6
Аня даже с Богданом могла говорить пока исключительно на одну тему.
– И что за время наступило? – жалобно вопрошала она. – Опять я остаюсь одна. Сначала Лешка от меня ушел. Саша собралась замуж, переберется к своему Грише. А теперь и Никита уезжает.
– Это тебе в наказание за то, что все время бросала меня, – нравоучительно определил Богдан.
Аня осуждающе глянула на него, мелко и часто закивала головой.
– Ага. Спасибо за сочувствие.
Он улыбнулся.
– Не сердись.
А она вздохнула.
– Я не сержусь. Я возмущаюсь, – и принялась рассуждать. – Конечно, Никита поступает вроде бы умно, толково. Здесь действительно нет ничего подходящего, и отъезд, пожалуй, единственный приемлемый вариант, – Аня заканчивает фразу и вопросительно смотрит на Богдана. – Но почему?
Он с улыбкой наблюдает за ней. Его вовсе не смешат и не забавляют ее волнения и заботы, он знает, как тяжело отпускать тех, кого любишь, как не хочется делать этого. Его вовсе не раздражает однообразие последних Аниных разговоров, и он не пытается ее успокоить или отвлечь, понимая всю бесполезность и бессмысленность подобного занятия.
– Всегда так бывает, – замечает Богдан негромко. – Он окончил школу, почувствовал себя взрослым.
Аня отводит взгляд, а потом опять смотрит вопросительно, с любопытством.
– Ты тоже сбежал от родителей, как только закончил школу?
Он снова улыбается уголками рта и произносит спокойно и тихо:
– Не совсем.
– То есть?
– Не от кого было сбегать. Мама умерла как раз примерно в это время.
Аня изумленно и испуганно вскинулась и не удержалась от нового вопроса.
– А отец?
– Еще раньше, – коротко ответил Богдан.
Она на мгновение оцепенела.
– Господи! А как же ты?
– По-разному, – он по-прежнему говорил спокойно и, пожалуй, даже иронично. – Но, в конце концов, как видишь, вполне благополучно.
– Я не знала, – она виновато опустила глаза, словно просила прощения.
– Ну и ладно, – пожал плечами Богдан.
Вот видишь, Аня, кому, как не ему, знать: пусть уж лучше дети уезжают, убегают, уходят, пусть уж лучше дети оставляют родителей, а не родители бросают своих детей.
Он рассматривает комнату, медленно переводит взгляд с одной вещи на другую, бездумно, бесцельно, и не замечает, что Аня не сводит с него глаз, с тревогой наблюдает, готовая в любой момент отвернуться, скрыв от него свое особенное внимание.
Она представила их первую встречу, его странный образ жизни, его беззастенчивую испорченность и цинизм. Удивительно, что она пожалела его тогда, вроде бы без всяких причин, ведь, наоборот, должна была ненавидеть и презирать. И вспомнила: она сидела, прислонившись спиной к стене, гладила его растрепанную голову и молча слушала глупости и несуразности, которые он, не останавливаясь, все говорил и говорил.
– Как странно! Я опять в этом городе. И опять одна. Без мужа, и вот уже и без детей. И единственное, что я имею – это то, с чего все здесь и началось. То, что я приобрела самое первое, когда впервые приехала сюда.
– Почему ты обо мне так неодушевленно? – шутливо возмутился Богдан.
Он понял ее загадочные высказывания, но его взгляд немного встревожил Аню.
– Я имела в виду не совсем тебя, – оправдалась она, – а отношения между нами. Хотя сейчас они, конечно, не такие, как раньше, – предусмотрительно разумно добавила она.
– Ты жалеешь?
Он стоял слишком близко.
– Нет! – быстро и твердо ответила она, но, встретив его взгляд, почувствовала себя уже не так уверенно. – Не знаю, – почти прошептала, а затем снова повысила голос, стараясь придать словам весомость. – Но ведь это нелепо! Так не бывает!
– Почему?
Аня прекрасно знала этот голос и эти интонации. Через какое-то время она растерянно пробормотала.
– Что с нами? У нас крыша поехала.
