Хатуахвар: Взойдёт солнце правды. Часть вторая

26. Бывшие узники стали разбегаться, но некоторым из них в спины вонзились стрелы. Среди раненных оказался и друг Атми – Коре, которому удалось скрыться от врагов лишь благодаря неимоверным усилиям и верному товарищу.

27. Спустя некоторое время, когда двое друзей удалились от порта на большое расстояние, они встретили небольшую группу рабов, сбежавших с корабля вместе с ними. Один из них приблизился к ним и опечаленно произнёс: «Этот план был безумен, и многих убили. Но лучше быть мёртвым, чем потерять свободу на всю оставшуюся жизнь; а мы к тому же по-прежнему живы, за что и благодарим вас».

28. Поначалу Атми не знал, что ответить на это, но потом сказал: «Идите своим путём, обретшие волю. Вы теперь сами себе хозяева». Так они попрощались и разошлись каждый своей дорогой.

29. Вместе со своим другом Атми побрёл по пустыне, где не было ни воды, ни еды, но была свобода и немыслимая жара.

30. От боли и большой потери крови Коре выглядел бледным и часто причитал, повторяя одно и то же: «Эх, зачем мы сбежали и зачем ввязались в драку! Я не был бы сейчас ранен, и у нас были бы вода и еда… Пусть Каджихий всех угнетал, но мы его слушались, и у нас была вода… Мы слушались бы и приплывшего господина, зато у нас была бы вода и еда… А так – лишь смертельная рана в спине».

31. От страданий и обиды друга Сиравна мучили мрачные мысли и совесть. В его голове всё смешалось, и он уже и сам не мог понять, хорошо или плохо он поступил, устроив подневольным бедуинам побег?

32. Миновав небольшой бархан, Коре Ар-Фаи, чьё выражение лица говорило о полном бессилии, страхе и отчаянии, произнёс: «Я больше не могу идти: мне плохо. Я чувствую, как силы покидают меня». После этих слов, продолжая стонать, он упал на землю, утянув за собой ослабевшего от жажды Атми. Его дыхание становилось всё труднее и труднее, а взгляд – всё более отстранённым и неживым. В один момент Коре еле слышно пробормотал: «Похоже, пора нам прощаться. Этот мир… он просто меня сильней».

33. Атми сел на горячий песок рядом с ним, держа его голову своей рукой, и сидел так до последней его минуты.

34. Помимо глубокого сожаления и душевной скорби внезапно на него нашла паническая боязнь, которая наступила, казалось бы, беспричинно.

35. Оставив мёртвого друга лежать на песке, он продолжил свой путь дальше в одиночку.

36. Внутри у него всё болело, и его голову наполнили мрачные и тревожные мысли о немощности и бренности человеческого тела, внушающие ему неприязнь ко всему окружавшему и некую подсознательную боязнь существования.

37. Одинокий странник пытался успокоить свой разум, но не мог этого сделать, и по этой причине постоянно раздражался и впадал в ещё бо́льшее отчаяние.

38. Однажды он остановился посреди песков и закричал: «Любой выбор был плох!»

Глава 2: Приют

1. Сарацин устало брёл по пустыне в течение нескольких дней. Пищей ему служили ящерицы и змеи, которых он с трудом отлавливал и ел с отвращением. Иногда ему попадались растения – тогда он выкапывал их и высасывал сок. Странник знал, какие растения можно потреблять, а какие нет – этому он научился ещё в детстве у одного старого раба. И всё же несмотря на свои многочисленные навыки, он не мог долго продержаться на том, что попадалось на его пути, так как воды́ и пропитания было слишком мало,

2. но однажды пустыня закончилась. Сарацин оказался на зелёной поляне и увидел стоявший на ней деревянный немного покосившийся дом. Подойдя к нему, на пороге он встретил хозяйку – очень приятную на вид женщину с добрыми большими глазами, и попросил пить. Та принесла ему воды и мягким голосом спросила: «Откуда ты? У тебя нет дома? Ты не похож на пьяницу-бродягу».

