Несудьба

Глава 7

Алена

Я ничего не успеваю. Вообще ничего!

Чтобы уехать на два месяца на сборы без особых проблем с учебой, я бегаю как марафонец по универу третий день кряду. У меня, конечно, обучение свободное, я и дистанционно, и очно могу, но все равно два месяца отъезда – это много.

Хорошо, что сейчас лето, но в медицинском это не то чтобы слишком облегчает задачу. В следующем году у меня будет много практики, поэтому теорию я изучаю досконально, несмотря на то, что не хожу на все пары.

Поэтому я уже три дня без остановки сдаю все, что только возможно, беру задания наперед, узнаю все, что мне может понадобиться, и пытаюсь не сойти с ума от количества информации.

На сборы я поеду не с чемоданом купальников, как нормальные девушки, а с чемоданом учебников. Вечерами собираюсь читать анатомию, и изучать болезни уха, и в сотый раз вспоминать, как же все-таки непросто совмещать работу и учебу, но раз это мой выбор – нужно сделать все, чтобы проблем не было ни там, ни там.

Сегодня времени на учебу у меня не так уж много, вечером нужно быть в комплексе: мой «Титан» играет предпоследнюю игру, будут определять чемпионов.

Я отпрашивалась с последних тренировок, чтобы успеть закрыть все по учебе, но с игры уйти, конечно же, не могу. Меня предупредили, что за командой соперников тоже нужно будет присматривать, потому что их командный врач по какой-то причине не сможет приехать. Поэтому сдаю последний предмет и бегу к комплексу.

Максим обещал дождаться меня у входа, чтобы хотя бы поздороваться. Соскучился, говорит. Мы с ним тоже все эти дни не виделись, я с головой ушла в любимую медицину и выныривала оттуда, только чтобы хоть немного поспать и иногда поесть.

Прихожу я за три часа до игры, как обычно. Мне нужно осмотреть всех парней, провести ревизию лекарств и всего, что может понадобиться во время игры. А еще зайти ко второй команде, раз уж я и за них тоже ответственна. Эти три часа пролетят незаметно.

– Привет, красавица, – говорит Максим, когда я подхожу к нему. По привычке обнимает меня и целует в щеку, прижимая к себе на пару секунд дольше, чем стоило бы. – Я соскучился.

– А я устала как не знаю кто. – Я тоже соскучилась, если честно, но говорить ему это не решаюсь. Максим не скрывает своей симпатии и каждое мое слово или действие расценивает как шаги навстречу. Я очень люблю Макса, но как хорошего друга, даже как брата! Я не знаю, что будет завтра, но сейчас я никаких чувств к нему как к мужчине не питаю, поэтому лишний раз держу язык за зубами.

– Скоро поедем на сборы, там море, солнце, расслабишься немного, отдохнешь, – говорит с улыбкой. Он явно ждет от этих сборов чего-то особенного, мне даже хочется закатить глаза. Давно бы нашел себе хорошую девушку и оставил попытки завоевать мое сердце. Оно еще на этапе роста было пополам разорвано, восстановлению не подлежит.

– Да, наверное, – киваю и замолкаю, заметив автобус, въезжающий во двор спортивного комплекса.

На автобусе огромными буквами написано «Феникс» и нарисована эмблема хоккейного клуба с этим названием, а я замираю, не в силах и слова сказать.

С одной стороны, ну «Феникс» и «Феникс» – такой же клуб, как и «Титан». Ну подумаешь, работала я там когда-то… Бывшее место работы – это же не бывший муж, его не стоит бояться.

Но с другой стороны, у меня сердце отчего-то так громко стучит, что даже заглушает все звуки вокруг. И я не понимаю, нормальная это реакция для встречи с прошлым или нет.

– Ален, все в порядке? – спрашивает Максим и легонько встряхивает меня за плечи. Видимо, мое удивление и ступор слишком уж заметны.

– А? – поворачиваюсь на его голос. Смотрит на меня обеспокоенно, пока я тут свои эмоции пытаюсь понять. – Да, все хорошо. Это «Феникс» из соседней области?

– Да, мы с ними играем. Знаешь их?

– Я из этого города. Работала у них полгода до переезда, – выдаю как на духу и отворачиваюсь от автобуса, когда парни начинают выходить. Не знаю, зачем делаю это, сама себя понять не могу. – Они надолго, не знаешь?

