Глава XX
Я тупая, недалекая дикарка! Тупая и недалекая! Ведь если у них фляжки левые, значит, и все остальное «не правое». Где моя программистская логическая закалка? А уж чего проще, помощь попросить? Вот сидит рядом человек. Да, девчонка еще. Но аборигенка. И именно она продемонстрировала «секрет» открывания фляжки… Нет, сижу практически в полной темноте мастерю-строгаю, можно сказать, на ощупь… прям слепой оружейник какой-то. Идиотка!
– И чем все закончилось? – раздался за спиной знакомый голос
– Ой! – я обернулась и увидела Валерку, как на фотографии с выпускного. Однако его лицо оказалось более позднего «выпуска», что подчеркивали довольно густые бачки, отращённые им после свадьбы. Он усмехнулся моему испугу:
– Что, богиня, заснула и не заметила?
– Так я сплю? – внутри все замерло, боясь спугнуть обнадёживающий ответ.
– Очень на это похоже, – Валерка подошел и, сграбастав в свои объятья, прошептал на ухо, – как же я тебя рад видеть, Червоточинка!
– Я… я… – горькие ощущения самообмана не дали словам ответных чувств сорваться с языка.
Немного отстранившись, Валерка заглянул мне в глаза:
– Ты тоже рада меня видеть, но признаваться в таком глюку-сновидению для тебя как очередной шаг к сумасшествию.
– И все-то ты знаешь, – я мягко, но решительно постаралась освободиться из его приветственных объятий, – поневоле начнешь думать, что ты выверт моего сознания и имеешь общие со мной мысли-чувства.
– Я, Ленка, нечто другое, чем выверт сознания, – он раскрыл руки, давя мне свободу. Небольшой кивок в сторону, – Присядем?
Повернувшись, я обнаружила несколько сюрреалистично оформленную комнату: пол голубого мрамора, ярко-зеленые стены, одну из которых украшали фотообои с белыми тюльпанными ростками. В углу стояло дизайнерское кожаное кресло, выдержанное в бело-зеленой цветовой гамме. Странноватое на вид, оно словно противоречило понятию комфорта. Лежавшая рядом на полу большая мохнатая зеленая подушка для ног выглядела более приглашающей. Несколько завороженная необычностью обстановки, я подошла ближе и огляделась. Градиентный переход белого в голубой на оконных занавесях с воланами в зеленом обрамлении стен усиливали ощущение «ненашести» обстановки.
– Это воплощение мечты непризнанного дизайнера? – спросила я, усаживаясь в экстравагантное кресло, внезапно оказавшимся мягким и уютным.
– Это воссоздание одной из комнат нашей с Ривкой квартирки, – ответил Валерка, подтаскивая поближе еще один зелено-белый шедевр. – Скажи, здорово получилось?
– Как-то не реально. Словно один из рекламных проспектов или каталогов.
– Так и задумано! – ответил он, падая в кресло, – Народ просто в аут уходил, когда впервые входил в нее. Между прочим, стоило не такие уж и большие деньги. Покупалось все на сэйлах… э… то есть на распродажах, по случаю. Делали своими руками. Зато результат!
– Ну, если допустить, что это реальная комната…
– Реальная, реальная… Я ведь специально именно ее воссоздавал, чтоб ты не могла прицепиться к чему-то в своей памяти и сказать: «Видела»
– А может это у меня так буйно фантазия разыгралась, – упрямо возразила я, забираясь в кресло с ногами.
– Тоже вариант, – Валерка откинулся на спинку, – можем и его обсудить. Только знаешь, – он сострил уморительную рожицу, – для затравки, расскажи, чем там дело с костром кончилось.
– Да ну тебя… – попыталась я отмахнуться.
– Ленк, ну расскажи, а? Пж-жалста-а?
– Да идиотизм, не о чем рассказывать, – на автомате отнекивалась я, чувствуя нарастающее желание выговориться. Это все же был Валерка. Сто раз глюк-сновидение-мираж… и все же мой Валерка
– Пли-и-из-з! – потешно заканючил он, – Please, with cherry on the top!
– Э… не поняла?
– Пожалуйста с вишенкой… Знаешь, как пирожные с взбитым белым кремом сверху вишенкой украшают? Ривка, так говорит.
Слегка юморной настрой бесследно рассеялся.