3. Одинокий странник ответил: «Я – сарацин по имени Атми Сиравн. Пришёл с юга – с другого берега реки аль-Фуират, из пограничных пустынь Ас-сурийи. Дома у меня нет с самого детства, но не потому что я пьяница, а потому что я простой скиталец. Благодарю за воду». После этого хозяйка, которую звали Эли́бьей, на какое-то время призадумалась, а потом сделала Атми следующее предложение: «У нас много трудностей с домашним хозяйством, а мужчины нет, лишь я и дочка. Абах Джильнин забрал моего мужа в армию, и там он погиб. Если ты что-то умеешь делать по хозяйству, можешь ненадолго остаться: будешь выполнять по дому различные работы, зато с голоду не умрёшь». Атми не ожидал получить такое быстрое предложение, но с радостью согласился остаться и вскоре познакомился с дочерью хозяйки, которая в ближайшем времени должна была уехать и выйти замуж за знатного шаха аль-Шии́та…

4. С этого дня странник пустыни стал прислуживать Элибье. Он выполнял различные плотнические работы, охотился на луговых грызунов – другие животные в этих местах редко когда встречались, ходил на рынок, расположенный довольно далеко от этих мест, носил воду.

5. Однажды хозяйка пожаловалась Атми на испорченную – протекавшую во время дождя крышу. Не увидев в этом особой проблемы, сарацин подготовил свежие доски, взобрался на неё и принялся стучать. Приколотив одну хорошую доску вместо гнилой, он переместился на другое место, но не рассчитал, что столь ненадёжная крыша может его не выдержать.

6. Прогнившее дерево треснуло. Сарацин полетел вниз. Упав, он потерял сознание, а когда очнулся на небольшой промежуток времени, то ничего не чувствовал, не мог пошевелиться и оказался даже не в состоянии позвать на помощь. Обнаружив его, Элибья тут же кликнула свою дочь, и они ужаснулись и запричитали, не зная что делать. Позже женщинам с трудом удалось отнести покалеченного на кровать, и на ней он пришёл в себя лишь спустя большой промежуток времени. Помутнённое сознание не давало ему почувствовать всю ту боль и беспомощность, которые должно было испытывать повреждённое тело. Он лежал так несколько дней и никак не хотел верить в то, что с ним произошло, потому что боялся навсегда остаться обездвиженным. Нижняя часть тела не слушалась, и он ею ничего не чувствовал, а правая рука ко всему прочему была сломана и парализована, и, по правде говоря, действующей конечностью у него оставалась лишь левая рука. Таким вот печальным образом закончилась простая починка крыши.

7. Есть и ходить в туалет сарацину помогали Элибья и её дочь О́фшия. Боль и беспомощность непрестанно одолевали его, а мысль о том, насколько неудачным оказалось его знакомство с молодой симпатичной Офшией, скоро должной уехать к шаху аль-Шииту, просто выводила его из себя.

8. Через месяц дух Атми окончательно потерял какие-либо силы. Впадая чуть ли не в беспамятство, он постоянно говорил себе: «Я так долго лежу беспомощным как бревно, мечтая лишь о смерти. Не могу больше терпеть эти страдания. Я – простой человек, а не святой мученик, и поэтому хочу либо нормально жить, либо умереть».

9. Дух хозяйки Элибьи тоже ослаб, и она часто причитала, ругала Атми и ссорилась с дочерью: «Вот заче́м я приютила его?! Знала бы, насколько он неумен, чтобы так с крыши шарахнуться – и не подумала бы пускать! Теперь лежит, постоянно ворчит и ноет, а ведь не выбросишь его никуда! Ты-то, дочка, скоро уедешь, и мне придётся одной вести хозяйство и ухаживать за ним!»

10. Однако Офшия ещё несколько дней ходила в мрачном унылом состоянии, что-то постоянно обдумывала, но потом твердо заявила матери о своём намерении остаться: «Я остаюсь, ибо не хочу бросать тебя одну, и буду ухаживать за сарацином, так как он – благородный и сильный духом человек, но сила у всех людей ограничена».

11. – «Подожди, как это остаёшься? – с удивление спросила мать, – А как же аль-Шиит? Ты должна к нему ехать, и это безоговорочно».

