3
– Кто это там в лесу? – Сэм нахмурился, расправил плечи в стремлении казаться еще больше перед потенциальной угрозой.
Нед сделал шаг вперед перед великаном и пригляделся. В руке он держал металлический подсвечник, в котором теплился огарок.
Пробираясь сквозь деревья в поисках не отсыревших веток, они прошли около получаса, прежде чем выйти на освещенную лунным светом поляну. Стволы деревьев надежно скрывали их от посторонних взглядов, но позволяли во всех подробностях разглядеть молодую босоногую девушку в одном платье, которая собирала цветы.
– Ведьма что ли…, – силач почесал лысеющую голову.
Нед не ответил. Он просто смотрел на незнакомку, светящуюся под лунной. Это зрелище было таинственным и сакральным и, на секунду, он почувствовал себя виноватым в том, что потревожил мир своим присутствием. Клоун стоял неподвижно, держа в руках догорающую свечу, пока незнакомка собирала цветы и упаковывала их в мешочки, прикрепленные веревкой к поясу. Она не была такой красивой, как восковые куклы из высшего света, которые посещают их бродячий цирк, в желании посмотреть и посмеяться над уродами и им самим. Те готовы с притворными слезами упрашивать своих родителей выкупить все билеты, чтобы не сидеть рядом с простым работягой. Она не была похожа и на тех из девиц, кто сбегает из-под строгого надзора старой няньки, чтобы предаться утехам с наивным кузнецом.
Черные блестящие волосы казались синими этой ночью и спадали на плечи длинными кудрями, а кожа казалась голубоватой. «Она точно не выходит из дома днем» – пронеслось в голове у Неда. Незнакомка стояла в пол-оборота и смотрела на звезды. Ее профиль был полон мягких черт. Она подняла вверх руки, полные неизвестных Неду цветов, и позволила им впитать в себя весь лунный свет. Свет упал на ее лоб, скатился по прямому носу и, почти не касаясь губ потек по шее под платье.
После незнакомка быстро повернулась и скрылась в лесу так, будто ее никогда здесь не было.
Все это время Сэм бродил вокруг и собирал опавшие ветки. Когда их стало достаточно, чтобы поддерживать огонь ближайшую ночь, он окликнул спутника, и они вдвоем отправились обратно, ориентируясь по звездам. Свеча почти догорела и оба знали, что, если останутся в лесу еще хоть на пять минут, то погрузятся в тревожную и всепоглощающую темноту.
4
Энни сидела у окна и кормила с руки ворона, который разместился на подоконнике и хлопал крыльями. Свет проникал в дом через небольшое круглое витражное окно, и играл красками на стене. С самого утра она толкла, переминала, варила и заговаривала свои зелья, пополняя запасы стеклянных баночек, которые опустошила прокатившаяся по деревне болезнь.
Кто вообще стремится стать травницей, когда из человеческой памяти еще не стерлись горящие костры инквизиции? Тот, у кого нет ни права, ни выбора, чтобы сопротивляться своей судьбе.
– Эдгар, не будь упрямым, – улыбаясь, произнесла она, когда ворон, прося еще крольчатины еле ощутимо потянул ее за волосы.
В ответ Эдгар повернул голову и закрыл оба глаза на пару секунд. Ворон явно чувствовал себя спокойно в компании человека.
– Ты, верно, все понимаешь, дорогой. И когда-нибудь ответишь мне на все вопросы мира.
Эдгар действительно все понимал. Энни подобрала его на улице еще маленьким птенцом, который лишился гнезда по вине лесорубов. Она выходила и выкормила его, вернула способность летать, но приручила, сама того не осознавая. И когда наступил момент, когда птенец закономерно должен был покинуть свою так и неоперившуюся человеческую мать, Эдгар вернулся, сделав круг над ее хижиной и пронзительно закричал, стучась в окно. Энни так и не смогла отделаться от его компании и, однажды, сама, с горечью, осознала, что уже и не понимает кто кого приручил: она птицу или птица ее.
