До встречи в феврале

Вслед за ними пришло ещё одно сообщение.

Кстати, передай своему дружку, чтобы в следующий раз был погостеприимнее, ведь я вернусь не один.

Дружку? Неужели он про?..

Испуг вырвался из меня невнятным звуком. Гэбриэл приходил в мою квартиру и общался с мистером Кларком. Час от часу не легче. Теперь-то уж точно меня отсюда выселят.

Джейсон

Мисс Джеймс долго не желала отвечать, но мою настойчивость сложно переплюнуть. Мистер Ши с усмешкой смотрел на меня с пакета на столике, и от его лукавых глаз мой желудок скручивался в бантик ещё сильнее.

Ну неужели! С третьей попытки мисс Джеймс соизволила ответить на мой видеозвонок. Черноту экрана рассеял тепловатый свет моей гостиной. Видеть её по другую сторону, за спиной малознакомой девушки – аномалия. Как же мне захотелось бросить всё и рвануть туда. Залезть прямо в экран. Войти в свой дом с другого конца страны. Как жаль, что фильмы про телепортацию основаны на чьей-то мятежной фантазии, а не на реальных событиях.

На моей гостье был знакомый свитер. Кажись, я дарил Виктории похожий лет шесть назад.

– Мистер Кларк!

Может, рисовать мисс Джеймс и умела, но вот играть роли – уж точно не её изюминка. Радость её вышла вымученной, а сама она казалась смущённой, сбитой с толку и даже будто печальной, так что мне перехотелось ещё больше расстраивать её своими упрёками.

– Как вы себя чувствуете?

Я оказался не готов к тому, чтобы выплеснуть злость и раздражение от двух неудачных дней на виновницу всех этих неудач. Когда на тебя смотрят такие большущие глаза огорчённого сенбернара, да и ещё эти по-детски надутые губы заботливо справляются о твоём состоянии, просто невозможно злиться. Это как наорать на щеночка, нацедившего лужу в твой башмак. Когда он смотрит своими блестящими пуговками из-под треугольников бровей и прижимает хвост к животу.

У мисс Джеймс, к счастью, не было хвоста. Зато глазки-пуговки поблескивали так, словно что-то изо всех сил удерживало слёзы за её ресницами. И я просто не смог ей нагрубить.

– Уже всё в порядке. – Выдохнул я всю злость. Теперь раздражался скорее на самого себя за бесхребетность. – Меня быстро подлатали, так что я снова дышу полной грудью.

– Вы меня так напугали! Не делайте так больше.

Ну сущий ребёнок!

– Только если вы больше не будете травить меня пирогами. – Что ж ты делаешь! Хотел отругать её за эту выходку, а получается насмехаешься сам над собой, лишь бы не расстраивать и без того расстроенную девушку ещё сильнее. Когда же я стал таким мягкотелым?

– Обещаю, такого больше не повторится. – Пылко пообещала девушка и села на кресло. Моё любимое, что я сам всегда занимал. Могу поспорить, что на обивке всё ещё остались полушария моей пятой точки. – Надеюсь, вы на меня не сердитесь.

– Нет. – Соврал я. – Благодаря вам я остался жив.

– Я боялась, что медики не успеют. Но как они попали в квартиру?

– Я не закрыл входную дверь.

– Довольно безалаберно с вашей стороны.

Неужели она решила меня отчитать? Я проявил такое великодушие – засунул своё негодование куда подальше, чтобы не портить ей день ещё сильнее, ведь кто-то до меня явно постарался. А она говорит со мной, как с малым ребёнком, бросившим конструктор посреди ковра.

– Старая привычка. В Берлингтоне мы редко так делаем.

– Вы не в Берлингтоне. – Напомнила мисс Джеймс, словно я мог позабыть.

Даже с закрытыми окнами кругом стоял такой шум, словно квартира находилась прямо на обочине, в метре от проезжей части. Словно я сидел на диване посреди тротуара, а мимо сновали сотни незнакомцев, встревая в мой мир своими разговорами и запахами. Голоса, ропот колёс, гудки и ещё миллионы звуков, что сливались в симфонию, на которую я не хотел покупать билета.