12. – «Нет, мама. Я сделала свой выбор и вижу, что он вполне справедливый», – уверенно решила Офшия.

13. – «Дочь моя, разве ты не знаешь, что шаха нельзя заставлять ждать?! Там ты будешь жить во дворце, и у тебя даже появятся слуги, а если откажешь ему, то навлечёшь на наш дом беду – он отомстит».

14. – «А зачем идти к человеку, который станет мстить? Я что – себе враг? Если он злопамятный и несправедливый, то для чего мне с ним жить?»

15. Так Офшия осталась в своём доме, а явившемуся вскоре гонцу аль-Шиита сказала, что сейчас не может к нему приехать. Гонец ушёл, а дочь хозяйки продолжила помогать матери по дому и ухаживать за Сиравном, всё это время часто укорявшим себя и судьбу за то, что его странствия и знакомство с Офшией закончились таким вот плачевным образом.

16. Однажды, когда дочь хозяйки пришла его покормить, он сказал ей: «На вашем месте было бы логично убить меня, и я за это на вас не держал бы никакой обиды. Подумайте над этим, потому что неизвестно, сколько ещё я буду лежать здесь словно бревно, и к тому же как я смогу вас отблагодарить?»

17. Офшия слегка улыбнулась и ответила: «Мне ничего не надо, лишь бы ты поправился и встал на ноги. Только так ноша будет сброшена и с нас и с тебя. Поправляйся, а я дальше стану выхаживать и лечить тебя».

18. Атми многое хотел сказать своей собеседнице, однако его сознание не позволяло сделать это, а голова была тяжела и настолько туго соображала, что мысли в ней зачастую сплетались между собой. Но несмотря на это, случалось и такое, что его посещали вполне слаженные рассуждения, в частности, о человеческих вероисповеданиях, духовном мире, богах и обо всём остальном, о чём может думать человек в преддверии тяжких страданий и смерти.

19. Одним светлым и жарким утром он решил запечатлеть свои мысли и попросил у хозяйки кусок бумаги с пером.

Глава 3: Рукописи сарацина

1. Существует бесконечное множество воззрений и верований. Одни говорят, что вселенную создал бог-воитель А́шшур. Другие говорят, что её создал владыка сонма богов Ан (Ану), третьи говорят, что её создал другой бог, четвёртые спорят с ними и говорят, что вселенную создали несколько богов; пятые спорят с ними и говорят, что она произошла сама по себе; шестые спорят с ними и говорят, что вселенная создана Ашшуром и одновременно она произошла сама по себе.

2. Другие же не верят ни в ассирийского бога А́шшура, ни в то, что всё происходит само по себе – без какого-либо разумного умысла, но верят в шумерского верховного бога неба Ана и более низших богов земли и неба, Аннунаков и Игигов. Иные же утверждают, что они заблуждаются.

3. Одни говорят, что мир бесконечен и вечен, вторые говорят, что он бесконечен, но не вечен, третьи – что не бесконечен, не вечен, четвёртые – что ни бесконечен, ни небесконечен, ни вечен, ни невечен, пятые – что он отчасти бесконечен, отчасти небесконечен, отчасти вечен, отчасти невечен, шестые – что эти понятия вообще нельзя применять для мира.

4. Одни говорили, что Ашшур – бог-воитель, вторые – что бог-создатель, третьи говорили, что он был всегда, четвёртые говорили, что он когда-то возник из ничего, пятые говорили, что он породил сам себя, шестые говорили, что он наравне с другими богами был порождён вышестоящим Творцом, седьмые говорили, что Он и есть Творец, восьмые говорили – что он и Творец и нетворец. Одни говорили, что он есть, вторые спорили с ними и говорили, что его нет, третьи спорили с ними и говорили, что он одновременно есть и одновременно его нет, четвёртые спорили с ними и говорили, что он ни не есть, ни его нет.