– Говорила, – тихим голосом поправила я, с трудом удержавшись от всхлипа.
– Говорит, – не согласился Валерка, – а чтоб не сомневалась, получай…
У меня в груди словно расцвел теплый золотой цветок. Его лепестки лучились радостью, что я есть. В них была любовь ко мне и вера в мои силы. И собственно сами силы тоже там были. Цветочек сверкал все сильнее, пока внезапной вспышкой не разлетелся искристыми невидимыми блесками по всему телу. «Чудо кончилось?» – спросил ошарашенный разум. И тут же получил «Нет» в ответ. Оно не кончилось. Чудо стало мной. Оно впиталось в меня…
– Ч-ч-что это было?
– Любовь, вера, признательность, благодарность… Короче, крошка сложного микса самых светлых чувств от Ривки тебе…
– Не пари чушь!
– А ты помнишь, как лежала обездвиженной и думала, что тебя парализовало? Помнишь, что дальше было?
Ой!
– Молчишь?
Ой! В голове стремительно закружилась лента событий, возвращая меня в тот страшный момент, когда тело отказалось подчиниться.
– Эй, Ленка! – Валерка пощёлкал пальцами перед моим носом, – Ау! Червоточинка!
– Да убери ты руки от лица! – вяло, как бы на автомате, возмутилась я.
– Ага, ты опять как бы вменяема, – констатировал Валерка, усаживаясь обратно в кресло… А я и не заметила, как он вставал, хотя, по большому счету, это такая мелочь… В голове такие мысли гуляют, что и танцующего перед носом слона не заметишь.
– Ты сказал мне «Прощай» тогда, – ухватилась я за одну из промелькнувших в памяти деталей, – Что это значило?
– То и значило. Прощался с тобой, так как думал, что растрачу себя…
– То есть?
Паладин хитро прищурился:
– Для того чтоб понять, надо принять мою версию. А чтоб принять, надо откатиться назад. И взглянуть на все моими глазами.
– Ну, хорошо, – сказала я, глядя в глаза паладина, – какая твоя версия произошедшего?
– Моя? – Валеркина улыбка посрамила бы чеширрского кота, – про мою версию надо спрашивать: когда она началась.
Такой подход сильно сбивал и вынуждал повторяться:
– То есть?
– Кхе-кхе… – одноклассник картинно поелозил в кресле, как бы выбирая удобное положение, и продолжил тоном сказочника, – В одном уездном городе N была больница. Большая пребольшая. Посредственная препосредственная…
Идиотизм был не к месту и раздражал чрезвычайно.
– …И лежал в этой больнице избитенький мальчик… – продолжал Валерка.
– Так, – не выдержала я, – нечего сказать, тогда языку дай отдохнуть! И моим ушам заодно!
– Но у меня есть что сказать.
– Тогда конкретнее и без сказочных напевов!
– Ну, если ты просишь…
– Требую! – я постаралась грозно сверкнуть глазами
– Хорошо, – Валерка сел вертикальнее, моментально став серьезнее, – итак я лежал в больнице.
– Если помнишь, я там была, – в моем голосе звучало раздражение, – Так что давай ближе к сегодняшнему дню.
Друг отрицательно покачал головой:
– Ты-то была, но совершенно не поняла того что произошло.
– Господи, да что произошло-то? Зашла в палату, где лежал одноклассник…
– Там лежала оболочка твоего одноклассника, в которой прятался маленький перепуганный зверек. Не было там меня! – паладин наклонился ближе и повторил по слогам, вбивая их словно гвозди в мой лоб. – НЕ БЫ-ЛО! Поняла? – он отстранился и прикрыл глаза, – меня унизили и растоптали, заставив… Нет, им и заставлять меня уже не нужно было. Я сам рвался исполнить любое их пожелание, лишь бы меня не били, лишь бы не причиняли большую боль, – его глаза раскрылись, – Я могу тебе рассказать все…
У меня по коже пробежали мурашки размером со слона:
– Я как-то никогда к такому знанию не стремилась. Зачем оно мне? И без него ясно, что тебе нужна помощь.
