и обратил на неё внимание, – а общаться нам всё же придётся. Ты видел, что о тебе пишет Интернет? Вряд ли это мне поможет. Там сплошь противоречивые сведения и куча твоих фоток с разными девушками.
Ну, да. Собирать информацию в Интернете – не самая хорошая идея. Сейчас она не только фотки найдёт, но и ворох грязных сплетен. Я прикидываю, насколько могу быть с ней откровенен. И да, лучшего места для разговора не придумать. В других местах может быть не безопасно: всегда найдутся «чужие уши», готовые проглотить то, о чём не пишут в газетах или новостных сайтах.
– Закрой Интернет, – командую и вижу, как она послушно отключает телефон. Я выбираю место на парковке и останавливаю «Феррари». Синий, как и её пронзительные глаза. Чистый взгляд. Может, не совсем доверчивый, но и не закрытый наглухо. Идеальная слушательница.
– Мы поговорим здесь. О главном. Какие-то детали узнаешь по ходу. Как и я о тебе. Начнём с легенды, которой будем придерживаться. Мы познакомились в «Дон Кихоте» пару месяцев назад. Где-то в то время у меня была там встреча в вип-зале. Короткая, но для знакомства годится.
– Почему именно там? – передёргивает она плечами, словно ей неприятно. – Это вам… тебе не навредит?
– Беспокойся только о том, что навредит тебе, – злюсь опять на её невольную оговорку и притрагиваюсь к её руке. Вздрагивает. Плохо. – И ещё. Я буду касаться тебя. Много. Часто. По-разному. До тех пор, пока ты не привыкнешь и не перестанешь дёргаться. Мы не просто муж и жена, а влюблённая пара. Посмотри мне в глаза.
Взмах ресниц. Слегка сжатые губы. Мелькнувший вызов. Она не образец кротости, но на этом тоже можно неплохо сыграть. Я рассматриваю её, чуть наклонив голову набок. Любуюсь. Впитываю каждую черту, чтобы с лёгкостью потом воспроизводить её образ.
Нежная кожа. Ресницы густые, словно нарисованные. Брови вразлёт – широкие, но красивой формы. Волосы тёмные, но не чёрные, как мне казалось, а тёмно-коричневые, с лёгкой рыжиной на свету. Аккуратные ушки, прямой носик и полные чувственные губы.
Когда я скольжу взглядом по её шее и останавливаюсь на упругих холмиках под невзрачным платьем, понимаю, что не могу оторваться. А ещё она тоже изучает меня. Внимательно и серьёзно, слегка сведя брови.
Я почти уверен: на ней белые хлопковые трусики. Что у неё вверху – не знаю, но отчётливо вижу, как, округляясь, проступают сквозь мягкую ткань платья соски.
Это похоже на коварный удар под дых, когда его не ждёшь. На нож в бок из-за угла. На молнию среди тёмной ночи.
Я хочу её. До боли. До ломоты во всём теле. До искр в глазах.
Словно в бредовом сне вижу, как плавно приподнимается её рука – будто при замедленной съёмке или под толщей воды. Длинные пальцы касаются левого виска, поглаживают волосы так нежно, что хочется прикрыть глаза. Стать котом и потереться о щедрую ладонь.
– Эдгар… – шепчут её губы, и я теряю тормоза.
Целую жадно, жёстко. Глажу большими пальцами её скулы. Откройся! Ну, откройся же! Но она застыла, бессловесная и неприступная. Её счастье, что это машина, а то поцелуями она бы не отделалась. Но и здесь можно позволить себе чуть больше: прохожусь ладонями по шее и накрываю ладонями груди. Упругие. Идеальные. С задорно вздёрнутыми сосками. Глажу их большими пальцами.
Деревянная. Напряжённая. Нежнее поцелуй. Я хочу отклика от неё. Безумно хочу, чтобы она дрогнула, как неприступная крепость, сдалась. Но пока что в моих руках чурбачок, которому только предстоит ещё стать Буратино.