5. Бесконечно огромная сеть воззрений породила и споры на тему того, что такое запредельные миры и чем является смерть. Одни говорили, что смерть – это некая граница, и после смерти все попадают в темницу. Вторые говорили, что не в темницу, третьи – что после смерти ты исчезаешь, четвёртые – что не исчезаешь. Одни говорили, что после смерти остаются чувства, сознание, ум и форма, вторые говорили, что после неё остаются чувства, сознание, ум, но форма не остаётся. Третьи спорили с ними и говорили, что после смерти остаются только чувства и сознание. Четвёртые спорили с ними и говорили, что остаётся лишь сознание. Пятые спорили с ними и говорили, что не остаётся ничего. Шестые спорили с ними и говорили, что не остаётся ничего из вышеперечисленного, но остаётся нечто неизвестное никому из живущих. Седьмые спорили с ними и говорили, что не остаётся ничего из вышеперечисленного, но остаётся нечто известное всем живущим. Восьмые спорили со всеми вышеперечисленными и говорили, что после смерти равно не остаются чувства, сознание, ум и форма, и равно остаются чувства, сознание, ум и форма. Девятые спорили с ними и говорили, что равно остаются и не остаются чувства и сознание, а ум и форма не остаются. Десятые говорили, что сознание равно остаётся и равно не остаётся, а чувства, ум и форма не остаются, хотя некоторые считали, что остаются. Одиннадцатые говорили, что чувства ра́вно остаются и не остаются, а сознание, ум и форма не остаются, хотя некоторые считали, что остаются. Двенадцатые спорили с ними и говорили, что сознание, чувства, ум и форма остаются лишь частично, тринадцатые говорили, что они остаются, но в ином, не присущем этой земле виде, четырнадцатые спорили с ними и говорили, что остаются в таком же виде, пятнадцатые спорили с ними и говорили, что сознание и чувства остаются в таком виде, а ум и форма – в другом, шестнадцатые говорили, что наоборот, семнадцатые, что как наоборот, так и не наоборот, а восемнадцатые спорили с ними и говорили, что не наоборот и ни не наоборот.

6. Одни говорили, что после смерти ты можешь попасть либо в темницу, либо на светлый остров блаженных. Вторые говорили, что после смерти ты не попадёшь ни туда, ни туда. Третьи говорили, что после смерти ты никуда не попадёшь. Четвёртые говорили, что после смерти ты не попадёшь никуда из того, что можешь себе представить при жизни. Одни говорили, что сперва ты будешь судиться богами и плыть по реке. Вторые говорили, что сперва ты будешь судиться духами и стоять в зале суда. Третьи говорили, что тебя никто судить не будет, ибо ты сам себе судья. Четвёртые говорили, что лишь Творец – всем судья, а Творец – это Ашшур; однако шестые считали, что Творец – это не Ашшур. Седьмые говорили, что ты будешь судиться как самим собой, так и Ашшуром. Восьмые говорили, что суждение самим собой – это и есть суждение Ашшуром. Девятые говорили, что это не правильно, так как мы не можем себя справедливо судить. Последующие говорили, что предыдущие вообще не о том, о чём надо, рассуждали.

7. Сперва говорили, что солнце – это бог. Потом говорили, что солнце – это не бог, но у солнца есть бог. Потом говорили, что у него нет бога. Потом говорили, что солнце – это воплощение бога. Потом говорили, что не воплощение. Потом говорили, что нет бога солнца. Потом говорили, что его нет в таком виде, как мы его воспринимаем, но есть в другом. Потом говорили, что всё-таки мы правильно его воспринимаем. Потом говорили, что мы его то правильно, то неправильно воспринимаем. Потом говорили, что он невоспринимаем, однако потом говорили, что всё-таки воспринимаем. Потом говорили, что он ни воспринимаем, ни невоспринимаем. Потом говорили, что он невоспринимаем, потому что его нет. Потом говорили, что нет того бога солнца, которого мы знаем, ибо истинного мы не знаем. Потом говорили, что бог солнца и бог неба – одно и то же, и надо думать о нём как о едином боге солнца и неба.

8. Через бесконечное множество различных воззрений кто-то сказал: а причём тут вообще Бог и небо с солнцем?

9. На его вопрос я могу ответить лишь следующее: как прекрасно небо в очах страдающего тела!

