– Лады. Мы сумки пока подтянем ближе к дыре, – Лугин прикинул, что большую часть багажа при любом раскладе придется пристроить здесь. У выхода из туннеля имелось что-то вроде ложбинки. Хорошо бы туда убрать скарб от посторонних глаз и привалить этот неважный схрон кусками кафравского мха.
Гармаш без задержки двинул к темному рукаву галереи. Раненый Ильин, стонал, вспоминая маму и потерянную навсегда Землю. Жалко солдата, нестерпимо жалко. Майор сам бы предпочел трижды попасть под ружейные выстрелы.
А Славка Руднев, скромник, наивный мальчишка в душе, лежал мертвый с большим открытым ртом, возле скорченного тела бандита. И так невыносимо было наблюдать их двоих угомонившихся на веки рядом, словно ангелочек прилег возле проклятого зверя.
10
– Профессору пить не давать, – наказал Лугин Елене Владимировне, вроде утихшей в последние минуты.
Сам он решил все-таки обшмонать убитых бандитов. Патроны на ТТ – 7,63 край как нужны. Попробуй такие, достань не только в пределах кафравского звездолета, но и на прежней Земле-матушке – раритет без всяких преувеличений. Да и ПМ еще один пригодиться. Даже, пожалуй, ПМ важнее. А еще мало ли что полезного у мертвяков-подонков. Тот же армейский бушлат снять с низенького. Низенький в плечах вполне широк, и верхняя одежка с него пойдет вместо пледа, державшегося на булавках и мало спасавшего от холода. При этом Сергей подумал, что за подобное мародерство стыдно ему вовсе не будет. Он бы и кожу снял с этих козлов не то что одежду. Одна только неприятность: их вещи станут напоминать о Славкиной смерти. В общем, злые вещи, но что делать, если вокруг нет ничего доброго.
Артем, корчившийся и стонавший, скоро успокоился. Может быть, подействовал укол и таблетки из Светкиной аптечки, хотя реально боль от таких ран мог заглушить только общий наркоз. Не поднимая чугунной головы, Ильин нашел взглядом Красину: ее серые глазки в тот самый миг влажно смотрели на него.
– Ир… – шевельнул он губами. – Покурим, а?
– Покурим… – Красина опустилась рядом, достала пачку Winston. – Куда тебе сейчас курить, бедный герой? Лежи, пожалуйста, смирно.
– Обещала, как-нибудь вместе… – с горечью напомнил он. – Мне курить, наверное, последний раз. Майор вернется, буду к тому моменту жив или нет, не знаю.
– Не смей думать о глупостях, – наклонившись, прошипела Ира. – У тебя раны плевые, просто очень болезненные, – соврала она, не имя представления о тяжести его ранений, но по мрачному виду мичмана, догадавшись, что с солдатиком совсем плохо. – Лежать нужно спокойно и без мыслей о табаке, – как можно мягче добавила она.
– А я мыслями как раз не о табаке маюсь, – он поманил ее пальцем руки, прижатой выше повязки, – а о тебе. Покурить – это так, как бы за кампанию. Хотел бы сам, сам и до кармана дотянулся. У нас на улице девчонка жила точно вроде тебя. Такие же волосы и глаза то ли серые, то ли голубые – не поймешь. Такие, что тянет к ним, фиг остановишься. Нравилась мне, аж ночами снилась. Так вот… Ну прикуривай, – он покосился на сигарету.
– Что «так вот»? – Красина щелкнула зажигалкой.
– Так вот ты, получается, красивее ее, – он нашел силы и нахальство усмехнуться.
– Очень сердечная история, – Ирина затянулась и выдохнула сизую струйку подальше от его лица. Что сказать мальчишке, который вместо того, чтобы плакать от кровавых дырок, чуть ли не в любви признается? Господи, помоги ему выкарабкаться! Заживи раны его, успокой боль! – Артемочка, – полушепотом произнесла она, – знаешь, что мне скоро двадцать шесть. Тебе, наверное, только девятнадцать. Я как бы старая для тебя. И сейчас бы не о девочках думать. Ну их нафиг в нашем положении.
– Мне двадцать. Ну, покурить дай, – Ильин попытался поймать ее руку своей левой, не особо послушной. Под ребрами стрельнуло так, что на глаза навернулись слезы.
