Закончен школьный роман

14

На перемене Ника тщательно вслушивалась в слова, произносимые Мариной, стараясь заинтересоваться тем, что рассказывает подруга и активно поучаствовать в разговоре.

– Ой, батюшки! – вдруг всплеснула руками Марина. – Кто к нам идет!

Ника оглянулась. По рекреации целеустремленно шагал молодой человек. Но отчего Марина была уверена, что он нацелился именно на них?

– Это Бурыкин. Из параллельного, – не заставили себя ждать ее пояснения и комментарии. – Я с ним встречалась в прошлом году, – Марина разочарованно махнула рукой. – Не обращай на него внимания.

Молодой человек, действительно, остановился возле них и воссиял широкой и, несомненно, неотразимой, по его мнению, улыбкой.

– Привет, Мариночка! Может, ты познакомишь меня со своей подружкой? Столько разговоров ходит!

Марина красноречиво вздохнула, будто сказала: «Ну вот! Так оно и есть! Ничего нового!»

– Ну, знакомься, знакомься! Это Ника.

Бурыкин опять улыбнулся, теперь уже искренне и приятно, превратившись в милого, симпатичного парня, любящего время от времени порисоваться и поиграть. И сразу же Марина перестала выразительно вздыхать и разводить руками, и взор ее сделался менее ироничным и более благосклонным.

Только Ника ничего не заметила и не расслышала, и все еще звучала в ее ушах странная, многозначительная фраза: «Столько разговоров ходит!»

Каких разговоров? Ее обсуждают. О ней болтают. Да разве без этого обойдется? Но почему, почему «столько разговоров ходит»? О чем? О том, что она встречается с мужчиной, который гораздо старше ее? О том, что она танцует в ночном клубе? О том, что она…

Ну отчего сияющий парень из параллельного класса, которого она раньше ни разу не видела, без стеснения подлетает и сразу же заявляет: «Познакомь! Столько разговоров ходит!»?

Ника вздрогнула, когда неожиданно над самой головой раздался безжалостно громкий, требовательный звонок.

– Ох, как не хочется уходить от вас, девочки! Какие вы замечательные! – Бурыкин нахально, пока подружки не успели опомниться, приобнимает обоих за плечи, довольно улыбаясь.

Ника чувствует, как скользит по спине торопливая рука, и испуганно передергивает плечами, опустив глаза и на какое-то время перестав дышать. А потом резко вскидывает голову и, вызывающе щурясь, смотрит вслед уходящему парню.

Так вот какие ходят разговоры! Каждый может подойти и обнять. Без лишних слов!

Марина, как все остальные направляясь к кабинету, обернулась и спросила нетерпеливо:

– Ника, ты идешь?

– Да. Я сейчас! – Ника не двигается с места, наблюдая, как проходят мимо нее ребята, шагают к дверям и исчезают в классе.

Вот уже все зашли, и кабинет наполнился обычными для начала урока звуками: скрипом передвигаемых стульев, стуком небрежно бросаемых на крышку стола сумок, шелестом страниц и тихими голосами. Но вместо того, чтобы шагнуть вперед, к раскрытым дверям, Ника оглядывается назад.

У окна, опираясь о подоконник, стоит Степа, вопросительно смотрит внимательными глазами, чуть приподняв одну бровь.

– Ты как?

Он протягивает руку и Ника неотрывно следит, как движется к ней его ладонь, и когда его пальцы уже почти касаются ее кожи, вдруг стремительно отскакивает в сторону.

Нет! Не надо!

Ника торопливо движется по коридору, с каждым шагом все быстрее и быстрее, по лестнице она спускается уже бегом.

Раздевалка заперта. Ника бессмысленно и отчаянно еще раз дергает ручку, зло пинает неподдающуюся дверь. Хорошо, что раздевалка у старших классов в отдельном, довольно скрытом закутке! Ника прижимается спиной к тонким деревянным брускам. Пожалуй, она вполне обойдется и без куртки!

– Ника!

Степа подходит совсем близко, и Ника мгновенно ловит легкое движение его руки.

– А почему бы и нет! Всем так хочется дотронуться до меня! Вы думаете, мне жутко нравится, когда вы лапаете меня?

Степа делает шаг назад, его губы вздрагивают, готовясь произнести какое-то слово, но Ника больше не в силах слушать никого и ничего, она не может больше молчать.

Ну и пусть! Раз она, действительно, такая порочная тварь, что скрывать! Тем более все уже давно об этом знают. Она ведь не случайная жертва, внезапно встреченная на улице. Недаром пришли именно к ней! Потому что, всем известно, она не будет против. Она сама во всем виновата! Будь она хорошей, порядочной девушкой, этому подонку и в голову бы не пришло явиться в ее дом.