10. Когда я думал о воинской славе, я столкнулся с жестокостью и бесчестием воинов; когда я желал свободы, я оказался в глубинах пустыни, где выжить практически невозможно; когда я наконец нашёл дом, в котором мне разрешили жить, я упал с его крыши таким образом, что уж лучше я оставался бы в пустыне.

11. Как бы я хотел родиться назад! ибо неизвестно, встану я или не встану, но должен встать, схожу сам в туалет или не схожу, но должен, поем сам кашу или не поем, но должен, смогу ли победить болезнь и отблагодарить хозяйку и Офшию, но обязан это сделать.

12. Милосердие не забыло обо мне, и мне не выкололи глаза, когда в свои восемнадцать лет хотел совершить побег. Сила посетила меня, и я одолел Каджихия и его надзирателей. Спасение снизошло ко мне, и я вывел рабов с корабля и победил надсмотрщиков. Спасение и сила посетили меня, и я выжил в пустыне и нашёл приют.

13. Теперь же я вижу, насколько прекрасны качающиеся верхушки деревьев и небо, на которое смотрит из окна моё немощное тело. Небо – это свет в конце мрачного туннеля подземелий, которого ты должен достигнуть и при этом не скатиться назад.

14. Не падает лишь тот, кто соблюдает заповеди пути на небо.

15. Каждый человек в той или иной степени знает эти заповеди, отчасти помогающие и самому не страдать и не причинять страдания другим, однако мало кто хочет их исполнять, возможно, по той причине, что человек часто не желает слушать самого себя, скрывающегося в глубинах его бытия. В данный момент – в моём нелёгком положении для меня эти заповеди таковы:

16. когда тебе плохо – не думай ни о чём, так как если станешь думать, к тебе невольно придут мысли о том, что тебе плохо;

17. не осуждай никого, а если осуждаешь, то немедленно прекрати свою мыслительную деятельность. Ведь как мы можем осуждать других за то, что они творят злые дела против Бога, если мы сами творим эти дела?

19. будь свободен от своих мыслей, особенно от суетных и злых, поскольку именно в них корень изуродованного мироздания;

20. не свирепствуй и не обижайся, когда над твоими замыслами насмехаются, а просто не делись ими с теми, кто посмеётся над тобой. Ведь сам подумай, как смешны твои замыслы по сравнению с замыслами Творца! и если над Его замыслами смеются, то что говорить о твоих?

21.не падай, а раз упал, вставай и продолжай свой путь;

22. должен сделать – сделай, должен встать – вставай, должен идти – иди.

23. Смысл существования вселенной наделил тебя волей, чтобы ты самостоятельно мог выбрать себе путь и придерживаться его. Выбрать – не означает проложить, ибо самому́ человеку это не под силу: ты можешь лишь выбрать между путями истинным и ложным, но ты не можешь сам их проложить и, более того, тебе не дано себя по ним вести.

24. Грех и болезнь – две грани одного целого. Так надо ли совершать грех?

25. В своей жизни я пострадал за то, что по моей вине страдал мой друг Коре Ар-Фаи и другие невольники. Любое страдание – это зло, и если я враг злу, то я должен встать и начать искоренять в этом мире страдание. Дово́льно падшим богам властвовать надо мной и над другими узниками тяжёлой судьбы!

26. Веру во что-то светлое и воинский дух в борьбе с падшими богами недавно укрепил во мне вестник⁶, который явился мне в видении и сказал: «Поднявшись, преодолевая тяготы и болезни, освободи из плена своё ребро (грань, близкую сердцу). Скачи с ним в даль не оглядываясь, не заботясь об ушедших временах. И пусть свет осветит твою дорогу как днём, так и тёмной ночью».

27. Услышав это, умом я не понял, о чём говорил вестник и что именно он имел в виду, однако внутренне я почувствовал, что именно таким образом и должен поступить в жизни. Надеюсь, когда-то мне станет ясен смысл сказанного.

Глава 4: Приход

1. Как-то к дому Элибьи подъехали пятеро посланных аль-Шиитом наездников. Увидев их, хозяйка сильно разволновалась, предчувствуя что-то недоброе, но усилием воли ей удалось хорошо скрыть свои эмоции, и она спокойным шагом с приветливой улыбкой вышла на порог.