– Только не дрыгайся, – Красина поднесла сигарету к его рту. – Две затяжки – не больше. Раз…
Он втянул в себя дым. Едва сдержался, чтобы не закашляться. Снова под ребрами что-то сжалось и разорвалось. В животе будто повернулся огромный осколок стекла.
– Два… – отсчитала Ирина и отняла сигарету. – Выздоровеешь, тогда хоть целую пачку.
– Ира… – тихо позвал он. – Хочешь, чтобы я скорее того, на ноги?
– Я что похожа на садистку?
– А это сейчас проверим, – Артем снова нацепил на лицо вымученную улыбочку. – Поцелуй меня, если не садистка.
– Ну нахал, – Ирина наклонилась над ним. Лицо солдата в зеленоватом отблеске светового пятна неживое. Под заостренным носом синюшная тень, и прыщи темными бугорками. Красина секунду помедлила, глянув на возившуюся возле профессора Светку, на Лену Чудову, вздохнула, и прижалась бледным губам Ильина. Он обхватил ее, пальцы трепетно запутались в волосах. Откуда только силы нашел и столько страсти?
– Все, хватит. Хватит, – прошептала она. – Пожалуйста, Артеш, тебе покой нужен.
Пока Ракитин относил оставшиеся сумки, мичман без особого усердия осмотрел трупы. Не считая забытого ПМа и патронов, полезного нашел не слишком много: только руки зря уделал звериной кровью. Фляжка со спиртом, фонарик, швейцарский армейский нож Victorinox с мини пилкой, пассатижами и массой полезных функций, зажигалки и две пачки сигарет – может солдатам сойдет. Еще всякий хлам: бумажник с деньгами, капроновая удавка, шило и костяные четки, колода карт и пакетик с анашой – все это, никому не нужное, свалил кучкой у башки татуированного, будто из нее это дерьмо и высыпалось. Свернул плед, надел простреленный бушлат, пришедшийся почти впору, но слегка тревоживший обожженное плечо через повязку. Затем подхватил солдата Руднева на руки и поплелся назад. Уж слишком не хотелось, чтобы мальчишка лежал возле всяких подонков.
Майор чего-то задерживался. Как он ушел, миновало двадцать четыре минуты. Беспокойства по военному особого не было, но первые тревожные звоночки начали звучать во взбалмошных мозгах. А вдруг что пошло не так? Напоролся на дружков беглого с ружьем? Не родной этот Юрий Сергеевич, и взаимной симпатии как-то не намечалось, а все равно о нем печешься. От чего так, Сергей знал из прошлого опыта. В критических ситуациях с людьми сближаешься в сто раз быстрее, чем в заурядной и пустоватой житухе. Вот, к примеру, когда Лугин служил срочником, и свело его и еще шестерых годков на маяке за Печорской губой, так за неделю все стали насквозь родными, хоть в паспортах отметки делай. От того, что вместе замерзали без соляры, вместе мучились голодухой и терпели тяготы северной жизни. Но так бывает, если люди вокруг тебя не полные сволочи. Наверное, в людских головах есть особый пунктик, что-то на уровне инстинкта. Он и заставляет в тяжелые дни искать себе ровню, прикипать к ней без всякой душевной кривизны, иначе амба – не выживешь.
Устав нести мертвого, Лугин остановился у покатого простенка, где изо мха торчали стекловидные початки. Не успел отдышаться, как услышал голос Красиной и сразу Хитровой – звали его. Тревожно звали, почти выкрикивая. Подхватив Славку, мичман поспешил к площадке. Была она рядом, за поворотом. Добежал, положил Руднева на пол ближе к углу, чтобы его мертвое лицо никого не беспокоило, и поднял взгляд к Светлане.
– С Артемом что-то, – проговорила Хитрова.
Оттеснив Ирину, Сергей припал на колено возле солдата. Схватил левую руку, щупая пульс.
– Он задергался, весь задергался, приподнялся, – скороговоркой начала объяснять Красина. – А потом хотел что ли крикнуть, и кровь с губ. Немного крови. Вот я вытерла платком. Господи, мы не знаем делать что! Аптечка открытая стоит. А что толку-то?!