Ничего в ней особенного нет – тело ещё толком не оформилось – худое, девичье, местами угловатое там, где должны быть плавные линии. Но, может, именно это и заводит сильней всего. Она нетронутая и чистая. Неисследованная земля. Терра Инкогнита. А я первопроходец, случайно нашедший её среди сотен тысяч истоптанных и известных дорог.
Ещё нежнее. Языком по губам. По кругу, рисуя спираль. Соски под пальцами отвердели до каменности. Я чувствую, как она судорожно сжимает ноги. Провожу руками по бокам и оглаживаю бёдра. Вверх-вниз, вверх-вниз. Это завораживает, засасывает, как омут. Мозги перестают мыслить чётко, увязают в чувственном танце, давая зелёный свет инстинктам.
Я пропустил тот момент, когда она дрогнула. Всё произошло естественно и само по себе. Может, стоит ради этого терять контроль хоть на время? Забываться, чтобы получить отклик?.. Не знаю, правильно ли это – отпускать вожжи, но мой язык наконец-то раздвинул мягкие губы, что приоткрылись навстречу, и погрузился в благодатное тепло её рта.
Не знаю, кто её целовал до меня. Да и не хочу знать. Но, видимо, это был такой же неумёха, как и она. Я почувствовал, как её пальцы судорожно сжали мои предплечья. Как поддалось навстречу тело. И мне стоило большого труда остановиться.
– Тая, – называю её по имени. Хрипло. Слишком хрипло звучит мой голос. В штанах – стела из гранита, уходящая пиком вверх. В груди вздрагивает что-то, похожее на нежность.
У неё блестят глаза и алеют припухшие губы. Надо чаще её целовать. Чтобы все видели эти изумительные губы и понимали: она моя. Собственность. Я увлечён ею настолько, что не могу оторваться, а она получает сполна. Томный взгляд. Припухшие губы. Нежные жесты. Она так по-сумасшедшему прекрасно прикасалась к моему виску. То, что надо.
– Привыкай. Не напрягайся. Изобразить красивый страстный поцелуй несложно. Тяжелее обуздать язык тела. В нём должен быть отклик. Мягкость. Желание слиться. Люди должны видеть отзывчивость и готовность.
Я вижу, как у неё поникают плечи. Неужели она думала, что всё всерьёз? Мозг рисует ровные трассы по неизведанным полям и холмам. Прокладывает дороги, по которым смогут ходить другие люди. И только внутри что-то протестует. Но голос этот настолько слаб, что мне не составляет труда его придушить.
Это бизнес. Ничего личного. Даже если я хочу трахать её сутки напролёт. Голая физиология. А я нормальный здоровый мужик, которому не чуждо чувство прекрасного.
– Как скажешь, Эдгар, – произносит она спокойно и расправляет плечи. Лицо у неё безмятежное. На припухших губах – улыбка. – Я постараюсь усвоить урок и надеюсь тебя не подвести. Может, продолжим дорабатывать легенду, чтобы не путаться? Делиться информацией, чтобы не попадать в дурацкие ситуации? Наверное, это намного важнее, чем целоваться на публике. Возможно, этого и не понадобится, а в беседы так или иначе вступать придётся. Или тебя устроит безмолвная кукла в манто и бриллиантах, которая будет хлопать глазами, не открывать рот и глупо улыбаться?
Она права, чёрт побери. Но почему хочется ей возразить? Сказать что-то резкое? Осадить? Поставить на место?
– Продолжим, – рычу я сквозь зубы и кладу руки на руль. Делаю намеренный жест, чтобы держать их подальше от этой девчонки, что заставляет меня, пусть на миг, но терять равновесие.
Глава 14
Тая
Бывают моменты, когда ты над собой не властен. Не знаю, почему я потянулась к нему: объяснений этому поступку нет. Сквозь злость в Эдгаре, как на лакмусовой бумажке, проступало нечто глубоко личное. Подавленность. Демоны, что сжирают изнутри. Мне ли не знать подобные состояния, когда ты бессилен что-то изменить.