– Ну и пусть! – успокоил ее Богдан. – По-моему, самое время.
***
Спускаясь по лестнице, Богдан столкнулся с Никитой. Они поздоровались, и Никита с удивлением обнаружил, что встреченный им взгляд, обычно пронзительный и изучающий, сегодня легок и приветлив.
Никита открыл дверь, прошел в комнату, ни секунды не сомневаясь в правильности определения места недавнего пребывания своего странного знакомого. Никита больше не испытывал к нему особой неприязни, пожалуй, даже что-то притягивало в нем. Но казались такими непривычными и непостижимыми его отношения с матерью. Никита никогда не представлял, что с родителями тоже случается подобное.
А мама задумчиво стояла у зашторенного окна. Наверное, она только что выглядывала на улицу или задергивала занавески, а, возможно, лишь сейчас подошла, желая узнать, что там делается снаружи.
***
Встретив Аню на улице, Богдан, не раздумывая, предложил:
– Пойдем ко мне, – и тут же, озаренный внезапной идеей, добавил: – И вообще, переходи ко мне жить.
– Да-а-а! – критически протянула Аня, даже не удосужившись поразмышлять над его предложением.
Слишком уж бурно развернулся он, а она еще не решалась оценивать и соизмерять происходящее между ними. Но Богдан упорно тянул ее за собой.
– Пойдем!
Она даже замерла на мгновенье, потом, не удержавшись, улыбнулась.
– Ах, этот голос! Ах, это слово! Я не могу спокойно слушать, когда его произносит Никита. У него получается…
Богдан не дал ей договорить.
– Значит, он все-таки мой сын?
Он опять торопился удостовериться, но уже не испытывал прежнего смятения и испуга. Он давно уяснил: ему хочется иметь сына, пусть даже такого, уже взрослого, почти чужого и незнакомого. Хотя нет, в какой-то мере знакомого. У них одинаковое лицо и, похоже, одинаковый характер. Значит, у них есть что-то общее, значит, они связаны друг с другом. И Аня впервые ответила откровенно, так, как думала сама:
– Видимо, да! – но тут же высказала последние сомнения: – Вы, конечно, внешне очень похожи. Так Лешка ведь тоже темноволосый и светлоглазый. Но голос…
Богдану надоели сомнения, он не требовал доказательств, его беспокоило другое.
– Ты когда-нибудь расскажешь ему?
Аня сначала усмехнулась.
– Ну, разве когда он станет таким же циничным и невозмутимым как ты, – и тут же стала серьезной, даже испугалась, сжала руку Богдана и умоляюще заглянула ему в глаза. – Только не говори Никите ничего. Пожалуйста! Ладно? Не говори! – и честно призналась: – Я боюсь. Он так злился на Алешку, когда тот ушел от нас. Вдруг он возненавидит и меня! Это ведь я первая изменила, натворила такое…
– Мне очень нравится, что ты натворила, – тихо проговорил Богдан, осторожно проведя по ее щеке.
Она не оттолкнула его руки, но посмотрела осуждающе.
– Тебе. А Никите? Каково ему будет узнать, что его отцом является совсем другой, а не тот, кого он всю жизнь называл папой? Что его мать обманывала мужа. Все из-за меня. Из-за меня.
Она до сих пор мучилась своей виной, но была рада, что наконец-то опять может стать искренней и откровенной, ничего не скрывать и не смущаться, как когда-то. А Богдан, встревоженный ее отчаянием, стараясь отвлечь, шутливо предположил:
– А если он станет таким же циничным и невозмутимым, как я?
– Упаси бог! – слишком уж торопливо воскликнула Аня.
– Анька! – осуждающе произнес Богдан, но она ехидно проговорила:
– Признайся, ты ведь не объект для подражания.
– Анька!
Она не унималась.
– Признайся!
И ему ничего не оставалось (к чему отрицать очевидную правду, прекрасно известную им обоим?).
– Да! Да, да, – обреченно подтвердил он и мстительно добавил: – Однако, тебя это никогда не останавливало.
Аня вздохнула.