– Да нечего уже делать, хоть с аптечкой, хоть с бригадой реаниматоров. Сдулся, – мичман осторожно повернул к себе голову Ильина и положил два пальца на его пожелтевшие веки. – Умер он, – пояснил Сергей специально для Красиной, до дрожи боявшейся услышать эти страшные слова.
– Как же умер? – Ирина почувствовал, что ноги не держат ее, даже густой запах кафравской валерьянки, витавший вокруг, не помогал. Как Красина стояла, так и опустилась между пластиковой коробкой с рельефным крестиком и Артехой. – Мы же говорили с ним только что. Живенький такой был. Улыбался и глупости мне всякие. Сережа! – она вдруг вцепилась в бушлат Лугина. – Я ему курить давала. Два раза затянуться. Знала, что нельзя, но он так просил! Не из-за этого ли?! – она поджала губы, чтобы не зареветь.
– Глупости не говори. Картечь у него внутри, а не твоих две затяжки. Хрен его знает, что свинцом порвало. У меня сразу были подозрения: парень долго не протянет. Я не врач, конечно, полтора года на фельдшера шел, пока не выгнали. Вот и все. Все, Ириш, – он привлек ее к себе. – Не плачь. Очень жалко парня, но мы для него ничего не могли.
Игорь и Хитрова, потрясенные, стояли по другую сторону от вытянувшегося Артема. Даже Елена Владимировна, все это время не отходившая от отца, подбежала и выглядывала из-за плеча Ракитина, большими карими глазами, зрачки в которых растеклись во всю ширь.
– Я ему сигарету в зубы!.. – не унималась Ирина. – Ну зачем, боже! На кой фиг! Сережа! – она рывком повернулась к мичману, обхватив его, забыв об ожоге. – Получается, мы все умрем, да?
– С чего такие выводы? – опешил Лугин.
– Если даже мальчишек убивают. За пять минут двоих! Какие еще должны быть выводы?! – Красина отпустила его, встрепенулась, размазывая по лицу слезы. Ей было одновременно стыдно и больно. И невмоготу, что рядом лежал тот самый мертвый мальчишка, которого она целовала, чтобы успокоить.
– Абзац, что творится! – проговорила Хитрова, нервно расхаживая возле сумок и поглядывая то на Сергея, то на Ирину возле Ильина. – Здесь у всех крышу срывает. У меня, кажется, тоже.
– Мы выживем, Ир, – сухо сказал мичман. – Что-нибудь придумаем, выкарабкаемся.
– Знаешь, – Красина запахнула куртку, чувствуя крадущийся по всему телу озноб, – он – Артем, меня точно так же успокаивал всю дорогу сюда. И теперь сам спокойненький на все оставшиеся дни…
Она хотела сказать что-то еще, но услышала тихий хруст. Так хрустит пенолитовое покрытие в некоторых местах биотронов при ходьбе. Кто-то приближался к ним. Приближался быстро: хруп-хруп, хруп-хруп. Сергей тоже услышал. Поднялся на ноги, снимая с предохранителя ПМ. Старенький пистолет вороноглазого решил из-за пояса не вытягивать – патронов 7,63 только шесть. По движению руки Лугина Ирина и дочь Чудова отбежали за бурые наплывы под световым пятном, только Хитрова вредничала. Игорь Ракитин неумело пытался привести в боевое положение свой ПМ.
К счастью, обошлось без стрельбы: из-за поворота появился запыхавшийся майор.
– Ильин умер, – сразу огорошил его Сергей. – Сожалею, Юр. Картечь крепко внутри попортила. Я так и думал, что без шансов.
Гармаш, замедлив шаг, подошел к Артехе. Остановился, обитая вспотевшее лицо, и что-то заговорил полушепотом, качая головой.
– Суки! – он повернулся к Лугину, видел я того с ружьем. – Патрон пожалел. Маячил метрах в ста передо мной. Маячил, как пес паршивый. Знал бы, что так с Артемом, я бы догнал, обойму обязательно всю всадил.
– Что там? – Сергей кивнул в сторону уходящих вдаль галерей. – Извини, Юр, времени на преамбулы нет. Давай по существу.