Хотелось его успокоить, но я не смела лезть. Ровно до тех пор, пока он не начал меня рассматривать. С интересом. Мужским. Осязаемым.
Я умею прятать мысли и чувства, но реакцию тела трудно скрыть, когда оно предательски показывает своё волнение.
Я хотела, чтобы он меня поцеловал. Может, поэтому и сделала невероятное: протянула руку и прикоснулась. Я знала, чем это закончится.
Он был резок и, наверное, груб. Слишком настойчив и стремителен. Пугающе властен. Ему ничего не стоит подмять под себя человека и дёргать за верёвочки, заставляя проделывать всевозможные движения, выгодные лишь этому мужчине. Может, поэтому я ничего не почувствовала. Почти. ДО тех пор, пока он не перестал давить.
Он словно вырвался из кокона и стал настоящим. Мне так показалось. И захотелось дать больше. Гораздо больше, чем думала до этого.
Урок?.. Ах, урок. Ну, конечно же. Дорогой господин Гинц, ты вообще не представляешь, с кем связался. Хочешь послушную ученицу? Ты её получишь – без вопросов. Только не жалуйся потом и не посыпай голову пеплом. Ты ещё не раз не злым тихим словом вспомнишь тот вечер, когда зацепил меня взглядом и решил использовать в своих дурацких взрослых играх. Ты не понял лишь одного: я человек с богатейшим жизненным опытом. И я умею за себя постоять.
– Итак, мы познакомились в «Дон Кихоте» два месяца назад, – голос мой звучит бодро и весело. Оптимистично и с энтузиазмом даже. – Я обслуживала ваш столик. Ты не смог не оценить мои выдающиеся достоинства: ум, доброту, мягкий покладистый характер. Впрочем, о чём это я? Сиськи и задницу – так будет честнее.
– Не льсти себе, – скрипит он как аллигатор. Зубки у него режутся, что ли?
– Что? Задница маловата? Ну, извини. Других выдающихся частей тела у меня нет. Зубы и уши в порядке. А, я забыла про ноги. Они потрясающие. И попробуй только возразить.
Эдгар молчит. Руки сжимают руль. Непроизвольно. Он, наверное, даже не заметил. Лицо каменное, а пальцы напряжены. Пауза.
– Ты закончила? – спрашивает он холодно.
– Я только начала, собственно.
– Тогда продолжай. Выходит у тебя паршиво, но забавно.
– Зато правдиво. Что ещё такого умного, интеллигентного, богатого мужчину, как ты, могло привлечь в такой девушке, как я? Только достопримечательности.
– Язык. Мне понравился твой язык.
Я краснею. Хочется пнуть его под коленку и побольнее. Но я давно не детдомовка. И почти замужняя дама. Да. Надо бы потренироваться держать себя в руках, когда он откровенно намекает на поцелуй. Когда он чуть не задымился. Да что там – вон штанишки колом стоят. До сих пор его колбасит. Поэтому-то он и злой, поди.
– О, да. У меня по русскому «пять». Речь моя не может не пленять, – выкручиваюсь из скользкой темы. Стихами. На тебе, лови хук справа. – Ну, а дальше, как в любовных романах: ты понял, что я твоя судьба. Не ел, не пил, ходил как тень. Встречал меня после работы. Целовал мои следы.
– Не увлекайся, – кажется, самовар остыл. Вон, даже улыбка спряталась в уголках губ.
– Ладно, – я сама покладистость и кротость, – заваливал подарками, дарил цветы, брал измором, пока последний форпост не пал. И тогда ты получил всё.
– Всё? – хищно подрагивают его ноздри.
– Кроме святого, конечно. Я девушка строгого воспитания. До свадьбы – ни-ни. И тебе это нравится.
– Нравится. Ты книги писать не пробовала, сказочница?