– В Лос-Анджелесе опасно оставлять дверь открытой. В тот раз вам повезло, но в следующий всё может оказаться куда как страшнее. К вам могут ворваться грабители или кто похуже.

Мне ли не знать! Минут пять назад ко мне как раз заявлялся «кто-то похуже». Не успел я рта раскрыть, как мисс Джеймс продолжила свои наставления. От её высокомерных нравоучений я начинал снова раздражаться. Да кто она такая!

– С месяц назад у соседки ниже выкрали сейф со всеми накоплениями, а в доме напротив унесли…

– Мисс Джеймс, обещаю вам, что в моё присутствие с вашей квартирой ничего не случится. – Буркнул я не совсем учтиво, и она тут же заметила перемену погоды в нашей беседе. В сторону Берлингтона повеяло прохладой с калифорнийского побережья. Люди тоже влияют на климат, и теперь на обоих концах материка случилось вселенское оледенение.

– Уж надеюсь. Не хочу вернуться в квартиру, от которой ничего не осталось! – Отморозила она в ответ.

– Это не я собирался разбить окно чужого дома!

– Это не я забыла оставить ключ и заставила другого человека мёрзнуть в минус двадцать!

– Всего-то в минус шесть, не преувеличивайте!

– Житель Лос-Анджелеса минус шесть ощущает как минут двадцать!

– Ну, а в вашей квартире все плюс сорок, как в Эфиопии.

– Ну, это уже не мои проблемы! – Съехидничала моя неприятельница, и от кислоты в её тоне меня передёрнуло.

С любезностей мы почему-то перешли на колкости. Две спицы, что позвякивают, ударяясь друг о друга. Только вряд ли такими темпами мы бы смогли связать цельный свитер. И этой нахалке я отдал свой дом за просто так! Принял её с распростёртыми объятиями, а она дерзит, точно это я ей что-то должен. Таких нужно ставить на место.

– Вы, надеюсь, прочитали список, что я вам оставил?

– Это то дурацкое письмецо с пятнадцатью пунктами, которые я должна выполнять?

Моя гостья пошла на кухню и прихватила меня с собой, как свидетеля всех своих перемещений. Не забывая корчить обозлённые гримасы и фыркать на меня в камеру, она с грохотом принялась лазить по шкафчикам. Наверняка искала кофе – по её залежам я уже успел понять, что эта женщина может неделями прожить на одном кофе. И, видимо, на ненависти к другим.

– Никакое оно не дурацкое. – Обиженно огрызнулся я. Мисс Джеймс была не первой, кто намекал на мою излишнюю организованность. Девушки до неё называли эту мою черту тотальным контролем, но я был с ними в корне не согласен. – И вы сами согласились присматривать за домом, пока будете там жить, забыли?

– Но я не знала, что продаю себя в рабство!

– Ой, да бросьте!

Я прыснул слюной. В руках скопилось столько злости, что я побоялся, как бы не расплющить мобильник. Со шлепком водрузил его на стол, прислонив к вазе с аляповатым орнаментом – в жизни бы не купил такой безвкусицы! – и решил хоть чем-то занять рот, пока из него не повылетало ещё чего лишнего. Я схватил пакет с китайской едой, которая давно остыла и утратила как минимум половину вкуса. Как можно более шумно зашуршал бумагой, выуживая картонные коробочки с пельменями и свининой и демонстративно громко расставляя их вокруг себя.

– Что это там у вас?! – Чуть ли не взвизгнула мисс Джеймс. – Мистер Ши?!

Я так и замер с половиной шанхайского пельменя в зубах, чуть не подавившись от такой бурной реакции. Два вытаращенных глаза смотрели на мой заказ как на добычу или бомбу, я так и не понял. Разозлилась, что я заказал еду из её любимого китайского ресторанчика и воспользовался купоном?

– И што? – Промямлил я с набитым ртом.

– Вы собираетесь есть всё это на диване?

Я опасливо заозирался, ища знаки с перечёркнутой едой, как на входах в магазины или кинотеатры. Диван как диван. Белый велюр и деревянные подлокотники.