– Да, – Валерка провел рукой по лицу, словно стирая с себя прошлое. Затем, откинувшись на спинку, он уставился в потолок:
– Мне явно была нужна помощь, потому что единственная мысль, жившая в моем мозгу до твоего прихода, была: где достать снотворного, чтоб больше не проснуться. Другие виды самоубийств пугали возможной болью. А вот просто уснуть… И тут пришла ты… – его губы сложились в грустную улыбку, – та, что превратила меня в посмешище для всей школы…
– Ну не без твоей помощи, – невольно возразила я.
– Это до меня дошло несколько позднее, – его взгляд переместился с потолка на меня, – в тот момент, маленький испуганный зверек под прозвищем Валерий Головатый захныкал от испуга, боясь новых унижений, и того что рассказ о них пойдет по долам и весям.
– Но я же…
– Конечно, нет, – перебил он мою не оформившуюся мысль, – это все трусливая фантазия. Ужасающая, угнетающая фантазия, которую ты разбила своими словами. Ее разбила, а меня соткала.
– Может, обойдемся без пафосных фраз и фигур?
– А никакого пафоса. Я говорю тебе совершенно серьезно: меня не было. Был комочек страхов, который умел дрожать, гадить и говорить… Ах да, еще хныкать-выть-скулить. Ты дала мне веру в себя. Дала основу, вокруг которой стали собираться частички прежнего меня, чтоб снова стать личностью.
– Да я просто поговорила с тобой! Не приписывай мне невесть что.
– А ты что думаешь, до тебя никто со мной не разговаривал? Родители, врачи, родственники, психологи – психиатры! You name it! (Ты и сама их можешь перечислить/назвать [недословный/смысловой перевод]) И ничего.
– Так просто количество перешло качество, – не сдавалась я
– Ты можешь себе говорить, что хочешь. Но я видел и чувствовал твою силу. Силу, которая меня воссоздала. Ее можно, конечно, назвать волшебной, да только это слово, кажется, слишком мелким для нее.
– Но я-то ничего подобного не чувствовала!
– Правильно не чувствовала и не чувствуешь, потому что оно твое естество. Ты и свое дыхание не чувствуешь и не слышишь, как твой организм работает.
– А, ладно, – махнула я рукой, – верь, во что хочешь. Теперь мы можем перейти в день сегодняшний?
– Хм, – Валерка картинно смахнул невидимую былинку с лацкана, – а про свой сон, в котором мне была отведена роль свидетеля на помолвке, ты поговорить не хочешь?
В кресле сразу стало как-то неудобно сидеть. Да еще сердце застучало так, что в ушах раскаты его эха слышны стали.
– А что про него говорить? – как бы беспечно заявила я, – мы же еще тогда все решили и обсудили.
– Ленка, давай ты не будешь тужиться, чтоб произвести на меня впечатление. Я в курсе твоих дел сердечных и знаю, как ты неровно дышала к грубой компьютерной распечатке…
– Кто старое помянет…
– А если, – перебил меня Валерка, – он сейчас здесь появиться?
Я вздрогнула. Хотела вскочить на ноги, но тут же передумала. Решила засмеяться, но загустевший воздух словно сковал гортань.
– Вот об этом я и говорю, – срезюмировал паладин с сочувствующей усмешкой, – а ведь и ты, и я знаем, что наш предыдущий разговор прервался появлением третьего лица, которое, я заявляю с полной ответственностью, совсем не порождение «больного воображения». Это внешний источник. Я еще тогда тебе говорил, что это живой человек, а не завих фантазии… Да не пугайся ты так Ленка, – он погладил меня по ноге, – я честное слово не дам тебя в обиду. Просто скажи мне, как ты хочешь с ним поступить.
– Никак не хочу, – я подтянула ноги и обхватила коленки руками, – даже видеть его не хочу. Оно слишком… – мысли скакали галопом, не желая делать даже мгновенной остановки, – нет, не хочу его видеть. Не надо…
– Хорошо, не переживай так.
– А как надо переживать? – сварливо переспросила я и, не дожидаясь ответа, добавила, – И зачем ты только заговорил о нем?
– По двум причинам. Во-первых, мне нужно было знать, что делать, когда известные тебе личности влезают в разговор. А во-вторых, если помнишь, у нас идет обсуждение твоей необычности и моего статуса.