– Вчера приехали, лед на тренировках с ними делить приходится. Игра сегодня и через два дня встречная, так что дня три они тут еще. Что-то не так? – Он хмурится, пытается понять мою реакцию. Возможно, напридумывал себе уже кучу разных вариантов.

– Все хорошо. – Актриса из меня так себе, но я изо всех сил стараюсь натянуть самую искреннюю улыбку из всех имеющихся.

Конечно, я вспоминаю Сережу. За все два года я ни единого раза не зашла на сайт «Феникса» и в соцсети Булгакова, поэтому даже не знаю, играет ли он до сих пор в этой команде. Все два года я о нем не думала, а тут этот автобус… Мне почему-то неловко. А еще очень хочется, чтобы его здесь не было.

Я странная, да? Знаю, что да. Но ничего не могу со своими эмоциями сделать. Надеюсь, это просто нормальная реакция на первую влюбленность. Ну или у меня уже просто едет крыша, как вариант.

– Так что, идем? – Максим берет меня за руку, а я оборачиваюсь посмотреть, все ли из «Феникса» зашли внутрь. Ни черта подобного, стоят всей толпой у автобуса, достают сумки из багажного отделения.

– Пусть зайдут, потом мы. Не хочу толкаться с ними в холле. – Да что я так сильно нервничаю-то?!

– Ален, там бывший твой, что ли? – Максим вроде с улыбкой спрашивает, а сам злится, вижу по сжатым челюстям и прищуренному взгляду. Вот ревности мне еще не хватало для полного счастья сейчас.

– Мы не встречались, – говорю первое, что приходит в голову, а потом понимаю, как глупо это звучит. Сразу становится и мне, и ему ясно, почему я все-таки так сильно нервничаю и отчего у меня ладони дрожат.

– Я понял, – кивает и обнимает меня за плечи, – постоим тогда пока. Как день прошел?

Максим отвлекает меня, за что ему большое спасибо, хотя сам все еще хмурится. Он не спрашивает больше ничего о том, с кем я там «не встречалась», и за это я тоже ему бесконечно благодарна. Не хотела бы вспоминать, тем более в рассказе ему. Вряд ли это было бы приятно хоть кому-то из нас.

Спустя двадцать минут, когда «Феникс» наконец-то оказывается внутри комплекса, мы тоже заходим. В груди какое-то странное ощущение, словно все воспоминания о прошлом городе скопились в районе сердца и готовы вот-вот вырваться наружу, заставляя грустить.

Я ведь не хотела тогда уезжать, страдала, долго пыталась полюбить этот город. Но отпустила, смогла, заставила себя принять новую жизнь. А сейчас огромная часть прошлого находится где-то рядом, и это именно та часть, из-за которой я и не хотела уезжать…

Все очень сложно, запутанно. Мне будет непросто эти несколько дней, однозначно; я слишком близко принимаю все к сердцу.

Мы расходимся с Максимом, и я иду в свой кабинет, постоянно глядя по сторонам и высматривая во встречных кого-то знакомого. Кого-то, да. Самой даже смешно.

Захожу в кабинет и стараюсь выдохнуть и собраться. В конце концов, даже если там есть Сережа, ну что это изменит? Я давно научилась жить без него, не вспоминала и не скучала, почему сейчас волнуюсь?

Надеваю халат, переобуваюсь, умываюсь холодной водой, чтобы остудить пылающие щеки, и стараюсь заняться делом, чтобы успокоиться.

Целый час провожу ревизию, заполняю бумажки и занимаюсь всем подряд, а потом вздрагиваю, когда в дверь кто-то стучит.

– Войдите. – Чувствую, как дрожит голос. Нет, нужно точно выпить успокоительное, так и до сумасшествия недалеко.

Входит парень из «Феникса», но я его не знаю. Видимо, за эти два года состав заметно обновился.

– Привет, – улыбается мне и громко чихает сразу же. – Есть что-то от аллергии? У меня на цветение, а я таблетки свои забыл. Играть не смогу так. – И снова чихает, неловко смеясь следом.

Это расслабляет, что удивительно, и я иду к шкафчику с лекарствами, чтобы найти ему быстродействующее и не сонливое.

– Держи: одну таблетку сейчас, вторую уже завтра, придешь ко мне, я выдам. Понял?