– И што? – Тупо повторил я, но жевать перестал ради своего же блага.

– Не смейте есть свою жирную гадость на моём белом диване! А если вы капните на него? Я столько заплатила за этот диван!

– Уж простите. – Едко отозвался я, хотя слегка посрамился такой неучтивости. Диван и правда выглядел дорого и уязвимо в своём белоснежном одеянии, а я нагло вывалил свои пельмени прямо над его бархатистой поверхностью. Но я же не мог так просто проиграть этот раунд в нашем глупом и нескончаемом споре! – Вы ведь не оставили мне список с указаниями.

– Поверьте, очень об этом жалею. – Девушка тяжело дышала и тыкала в меня пальцем на другом побережье. Её ноздри раздувались на весь экран, но в своём гневе она выглядела комично, и даже немного очаровательно. Пока я сдерживал смешок, она всё никак не унималась. Гримасничала и угрожала расправой. – Завтра пришлю вам правила пользования моей квартирой. А то будет нечестно, если правилам буду следовать одна я.

– Валяйте!

– И где у вас стоит этот чёртов кофе?! – Хлопнула дверца, а потом послышался крик боли. – Твою ж…

– Что случилось? – От нападения я перешёл к покровительству.

– Долбаный жираф!

– Жираф?

Не помню, чтобы оставлял на кухне каких-нибудь жирафов.

– Да, ваша подставка под венчики.

– И что с ней? – Недоумевал я, забыв о шанхайских пельменях и вспомнив о вермонтском жирафе. – Насколько я помню, он не кусается.

– Очень смешно! – Девушка наполовину пропала с экрана. Возилась с одной ногой и подпрыгивала на другой, как мартышка с бананом. – Может он и не кусается, зато осколок колет больно.

– Осколок? Вы его разбили?!

Я дёрнулся так резко, что зацепил коленом упаковку со свининой. Та в замедленной съёмке сделала потрясающее сальто, которое для нас обоих оказалось смертельным. Пока коробочка летела себе в воздухе, из неё вылетали капли кисло-сладкого соуса, кусочки жареного мяса, а на заднем фоне я видел, как глаза мисс Джеймс вырастают в диаметре. Даже шум на улице прекратился. Весь Лос-Анджелес затих. И коробочка смачно чавкнула на белую подушку дивана, растекаясь кровавым месивом и впитываясь в фибры ткани. Я зажал рот рукой и подумал, что скоро на этом диване появится и второе кровавое пятно, когда мисс Джеймс прикончит меня на этом самом месте.

– Нет. – Она больше не кричала от боли или возмущения. Она шептала, а нет ничего страшнее женщины, которая перешла с криков на шёпот. Так змеи затаиваются в кустах перед броском. – Вы. Уничтожили. Мой. Диван.

Я весь сжался, вполне уверенный в том, что сейчас она выберется через экран мобильника, как девочка из колодца в том жутком ужастике, и придушит меня голыми руками.

– А вы разбили моего жирафа. – Почти пискнул я в своё оправдание. Но принцип око за око не сработал, и мисс Джеймс чуть не пошла пунцовыми пятнами. Тогда я зачем-то поступил как поступают все мужчины во время ссоры с женщиной. Подлил масла в огонь. А он уже и так шкворчал, как растопленный жир на сковородке. – Этого жирафа между прочим мне подарила племянница.

– Вы сравниваете какую-то статуэтку за два бакса с диваном за две штуки?

– Важна не стоимость, а память.

Как только я это ляпнул, тут же осознал: если и дальше продолжу нести эту чепуху, память – всё, что от меня останется. Я решил пойти на примирение и снизил градус своего голоса.

– Ладно, простите меня. Я действительно не хотел! Ни уничтожать ваш диван, ни обижать вас. – Я оценил масштабы ущерба и пообещал: – На днях отвезу ваш диван в химчистку.

Исподтишка глянув на экран, я опасался увидеть там всю ту же разъярённую фурию, но чаще всего мы перестаём сражаться, если нам махают белым флагом или протягивают трубку мира. Никто не хочет воевать, а вести бои по разным краям материка и вовсе абсурдно.