Валерка замолчал, как бы давая мне слово, но я его не взяла, и ему пришлось продолжить:
– Так вот сильно распространяться не буду, но скажу, что возможно… только возможно, что ты меня смогла прицепить к своему сну, потому что я был создан твоей силой. И не надо так кривить губы. Лучше давай сразу перейдем к следующему случаю…
Мои брови от удивления попытались допрыгнуть до линии волос.
– «Следующий»? – переспросила я, – это ты о чем?
– О твоем благословении.
– С ним-то что не так? – брови и не думали возвращаться на постоянное место жительство, – я просто выполнила твою просьбу, пожелав вам счастья. Собственно, я и так бы пожелала вам счастья и долголетия… Боже мой! – меня прошиб холодный пот, – Валер, мне, кажется, или я действительно не пожелала вам долголетия?
– Не помню.
– Скажи!
– А зачем? – он изучающе прищурился, – ты могла что-то изменить?
– Нет, но… – слезы текли уже по моим щекам, – вдруг ты прав и во мне действительно что-то есть. Это получается… получается… я вас…
Ужас содеянного закрутил мысли буйным вихрем, который сдул шелуху с сознания, оставив только отчаянье и раскаяние. Не выдержав, я спрятала лицо в ладонях. И тут же пред глазами возникла черная дыра, которая тянула к себе, обещая расплату за осознанную неисправимую ошибку. И навстречу мне оттуда неслось: «Прекрати дурить!» Да еще тряхнуло в придачу.
– А? – я высунулась из ладоней и буквально столкнулась с Валеркой нос к носу. Он еще раз встряхнул меня:
– Ну как? Помогло? В адекват вернулась?
Ответ сформулировался далеко не сразу:
– Не… знаю…
– Good! – он выпустил мои плечи, – а теперь внимательно слушай меня: благословляя нас, ты ухитрилась свершить чудо. Ты связала нас сильней, чем какие-либо религиозные или светские ритуалы. Мы стали непросто ощущать друг друга, а буквально слышать мысли и желания…
– Это как?
– А вот так, – Валерка снова вернулся к своему креслу, – пить захотел, жена со стаканом воды приходит. Ривка из магазина продукты привезла, а у меня как раз желание возникло на улицу выйти ее встретить…
– Ой, мало каких совпадений случиться может! – отмахнулась я.
– Ага, мы тоже так думали. Но вот однажды вечерком, за обедом, я, не глядя и не говоря ни слова, подал жинке ложку, о которой та только подумала, но не вслух, а про себя, и Ривка, не поворачивая головы, взяла ее у меня из рук.
– Э… мало ли что бывает.
– А то, что нам созваниваться не надо было, чтоб узнать, где каждый из нас находится? Ты знаешь, как мы встречались? Просто чувствовали, кто куда во сколько подойдет.
– Просто вы любили друг друга.
– Кстати, в «любили» мы, благодаря твоей привязке вышли на такой уровень… Да ладно, не красней, подробностей не будет. Просто поверь, что если сравнивать наш интим до и после благословения, это все равно, что равнять задрипанную рекламную газетенку с красочным иллюстрированным журналом. Но главное совсем не это… – он немного помолчал, – Я… помню удар, который вышиб меня из тела… Это… мне трудно объяснить…
– Валер, – слезы снова катились по моим щекам, – не надо об этом…
Паладин недовольно поморщился:
– Да подожди ты с мелодрамой! Я просто хочу сказать, что совершенно не понимаю, как стал тем, чем я есть. Не знаю, не понимаю и не помню. Единственное оставшееся в памяти – это ощущение, что Ривке нужна помощь. А потом она оказалась со мной.
У меня аж слезы внезапно выключились:
– Как это «с тобой»?
– Ну а как люди вместе оказываются?
– Она тоже в моей голове? – похоже, шизофрения прогрессирует.
– Нет ее сейчас…
– А когда вернется? – обреченно спросила я
– Не вернется, ты ее, точней нас, к моим родителям привязала.
У меня случился сбой в усваивании информации. Или просто сон перешел на новый уровень бреда.
– Я знаю, как это звучит, – продолжал Валерка, – но что делать, если ты девочка особенная? В общем, воспринимай, как хочешь, но когда ты после аварии вправляла мозги моим родителям, то буквально привязала нас к ним. Можно сказать, вбила нас в них. Ты дала нам шанс остаться с дочкой. Это дорогого стоит. Вот отсюда и огонечки любви-веры-признательности, один из которых я послал тебе в начале разговора…
Его слова рождали надежду. Светлую и хрупкую. В нее хотелось верить, но… Но лучше разрушить надежды, чем жить в самообмане.