– Ох! Это моя кара небесная.
– Нет! – не согласился Богдан. – Это мне подарок судьбы.
И они рассмеялись.
Они стояли посреди комнаты, между столом и диваном.
– Ты заметила, чем обычно заканчиваются наши встречи? – по-особенному глянув на нее, спросил Богдан.
Аня на мгновенье задумалась.
– Я уезжаю, – грустно определила она обычный конец, а он рассердился.
– Фу ты! Ну, почему сразу о плохом? – он отвернулся, его глаза явно отыскивали какую-то определенную точку, и в уголках рта затаилась загадочная улыбка.
– А чем тогда? – Аня попыталась проследить за его взглядом, но он уже смотрел ей прямо в глаза.
– Не догадываешься? – и больше не дожидаясь от нее ответов, сурово предупредил: – А про отъезды чтобы я никогда не слышал. Больше тебе не удастся от меня сбежать. Я тебя никуда не отпущу. И… – он помедлил, вовсе не собираясь с духом, а потому, что сам придавал приготовленным словам особое значение. – Надеюсь, это поможет, – добавил чуть слышно. – Я люблю тебя.
Он никогда еще не говорил ей этих слов. Другим – пожалуйста! Его спрашивали: «Ты меня любишь?» Он без стеснения заверял: «Да. Конечно. А как же?», ни задумываясь ни над вопросом, ни над своим ответом. Что тут особенного? Точно такие же слова, как и все прочие, из тех же букв, из тех же звуков; не более осмысленные и заумные, чем множество других. А про нее он и себе-то ни разу не решался признаться. А Аня так же, как и раньше, с осторожностью и недоверием отнеслась к этим словам, которые тоже не в силах была когда-то произнести. Но уже совсем по другой причине.
– А может, ты любишь ту далекую девочку?
– Ну, нет! – упрямо воскликнул Богдан. – Я люблю тебя. Сегодняшнюю. Теперешнюю.
Он удивлялся, с какой легкостью повторяет ей раз за разом «люблю».
– И поверь мне: она нисколько не хуже той.
«И они прожили некий срок в приятнейшей жизни, и время их было безоблачно, и приятны были им радости…»51 Хорошо, если бы так происходило и в жизни.
Часть 6. РОДСТВЕННИКИ МОЕЙ ЖЕНЫ
1
Саша сидела дома одна и пыталась угадать, когда наконец прибудет ее дражайший супруг.
Вот! Сейчас она не просто девушка Саша, сейчас она – замужняя женщина. Да только мало что изменилось в жизни со дня свадьбы. Единственное – дом ее находится теперь не у мамы, а здесь, у Гриши. Остальное, в общем-то, все по-прежнему. И с Гришкой она видится, можно сказать, ничуть не больше, чем раньше: редкий день, редкий вечер, хорошо хоть каждую ночь. Ну… почти каждую. А дело в чем? А дело в том, что «работа наша такая…»
Ой, нет, это не про то песенка. А как же? Ах, да! «Наша служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд, быть может, не видна». Кому это не видна? Лично Саше очень даже видна, видна потому, что любимый муж ее дома обычно не виден.
И действительно, в данный момент Сашин супруг находился далеко от их семейного гнездышка и даже не по дороге к нему, а в кабинете своего непосредственного начальника, вроде бы и чистосердечно раскаивающегося («Грех, конечно, отрывать тебя от молодой жены, но…»), но твердо уверенного в том, что дело превыше всего.
– Кажется, я знаю, с кем тебе поговорить! – довольно воскликнул капитан и принялся объяснять. – У Тарасова когда-то парень был. Работал под прикрытием, не то, что месяцы, годы. То ли редкий талант, то ли чрезвычайное везение. Ему такими делами обязаны! Его мало, кто знал. Тарасов берег, как родного. Да он, вроде бы, и в правду ему родственником был. Думаю, он много может порассказать. Если, конечно, Тарасов знает, где его найти. – Капитан задумался на мгновенье. – С Тарасовым я постараюсь сам переговорить. А дальше уж ты.