– Ну, к сожалению, я не могу пообещать вам склеить вашего жирафа. – С невесёлой улыбкой созналась мисс Джеймс. – Его голова давно покоится на дне мусорного ведра, а крошки остального тела видимо всё ещё раскиданы по всей кухне. Я порезала ступню.

Её губы так трогательно свернулись в трубочку, что я не мог больше злиться. Перемирие было заключено, хотя бы временно. И ступня мисс Джеймс встревожила меня сильнее убитого жирафа.

– Аптечка в шкафчике над микроволновкой. – Подсказал я. – Там есть перекись, бинт и пластырь.

– Спасибо. Мне правда жаль подарок вашей племянницы.

Я не стал признаваться в обмане, раз уж всё закончилось на такой оптимистичной ноте, лишь бы вновь не заиграл похоронный марш. На самом деле, этого жирафа притащила мама с какой-то распродажи в «Таргет», когда я только заселялся и мне нужны были подобные мелочи, чтобы обставить пустую кухню.

Ногу мисс Джеймс успешно подлечили, но дивану был нанесён непоправимый ущерб, так что мои попытки оттереть красное пятно с белой обивки оказались напрасными. Теперь в гостиной витал кисло-сладкий запах томатов и перца, а диван походил на место преступления. Не хватало только натянуть жёлтую ленту по периметру. Ужин я решил отложить, пока не переговорю с моей домоправительницей – не хватало довести её до инфаркта, рассыпав пельмени по ворсистому ковру.

– Мисс Джеймс, на самом деле, – неуверенно заговорил я. – Я ведь позвонил вам не за тем, чтобы устроить ссору.

– Верится с трудом. – Хмыкнула она, но уже совсем не злобно. Когда чайник выпускает пар и перестаёт кипеть, он начинает остывать.

– Приходил ваш… – Я перекатил на языке несколько слов, но ни «жених», ни «молодой человек», ни «бойфренд» как-то не вязались с тем наглым засранцем, что вломился в мой дом. Пусть и временный дом. – Приятель.

– Гэбриэл?!

Вся наша ссора испарилась. Тех пяти минут криков и взаимных обвинений словно и не было никогда. Мисс Джеймс всерьёз разволновалась и чуть не уронила чашку с заваренным кофе, а я разволновался, как бы моя кухня не превратилась в склад битой посуды. Нужно было выбирать более послушного и ловкого жильца.

– Не знаю, он не назвался.

– Чего он хотел? – Еле выговорила мисс Джеймс.

– Спрашивал, где вы. А ещё хотел забрать какие-то вещи…

– Вы отдали их?!

Я-то хотел отыграться на мисс Джеймс за испорченные дни, упрекнув во внезапных и несогласованных визитах её дружков, но не ждал такой реакции. Девушка побледнела, и даже плохой сигнал не помешал мне разглядеть испуг в её зелёных глазах.

– Нет, мисс Джеймс. Я не пустил его в квартиру, хотя он пытался проникнуть силой. Посчитал нужным сообщить вам, ведь это не моё дело. Надеюсь, я поступил правильно?

– Да, да, спасибо вам! Вы просто молодец.

– Мисс Джеймс, вы в порядке?

– Да. То есть не совсем. – Она вздохнула и прикрыла глаза. Вернулась в гостиную и плюхнулась в кресло, отчего всё заходило ходуном. – На самом деле, нет. Я совсем не в порядке.

– Может, расскажете мне, что это за парень и что он хотел забрать у вас?

– Это долгая история.

А она выглядела такой же измотанной, как и я, хотя вроде как радовалась чему-то, как только я позвонил.

– Я никуда не тороплюсь. – Соврал я.

Рядом с остывшими пельменями лежали папки по «Поп Тартс» и «Эван Уильямс», с рекламами которых я ни йоту не продвинулся. Я одёрнул себя – проблемы малознакомой девушки не должны меня касаться. Потому я годами и не заводил серьёзных отношений, чтобы не втягиваться в надуманные проблемы и не тонуть в сопливых слезах. То, что было у нас с Мэдисон или с Карен, не доходило до плаканья в жилетку. Чаще всего во время наших встреч на мне вообще не было никакой жилетки.