– Неувязочка у тебя в красивой сказке, – с жалостью в голосе сказала я, – Если вы привязаны к родителям, то почему же ты со мной?
– Это, богиня, тебя спросить надо. Ты такую вивисекцию провела, что ни в сказке сказать, ни пером описать…
– А если рассказать без иносказания, по-простому?
– Ха! Хотел бы! Да только… Впрочем, – паладин задумался на мгновение, – представь сиамских близнецов. Один я – твой рыцарь-одноклассник, другой я – муж-отец. Так вот ты нас ухитрилась разделить.
– Забавненько излагаешь, – невольно откомментировала я
– Ничего забавного! Я, между прочим, несколько дней в себя приходил, а потом долго пытался осознать кто я.
– Вижу, ты справился, – спряталась я за ехидством.
– Ну, твой рассказ о похоронах помог сфокусироваться. А потом, когда ты бутылочку добила, стало страшно, что делов натворишь…
Кусочек новой информации легкой пылинкой осел на мозг, и тот сразу потребовал уточнений:
– Подожди, так я что выпила всю бутылку?
Валеркины глаза заискрились весельем:
– Опаньки! – воскликнул он, – а у тебя обрыв ниточки произошел, оказывается раньше, чем мне думалось!
– Какой ниточки? – переспросила я, не сразу включившись в его мысль.
– Ниточки событий, краса богинюшка, – игривым тоном пояснил Валерка, но тут же его сменил на более спокойный, – на самом деле, я сам в некондиции тогда был, поэтому не сразу понял, что с тобой что-то не то. Подожди, – он поднял руки, останавливая рвущийся из меня вопрос, – дай мне закончить, а то мы так и не доберемся до сути… Но, видимо, кой-какие пояснения сделать надо. Так вот, твои мысли мне не видны. Смотреть твоими глазами я не умею, твой слуховой аппарат тоже мне неподвластен, но вот то, что ты говоришь, я могу слышать. Точнее, я слышу направленные мысли, которые ты шлешь вместе со словами. И еще, самое главное, я чувствую, когда ты уходишь, скажем так, в некондицию. Например, после раздавленного в одиночку пузыря.
Смутившись от прозвучавшего дружеского упрека, я невольно захотела спрятаться от его взгляда. Валерка, с возмущенным «Нет уж!», тут же дернул меня за ногу, разрушая мою уютную позу. Стало еще стыднее, а этот рыцарь еще добил, добавив: «Умела пить – умей и расхлебывать».
– И нечего коленки обнимать и прятаться за ними, – заявил он, усаживаясь нога на ногу, полностью проигнорировав мой обиженно-упрекающий взгляд, – сейчас, собственно, то, ради чего весь наш с тобой сыр-бор разводился. Итак, если ты еще не поняла из рассказанной присказки, то поясняю, что четкой картины произошедшего у меня нет. Только «обрывки», основная масса которых приходиться на твое водкопитие. А оно окончилось тем, что ты решила вклеить нашу фотографию с выпускного в свой дневник. Не помнишь?
Я заинтриговано помотала головой.
– Дневник ты нашла, – продолжал Валерка, – клей, после долгих упорных попыток, тоже. И… вот здесь… Внимание!.. Ты стала разговаривать со своим принцем. А через какое-то время он начал тебе отвечать. И не надо делать глаза по семь копеек!.. Вот не… Э, Ленка, ты чего? Ленка?
– Он меня видел вот такой… пьяной как… как…
И мир размылся слезами. Все расфокусировалось и сознание потекло рыданиями, полное обрывками переживаний, словно городской ручеек со смытым дождем мусором… Верный паладин стоял, точней нависал над моим креслом, пытаясь что-то сделать-сказать-утешить. Но тщетно. Из меня словно вынули все, что могло держать форму. Я стала хлябь. И тут резко, как разряд молнии:
– Так давай попробуем еще раз…
Подавившись очередным всхлипом, я в недоумении посмотрела на друга. Тот в ответ лишь слегка качнул головой, показывая, что это не он. Впрочем, этого можно было и не делать, потому что одновременно из-за его спины до нас донеслось окончание фразы:
– … Только давай аккуратнее. Если опять что-нибудь уронишь…
Слегка отклонившись в бок, я увидела полуголого мужика, сидящего на высоком стуле боком ко мне.