– Разве не так? – Ника впилась глазами в Степу. – Я сама виновата. Я веду себя, как последняя шлюха. И я знаю, тебе на это тоже нечего возразить.

Но он, похоже, вовсе и не собирался возражать. Он отступил еще на шаг и негромко произнес:

– У тебя вся юбка в мелу.

– Что? – Ника словно оступилась: бежала, бежала, не заметила ямку, нога подвернулась, сердце екнуло, шаг сбился.

Еще секунду назад снедающие ее чувства царили безраздельно и единолично, причиняя боль и мучая, а выражающие их слова сами срывались с губ, безжалостно унижая и раня, и вдруг все спуталось и перемешалось.

Ника растерянно посмотрела на свою юбку, заметила едва различимую белую пыль на боку и, еще больше разозленная и взбешенная, но уже от внезапного замешательства, враждебно взглянула на Степу.

– Ты… да пошел ты!

Она резко и непримиримо развернулась к нему спиной, высокомерно отошла к окну и уселась на подоконник.

Степа молча постоял некоторое время, то ли собираясь с силами, то ли дожидаясь, пока Ника поуспокоится, а потом очень вежливо попросил:

– Можно, я тоже сяду?

На что Ника безразлично пожала плечами.

– Как хочешь.

Степа, не спеша, подошел, устроился на подоконнике немного поодаль.

– Зачем ты обращаешь внимание на слова какого-то придурка! Мало ли, что привидится его больному воображению. Он же псих, маньяк, и все, что он говорил – чушь. Ты сама знаешь! Так что, забудь! Выбрось из головы. Ты ни в чем не виновата. Ну разве только в том, что очень привлекательна. И это что – плохо? Многие девчонки хотели бы быть такими.

Ника сидела неподвижно, обхватив себя за плечи, ощущая затылком холод оконного стекла.

Почему его болтовня действует на нее так умиротворяюще? И жизнь уже не кажется такой беспросветно черной, и сама себе видишься не такой уж безнадежно плохой. А ведь можно почувствовать себя еще лучше, если…

– Степ! Обними меня.

Не поворачиваясь, краем глаза Ника замечает удивленный взгляд и готовый открыться иронично изогнутый рот, и торопливо добавляет:

– И ничего не говори.

Степа послушно придвигается ближе, и его рука осторожно обхватывает Никину спину.

– Не знаю, почему, но так мне гораздо спокойнее.

И целую минуту Ника сидит молча и, кажется, ни о чем не думает, не шелохнувшись, впитывает мир и покой, а потом чуть поворачивает голову, отрывая взгляд от ровной, одноцветной поверхности стены.

– И все-таки я не так уж не права, – она замирает на мгновенье. – Сколько раз ты меня обнимал? А я не возражала. А ведь у меня есть Денис. А я обнимаюсь с тобой.

– Прекрати! – недовольно морщится Степа. – Ты думаешь совсем не так, как говоришь.

– Да? – вызывающе восклицает Ника.

Он прав, он как всегда прав. Она с трудом соединила их: мудрого, жутко проницательного мальчика и любимого котика Дениса. Ее саму покоробило от собственного невозможного сопоставления и лживой холодности слов. Он что, читает ее мысли? Очень сильно раздражают чужие, не терпящие возражений заявления от твоего имени.

– А как я думаю? Тебе-то, конечно, видней! Можно подумать, тебе не нравится меня обнимать! А может…

Усмехнувшись, она внезапно устремилась к его губам, но, уже почти коснувшись их, услышала Степин голос, холодный и отрезвляющий, словно металлический звон будильника поутру:

– Не надо.

Нет, он не отшатнулся, не поторопился отодвинуться, он просто твердо произнес: «Не надо!», но это оказалось куда действеннее. На какое-то мгновенье Ника почувствовала себя именно той, дрянной и низкой, о которой кричала несколько минут назад, и уже не возникало сомнений в собственной вине. Она испугалась, смутилась – она бы обязательно покраснела, если б не умела сдерживать краску – и торопливо спрыгнула с подоконника, боясь, что Степа уберет свою руку раньше, чем она сама успеет сбросить ее.

– Я, наверное, все-таки пойду домой.

– Ладно, – спокойно согласился Степа, взглянул на часы и направился к лестнице, а Ника еще раз дернула запертую дверь раздевалки и рассерженно пробормотала:

– Здесь когда-нибудь появится хоть кто-то с ключами?