– Пробовала, – я сейчас на что угодно подпишусь. – Но, увы. То герои плоские, то в сюжетных линиях путаюсь.
– Твёрдая троечка. Даже с плюсом. Почти четвёрка с минусом.
Что это? Похвала? Я сейчас растаю и развалюсь на атомы от счастья. Надо же. Великий Гинц меня оценил! У меня сотни иголок на языке крутятся – так хочется сказануть что-нибудь эдакое, но я вижу, как обостряются у Эдгара черты лица, и прикусываю язык. Кажется, сейчас начнётся.
– А теперь серьёзно, – рубит он слова, как зимнюю капусту. – Но очень кратко. Я рос в полной семье. С мамой и отцом. Мама русская, папа – из этнических немцев. В семнадцать я ушёл из дома. У нас… начались сложные времена. Родители скандалили и собирались разводиться. И я решил не зависеть ни от кого. Учился в университете на экономическом, работал. В восемнадцать женился. В девятнадцать мы разошлись, так и не став по-настоящему семьёй. За это время мой отец скоропостижно скончался. Мать снова вышла замуж и, кажется, родила ещё одного ребёнка. Это всё, что я знаю. Не поддерживаю с ней отношений и понятия не имею, где она.
Я смотрю на него во все глаза. У него есть мать, а он даже не попытался её найти. Знай я, что моя мама жива, я на брюхе ползла бы к ней. Но я её любила очень. А всё, что осталось – это тепло в груди. И свет. И улыбка. Я не помню её лица. Только по фотографиям, что хранятся у тёти Али в большом альбоме.
– Спрашивай, – режет он воздух резким тоном. – А впрочем, не надо. Я и так знаю, что ты скажешь. Да, я не знаю, где она и не ищу. Но пару раз ко мне заявлялись тётки и представлялись моими матерями. Видимо, неистребима в женских сердцах тяга усыновить одинокого и богатого.
Он сочится ядом и горечью. И не понять, чего больше. И, наверное, он сейчас открыт до уязвимости, но я знаю, что к нему не прикоснуться: там панцирь, который схлопывается мгновенно, как только кто-то решит, что он слаб и беззащитен.
– А если бы это была она? – я всё же не выдерживаю, спрашиваю. – Ты узнал бы её? Принял?
Он молчит, упрямо сжав губы. Ноздри раздуваются. Взгляд колючий и смотрит куда-то вперёд. И вряд ли Эдгар что-то видит там, за лобовым стеклом.
– Я узнал бы её. Не думаю, что она сильно изменилась. Вечная девочка. Мать родила меня в шестнадцать. Совсем юной. Да так и застряла, как бабочка в янтаре. Пёстрая, весёлая, легкомысленная. Отец боготворил её. Тебе бы понравилось. Вот уж кто, не стесняясь, целовал следы от её ног.
Я не знаю, что сказать. И не могу понять, почему он настолько откровенен. Но господин Гинц, наверное, мысли умеет читать.
– Я бы не хотел, чтобы ты придумывала или домысливала лишнее, – поворачивает он голову и пристально смотрит мне в глаза. – Это важная информация. Скоро ты станешь моей женой. Вольно или невольно ты вовлечена в мою жизнь. Вокруг будет много кто крутиться. Вынюхивать. Выискивать. Чего-то хотеть. Вымогать даже. Не исключено. Или шантажировать. И я бы не хотел, чтобы одна из этих сердобольных тёток появилась в ненужный момент и разжалобила тебя. Уговорила встретиться или нечто подобное.
Мне почему-то становится страшно. До головокружения. Я вдруг понимаю, что сходить замуж за Гинца – не на прогулку выйти и не похихикать с подругами в подсобке, разглядывая потенциальных женихов.
А ещё некстати вспоминается Синица с её «надо тебе мужа найти». Вот он сидит рядом. Большой. Сильный. Опасный. Почти муж. И я рядом – желторотый птенец, случайно расправивший крылья и попытавшийся взлететь. Из ловушки выпорхнуть удалось. Но не попала ли я в очередную передрягу?