Но, чёрт возьми, я жил в её квартире, она – в моём доме. Как-никак, но мы были связаны. Кисло-сладким соусом и осколками жирафа.

– У вас есть что-нибудь выпить? – Вдруг спросила мисс Джеймс.

– Эм, да, бар в серванте справа от камина.

Ну вот, теперь ещё эта женщина покусится на самые ценные запасы в моём доме. Я верным спутником сопроводил её до серванта, посмотрел, как она избирательно покопалась в бутылках и на мгновение даже повеселела.

– «Эван Уильямс»! Так вы знаете этот бурбон?

Улыбающейся она мне нравилась больше, чем испуганной, поэтому я решил открыть о себе чуть больше скрытой информации.

– Да, напиток моей молодости. Я ведь жил в Лос-Анджелесе восемь лет назад.

– Вы шутите?!

– Нет, учился здесь на маркетолога. И мы пили «Эван Уильямс» чаще, чем кофе в «Старбаксе».

– Вы не против?..

Мисс Джеймс помахала бутылкой перед камерой.

– Мой бар в полном вашем распоряжении. Только не выпейте, пожалуйста, «Глен Макаллан». Это подарок отцу.

– Обещаю, что ограничусь парочкой глотков бурбона. – Она налила тёмную жидкость в бокал и снова уютно устроилась в кресле. – Хотя настроение такое… хочется набурбониться.

– Набурбониться? – Невольно хохотнул я. Эта девушка сплошь состояла из странностей, но не переставала меня веселить.

– Наглотаться бурбона так, что не смогу доползти до спальни. – Объяснила она. – Но не волнуйтесь. Завтра у меня важная встреча, поэтому я не стану. А по поводу визита Гэбриэла…

– Он обещал вернуться с полицией.

Первый глоток уже заметно расслабил плечи мисс Джеймс. Она посмотрела куда-то за пределы камеры и с грустью сказала:

– Позвоните Сид. Она с ним разберётся.

– Так вы не поделитесь со мной этой историей?

Мисс Джеймс перевела взгляд на меня и заглянула в самые недра моей души. Зелень её глаз темнела и сгущалась. Она словно хотела всё рассказать, но так и не решилась. Покачала головой, отчего её кудри подпрыгнули вверх-вниз, и тихо сказала:

– Некоторые истории мы рассказываем, а некоторые… – Она отсалютовала стаканом бурбона. – Запиваем и пытаемся забыть. До свидания, мистер Кларк.

Не успел я попрощаться, как мисс Джеймс завершила звонок. В квартире вдруг стало так тихо, что я заскучал по нашей перебранке. И только кисло-сладкий запашок разносил воспоминания о том, что наш разговор вообще состоялся.

Эмма

– Почему вы хромаете?

Уилл бережно коснулся моего локтя, когда я неудачно наступила на ту часть стопы, где зиял порез от жирафа, и ойкнула.

– Боевая травма. – Отшутилась я.

– Отбивались от енотов? – Вполне серьёзно спросил Уилл.

– Скорее, от жирафов. А что, здесь водятся еноты?

Мой спутник склонил голову, как добрый спаниель, и улыбнулся точно так же.

– В Берлингтоне кто только не водится. И еноты, и барсуки, и медведи.

Нужно не забывать закрывать двери на ночь. Похоже, в отличие от Лос-Анджелеса, налёта грабителей здесь бояться не стоит, а вот нашествия хищников – ещё как!

Ровно к десяти утра уже знакомый «бентли» подкатил к дому и мелодично поскрипел шинами по свежему снегу. Кто-то там наверху решил засыпать этот городок белой крошкой и скрыть его от постороннего мира. На этот раз Уилл не сигналил – к назначенному времени я уже подготовилась и вышла на крыльцо при полном параде, пусть и скромном. Всё те де джинсы и тёплые ботинки, разве что свитер я сменила на кашемировый джемпер и волосы успела уложить во что-то более презентабельное, нежели вчерашнее гнездо кукушки.