– Времени вправду нет. Боюсь, скоро пожалуют сюда. Опередил я их минут на пять, может больше, – Гармаш выдернул из кармана платок и приложил к шее. – Не знаю, как насчет новогорода с вменяемыми жителями, но за первым же выходом из биотронов есть типа поселения. Несколько палаток за аркой, свал какого-то барахла. Толчется там человек двадцать. Скорее всего, я видел малую часть. Сидел в закутке, пытался разобрать, кто такие. Издали определенно оно и не угадаешь, но на вид те же бандюки. Головы у многих стриженые вроде твоей, чуть волосы отросли. Думаю, беглые с зоны под Владимиром. Их же несколько тысяч по области разошлось. Может, слышали разговоры об их бесчинствах за Вязниками?
– Не особо, – отозвался Лугин.
– Ну и не надо оно нам сейчас. В общем, этот бежавший с ружьем сразу к ним. Сели перетирать что-то. Что – понятно. О нас перетирать, и убитых дружках. Я так полагаю, сейчас соберутся и маршем сюда. Нам остается уходить к Нововладимирску. И скорее. Тут, умно говоря, без альтернативы, – он отстегнул с ремня фляжку, проворно свинтил пробку и сделал пару глотков. Спирта или воды, Лугин не понял – физиономия майора с момента возращения больше походила на гримасу выпившего и не закусившего.
– И что же в Нововладимирске станем делать? – приглушенно поинтересовалась Хитрова. – На поклон к Перцу и Гудвесу? И с профессором как объясним? Если сказать правду, что нашли другую пещеру и хотели уйти, администраторы такое вряд ли простят. Не думаете ли вы, что при их склонности к показательному как бы суду, наш вопрос может повернуться самым печальным образом.
– Есть еще не ахти какой вариант, – начал мичман. – Поискать временное прибежище в биотронах, и там уже обдумать, решить. Вот только Владимира Ефимовича по любому нужно сначала к врачу, а где искать врача, не известно. Ходить, расспрашивать народ по Нововладимирску, тоже не дело: потеряем драгоценное время. О медиках среди переселенцев могут знать только Гудвес или Перец – они интересуются востребованными специалистами и ведут по важным персонам списки.
– Молодые люди, – слабо сказал Чудов. Ему вроде стало немного лучше: он приподнял голову и взгляд прояснился. – Меня, прошу, послушайте. Жизнь одного человека, тем более старого, почти отжившего свое, никак не может стоить многих ваших жизней.
– Папа! Не смей так говорить! – резко высказалась Лена. – Мы ни за что тебя не оставим!
– Подожди, Леночка. Я хочу заметить, что вам совсем неразумно так рисковать. Мысль Сережи про биотроны вполне хорошая. Советую сделать так. Если сил хватит, отнесите меня к выходу из биотронов возле нашего бывшего сектора и поручите кому-нибудь доставить к администраторам.
– Извините, Владимир Ефимович, но из первых встречных вряд ли найдутся добровольцы предстать перед Гудвесом вместе с вами, – возразила Красина, нервно мявшая сигарету.
– Задаром нет, а если чем-нибудь отблагодарить, то вполне согласятся. Можно отдать нашу палатку и многие мои вещи. Только ни в коем случае не чемодан с семенным фондом! Это важнейшая вещь для будущей земной колонии. Без моих семян ни сельского хозяйства никакого, ни просто нормально жизни. И вот еще, – Чудов, так и не найдя взглядом чемодан, попытался поднять голову еще выше. – Я так полагаю, у начала биотронов с западной стороны, есть такое же ответвление, каким мы шли сюда, и подобный туннель в другую пещеру. Почему так уверен? Из принципа симметрии, мои молодые люди. В организации внутреннего строения звездолета, как я убедился, он соблюдается. Так что можете испытать удачу за вторым тоннелем. Почему бы нет? Не везде же бандиты, где-то есть и хорошие люди. В общем, меня к нововладимирским биотронам попрошу. Там и расстанемся.
– Выберемся на ту сторону, там и решим, – заключил Сергей.
Убитых солдат – Ильина и Руднева – положили рядышком в небольшом пенолитовом кармане под бурыми лохмотьями мха. Забрать мертвых с собой или по-человечески похоронить здесь, не было никакой возможности. Но, как говориться, живые о живых. Ирина и Светлана, прихватив, сколько смогли поклажи, двинулись через тоннель первыми. За ними Лугин и Ракитин. Они несли профессора. Майору Гармашу выпала не менее сложная задача: он тянул сразу четыре сумки и рюкзак, связав их веревкой. Лена Чудова взялась доставить драгоценный чемодан с семенами и кое-что из важной мелочи.