Увидела и сразу юркнула обратно. Хотя какой там «увидела» – так силуэт только, и все же хватило, чтоб точно осознать правильность своего решения: не нужно нам сейчас общаться. Не смогу. Не выдержу. На губах у паладина легкая вопросительная улыбка… Подначивает, зараза такая. Не понимает, что все серьезно и мне совсем не до смеха. Но я все равно уйду. В прошлый раз мне одеяло помогло. Сейчас я укрываюсь какой-то дерюжкой… Все равно должна сработать…
«Я ухожу», – беззвучно одними кубами проартикулировала я своему защитнику. Тот согласно прикрыл глаза: понял мол, – уходи
Раз… и темнота.
Глава XXI
– Здравствуйте.
«О, это Валеркин голос» – констатирую я.
– А-а… э-э – хм…
«А вот и его полуголый собеседник. Прямо скажем – не очень многословный собеседник».
– Вы ко мне?
«Даже и не думала, что подслушивать так интересно, ну что он там с ответом медлит?»
– Э… нет.
– Тогда не смею задерживать, до свидания.
«М-да, коротенький спектакль».
– Стой! Я помню тебя!.. –
«О! Продолжение!»
– Ты был с ней! На столе сидел…
«Это он!» – щеки вспыхнули, сердце застучало, грозя своим гулом выдать меня, да и под дерюжкой резко стало меньше воздуха. Сразу захотелось выйти вдохнуть полной грудью и как бы случайно, ненароком взглянуть на него. Но не разговаривать. Сразу уйти…
– … Ты танцевал с ней на балу! – продолжил гость.
«Э… как?» – удивление окатило меня подобно холодной воде, снизив жар и успокоив желания.
– Где, простите? – в Валеркином голосе моим эхом прозвучало недоумение.
– На балу! – припечатал обвинительно принц, – Ты и сейчас так одет…
«А! Выпускной… – успокоительно обрадовала я себя пониманием, и тут же новая непонятка, – Он-то откуда знает? Поглядывал? Он может так?»
– … как будто снова… – продолжал гость, – Ты идешь с ней? С ней? Да? С ней?!
«Боже, какая экспрессия!» – цинично замечал разум, а сердце млело и стучало, стучало и млело. И губы улыбались непонятно чему.
– Не стоит вам мне тыкать, – паладин был вежливо холоден, – Мы с вами на брудершафт не пили и в братании замечены не были. И даже просто не знакомы.
«Прав Валерка, дистанцию держать надо».
– Кхм…
«Мне, кажется, или принц действительно сделал пару глубоких вдохов для успокоения?»
– Признаю вашу правоту…
«Звучит как политес сквозь зубы».
– Могу я увидеть непорочную уважаемую богиню Лемку?
– Нет, не можете, – у меня мыслительный процесс на нуле, просто с замиранием сердца жду реакции.
– А если буду настоятельно просить?.. Требовать?.. Я так понимаю, угрозы тоже не помогут?
– Вы абсолютно правильно понимаете.
«Молодчина Валерка! Не друг – стена!»
Молчание, изводящее душу.
Глубокий вздох… сквозь зубы, но голос остается ровным:
– А как я могу изменить ваше мнение в нужную мне сторону?
– А причем тут мое мнение? – Валеркино удивление звучало очень натурально.
«Может оно действительно натурально?»
– То есть решение пускать или не пускать меня принимается не вами?
– Пускать или не пускать куда?
– Издеваетесь?
– Уточняю.
«Мне, кажется, или гость действительно стал опять подзакипать. Точнее, подзакипать он начал сразу как появился, а вот сейчас может дойти до точки критического давления пара. Только до драки мальчики не доходите… А то ведь не знаю за кого тогда болеть-переживать»
– Хорошо…
«Брр, от такого 'хорошо' мурашки по коже бегают»
– … тогда разъясняю. Я хочу пройти к непорочной уважаемой богине Лемке.
– Вы имеете в виду мадмуазель-сударыню богиню Ленку Червоточинку?
«Ты смотри, запомнил он эту мадмуазель-сударыню!»
– Да, – это был не ответ, а какой-то сгусток эмоций.