Ворон оказался полезнее кошки, и даже полезнее собаки. Он ловил мышей, которые старательно пытались пролезть в теплое помещение и испортить все запасы крупы. Эдгар почти никогда не убивал и не ел их, а приносил всю добычу в руки Энни, которая относила еле живую от страха мышь в лес и отпускала в мир.
Так они и жили душа в душу: травница и ее ворон, и оба разговаривали друг с другом как умели, чтобы утолить необходимость в общении.
– У тебя такие умные глаза, Эдгар, – снова заговорила она с птицей и он, мгновенно успокоившись от звука ее голоса, полностью повернулся в ее сторону и стал слушать, – мне кажется, в следующей жизни ты станешь бардом или поэтом. Ты столько всего знаешь о мире, только разговаривать не умеешь. Но однажды, потому что твой вороний век короче моего, ты обязательно станешь красивым черноволосым мужчиной и напишешь роман. Я не знаю, почему мне так кажется, но это так.
Ворон согласно кивнул. Энни действительно очень много рассказывала ему о себе и об окружающем мире. Она собирала все свои знания в рукописях, но все хранила в памяти. И Эдгар хранил это в своей памяти тоже. Он очень быстро выучил свое имя и даже научился различать травы, которые собирала и подготавливала его хозяйка. Он был свободным и мог вдоволь летать над лесом, но предпочитал следовать везде за ней, потому что выбрал ее своим человеком. А своих людей ни за что нельзя упускать из виду.
Ворон по-прежнему молчал. Человеческая речь оставалась для него загадкой, но он умел считывать интонацию и настроение голоса Энни. И знал, что она всегда улыбается, пусть и смысл этого ускользал от птичьего миропонимания. Она всегда улыбалась. Внезапно его глаза сузились, и он пронзительно закричал, хлопая крыльями. Это могло означать только одно: пришли гости.
Энни парой легких движений перебралась в зеленое хлопковое платье в пол с золотистой вышивкой на подоле. Это платье ей подарила одна богатая женщина в обмен на отвар, который помог ее любовнику зачать ей ребенка. Энни часто дарили вещи, приносили еду и выпечку, шерсть, кожу, посуду и мебель в благодарность за спасение от хвори. Денег она совсем не брала.
На плечи она накинула платок из шелка, который, по словам предыдущей хозяйки, был привезен через море из другой интересной страны, где совсем другие порядки жизни и тоже очень любят целебные отвары. Той женщине она спасла единственного сына от продолжающейся и тяжелой болезни легких.
Энни приотворила покосившуюся деревянную дверь и выглянула на улицу. Солнечный свет, которого она старалась избегать, мгновенно ослепил ее. Когда слепота прошла, она увидела, что в нескольких метрах от дома стоит мужчина. Он был одет довольно просто, немного горбился, но пристально смотрел на нее и не отводил взгляд.
«Глаза зеленые, как болото» – отметила про себя Энни – «прятался бы, а то сожгут или повесят»
У самой Энни глаза были карие. Достаточно яркие, чтобы, когда она выходила на солнце, они становились похожими на полированные медные монеты, но достаточно темные, чтобы ночью казаться абсолютно черными и не отражающими свет.
Заметив, что незнакомец не двигается, и не почувствовав никакой опасности, Энни полностью вышла из ненадежного укрытия хлипкой двери и остановилась на пороге. Она поправила платок на плечах и заправила волнистую прядь за ухо. После нескольких минут тишины, она заговорила первой:
– Кто ты и что хочешь?
– Я не знаю.
– Кто тебе сказал прийти сюда?
– Никто, я случайно сюда пришел.
– Случайно по этому лесу не ходят, разве не слышал про стаи волков?
Никаких здесь волков не было уже лет пять, но пугливые деревенские жители продолжали пугать своих детей, чтобы они не уходили играть в лес. Но Энни старалась хмуриться, чтобы быстрее избавиться от человека, отвлекшего ее от работы.