2. Наездники же в противоположность оказались весьма неучтивыми и, даже не поздоровавшись, один из них в довольно грубой форме сообщил, что им приказано забрать Офшию. Мать в ответ молча встала и растерянно на них смотрела. Она боролась с волнением и своей беспомощностью до тех пор, пока её дочь не вышла и сама твёрдо не заявила, что сейчас не может покинуть дом, и если аль-Шиит её действительно любит, то пусть приезжает собственнолично, чтобы помочь ей с жизненными трудностями. Однако это не подействовало: незваные гости настойчиво дали знать, что им приказано во что бы то ни стало забрать её, а любого, кто встанет на их пути – убить. После этого один из наездников, ехидно улыбнувшись, спросил: «Так кто же тебе мешает уехать? Мать или, может, кто-то ещё?» Женщины испуганно переглянулись, и Офшия поняла, что сейчас ей придётся подчиниться и уехать с воинами шаха, а матери остаться одной с множеством домашних проблем и больным Сиравном.

3. Так всё и произошло. Когда сарацин увидел бледную и расстроенную Элибью и обо всём догадался, он сильно опечалился и пробормотал: «Теперь меня вообще ничто не радует, и я по-прежнему лежу как никчёмное бревно».

4. С тех пор его сознание окончательно помутнилось, однако в этом явлении присутствовали не только отрицательные моменты. Сарацин постоянно впадал в глубокую ярость и что-то говорил себе под нос. Вместе с этим мысленно он представлял себя здоровым, как он бегает по широкому полю, как двигает ногами, руками, а потом – как сражается со злодеями, забравшими Офшию. От одной лишь мысли о них его охватывал гнев, и тогда он изо всех сил пытался шевелить обездвиженными частями тела, но однажды его заставили это сделать совсем другие люди.

5. В то время как он по-прежнему лежал без движений и был полон отчаяния, к дому Элибьи пожаловали ещё одни странные гости, а именно – внушительного вида всадники, одетые в тёмные балахоны. Подъехав к дому, все они остались неподвижно сидеть верхом на своих конях, и лишь один из них спрыгнул и направился к двери. Увидев его, хозяйка испугалась, неуверенно пытаясь преградить путь незнакомцу, и дрожащим голосом спросила: «Кто вы, добрые люди? Что вам нужно от бедной женщины?»

6. Тот слегка отстранил её и грозно ответил: «Давай всё ценное, что есть в доме, либо умрёшь!»

7. Неподвижно лежавшему Атми Сиравну с трудом, но всё же удалось расслышать голос всадника, и от этого по его коже пробежали мурашки и одновременно объял сильный гнев. Пытаясь сохранить уверенность и подавить страх перед происходящим, он начал говорить себе: «Ох, будь я на ногах, всем бы показал, насколько страшна смерть!»

8. Внезапно послышались приближающиеся тяжёлые шаги, и уже через мгновение в комнате Атми появился один из всадников, который, не снимая длинный чёрный капюшон, принялся внимательно осматривать помещение. Следом за гостем в комнату ворвалась хозяйка. Она умоляла его уйти: «Что же ты делаешь, изверг?! Уходи немедленно! Сейчас сюда прибудут наездники шаха аль-Шиита, и тогда тебе несдобровать!» Но всадник не обращал на неё никакого внимания, а вместо этого продолжал ходить по комнате и приговаривал: «Где ценности?»

9. После монотонного зловещего и продолжительного повторения этой фразы Сиравн разозлился пуще прежнего и в бешенстве возгласил: «Встань я сейчас, вы обратились бы в прах!» Повернувшись к смельчаку, широкоплечий пришелец подошёл к постели и достал свой огромный и тяжёлый меч. Хозяйка дрожащим голосом закричала: «Не надо, прошу!»