– Так вы уже здесь… Вы зашли к богине Ленке Червоточинке…
– Так вы говорили… – в голосе легкая растерянность и совсем нелегкая подозрительность
– …что увидеть ее не можете, – спокойным голосом подхватил Валерка, – и это чистая правда. Разве вы ее здесь видите?
– А вы собственно кто? – усилившееся недоумение, отразившееся в голосе визитера, явно показывала небольшой спад накала страстей.
– Вот мы и добрались до нужных вопросов, – констатировал мой защитник.
– Издеваетесь?
– Очень-очень слегка. Верней дружески подтруниваю.
– Дружески?
– Но вы же еще ничего не сделали, чтобы стать врагом…
«Валерка, ты прелесть!»
– … Собираетесь это изменить?–внес уточнение друг.
«НЕТ!!!!»
– Пожалуй, нет…
Я громко облегченно вздохнула и тут же испугалась, что меня услышали. Но принц продолжил без остановки:
– Только подшучиваний хотелось бы больше не слышать. Настроение, знаете ли, не очень.
– Что так?
– А вы считаете, что если на твою просьбу отвечают с десятилетним опозданием это нормально? – его голос дрогнул, выпуская раздражение, – Десять лет!
«Десять лет?» – удивленно подумала я.
– Десять лет? – переспросил Валерка
– Десять лет! Понимаешь! – гость уже не скрывал злобного раздражения, – Десять лет! Война! Оккупация! Разорение! Голод! И все несет смерть. Понимаешь! Смерть! У меня народ чуть ли не вымер! И тут она заявляется. И не находит ничего лучшего занятия, чем попугать моего непутевого братца!
– Что просто пришла попугать?
«Вот уж чего не было!» – чуть не выкрикнула я в ответ, но «героически» удержалась.
– А то не знаешь!
– Будешь смеяться, но не знаю. – Валеркин голос, утратил холодность, приобретя нотки дружеского участия, – Я ж не бог какой-нибудь.
Гость громко саркастически хмыкнул:
– Ну а кто ты тогда, восседающий в покоях богини?
– Ты будешь смеяться, – я четко услышала легкую Валеркину усмешку, – но сам толком не знаю.
– Ты прав, буду смеяться: ха-ха!
– Рад развеселить вас…
«Ты ему еще книксен сделай… или как он там мужской вариант обзывается».
– Слушай, а она в натуральную пришла попугать твоего брата? Че-то на нее это не похоже…
– Да не совсем…
«Совсем 'не совсем'!» – я с огромным усилием удерживалась от вмешательства.
– …этот оболтус опять влез, куда не просили…
«Совсем не просили», – зациклило меня на этих 'совсемах'.
– … вот и нарвался…
«Ничего я ему не делала!»
– …Напугала она его до мокрых штанов.
– В переносном смысле? – «Естественно…»
– Да в самом натуральном… – мрачно пояснил принц.
«Че?» – и моя челюсть уехала в низ, он продолжил:
– … его таким и обнаружили. Сидит на стуле, не шевелиться, тупо смотрит перед собой в одну точку, а на полу лужа, запах, мухи стаями вьются. Думали, все мозги в ноль скрутились. Но ничего к утру более-менее оклемался.
– И что сказал?
– Говорит, богиня ушла на середине фразы, а канал оставила открытым. Так этот… братец – в голосе гостя раздраженный сарказм можно было черпать не ложками, а ковшами причем экскаваторными, – полез за ней. Вот тут и огреб…
«И не было ничего такого! – заспешили мои мысленные оправдания, – Там обвал случился, после чего я с медведем отношения выясняла… О! Может его братец вылез, когда я орала на медведя? М-да… там я старалась от души… Кстати, если это и есть брат первокурсника, тогда получается, у меня в гостях тот самый Эса… Король Эса».
– Мда-а дела, – задумчиво растянул Валерка, – но в принципе по заслугам, ведь ему не пять лет должен же понимать что-нибудь.
– Ты считаешь, это был адекватный ответ? – в голосе чувствовался сарказм похожий на ледяные осколки.