– У меня непростой бизнес. Местами рискованный. Но в этом и суть для всех, кто хочет хоть чего-то достигнуть в этой жизни. И от того, сумеем ли мы хорошо сыграть роль нежно влюблённых супругов, зависит судьба большого предприятия. А это не только стены, окна, двери и продукция, но и люди. Так что хохмить – это хорошо. Но лучше делать это правильно и с пользой.
Я встряхиваю головой и солнечно улыбаюсь под его пристальным немигающим взглядом. Помирать так с музыкой. И где наша не пропадала.
– Как скажешь, Эдгар, – произношу почти нежно и глажу его по руке, что стиснула руль авто.
Он вглядывается в меня пристально из-под ресниц. Снега Килиманджаро плавятся под солнцем, но таять и не собираются.
– Вот и отлично. Хорошая девочка, – переводит он взгляд на мою руку, что покоится на его. Я привыкаю. А он даёт мне эту возможность.
Эдгар заводит машину, и мы едем куда-то.
«Хорошая девочка»… и почему это звучит, как «хорошая собака»?..
Глава 15
Эдгар
Ей нравится наряжаться. Она может сколько угодно делать вид, что равнодушна к тряпью, но природная живость и любовь к красивому берут верх. У Таи растрепались волосы. Раскраснелись щёки. Удивительно, но у неё есть вкус. Вначале я руководил процессом, затем она, увлёкшись, начала вдумчиво перебирать все эти кофточки, юбочки, платьица.
Ей так много всего надо. А мне совершенно не жаль ни денег, ни времени, потраченного на магазины. Ещё бельё. Изысканное и красивое. Долой хлопковые трусики. Они практичные, но совершенно не возбуждают, – лгу сам себе. Она меня возбуждает. Вне зависимости, что на ней надето. Но стоит ли её трогать, я ещё не решил.
– Не надо столько всего, – шепчет Тая, а глаза у неё блестят, как у девочки, к которой неожиданно пришёл Дед Мороз. Ребёнок. Неискушённый и неиспорченный. Интересно, сколько бы она смогла продержаться? Как долго оставалась бы вот такой же непосредственной и милой? Как быстро на лице её проступит скука и пресыщенность, а сама она превратится в суку, перекрасившуюся под элитную масть.
– Надо, – отрезаю жёстко. Я сам решаю, как должна выглядеть моя жена. И если я хочу её баловать, значит не останавливаюсь не перед чем.
Когда-то я мечтал сделать то же самое, но для другой девушки. Так и не смог. Потерял. Стоит ли ценить и вспоминать ту, что предала и не стала ждать? Не поверила и ушла без сожалений? Но я вспоминаю её сейчас, будь она неладна.
Выбираю ещё несколько нарядов и подпихиваю Таю к примерочной. Кажется, она уже устала. Но с этим нужно покончить сегодня. Хотя бы с самым главным.
– Эдгар! – сливки, кофе, нотки кардамона, ванили и корицы. Сладкая пряность, привязчивая и вызывающая тошноту.
– Ада, – холодный кивок. Бесовское имя, куда попадают плохие грешники.
– Рада тебя видеть, дорогой, – касание надушенных щёк вместо поцелуя. Будь она мужчиной, оттолкнул бы её в грудь. – Удивлена. А точнее, поражена.
Глаза у неё змеиные и холодные. Губы тонкие и жадные. Лживые, как и она сама. Молчу, давая возможность ей излить словесные экскременты.
– Что ты делаешь в женском магазине?
Кружевное бельё меряю, блин.
Тая в этот момент выныривает из примерочной. На ней чёрное вечернее платье. Неплохо. Ада поедает её глазами. Она даже шаг назад сделала и расстреливает без всякого стеснения.