10. – «Так встань же, не можешь?» – произнёс всадник,

11. после чего сарацин от охватившего его гнева на свою беспомощность стал кричать, дёргаться и сжимать кулаки. Следом за этим поднялась его правая рука, зашевелились ноги; он сел. Его голова кружилась, будто бы он попал в водоворот, но сарацин заставил себя потянуться за саблей, что всё время лежала на полу в его комнате, почти встал, но чуть не упал.

12. Тогда всадник поддержал его одной рукой, снова уложил на кровать и сказал: «Завтра ты должен будешь пробовать встать самостоятельно. Отныне пытайся находиться в вертикальном положении каждый день». Сказав это, странный гость ещё раз осмотрел больного и покинул дом.

13. Хозяйка от изумления вытаращила глаза, затем ринулась на порог, остановила воина и чуть не плача спросила: «Кто ты, великий человек?», на что тот ответил: «Я – всадник облаков. Меня зовут Орива́й».

14. – «Я отдам тебе всё, что попросишь, и вдобавок соберу еды в дорогу».

15. – «Не стоит, мать, нам ничего не нужно», – с этими словами воин ушёл, запрыгнул на своего коня и с остальными всадниками вскоре скрылся в дали, в то время как потрясённая происходящим женщина долго смотрела им вслед…

16. Дул сильный ветер. Они неслись по полям и лугам под облачным небом. Их было восемь.

17. Никто не знал, кто те воины, что мчатся туда, где случилась беда, где их помощь нужна, где недуг и зло побеждают людской дух и добро. Говорили о них лишь одно, что эти воины именуются «всадниками облаков».

Глава 5: История всадников облаков

1. Не следует называть воина достойным, если на своём пути он не испытал страдание и не преодолел множество жизненных преград. Эта глава расскажет вам о восьми избранных воинах, которые немало пострадали в жизни и даже претерпели смерть, но переждав её как временную болезнь и одержав над ней победу, пополнили собой ряды небесного воинства.

2. Когда-то в нашем мире жил некто по имени Келэофра́н. С рождения он был очень больным, слабым и неуверенным в себе человеком (homo). Помимо этого всю жизнь его также преследовали различные неудачи. В детстве потеряв родителей, он попал в руки злого господина Ниша́ма, собиравшего бездомных людей и превращавшего их в рабов. Некоторым из них удавалось объединяться в крупные кланы, и поэтому Нишаму приходилось с ними считаться, а вот Келэофран был необщительным и существовал сам по себе, и посему считаться с ним никто не собирался.

3. Однажды господин по каким-то причинам сильно рассердился, и единственным, на ком ему удалось сорвать свою злость, оказался Келэофран, которому тогда было уже около тридцати лет. Слуги Нишама поступили с невольником крайне жестоко: ему отрубили ногу и бросили в яму, где он долго мучился, но всё же не пал духом.

4. Пребывая в темнице долгое время, мученик как-то посмотрел через покрытую ржавчиной решётку на небо, на проплывавшие мимо облака, и подумал о том, как его влечёт эта великая сила – небо. Он прожил несколько дней почти без еды, без воды, и тогда, будучи окровавленным, грязным и голодным, он неожиданно почувствовал покалывание в том месте, где прежде была его нога. После этого Келэофран встал; боль и голод отступили. В какой-то момент он осознал, что у него вновь были обе ноги. Несмотря на необычайность и загадочность такого явления, его это почему-то вовсе не удивило – словно всё так и должно было быть.

5. Обернувшись, узник увидел рядом с собой одетого в тёмный балахон незнакомца, говорившего ему тихим голосом: «Иди за мной… Имя моё Шеда́х. Вон там лежит твой меч и одеяние, а на улице стоит твой конь. Я пришёл, чтобы помочь тебе выбраться из ямы и уйти от твоих страданий».

6. Затем незнакомец исчез. Келэофран подошёл к месту, где лежали вещи, оделся, взял меч и выбрался из пещеры, у выхода которой его встретили стражники Нишама. Не обратив внимания на его ноги, они хотели напасть, но мученик сказал им: «Я не хочу мстить и убивать. Позвольте мне просто уйти. Нишам не узнает об этом: ска́жете ему, что я мёртв, а он порадуется и забудет обо мне».