– Понял, принял. Спасибо! – говорит с улыбкой и хватается за ручку двери, но я его останавливаю.

– Стой! У вас вся команда в сборе сейчас? Не на льду? – спрашиваю его. Мне в любом случае к ним нужно как можно заранее зайти перед игрой, я не могу оттягивать этот момент навечно из-за собственной трусости.

– В раздевалке сидим, раскатка через полчаса.

– Тогда идем, я с тобой схожу, мне зайти к вам надо. – Хватаю со стола рабочий блокнот и ручку и иду следом за парнем, которого даже понятия не имею, как зовут. – Зайди первый, проверь, чтобы все одеты были.

Он кивает и заходит вперед, а мне снова хочется убежать отсюда как можно дальше и никогда не возвращаться. Но стою. В конце концов, я всю жизнь стараюсь быть смелее, нужно бороться с самой собой.

– Все в порядке, проходи, – зовет меня парень, открывая дверь и пропуская меня внутрь.

Ой, мамочки…

Я как будто возвращаюсь в прошлое. Словно это не дверь в раздевалку, а портал в прошлое на два года назад. Та же форма, те же голоса, тот же заразительный смех Лешки Захарова. Как будто и не уезжала никогда.

– Всем здравствуйте, – начинаю сразу, как только становлюсь посреди помещения. Не нахожу в себе сил смотреть на всех вокруг, поэтому сначала пялюсь на парня, который меня сюда и привел. – Я врач хоккейной команды «Титан», но мне сказали, что вы приехали без своего врача, поэтому ваше здоровье на эти дни тоже в моих руках. Зовут меня…

– Аленушка, – заканчивает за меня Савельев, посмеиваясь. Его голос сзади, я не вижу, но слышу отчетливо. Поворачиваюсь все-таки и улыбаюсь ему во все тридцать два, не сдержав эмоций. Ладно, я скучала по всем ним. Он очень повзрослел, кстати. Но не слишком уж изменился.

– Да, зовут меня Алена, спасибо.

– Так вот на кого ты покинула нас? – теперь Ковалев. – Ушла к соперникам, не стыдно?

Они смеются, ни капли зла в их словах нет, и это расслабляет безумно.

– Не стыдно, – тоже улыбаюсь в ответ. – Мне нужно знать все о вашем здоровье, какие есть болезни, переломы и что-то, что беспокоит, кроме аллергии на цветение в данный момент.

– А вот, тут наши оставили для тебя все, – оживает Колосов и протягивает мне папку. – Тут и у кого что болит, и кто какие препараты принимает, и все остальное.

А вот это полезно!

Все-таки бегло осматриваю всех присутствующих, прежде чем развернуться и уйти. Половину знаю, половина мне не знакома. Сережи нет.

Ну, к лучшему. Второй раз не судьба.

– Хорошей игры, – говорю, выходя из раздевалки, и шумно выдыхаю, сразу же прислонившись спиной к стене.

Нет, мне точно нужно успокоительное.

Глава 8

Сережа

Что. Это. Блин. Такое?!

Когда она заходит к нам в раздевалку, я сначала на нее смотрю, пытаясь понять, глючит меня или нет, а потом на парней, чтобы удостоверится, что они тоже это видят.

И реально видят. Сава первый отмирает и называет имя Аленки, а та улыбается когда-то любимыми мной ямочками на щеках и краснеет трогательно.

Вообще не изменилась. Два года прошло, это ей девятнадцать уже? А вообще не изменилась. Ни капли. Те же глаза – зеленые, сияющие, волосы длинные, улыбка искренняя.

Работает тут, говорит. Так вот в какой город она уехала? Черт, это очень близко. Это в сто раз ближе, чем я мог себе представить. На самом деле, если бы я тогда решился признаться, она могла бы и не оставаться в этом городе. Мы вполне могли бы кататься друг к другу каждые выходные.

Самое время подумать об упущенном давным-давно шансе, конечно.

Но блин… Она очень красивая. Невозможно просто.

Она с парнями разговаривает, а я только и могу что пялиться и пытаться понять, что это правда она.

Ее кольцо на груди внезапно становится ощутимым, словно даже горячим. Не зря, похоже, ба нашла его. Как предупреждение какое-то. К хозяйке потянулось?