Проспать я не боялась, потому что полночи провалялась без сна. Вечер в компании «Эвана Уильямса» притупил чувства, но не усыпил их окончательно. Обещание мистеру Кларку я сдержала – его бесценный «Гленн Макаллан» остался невредим. Ни капли не исчезло – бурбониться до беспамятства я всё же не стала. Смочила рецепторы и успокоила нервы, после чего бутылка «Эвана» вновь отправилась на своё законное место в бар, а я на своё – в исцарапанное кресло у камина, который получилось разжечь с четвёртой попытки.

Наблюдение за танцем огня успокаивало сильнее алкогольных паров. Я всегда искала утешения в рисовании, но без полного набора инструментов не хотелось даже начинать, и я погрузилась в ленивое прозябание до самой ночи. Наспех поужинав остатками вчерашней еды, что Бетти так любезно привезла вместе с одеждой дочери, я рано отправилась наверх, но так и не уснула.

Угрозы Гэбриэла меня напугали, а ссора с мистером Кларком испортила боевой настрой окончательно. Я украла картины из «Арт Бертье» и несколько дней скрывала их в своей квартире. На этот раз мистер Кларк отстоял их, но в следующий Гэбриэл и правда может заявиться с подмогой в лице двух полицейских и потребовать вернуть его законное имущество. Меня объявят в розыск по всем штатам – уж Гэбриэл позаботится о том, чтобы отплатить мне за эту выходку сполна.

Да уж, бабуля Эльма и родители глядели на меня с небес и не могли глазам своим поверить – их драгоценная дочка и внучка сбилась с пути и нажила себе проблемы с законом. Но судебное разбирательство или даже тюремный срок пугали меня не так сильно, как риск потерять картины. Любому родителю невыносимо расставаться с тем, кого произвёл на свет. А мои картины – мои дети.

Когда я подписывала договор с Гэбриэлом о том, что буду выставляться в его галерее и забирать себе лишь процент с продаж, я не просто продала своё право на эти картины, но и душу дьяволу. Он – демон перекрёстка, что сладкими уговорами заманил меня в невыгодную ловушку. Хотя два года назад у меня не было особого выбора. Или остаться «на улице», или довольствоваться крохами в надежде однажды стать великой художницей. И только Гэбриэл Бертье мог мне в этом помочь. До тех пор, пока не перестал помогать.

Уилл снова сам сел за руль, устроив водителю длительные выходные. Как только я забралась к нему в машину, Гэбриэл тут же куда-то исчез. С некоторыми людьми заведомо хорошо и спокойно просто находиться рядом. Бабушка Эльма была такой. Мир могла проглотить бездна, но я бы даже не заметила этого, если бабушка садилась на кровать в моих ногах, гладила меня по спине и напевала свои убаюкивающие колыбельные. Этой ночью мне очень не хватало её прикосновений и голоса. Больше некому было спеть мне «Спи, моя радость».

В «Марвело» с лёгкостью заблудился бы даже кто-то более находчивый, чем я со своим топографическим умением блуждать в трёх соснах. Для каждого на этой планете найдётся свой земной рай. Для художников и любителей попачкать руки в красках и грифеле таким местом оказалась художественная лавка на Лейк-стрит. Симпатичная улочка сразу напротив озера Шамплейн и парка Уотерфронт. Было что-то сказочное в том, как принарядились ели и сосны в белые шубы, и как завидовали их одеянию голые канадские клёны и высокие дубы. Как же здесь красиво летом – и представить страшно!

Лавка удобно устроилась на первом этаже невысокого жилого дома, прямо напротив кафе быстрого питания и, по иронии судьбы, студии йоги. Весь город уже украшали гирлянды и венки к Рождеству, но хозяин «Марвело» отыгрался по полной на своём магазинчике. Тот заманивал внутрь переливами огоньков на карнизах здания. У самых дверей стояла живая ёлка под два метра ростом, украшенная разномастными игрушками. Многие из них оказались ручной работы и были исписаны узорами и мордочками животных.