7. Однако в своих душах стражи имели столько же ненависти и жестокости, сколько имел их господин, и поэтому, не захотев ни о чём договариваться с Келэофраном, один из них ответил: «Мы всё понимаем, но ради забавы всё же отрежем тебе руку и вновь бросим подыхать в яму!» Келэофран не смог убедить упрямых стражей словами и, молниеносно достав меч из ножен, взмахнул им таким образом, что оставил на их шеях лишь маленькие и неопасные для жизни царапины. Стражи от испуга и ошеломления застыли на месте и долгое время не могли прийти в себя. Келэофрана на мгновенье посетила мысль об отмщении всем своим врагам, однако усилием воли он заставил себя успокоиться и в сердце произнёс: «Мне не за что мстить врагам: моя нога на месте, и я не испытываю чувства голода после нескольких дней заточения. К тому же телесного сознания со мной больше нет, а то, что осталось, уже не осознаёт отчаяния и обиды». Так былой страдалец покинул место заточения и больше никогда не возвращался и не вспоминал своих обидчиков.

8. Узнав обо всём случившемся, Нишам был в бешенстве от того, что его раб сбежал. Он также пребывал в сильном замешательстве, поскольку не мог понять – как безногий вообще смог сбежать из глубокой охраняемой ямы?! После всех этих неожиданных событий он от страха и для самоутверждения стал ещё более жестоко обращаться со своими подневольными, жёнами и слугами. Он стал чаще наказывать рабов – бил их, унижал, не позволял даже общаться между собой, и в конце концов дело дошло до того, что в один момент рабы не выдержали и восстали. Слуги и почти все стражи отказались продолжать служить Нишаму, хотя последний чуть ли не умолял их о поддержке. Когда же защищать господина оказалось некому, некоторые бывшие узники принялись жестоко избивать и насмехаться над ним…

9. История другого всадника облаков, Орива́я, начиналась с того, что в молодости он попал под табун бегущих лошадей и сильно пострадал. Ради столь печально обернувшейся шутки табун тогда вспугнули его товарищи примерно такого же возраста, как и он сам. Их звали Си́ркием, Косипле́том и Сируа́ем. После их, можно сказать, подлого поступка Оривай оказался сильно искалечен, не мог ходить, была обездвижена рука, сломана шея и челюсть. Также пострадали некоторые органы. Через несколько месяцев после происшествия один местный целитель сказал, что одну руку надо срочно отрезать и Оривай никогда не сможет самостоятельно передвигаться. Как бы больной ни пытался отказываться от операции, руку сохранить ему не удалось даже несмотря на его заявление о нежелании жить.

10. В таких мучениях прошло целых два года. За всё это время калека, невзирая на то, что он не получил травм головы, из-за которых люди теряют память, логическое мышление и дар речи, так и не выдал тех подлых людей, в своё время спугнувших лошадей. Родители и сестра были измучены уходом за ним, и как они ни старались, им не удавалось скрыть тот факт, что Оривай стал им обузой. Калека же чувствовал их отношение к себе и страдал от своей беспомощности ещё больше, но однажды, в очередной раз подумав об этом, он заявил: «Я скоро ухожу в заоблачную армию. Вот мой меч и одеяние, а коня возьму из того табуна, что топтал меня».

11. Мать и отец очень удивились – ведь на полу рядом с их сыном и вправду лежал меч, тёмный балахон и сапоги, и спросили его: «Откуда взялись эти вещи?», на что сын ответил: «С облаков». Поначалу родители решили, что он шутит, однако в предобеденное время следующего дня мать вдруг услышала странный шорох, будто кто-то собирался. Она поторопилась в комнату к сыну и не увидела его в постели. Некоторое время она пребывала в замешательстве, но затем, услышав ржанье коня, вышла на улицу и увидела вооружённого длинным тяжёлым мечом и одетого в тёмный балахон Оривая, сидящего на высоком вороном коне. Она заплакала и дрожащим голосом воскликнула: «Так ты говорил правду, а мы не верили!» Из-под капюшона было видно, как Оривай улыбнулся. Затем он попрощался с семьёй и помчался в поле, где его ждали Шедах, Келэофран и другие всадники облаков…