К дому Ника двигалась, не торопясь, легкомысленно размахивала сумкой. А куда ей спешить? Что такого примечательного ожидает ее, заставляя стремиться вперед, сломя голову? Ничего! Марина думает, что она свихнулась, Лада и родители – что она расстроена и подавлена. А вот и нет! Не угадали. Все в ней и вокруг нее светло и пусто. Даже мысли и чувства в этой пустоте отзываются эхом, постепенно превращаясь в сплошной неразборчивый гул.

Эге-гей! Ку-ку! Светло и пусто! Пусто и светло! А Степа в ней разочаровался. Из-за того, что она засомневалась в чистоте и невинности его чувств к ней. Ему не нужны неискренние, дешевые поцелуи. Ну и пожалуйста! Мы никому не навязываемся.

Дома Ника первым делом вымыла голову. Так, для ясности мысли. Ну, и чтобы смыть с себя пыль двух прошедших дней. А потом легла спать. Сегодня вечером ей еще танцевать на каком-то концерте или фестивале. Она станцует, она обязательно станцует так, что все будут смотреть на нее восхищенно, и восторгаться, и аплодировать, и орать: «Браво!».

15

Поднявшись по лестнице, Степа остановился между этажами, опять устроился на подоконнике, дожидаясь звонка.

В начале следующего урока Марина, развернувшись на стуле, сперва непринужденно доложила, делая вид, будто именно в том и заключалась ее единственная цель:

– Софочка тобой интересовалась! – и только потом, как бы между прочим, спросила: – Где вы пропадали целый урок? – уверенно соединяя их вместе. – И куда делась Ника?

– Ушла домой.

И все? Он считает, что это достаточный ответ на ее вопросы?

Марина все еще воплощала собой полное внимание, явно надеясь на продолжение – хотя бы на самые крупные подробности – и очень даже хорошо, что Алле, то есть преподавателю математики и их классному руководителю Алле Сергеевне, не понравилось созерцать ее милую девичью фигуру со спины (всегда приятней видеть лицо того, к кому обращаешься!), и она, конечно же, потребовала:

– Марина! Сядь, пожалуйста, как следует.

А дома отец, тактично улыбнувшись – соизмеримо с его понятиями тактичности – и с трудом скрывая нетерпение и живой интерес, еле дождавшись, когда сын наконец появится из прихожей, не удержавшись, спросил:

– Ты когда-нибудь познакомишь нас с Никой?

– Когда-нибудь, когда-нибудь, – усмехнувшись, повторил его выражение Степа.

Для отца, конечно, стало неожиданностью такое количество скептицизма в голосе сына, но он, решив списать столь загадочное поведение на его юношеское смущение, не унялся.

– А поточнее?

– Когда она в следующий раз придет к нам.

Судя по интонации, с которой произнесены слова, подобное случится не скоро, но…

– Это будет…

– Не знаю, – прозвучало ровно и спокойно, вроде бы, без отчаяния и горя.

– А разве вы не встречаетесь?

– Встречаемся, конечно. В школе. Мы сидим за одной партой.

– Шутник!

Железные нервы, непробиваемое спокойствие. Это-то тебя и выдает, сын мой.

– И только? – не согласен отец. – Разве ты в нее не влюблен?

– Я? – переспрашивает удивленно, будто и быть такого не могло – да как тебе, папа, только в голову пришло? – Степа. – У нее есть парень.

– Ну, извини.

16

Вечером Лада доложила:

– Денис звонил.

Ника равнодушно махнула рукой. Ах, нет ей никакого дела до всех, живущих на белом свете.

Лада, на какое-то время застыв на месте, не в силах проронить ни слова изумленно смотрела ей вслед.

Денис звонил и в воскресенье утром.

– Меня нет, – не поворачивая головы, сообщила Ника.

– Почему? – опять удивилась Лада, а Ника подняла глаза:

– Не хочу с ним говорить, – она помотала головой. – Не знаю. Может, я сошла с ума, но мне кажется, он тоже виноват.

А через какое-то время раздался звонок в дверь.

Лада заглянула в комнату и многозначительно произнесла, четко отделяя слова:

– Это к тебе. Денис.

Ника вздохнула.

– Ты, все-таки, выйди к нему.

– Я иду.

– Наконец-то! А я вчера звонил, сегодня, а тебя все нет. Я уж думал, мне нарочно говорят. Думал, твои предки все-таки решились разделаться со мной раз и навсегда.

Он облегченно улыбнулся и устремился к Нике, но та торопливо отодвинулась назад.

– А может, вовсе не предки! – вскинула Ника голову.