Никита вел себя немного странно, частенько поглядывал на мать тревожным и смущенным взглядом, будто выбирал подходящий момент. Кажется, он хотел что-то сказать, но никак не мог собраться с силами, и Аня начала волноваться и придумывать причины его необычного поведения. Наверное, какие-то проблемы в университете, что-то натворил, и теперь его собираются отчислить. Только этого не хватало!
Да когда же он наконец объяснит! Аня уже решила начать разговор сама, но Никита опередил ее.
– Мам, у тебя какие планы на следующий выходной? – пытаясь придать лицу невинное выражение, спросил он.
Пока ничего страшного, но интонации подозрительные.
– Не знаю. Я еще не думала.
– А ты бы могла провести их не дома? – сын чувствовал себя неуверенно и прятал глаза.
– И что ты собираешься здесь устроить?
– Я хочу приехать не один.
– Привезешь кучу приятелей? – Аня в красках представила, что будет твориться в квартире в ее отсутствие.
Никита посмотрел прямо. Он мог бы ухватиться за предложенное мамой объяснение, и согласно кивнуть, и пообещать, что они постараются вести себя в меру пристойно, и мама покорилась бы, особо не возмущаясь. Что же тут такого! Сын хочет провести выходные с друзьями, и для нее, действительно, будет лучше в это время находиться где-нибудь подальше от них, в спокойном, тихом месте.
– Нет, – он не стал врать. – Я приеду с девушкой.
– Никита!
Так он и знал! Сейчас мама начнет читать мораль, затронет высокие материи, сфокусирует внимание на возможных последствиях. Не стоило затевать этот разговор!
Аня поймала его мрачный упрямый взгляд.
– Если не хочешь, чтобы я сразу сказала «нет», дай мне время.
Отлично! Сын желает привести домой какую-то девицу и тактично просит ее очистить помещение. Только идиот не догадается, чем они тут собираются заниматься. И в то же время…
Ее мальчик уже вырос, и не сегодня–завтра это должно случиться. А скорее всего, уже и случилось. И что тут поделаешь?
Никита мог бы попрекнуть ее, что, например, Сашке уже давно все разрешено. Хотя, когда попрекать, если она и слова ему не дала сказать. А он прекрасно понимал, как она отреагирует на его заявление, и все равно заговорил. Почему? Да потому… потому, что существует Богдан.
Сын знает – есть на свете местечко, где может провести она не то, что выходные, всю оставшуюся жизнь, и пытается говорить с ней на равных. Он требует для себя той же свободы, которую имеет его мать. Он вырос, он пытается стать взрослым. И она смирилась и сказала:
– Ладно! – и добавила: – Только без глупостей. И без лишних проблем. Чтобы потом мне не пришлось жалеть о своем решении.
А Богдану досталась очередная серия ее причитаний.
– Может, я зря ему разрешила? Надо было хорошенько отругать его, и он бы не посмел.
– Да? – иронично скривил губы Богдан. – Он бы нашел другое место, и ты бы осталась в неведении. А больше бы ничего не изменилось.
– Ты бы поступил именно так? – недовольно посмотрела Аня.
– Любой бы поступил именно так, – обобщил он, скромно умалчивая о себе. – И не мучайся. Представь, а вдруг когда-нибудь он захочет жениться. Как ты это переживешь?
– Понятия не имею, – Аня и вспоминать не хотела ни о какой женитьбе. Хватит того, что Сашку недавно выдала замуж.
– Подумай, из чего ты делаешь проблему! – продолжал наседать Богдан. – Все естественно. И главное – неминуемо!
– Да, – нехотя согласилась она. – Но… я бы хотела сказать, что ему еще рано. Но боюсь здесь, – Аня намеренно выделила последнее слово, – меня никто не поддержит. А вдруг что-то случится? Вдруг она забеременеет? – она поежилась. – Уж для детей он действительно маловат.
– Он же не идиот!
– Конечно, не идиот! – Аня вздохнула. – Но я тоже не очень толковая, – она намекала на возможную наследственность, потому как сама не всегда вела себя разумно.