Пробирались через не такой уж длинный ход долго, минут пятнадцать, часто останавливаясь, передохнуть и отдышаться. Но в скрюченном виде под низким сводом особо не отдохнешь – так, самообман, в лучшем случае перераспределение напряжения на другие мышцы. Владимиру Ефимовичу во время перехода пришлось особо туго. Иногда Лугин тянул его волоком, потому что Игорь Ракитин, ползший позади на четвереньках, не мог приподнять профессора. А иногда на поворотах у близко сходящихся стен, Владимиру Ефимовичу приходилось сгибаться, и обострившаяся боль едва не доводила его до безумия. Юра Гармаш на одном из таких участков застрял со своей неуклюжей вязанкой сумок. Его ждать не стали: все спешили выбраться из проклятой норы, вытягивающей последние силы будто гигантская черная пиявка.
Когда пространство вдруг расступилось, дохнуло свежим воздухом, Красина и Хитрова испытали немало радости. Оказывается, даже в пещерном аду, и после смерти товарищей можно переживать это зыбкое чувство, от которого снова хочется уцепиться за жизнь. Спуститься по уступам с трехметровой высоты, пусть с нелегкими сумками, куда проще, чем подняться. Светка так запросто спрыгнула на последнем этапе, приняла груз у Ирины. Потом, подсвечивая фонариком, вместе поспешили на помощь мичману. Аккуратно переместили постанывающего Владимира Ефимовича на второй широкий уступ, и оттуда стащили на пол.
Со стороны чужой пещеры звуков преследования не доносилось. Или смылись вовремя, или ублюдки, поселившиеся по ту сторону тоннеля, вовсе ничего не затевали.
– Ну, где там майор? – в нетерпении спросила Хитрова профессорскую дочь, появившуюся на уступе с чемоданом.
Лена остановилась, убирая налипшие на лицо волосы, и разомкнула рот, чтобы ответить, но Красина за спиной мичмана взвизгнула и отскочила куда-то в темноту.
Лугин, выхватив пистолет, повернулся. Сразу два фонаря осветили его и растерянно замершего Ракитина.
– Спокойно, спокойно мышки-норушки, – сказал рослый незнакомец, крепко держа Красину за волосы.
Сергей разглядел наведенный на него АКС. И у другой стены замерло двое, вооруженных обрезами. Дергаться в такой ситуации себе дороже.
– Пистолетик-то наземь кинь, – посоветовал мичману мужик, удерживавший Ирину. – И сюда мелкими шагами.
И как его было не послушать? Сергей медленно разжал пальцы, выпуская ПМ. Сделал шажок, вглядываясь в полумрак, рассеченный желтым светом фонарей. Еще шажок и стал от совсем неприятной неожиданности: посреди прохода возник джинсовый – тот самый, что грабил джип Климыча.
Успел вылезти Гармаш из туннеля или вовремя засек дружинников и затаился, Лугин так и не понял. Крепкий удар приклада сбил его с ног.
Кто-то из темноты ринулся к Ракитину. Профессор застонал на полу, и рядом вскрикнула его дочь.
11
Как сообразил Лугин, хирург в списках администраторов числился. Плохой ли, хороший – другой вопрос, но Перец, едва глянув на профессора, с резкостью распорядился:
– К Мундштуку бегом! Пусть окажет нормальное внимание.
Дружинники поспешили исполнить, Владимира Ефимовича положили на брезент и вчетвером рысцой к западному краю площади. С Лугиным сильно не церемонились, заломили руки и погнали к форту. Заново ощутить на запястьях капроновую удавку оказалось ой как неприятно. Будто рожей с разбегу в то же самое дерьмо. И запястья затянули за спиной не скромнее чем прошлый раз: сволочь, которая вязала жгут при Перце, аж похрюкивала от натуги и удовольствия. Руки затекли, онемели, в висках горячо стучала кровь. Одна радость: в форте не бросили на пол абы как, а культурно посадили на задницу. Перед глазами те же стены сложенных наспех блоков, то бурых с зеленцой, то волокнистых, синих с коричневатыми полосами, другие пористые, похожие на засохшую губку. К фиолетово-серому небу, вернее своду с размытыми пятнами подсветки, поднимается тот же мрачный пест – Серебряный столб. Не видеть бы его никогда, не знать, что есть такой, и какие сволочи поселились рядом с ним!