– Они подписаны! – Изумилась я, покрутив белый шарик со звёздами в руках. – Мисси Уолтерс, 6 лет. – Пробормотала я и оглянулась на Уилла. – Это сделал ребёнок.

– В начале каждого года мистер Дункан выставляет у входа коробку. – Принялся объяснять мой спутник. – Собирает пожертвования для детей со всего штата. Игрушки, сладости – кто что бросит по пути, пробегая мимо лавки. Сам же он обчищает витрины своего магазина, чтобы подарить детям принадлежности для творчества. К концу ноября коробка исчезает, потому что мистер Дункан расфасовывает всё добро и рассылает подарки по детским домам и онкологическим отделениям.

– Ух ты, как благородно!

– Не то слово. И в благодарность некоторые детишки дарят что-нибудь в ответ на его доброту. В основном это ёлочные игрушки. – Уилл кивнул на десятки таких же кривовато, но душевно расписанных шаров. – А ещё внутри целая стена с рисунками, сами увидите.

– Это самое потрясающее, что я когда-либо слышала. Звучит как настоящее рождественское чудо.

– Этот городок ещё не раз вас поразит. – Улыбнулся Уилл, даже не подозревая, что одна его улыбка поражает в самое сердце.

Деревянная вывеска «Марвело» играла разными цветами и так и манила поскорее войти.

– Вы сказали хозяина зовут мистер Дункан. – Припомнила я.

– Да, Клайд Дункан.

– Хм, я почему-то решила, что в маленьких городках, подобных вашему, лавки носят названия своих хозяев. Довольно прелестный, но всё же стереотип.

– Вы не ошиблись. По большей части так и есть.

– Но… – Я непонимающе перевела взгляд на вывеску и снова на Уилла. Тот понял, почему в моей голове произошла нестыковка и пояснил:

– Марвело – так звали сына мистера Дункана. Он умер больше тридцати лет назад от рака крови.

– Какой ужас. – По коже пробежали мурашки от потрясения, а горло сдавило знакомыми чувствами. Я знала, какого терять самых близких. Но терять ребёнка в разы тяжелее, чем родителей.

– Потому мистер Дункан и затеял такую благотворительную акцию.

– Жаль, что коробку уже убрали. Я бы тоже хотела хоть как-то поучаствовать. – Пусть в моих карманах и не было даже десяти лишних долларов, я бы с удовольствием принесла их в жертву на такое благородное дело.

– Думаю, мы что-нибудь придумаем. – С тёплой, успокаивающей улыбкой пообещал Уилл и открыл передо мной дверь.

Внутри лавка оказалась куда просторнее, чем снаружи. Уилл послушно бродил следом за мной между стеллажами с тележкой и любопытством. Мне хотелось похватать всё, что я видела, но я лишь скромно подбирала то, что мне пригодилось бы для написания пейзажей Берлингтона. Сперва было неловко наполнять корзину – я не привыкла, чтобы за меня платил мужчина. Гэбриэл со всеми его деньгами оказался скупым кавалером, и всё, что я могла от него ждать – ужины, редкие преподношения в виде «Барбареско» и коробки конфет, и ещё более редкие дары вроде «Лабутенов».

Увидев мои колебания, Уилл укоризненно покачал головой:

– Мисс Джеймс, у нас ведь был уговор. Берите всё, что пожелаете, и не беспокойтесь о цене. Я попросил вашей помощи ,и я буду беспокоиться о таких мелочах.

Мелочах! Да в корзине уже лежало товаров почти на тысячу долларов! Набор чернографитных карандашей для создания эскизов, холсты разных размеров, пастельные и акриловые краски, а также всякие мелочи, которые могли пригодиться в работе. У мольбертов я остановилась.

– Я думала о том, что стану писать.

Уилл искренне заинтересовался.

– Ваш отец любил город. Несколько картин не смогут показать эту любовь. Теперь я поняла, почему вы хотели выделить в галерее отдельную комнату, где каждый из посетителей смог бы полюбоваться красотой Берлингтона. Оставить там частичку своей души.

– В этом и была затея.