– Зато я – умный!
Она с сомнением оглядела его и заметила:
– Умные не глотают всякую гадость.
– Припомнила! – с легким осуждением воскликнул Богдан, но тут же загадочно улыбнулся… – И, скажи честно, ты даже обрадовалась тому, что у тебя появилась уважительная причина хотя бы на пару дней перебраться ко мне.
– А кто сказал, что я собираюсь провести эти дни у тебя? – хмыкнула Аня.
– Я сказал. И не смей возражать.
– Я? Возражать? – она удивленно подняла брови. – Что за глупости! Просто я ждала, когда ты сам предложишь.
2
– Кажется, я поняла, что ты имел в виду, когда спрашивал, чем обычно заканчиваются наши встречи, – задумчиво проговорила Аня, прислоняясь головой к его плечу. – Мы лежим, ни о чем не думаем, представляем, что на всем свете самое главное – это мы, и не просто мы, а мы вместе, а остальное вроде как и не существует, – она сладко потянулась и вдруг подскочила взволнованно. – О, господи! Я и не вспомнила!
Богдан посмотрел на нее вопросительно.
– Я должна принести документы в понедельник с утра, а я забыла их дома.
– Вот и забежишь перед работой.
– Думаешь, я вспомню опять! – недоверчиво предположила она. – А если опоздаю! – и в смятении обратилась за советом: – Как ты считаешь – ничего, если я схожу за ними сейчас? Надеюсь, они не сидят целый день дома! – Аня встала, принялась собираться, но опять застыла, смущенная очередным вопросом. – Слушай! А что мне делать – так идти или сначала позвонить?
– Позвони, – Богдан следил за ее суетливыми движениями и улыбался. Она всегда так взволнованно металась, бросая короткие фразы и с надеждой заглядывая в его глаза.
Телефон сообщил бесстрастным голосом, что абонент временно недоступен, что можно оставить ему сообщение после сигнала.
Аня сбросила вызов, не дожидаясь, решила, что еще раз позвонит по дороге. Может, абонент к тому времени уже придет в себя и вспомнит о существовании остального мира.
– Я быстренько, – пообещала она виновато и умчалась, а уже заходя в подъезд собственного дома позвонила опять.
Ничего не изменилось. Или Никита специально выключил телефон или, как обычно, не заметил, что разрядился аккумулятор. И что теперь?
Аня стояла перед дверью квартиры, не решаясь действовать дальше. Раз пришла, не разворачиваться же и ни с чем возвращаться назад. Она опять позвонила, но теперь обошлась кнопкой дверного звонка, нажала несколько раз и немного подождала.
– Похоже, их нет, – Аня вздохнула облегченно и достала ключ.
И точно, в квартире было совершенно пусто. Она торопливо прошла в комнату, взяла с полки папку с документами, спрятала ее в сумку и устремилась к выходу. Она уже протягивала руку к замку, когда он неожиданно щелкнул, дверь распахнулась, и незнакомая девушка едва не налетела на нее.
Несколько мгновений они все трое стояли неподвижно и молча, растерянно глядя друг на друга. Аня очнулась первой.
– Я уже ухожу, – пробормотала она. – Я забыла кое-что.
Она перевела взгляд с Никиты на его подругу и невероятным образом за одну секунду рассмотрела ее всю, успев недоуменно заметить про себя, что девушка, пожалуй, была постарше сына. Но не это самое главное. Непонятно, как уж так получилось, но первым, что бросилось в глаза, оказалось тускло блеснувшее обручальное кольцо на безымянном пальце ее правой руки.
Нет, теперь она не могла просто уйти. И по ее разом изменившемуся лицу сын догадался о случившемся, мрачно сдвинул брови в ожидании непременных маминых упреков.
– Никита, – постаралась проговорить она как можно спокойней и даже беззаботней. – Мне нужно сказать тебе пару слов.
Он не стал вопить: «Только не сейчас! Не надо! Не хочу!», он, тоже стараясь казаться беззаботным, послушно кивнул:
– Да, мам, – и обратился к девушке: – Ты проходи. Я сейчас.