Куда делись Лисичкина с Ириной и Лена Чудова с Ракитиным, мичман в точности не знал. Когда его толкали мимо выработки в полу, которую теперь важно называли: «карьер», Светлану с Ирой люди Гудвеса завернули к проходу, отмеченному здоровенной табличкой «Шоссе Р» – раньше ее не водилось. Туда же ушли сумки вместе с профессорским важно-семенным чемоданом. Елена Владимировна с Ракитиным вроде как отстали перед площадью. У них имелась некоторая возможность нырнуть между хаток и затеряться – дружинники их за собой особо не тянули.
Шевельнув за спиной пальцами и прикрыв глаза, Сергей подумал о Гармаше. Майор оказался единственным из их неудачливой группы, избежавшим плена. Вовремя он застрял с багажом в туннеле. Присоединиться ко всем Юра, вероятно, успевал, а что не вышел к дружинникам или не затеял перестрелку, так правильно сделал. Стрелять в его положении выглядело полной бессмыслицей. Ну, завалил бы одного-другого из Перцевых людей, взамен свои все полегли. А так у Гармаша оставался шанс сберечь свою шкуру, там, глядишь, и помощь какую оказать Елене Владимировне, рядовому Ракитину, может Светлане с Ириной. Лугину, конечно, вряд ли. Потому что Перец не из тех людей, что любят прощать.
Не успел мичман подумать о Перце, как за соседней стенкой, возникла суета, и появился он сам, легок на помине вместе с Гудвесом.
Вошел следом за чернявым, державшим на плече калаш с подствольником. Остановился у стопки блоков и скривил пасть пренебрежительной улыбкой.
– Как же так, сученок, вышло? – поинтересовался он. – Мы тебя по-братски Лужком нарекли, доверили первое важное задание привести профессора, а получилось, тебя самого сюда под стволом возвращать надо?
– Вот такая неприятная байда, – Лугин оскалился ему с полной взаимностью. – Это я дорогу в потемках попутал.
– Ты Владиславу Михайлычу не хами, слышь, – чернявый угрожающе навис над мичманом.
– Не уважаешь, значит? – поинтересовался Гудвес, присев на корточках в обнимку с бутылкой «Сибирской короны». – Порядки наши презираешь и решил тихо сдрыстнуть с дружками, заодно увести важного для нас человека? А оно вон как хреново обернулось. И главное, важный человек теперь с дыркой в животе, неизвестно выживет или нет, а ты, говнюк, здесь сидишь живехонький. Вдобавок хамишь главе администрации.
– Ну, давай Лужочек, колись, как все было с самого начала: от чего ушли, куда собирались, и как у вас за туннелем вышло, – Перец придвинул пенолитовый блок и устроился рядом с Гудвесом. – Вываливай свою лапшу на уши. Только имей в виду: я твою лапшу сверю по цвету и ширине с тем, что расскажут твои бабы. Если нестыковки обнаружу, обижусь еще больше. И на них, и на тебя.
Врать по большому счету Сергей не собирался. Если Перцу так дорога правда, то он без напряга может опросить по отдельности Хитрову и Красину, затем все это сопрячь с его, Лугина, версией событий. Только зачем нужна ему эта правда? Итак, наглядно все: хотели свалить из Нововладимирска. Кто здесь не хочет? Любого спроси хоть на проспекте Ленина, хоть на Шоссе Р, да в любом из секторов – исчезнуть отсюда желают если не все, то почти все. Даже в окружении самих администраторов, наверняка найдется уйма народа, подумывающего как бы очутиться подальше от Серебряного столба. Ну, правда, так – правда. Мичман шмыгнул носом и преподнес, как все было. Только несколько преувеличил свою инициативу в начале истории. Мол, едва вернулся с площади в хату, всем рассказал, как головы резали, и натолкнул на вывод, что выжить под администраторами невозможно. И про исчезнувшего майора решил не то чтобы совсем скрыть, а чуть исказить истину. Гармаша он вообще не упомянул как отдельную личность, а присовокупил его к солдатам и называл всех одним обтекаемым словом: «военные». Двоих военных застрелили, один запропастился бог знает куда: сгинул во враждебных биотронах с барахлом.