Удивительно. Но вместо того, чтобы вспыхнуть, скукожиться под взглядом этой первостатейной шлюхи, Тая словно вдохновляется. Спокойное лицо. Высокий лоб. Мягкие движения. В ней столько сдержанного достоинства, что хочется любоваться и аплодировать. Молодец. Какая же она умница.
– Слегка коротковато, тебе не кажется? – оправляет она подол и смотрит на меня вопросительно. В глазах – кротость газели.
– Не кажется. Берём.
Тая снова скрывается в примерочной.
– Где ты её отхватил, Гинц? – не отрывает взгляд от шторы, за которой переодевается Тая. – Детский сад – штаны на лямках.
– Она моя жена, – отвечаю резко. – И, прежде чем что-то говорить о ней, сто раз подумай, Ада, понравятся ли мне твои толкования.
У Ады лицо становится вогнутым – так сильно она сжала тонкие губы. Какой у неё некрасивый рот, однако. А я и не замечал. Змеиные глазюки расстреливают кабинку примерочной. Всё. Завтра весь бомонд будет знать, что Гинц женился. Отлично. Лучше и не придумаешь.
– А познакомить со своим сокровищем не хочешь? – Аду аж выворачивает от сдерживаемых эмоций. Пустая оболочка, полная дерьма – вот кто она.
– Не желаю. Всего хорошего.
Я отворачиваюсь, и ей не остаётся ничего другого, как переменить место дислокации. Ада ошивается неподалёку. Сверкает глазками. Выглядывает из-под фикуса, как крыса. Делает вид, что заказывает платье, но до примерочной так и не доходит. Провожает нас взглядом.
Я знаю: это только первый раунд. Теперь она будет во что бы то ни стало чесать языком и стараться нанести как можно больше болезненных ударов. Но явно выступать не посмеет. В любом случае, она проиграет. Нужно правильно выбирать врагов и знать все их сильные и слабые стороны. Кто такая Ада, я знал.
– Кто она? – спрашивает Тая, как только мы садимся в машину. – Одна из твоих бывших?
Свят-свят. Только Ады мне не хватало в когорте бывших.
– Нет, – объяснить всё же нужно. – Жена одного из моих партнёров. Светская львица, сплетница высочайшего пошиба.
– А смотрела она на тебя не как жена партнёра.
– Это её трудности, – завожу я мотор.
Да. Ей бы хотелось. И несколько бросков в мою сторону было сделано. Однако, все старания пошли прахом. Я не сплю с чужими жёнами. Да и вообще очень выборочно с кем сплю. Но Тае об этом знать совершенно не обязательно.
В телефоне – куча пропущенных звонков. Половина из них – от Севы. Слушаю гудки и мысленно составляю планы.
– Поужинать не желаешь? – с места в карьер. С дуба на кактус. В этом весь Сева. – Есть очень любопытная информация по интересующему тебя вопросу.
Чёрт. Я искоса смотрю на Таю. Измучена. Вот кто точно голоден. Целый день в университете, потом – по магазинам. Устала, хоть и держится изо всех сил.
– Очень срочно? И насколько конфиденциально?
– Ну-у-у, – ржёт мой помощник, – Бал не за горами. И да, Таю можешь взять с собой. Не тайны за семью печатями. А девочка хоть поест. Я тебя знаю: заездил, небось, бедняжку.
С чего бы такая забота? Севу хочется придушить.
– Время и место.
Смотрю на часы. Успеем. Отключаюсь.
– Паспорт у тебя с собой? – спрашиваю, делая звонок. Ловлю Таин кивок. Замечательно.
Пока я договариваюсь, она напряжённо вслушивается в короткий разговор.
– У тебя всегда всё просто? По щелчку пальцев? – любопытство, смешанное с усталостью.
– У меня всё по плану. Сейчас едем в ЗАГС, а потом ужинать.
– А потом? – скорее по инерции, чем из желания узнать.
– А потом брачная ночь, конечно же, – чешу бровь и вижу, как мгновенно выпрямляется её спина. О, да. Только бы не улыбнуться и не испортить ожидание.