Он опередил ее, Ане не удалось ничего ни сказать, ни спросить.
– Мам! В следующий раз. Ладно? – и сын твердо посмотрел ей в глаза.
Она все-таки не удержалась от одного вопроса, потому как знала, что сойдет с ума, теряясь в догадках и сомнениях.
– Она замужем?
Никита не ответил.
– Мам, пожалуйста! И не надо названивать каждый день. Я приеду в следующую пятницу, и ты мне все выскажешь. Хорошо?
– Значит, по-твоему – хорошо? – саркастически уточнила Аня. Сын прекрасно знал этот многообещающий тон.
– Мам, не надо, – тихо попросил он, но Ане уже трудно было остановиться.
– Именно поэтому ты выпер меня из квартиры?
Никита больше не пытался ничего говорить, да и Аня не знала, что еще сказать, не сорвавшись на возмущенный крик и не устроив скандал.
– Ну да бог с тобой! – внезапно заявила она, сглотнув комок в горле. – Дело твое. Но помнится, кто-то мне обещал, что позже я не пожалею о своем решении. А я жалею.
Сын угрюмо молчал.
– Все! Я пошла. До пятницы.
Аня вышла из дома и остановилась. Не хотелось никуда идти.
Ох, Богдан! Не иначе в полной мере начала проявляться дурная наследственность. Что случилось с Никитой? Откуда в его возрасте подобные увлечения? Замужняя женщина старше его. Да чем же мог прельстить ее молоденький мальчишка? Подождала бы хоть, когда подрастет. Ему-то, конечно, интересно, влечет, тешит самолюбие. Как же – обратили внимание, невзирая на юность! Глупый еще. Дай бог, чтобы не слишком!
И что теперь делать? Спросить у Богдана? Он же специалист. Наверняка, был таким же, если еще не хлестче. Уж он посоветует!
Может, надавать Никите подзатыльников и строго-настрого запретить встречаться с этой девицей? Само собой, Богдан рассудительно заметит, что толку не будет ни от запретов, ни от воплей, ни от угроз. Просто мальчик станет менее доверчивым и наивным и перестанет посвящать мать в тайны своей личной жизни. Но молчание выше ее сил. Да и не следует тут молчать! Но как доходчиво объяснить сыну, что он ведет себя, мягко говоря, неразумно? На кой мальчишке замужняя женщина? Пусть молодая, да бог ее знает, какая еще. Но ведь все равно – замужняя. Стоит поделиться собственным опытом? Но это ей Аня могла бы рассказать, каково изменять мужу, и что потом получаешь в качестве награды за незапланированную любовь. А с Никитой придется откровенничать Богдану (тому тоже оказалось не в радость их давнее приключение), но… не приведи, господи! Как бы не вышло больше вреда, чем пользы, от их общения.
Все это, конечно, глупости! Никогда не попросит она Богдана наставлять Никиту на путь истинный. И вовсе не оттого, что сомневается в моральном содержании их беседы. Разве станет Никита слушать постороннего дядю? Только она всегда его слушает, всегда поддается очарованию его колдовского голоса. И вот – итог. Она сама во всем виновата. Не будь того безумного романа, может, и Алешка от нее бы не ушел, и теперь нашлось бы кому заниматься воспитанием сына. Боже мой! Да и сын был бы тогда совсем другой. И, наверное, с Алешкиным мальчиком не возникло бы подобных проблем. Сын и отец жили бы душа в душу, откровенно беседовали бы на свои мужские темы. И все складывалось бы просто замечательно.
Нет, не будет она жалеть о том, что когда-то случилось. И другой сын ей не нужен. Этот – лучше всех. Ну, кто еще смог бы влюбиться в безумную девчонку Инку, страдающую от переизбытка фантазии, поверить ее россказням и ринуться разбираться с незнакомым мужчиной, годящимся в отцы. Как нельзя более годящимся!
Вот уж точно – свела судьба. Свела в который раз. Сколько бы не расставались, а снова встречаются. Что ж, отдадимся на волю судьбе. Где он там, ее суровый рок?