Перец с Гудвесом слушали его треп без особых эмоций, изредка переглядываясь и прихлебывая пиво. Даже когда Лугин живописно преподнес гибель солдат-мальчишек, бровью не повели.
– Значит, на себя все берешь? – уточнил Влад, когда Сергей замолчал. – Сожителям своей хаты мозги накрутил, увел их от нас, сволочей, в поисках лучшей жизни?
Мичман кисло кивнул, а Перец поймал его подбородок двумя пальцами и вскинул повыше, с мрачной тяжестью заглядывая в глаза.
– За это уважаю, – процедил он. – Экая ты скотина забавная. Ну редкая сволочуга. Губешки расквашены, морда синяя, а поди ж ты, до сих пор герой. Даже сдается мне, в прошлом случае с беглым приговоренным ты немного прибрехал. Не так сильно он тебя в плечо, что ты нашим ребятам под ноги.
– Нормально он меня в плечо, – без эмоций отозвался мичман.
– Как же ты так брешешь, будто один с ножом уделал троих матерых зеков со стволами? – хмыкнул Перец, завозившись в кармане куртки. – Вот в это трудно поверить – остальное вроде складно.
– Не один я их. У военного был ПМ. Без него вообще без вариантов. Я успел только одного пырнуть, второго подстреленного добил, – повторно объяснил Сергей.
– Лужок, а чего ты такой твердолобый? Ну чисто дебил с нечесаной жопой, – Гудвес отхлебнул пива и презрительно глянул на мичмана. – Вроде же нормально прошлый раз расстались. И внятно тебе сказали: отсюда никуда не денешься. Хоть из штанов выпрыгни, из Нововладимирска не уйдешь. Или ты нас за лохов принял? Думаешь, мы про тот туннель и восточную пещеру не знаем?
– Да мало ли как, – пожал Сергей плечами. – Может, и не знаете.
– Лужок, Лужок… Расстроил ты меня. И хочется с тобой сделать, как зеки с профессором – так было бы справедливо. Ненавижу, когда меня люди подводят, которым стараешься верить, – Влад в задумчивости забарабанил пальцами по натянутой плащевке. – Нечего перед тобой тут распинаться, но так, ради справедливости. Ты вот своим из хаты причесывал, что мы такие зверюги, невинным людям головы режем за пару бутылок водки. А знаешь, что эти невинные люди, водку сперли из нашего городского общака, который стратегический запас для всех. И не раз сперли, а два – сперва-то мы их простили. Вот и тебя мы первый раз как бы простили. Теперь чего?
– А вы мне что родители, чтобы прощать? – мичман хмуро усмехнулся.
– Хамит, Влад Михайлович, – заметил чернявый, все нянчивший на руках АКС. – Чего с ним базарить.
– В том-то и дело, что не родители, – Перец медленно поднялся с пенолитового блока. Прошелся до узкого недостроенного оконца и замер там, посматривая, как круговой ветер треплет брезентовку, закрывавшую ящики. Брезент натянули, разумеется, не от дождя – откуда здесь такая блажь? – а от вороватых дружинников, повадившихся таскать бутылки со спиртным.
– За кентов своих военных отомстить хотел бы? – неожиданно спросил он.
– В смысле? – Сергей сдвинул брови и поднял зрачки к главе администрации.
– В прямом смысле. Очистить от уголовников смежную пещеру. Теперь ты понимаешь разницу между нами и теми, – Влад махнул рукой в сторону дальней стены. –Да, мы жестокие, но эта жестокость во имя порядка. По ту же сторону верх держат отморозки с владимирской зоны. К утру туда выдвигается отряд штрафников.