– Мне нравится. Но тогда понадобятся мольберты и полотна разных размеров. – Я призадумалась, как это всё будет выглядеть, и мои фантазии мне очень понравились. Руки сами потянулись к нужным холстам уже без мучительного голоса совести. Уилл ведь сам сказал, что я могу брать, что угодно. И ради того, что созрело в моей голове, мне нужно было именно это.

– Уже придумали, что рисовать? – Оживился Уилл ещё больше. – Не расскажете мне?

– Вы ведь дали мне полный карт-бланш. – Просияла я, заглядывая ему в глаза. Их голубизна – частичка неба в ясную погоду. – Тогда доверьтесь мне.

– Если бы я вам не доверял, то никогда бы не пригласил в свой дом и в свой проект.

Помимо нас в магазине почти никого не было, но мистер Дункан мог не переживать за выручку. Одна наша корзина тянула на проценты за полдня продаж уж точно. Пока Уилл отправился на кассу, катя тележку так же аккуратно как свой «бентли», я замерла у тех самых рисунков детей. Целую стену длиною в две моих гостиных завесили рисунки красками, карандашами или мелками – кто чем больше любил рисовать. Где-то с боку виднелась подпись. «Тимоти, 4 года». Или «Софи Пейнтер, больница Шелберн».

Меня задушило жалостью и тоской. Кое-то из маленьких художников так напоминал меня. Сироты, оставшиеся без родительской любви. Но им не повезло куда сильнее, ведь их передали под опеку незнакомых женщин к таким же озлобленным и несчастным ребятам. У меня была бабушка Эльма, которая любила меня всей душой, В два раза сильнее, чтобы заменить любовь родителей. Чтобы я не чувствовала себя покинутой.

У всех этих детей не было бабушек Эльм. А у кого-то не было и года жизни. Но у всех них было столько смелости, силы и жажды жизни, что я невольно дала волю чувствам. Не знаю, сколько я вот так простояла у детской галереи, но Уилл успел пробить всю гору товаров и упаковать. Он осторожно тронул моё плечо, чтобы не напугать, потому что я не слышала его шагов.

– Я отвезу всё это в машину. – Он кивнул на тележку.

– Хорошо, я буду через минуту.

Пусть коробку с пожертвованиями перед входом в «Марвело» уже убрали, я решила не ждать до начала следующего года, чтобы внести свою лепту в столь доброе дело. Я была на мели, но помощь больным или обездоленным стоила последних денег в кошельке. Я выбрала стопку альбомов для рисования, наборы разноцветных карандашей, акварели и кисти разной толщины, и сгрузила всё это на прилавок перед пожилым мужчиной с печальными глазами и тремором в руках.

– Доброе утро, мисс. – Радушно поздоровался он, слегка поклонившись. Бейджик на его серой рубашке бликнул от света фонариков и привлёк моё внимание. «К. Дункан». Это и был тот самый хозяин лавки, чей сын умер много лет назад.

Я поздоровалась в ответ и не смогла больше ничего сказать, боясь ляпнуть что-то бестактное или обидное, что напомнит мужчине о трагедии, разбередит старые раны. Не упомянула, как мне жаль его сына и его самого, не похвалила за такую важную миссию, а просто протянула последние купюры из кошелька.

– Не могли бы вы положить эти вещи в свою коробку для детей?

Но мистер Дункан запротестовал:

– Не надо денег.

– Почему же? – Удивилась я. – Я хочу помочь…

– Это прекрасно! Спасибо вам за пожертвования. – Заулыбался продавец. – Но тот учтивый молодой человек с полной тележкой уже оплатил всё.

– Да, но он заплатил за тележку, а это – подарки детям.

– Вы не поняли. Мистер Максвелл заплатил наперёд за всё, что вы возьмёте для моей коробки.

Я так и застыла с купюрами в руке и с тёплым компрессом на сердце. Уилл откуда-то знал, что я не удержусь и куплю что-нибудь для деток. Надеюсь, он просто проницателен, а не умеет читать мысли. Иначе будет очень стыдно, если он начнёт читать, что я думаю о нём самом.