Он ждал ее, и в уголках его губ пряталась улыбка.
– Как удался твой поход? Что-то вид у тебя не очень довольный.
– А у меня не только вид не очень довольный. И мне даже трудно определить, насколько мой поход удачен. Что для меня было бы лучше – знать или не знать? – И Аня поведала Богдану историю своего визита домой.
Он отнесся к ее рассказу довольно спокойно, не восприняв случившееся как нечто из разряда вон выходящее. Так она и знала – для него подобные приключения не в диковинку, и он не разделит ее беспокойства. Не стоило ему рассказывать, разобралась бы как-нибудь сама и уж точно обошлась бы без слов:
– Да не переживай ты так. Не настолько это и страшно.
– Ну конечно! Это естественно и неминуемо, – презрительно повторила Аня когда-то слышанные слова.
– Возможно, – негромко произнес Богдан.
– Куда уж естественней – она его старше лет на семь-восемь!
– Наверное, в этом и причина. Мальчишка привлек взрослую женщину. Для него это имеет существенное значение.
– Не такая уж она и взрослая, – снисходительно заметила Аня. – Тоже еще глупая девочка.
– Это для нас с тобой, – возразил Богдан. – А по его меркам…
– Да пусть, пусть старше, – Аня соглашалась: это хоть и тоже проблема, но не столь серьезная. – Но ведь она замужем. И что ей спокойно не живется! Ну, было бы из-за чего, а то ведь – совсем юный мальчик. Толку-то от него?
Вроде бы и не имеет она права осуждать неверных жен, и в то же время, кому как не ей знать проблему изнутри, по собственному опыту. Она же с ней справилась. Да и причина ее измены – не очередное приключение. Тогда не стоило бы и размениваться. Жила бы с Алешкой, спокойная и довольная, ни о чем не тужила, ни о чем не мечтала. Так нет, опять показалась на горизонте ее мечта, вроде бы на мечту и не похожая, ее непреодолимая страсть, и не смогла она от нее отказаться, по крайней мере – сначала. А было бы что другое, и головы бы не повернула, прошла бы мимо, не обратив внимания. Ведь так хорошо жилось с Алешкой.
И этой-то странной Никитиной подружке чего там не хватило у мужа?
– Наоборот – радуйся, – не сдержал ехидной усмешки Богдан. – До женитьбы дело не дойдет.
Аня растерялась от его холодных слов, не поверила: она переживает, волнуется, а ему – смешно.
– Ты, конечно, можешь иронизировать. А мне – совсем не весело. Если для тебя это в порядке вещей, то я не хочу лишних проблем на голову моему ребенку. Но тебе, по-видимому, это не понять. Сыночек пошел по папиным стопам, и тебя это радует. Как же иначе? – она внезапно остановилась, заметив, как дрожит ее голос, и осознав, что разозлилась, что перестала быть искренней и все последние слова произносила с единственной целью – обидеть и унизить. Она не думала так, как говорила, но, пожалуй, действительно выбрала неподходящего собеседника для подобного разговора. Она безнадежно махнула рукой. – Я, пожалуй, пойду. Мне нечего здесь делать.
Она развернулась и уже сделала несколько шагов к двери, но вдруг услышала за спиной тихое:
– Не уходи.
А может, и не услышала. Может, ей показалось? В шорохе и шелесте, едва уловимо, может, это прозвучало не вслух, а только в ее мыслях? Она замерла, пытаясь понять.
– Куда ты пойдешь? Не уходи. Можешь дуться. Но не уходи. Представь, что ты дома. Ты же никуда бы не ушла из дома, сердилась бы, не сходя с места. Вот и не уходи. А если захочешь, лучше я уйду.
– Боже мой! – Аня глубоко вздохнула и прислонилась к стене. – Как в тебе уживаются цинизм и любовь, бесстрастность и нежность?
Богдан невозмутимо глянул и возразил:
– И не уживаются они вовсе. Все время ссорятся и дерутся. Ты же меня знаешь. Это не мои любовь и нежность. Это все твое. Не было бы тебя, и их бы не было.