– Что? – не понял ее Денис, но она только усмехнулась в ответ и продолжила холодно:

– Ты всем своим приятелям рассказываешь, как проводишь со мной время? И раздаешь желающим адрес?

– Какой адрес? – совсем растерялся Денис.

– Мой! И каждый может прийти и получить все то же, что и ты? Ника – девочка добрая, никого не обделит!

– О чем ты? – Денис насторожился и немного рассердился.

Да, наверное, он ни причем, не говорил он о Нике с этим подонком и уж точно не давал ему адрес. Но непоправимо, неразрывно связались его безудержные, откровенные ласки с такими же безудержными в своем отвратительном, грязном порыве руками, грубо сжимавшими Нику здесь же в прихожей совсем-совсем недавно.

– Тут, на днях, приходит один ко мне и говорит: «Что Денис. Вот я… Ты не против? А если и против, какое это имеет значение? Ты же спишь с Денисом! Так почему и не со мной?»

Дениса передергивает каждый раз, как слышит он свое имя. Его возмущает предлагаемая Никой взаимосвязь, но он еще до конца не осознает ее страшную опасность, он слишком поражен.

– Кто, Ника? Кто?

– Кто? Откуда я знаю! И видела-то его пару раз. Тот мерзкий и жирный… тогда у тебя… когда я пришла.

– Он… – Денис не договорил, но Ника заметила, как напряглись желваки на его скулах и недобро сузились глаза.

Она бы торжествовала, заранее чувствуя себя отомщенной, но… Если бы это был не Денис.

– Я не знаю, откуда он взял твой адрес. Я ничего не говорил, – Денис задумчиво замолк и вдруг словно опомнился: – Он ничего не сделал тебе? С тобой все в порядке?

– Да, да, все в порядке, – Ника утвердительно кивнула головой, а Денис, взволнованный, шагнул к ней, захотел обнять, спрятать, укрыть, пожалеть свою бедную маленькую девочку, его руки коснулись ее, и тогда…

Ника вдруг снова ощутила на себе странный, напряженный взгляд, и руки показались не ласковыми, знакомыми, а грубыми, похотливыми, жестокими. И она отшатнулась.

– Нет, Денис! Не могу! Уйди! Пожалуйста. Пожалуйста, уйди.

– Но… – он хотел возразить, но, взглянув на мечущуюся в нервном волнении Нику, согласно кивнул. – Хорошо.

Выходя, он в отчаянии ударил кулаком по косяку.

Ника захлопнула дверь, и сразу же в прихожей появилась Лада. Она все слышала и даже не думала этого скрывать.

– Ты прогнала его?

Ника сглотнула подступивший к горлу комок.

– Я понимаю, он ни в чем не виноват. Но я не могу. Он только обнял меня, а я сразу представила… – она зажмурила глаза. – Мне стало противно и страшно. А потом я испугалась. Вдруг он захочет меня поцеловать? – Ника поежилась и умоляюще посмотрела на сестру. – Наверное, это пройдет потом? Да? А сейчас я не могу, не могу с ним. Именно с ним. Ну почему, почему он так с этим связан?

Часть вторая

1

В понедельник дела шли, вроде бы, как обычно. Та же школа, те же уроки, та же Марина на передней парте, по-прежнему не отказывающая себе в удовольствии философски прокомментировать происходящее, тот же Степа, уверенный и немногословный.

Нет, он не игнорировал Нику, не отгораживался от нее стеной гробового молчания. Он разговаривал, как обычно, но ничего незначащие разговоры, в общем-то, ни о чем, совершенно не нравились Нике.

Уж лучше бы он молчал, дулся, обижался, сказал, что разочарован в ней, но он строго придерживался правила «Будьте взаимно вежливы» и делал вид, что случившееся в субботу совершенно стерлось из его памяти или, попросту, не имеет для него особого значения. А может, так и было в действительности? И Ника опять все выдумала. И с чего ей вдруг показалось, будто произошло нечто нехорошее, оттолкнувшее их друг от друга? Вот же он, Степа! Все такой же спокойный, странный.

Ника переждала день, надеясь, что во вторник все исправится и разъяснится, но ничего, абсолютно ничего, не изменилось и во вторник. И в этом отчуждении, этом непонимании стало просто невыносимо жить. Ника не могла дальше терпеть, она с трудом высиживала уроки, она ерзала на стуле, делала множество ненужных движений. Дискомфорт царил не только в душе, она физически ощущала неуютность и неполноценность окружающего мира, она не находила себе места, потому как привычного, милого, влекущего и притягивающего ее места сейчас не существовало.