Отомстить за Славу Руднева и за Артеху Лугин, конечно, хотел бы. Так хотел, что зрачки, уставившиеся на Перца, стали похожи на черненькие острия. А еще руки чесались расквитаться за Климыча, и тут же вспомнился джинсовый. Сергея он так и не признал, хотя всю дорогу от биотронов к площади шли бок о бок, даже перекинулись парой нецензурных фраз. Сомнений не было: джинсовый входил в один из отрядов нововладимирской дружины и подчинялся вроде самому Мальцу – так проскользнуло в разговоре. Если бы представился случай припереть его к стенке где-нибудь тет-а-тет, то Лугин наверняка вытряс, кто стрелял в Дениса. Случай… Случай… Каким-то чудом мичмана снова не собирались по-быстрому пускать в расход, и едва ли не вежливо предлагали послужить на благо Нововладимирску. Иначе говоря, поучаствовать в качестве пушечного мяса в войне одних козлов против других. Что ж, это лучше, чем сразу считать себя списанным с этого корабля на тот свет.
– И оружие дадите? – полюбопытствовал Лугин.
– А хрена с тебя толку, если с голыми руками, – пробасил Перец. – Свои пистолетики не получишь, а ружье или обрез перед операцией выдадим.
– Тогда чего ж не согласиться. Даже с удовольствием, – Сергей дернулся и поморщился от боли в сведенных руках.
– Саш, лапы ему освободи, – попросил чернявого Влад.
Тот грохнул автомат наземь и стал на колено возле пленника.
– Видишь, какие мы сердечные, – заметил Гудвес, скребя свой заметный нос. – Ты нас лажаешь перед всем населением, а мы тебя ласково, чуть ли не в семью принимаем.
– Ну вот, а говорит – мы не родители, – душевно хохотнул Влад. – Считай, мы и есть твои настоящие родители. Даже чуть более того: родители один раз жизнь дают, а мы как бы второй подряд. И хрен его знает, почему на тебя рука не поднимается. По правде, чувствую, внутри тебя, Лужок, нет того скотства, которого под завязку в других. Вот поэтому. Но третьего прощения не будет.
– Нож отдашь? – разнаглелся Сергей, поглядывая на «родителей» из-под сведенных бровей и растирая мертвые запястья.
– Сильно дорог что ли? – Перец поманил чернявого и протянул широкую загрубелую ладонь.
– Друга нож. Которого убили, – Лугин покосился, как чернявый вытащил из-за ремня Денискин тесарь и вложил в руку Влада. О швейцарском складнике Victorinox наглости спросить не хватило.
– Я тоже имею слабость дорожить некоторыми вещами, – Перец осмотрел темной лезвие с бледным рисунком, затем засучил рукав и глянул на часы. Было полдесятого вечера. – Сейчас, Лужок, тебя сопроводят в лагерь штрафных. Там, кстати, друг твой, что от суда с площади бежал. Как понимаешь, тоже голова пока на плечах – пожалели. Времена такие, даже плохие люди нужны. Очень тебя прошу, не будь неблагодарной сволочью: не пытайся сделать ноги. Лучше нормально выспись до утра. Для тебя в поселении зеков есть дельце особого рода.
Какое, он не пояснил, хотя Сергей в повисшем на минутку молчании ожидал подробностей.
– С девушками, что были со мной, увидеться позволите? – спросил мичман.
– Нет, – отрезал Гудвес. – Про рыженькую можешь сразу забыть.
– Владислав Михалыч! – раздалось от входа. – Михалыч!
Перец повернулся. Между простенком и ящиками в комнату протиснулся худощавый тип в камуфляже.
– «Жуки»! В третьем и втором секторе! – выпалил он. – Явно гребут к площади.
Протянув Лугину нож, Перец выматерился и распорядился:
– Давай бегом. Как договорились: наших за стену, работников в яму. Да, и главное, штрафников по периметру. Пусть, суки, пользу приносят.
– Вперед, отрабатывай! – Гудвес толкнул мичмана за чернявым. – Станешь между воротами и карьером.
Издалека донеслись ружейные выстрелы, где-то поближе загудел, простужено забряцал котелок, пользуемый на манер тревожного колокола.
– Сюда вали, – теперь чернявый направил Сергея вдоль стены форта к карьеру.
Гудвес давал крикливые команды столпившимся у арки дружинникам. Влад направил двоих автоматчиков к жилому кварталу.
– Здесь будешь стоять, – чернявый схватил мичмана за рукав и указал на участок у кромки карьера. – Не вздумай дернуть – обещаю похуже, чем смертный приговор.