– Не знаю, – примирительно сказал Валерка, – мы же не в курсе, на что он напоролся. Может, его от смерти спасли, а может он своим появлением чуть несчастный случай не устроил, а может случайно под раздачу попал… Так что вопрос не ко мне…
– О, да не к тебе! – тут же согласился король, – И к этой «не-к-тебе» у меня уже накопилось куча вопросов. А главное очень хочется узнать, как невестушка провела эти десять лет.
«И никакая я тебе не невестушка!» – я чуть было не выскочила на свет, но паладин опередил меня своим вопросом:
– Слушай, а ты случаем не преувеличиваешь про десять лет?
– Хочешь узнать с точностью до дня?
– Да не обязательно. Просто рассуждаю, если мы виделись года четыре назад…
– Я принес свою брачную клятву в твоем присутствии, – жестко-твердым голосом произнес гость, – чуть меньше пятнадцати лет назад…
– Э?..
«Э?..» – повторила я и никаких мыслей.
Молчание нарушил Валерка:
– У меня как-то не получается пятнадцать, – произнес он неуверенно, – пять, ну шесть лет максимум.
– А ты посмотри на меня. Можно так постареть за пять лет?
«Он постарел? Сколько ему вообще лет?»
Но такие вопросы моего друга не волновали:
– Ты думаешь, я в прошлую нашу свиданку тебя активно рассматривал, чтоб сказать насколько ты постарел? – мне кажется, я даже увидела его улыбку, – и потом, состариться не фокус. Болезни, алкоголь, просто тяжелая жизнь. Вуаля, и пожалуйста, вместо юного молодца убеленный сединами старец.
– Это утешение?
– Это констатация факта, что все может быть совсем не так, как видится-слышится.
– И сейчас ты меня одаришь высшей мудростью, как оно было на самом деле.
«А этот Эса еще та язва, что, прямо скажем, не самое лучшее качество для домашнего уюта», – мысль звякнула треснутым колокольчиком, вызвав одновременно усмешку и раздражение.
– В даже близко такого не было! – меж тем ответил Валерка, – наоборот хотел тебя послушать. Я ведь совершенно не представляю того, что произошло десять лет назад…
«Я, между прочим, тоже не представляю».
– … Вот твою клятву, которая была, по твоему исчислению, лет пятнадцать назад, я помню хорошо. Если просуммировать все сказанное тобой, то получается, что спустя пять лет, ты решил снова вызвать Ле… Хм богиню к себе. Так?
– Так.
– Хорошо… Кстати, не боялся? Расстались то вы мирно, но все же довольно негативно.
– Да какая разница как расстались! Она нужна была мне…
У меня вспыхнул радостный жар на щеках.
– … нужна моему народу…
Мгновенный холод: «Что-о?»
– Тут уже не до личных желаний. Я пришел к богине с просьбой о помощи, когда все еще можно было остановить!
«Он о чем?»
– Так нет, даже не выслушала толком. То ей погоревать надо…
«Секундочку, – у меня забрезжило понимание, – это в день поминок? Валерка вроде говорил о беседе с принцем»…
– … То ей надо одеться поприличней… – продолжал, не останавливаясь, Эса.
«Это он про халат, наверное, – переводила я для себя, – боже, как стыдно!»
– … чтоб горевать сподручней. То что-то записать потребовалось
«Видимо о дневнике речь»
– То потанцевать!.. А у меня война на пороге!
– Взбесила? – подсказал Валерка.
– Не то слово!
«Хорошо все же, что я решила в темноте отсидеться».
– И?
«Да, что дальше-то, дальше?»
– Что «и»? Через завесу не пройти. Только руку смог просунуть. Поймал краешек ее одеяния и дернул к себе…
«Похоже, теперь я знаю, кто порвал мне халат!»
– … да разве удержишь! Думал, сдохну, но вытащу… В итоге и не сдох, и не вытащил, оставив страну без помощи.
– И чем бы вам помогла бы простая девчонка?
– Причем здесь девчонка? Я хотел сказать, – поправился Эса, – почему простая?
– Ну, у меня есть теория, что боги приходят в мир, как люди, несущие в себе божественную силу…
«Это он об Иисусе что ли?»
– … во всяком случае, в моем мире главный бог был именно таким отражением высшей силы.
«Точно, о нем»
– Червоточинка тоже в миру обычная девчонка…
«Ничего себе он приравнял меня! – невольно возмутилась я, – Да за такое раньше сжигали! Теперь же ограничиваются мягкими стенами».