И почему она беспокоится из-за какого-то ненормального парня? Почему ей непременно надо все наладить и исправить? Что за непонятная тяга к ясному небу? И столько переполоху из-за какого-то Степы! Да зачем он ей?

После уроков Ника выбежала из школы, провожаемая изумленным взглядом Марины, рассчитывавшей на интересную дорогу до дома в приятной ее уму, сердцу и языку компании, нагнала Степу.

– Степ, подожди! Мне надо тебе сказать… – она сжала губы, раздумывая. – Ты сердишься на меня? Да?

Степа отрицательно мотнул головой.

– Нет.

– Честно? – недоверчиво по-детски переспросила Ника (она же видела, он сердится и обижается). – Я совсем не хотела тебя обидеть. Я…

– Не надо, не объясняй. Дело не только в тебе.

Они остановились за школой среди облетевших деревьев, кажущихся хрупкими в своей неприкрытости, возле двух вкопанных друг напротив друга голубых скамеечек.

– А в чем? – удивленно спросила Ника. – У тебя что-то случилось?

Степа неопределенно пожал плечами.

– Ну что ты молчишь? Перестань. Ты заставляешь меня чувствовать себя еще более виноватой, – Ника расстроенно опустилась на одну из скамеечек.

– Ты не виновата.

– А у меня впечатление, будто ты хотел сказать: «Только ты во всем и виновата». – И Ника ехидно процитировала недавно слышанное: – Ты думаешь совсем не так, как говоришь, – и сразу же тревожно посмотрела на Степу, боясь его новой обиды.

Но тот не обиделся, улыбнулся уголком рта, то ли успокаивая, то ли соглашаясь, и промолчал.

Он сидел напротив, уперевшись локтями в колени, склонив голову, рассматривал собственные руки и лишь иногда поглядывал исподлобья на Нику, которая, возрадовавшись блеснувшему чистому небу, все говорила и говорила.

– Только не обижайся на меня. Я чувствую тебя так скверно, когда на меня кто-то обижается. Мне сразу становится очень стыдно и неудобно, даже если я не очень уж и виновата. Я сразу начинаю дергаться, суетиться. Жуткое состояние! Особенно, если на меня обижаются близкие мне люди, – Ника немного помолчала. – Признаться, я никогда не представляла, что такие отношения возможны с парнем! – она недоуменно приподняла плечи. – Удивительно, но мне кое-что легче рассказать тебе, чем подругам или Ладе, ни говоря уже о маме. А я еще расстраивалась из-за переезда, не хотела идти в новую школу, думала: «Что мне там делать? Ведь там, в прежней, все мои друзья. Как я без них?» А теперь даже боюсь представить: а если бы я не попала в эту школу? Что бы я делала без Маринки? Без тебя, – Ника улыбнулась, стараясь избавить свои слова от излишней пафосности, и сразу опять стала серьезной. – Ты мой самый лучший друг.

И тут же она поймала быстрый, немного сумрачный взгляд, необъяснимо почему слегка напугавший ее.

– Не только, – странным, незнакомым голосом проговорил Степа, опустил глаза, но через мгновенье опять поднял их, в упор посмотрел на Нику. – И ты сама хорошо это понимаешь.

– Не только?

Ника в растерянности прижала ладонь к щеке. Что означает «не только»? Не только друг, а еще и… Он хочет сказать, что влюблен в нее, и она давно догадывается об этом? Или то, что она сама неравнодушна к нему, но почему-то не решается признаться в этом даже себе? А может, она вовсе не поняла его слова, исказила их смысл, придала им значение, которого они не имели, но которое она бы хотела в них найти?

Она собиралась спросить, но Степа резко поднялся.

– Я пойду, – сообщил ровным, спокойным голосом.

– Что? – Ника пораженно распахнула глаза.

Как? Куда? Зачем? Неужели может он равнодушно уйти сейчас, так и оставив все неясным и необъясненным, бросив Нику одну в полном хаосе смятенных мыслей?

– Мне пора.

– Ты шутишь?

– Мне, действительно, пора.

И он исчез, стремительно и безвозвратно. Ника слова даже не успела вымолвить.

Она растерянно хмыкнула. Раз влюблен, раз уверен, что она в него тоже влюблена, поцеловал бы хоть на прощание. И все стало бы ясно! Нет! У него, видите ли, на все свой взгляд, ко всему свое, особое, отношение.

А что будет, когда она завтра придет в школу? А ничего! Если она завтра придет в школу, то станет единственной, кто завтра вообще в нее явится. Сегодня последний день четверти, а с завтрашнего дня – каникулы. Бедной Нике в голову никогда не приходило, что каникулы могут оказаться такими несвоевременными.