Алена смотрит на всех, и на меня тоже, но глазами не задерживается даже, как будто мы и знакомы никогда не были, хотя с другими парнями, кого она еще застала, работая у нас, обменивается улыбками и кивками.

Настолько она меня из своей жизни выкинула?

Аленка уходит, а я так и сижу, словно в одной позе застыл.

– Смотрите, мужики, – говорит Коваль, – Серега снова от Аленки поплыл, точно как два года назад. А вы говорили: «Изменился, изменился…»

– Иди в жопу, – отвечаю беззлобно. А толку злиться? Я поплыл.

– Побежишь за обезболом перед игрой, как раньше? Ну или какие ты там истории сочинял, чтобы каждый день к ней в кабинет прыгать?

Они смеются, и я с ними. Правду говорят, и я все помню прекрасно. И вроде работал над собой все это время, а реально снова поплыл, как пацан малолетний. Два года труда в помойку одной только улыбкой снесло.

Стараюсь выкинуть из головы мысли и воспоминания и настроиться на игру. У нас тут финал, закрытие сезона, проигрывать никак нельзя, надо зубами победу рвать, и нельзя ни на что отвлекаться.

Нет, с Аленой, конечно, нужно поговорить. Как минимум надо отдать ей кольцо. Ну и просто спросить, как она тут…

Интересно, у нее есть парень?

– Через двадцать минут лед, что сидим без дела?! – врывается в раздевалку тренер, и мы активно начинаем переодеваться для раскатки перед игрой.

Через пятнадцать минут уже всей командой идем на лед, и когда проходим по коридору, замечаю картину: Алена, какой-то хмырь передает ей стаканчик, предполагаю, с кофе и обнимает ее, прижимая к себе точно сильнее, чем должен просто друг.

Это вот парень ее? Ну, видимо. Вряд ли она с первым встречным вот так зажималась бы в коридоре.

Ну и какого черта я ревную?

Сам себя не понимаю, от этого психую. Вот этот резкий взрыв колбы с прошлым в настоящем дает сбои везде. В мировосприятии, в мышлении, даже во внутренних органах. Потому что сердце тоже как заведенное в груди грохочет.

На льду отключаюсь. Долго учился все эмоции за пределами оставлять, но вроде справляюсь. Я потом обязательно все обдумаю еще раз сто, перепсихую, повспоминаю. Пока надо отыграть на всю мощь.

После раскатки готовимся к игре, а на лед выходим под жидкие аплодисменты. Нас тут не ждут, конечно, болеют за своих. Это тяжело, без поддержки. Поэтому перед игрой на выездах у нас все пацаны звонят домой. Девушкам, женам, мамам или, как я, бабушке. Чтобы зарядиться поддержкой и не обращать внимания на то, что все окружающие трибуны болеют за твоего соперника.

«Титан» сильный. И играет он жестко. Я специально не смотрю на трибуны и на лавку другой команды, потому что я не готов увидеть ее сейчас.

Надо играть.

Мы идем плотно, до середины второго периода по нулям, борьба серьезная. Мы впервые так высоко поднялись, а «Титан» давно на своем месте здесь, как дома уже. Поэтому и борьба горячее. Они – за постоянное чемпионство, мы – за дебютное первенство. У каждого своя мечта.

В середине второго начинается жесткая игра. Соперник давит, но мы не прогибаемся. Они всегда жестко играли, и пары столкновений все-таки не удается избежать. Ощутимо роняют нашего капитана, Колоса, потом прилетает Димону, но вырваться вперед «Титану» это не помогает.

К концу второго периода ломают меня. Больно. Впечатывают в борт с такой силой, что мне кажется, еще чуть-чуть – и я сломал бы ногу. Тренер против такой жесткой игры, но в этот раз кивает нам, давая право отвечать, чтобы быть на равных.

И это срабатывает. За семь секунд до конца периода Ковалев забрасывает шайбу. Один – ноль! Да, черт возьми!

Мы уходим в раздевалку на перерыв, и никто не выбирает выражений, высказывая эмоции. Ломать соперника на льду – не наша история. Мы за хоккей, чистый и честный. Для драк есть ринг, нас так учили.

– Булгаков, что с ногой? – спрашивает Палыч. Видел, что мне неплохо досталось. Но на адреналине доиграл и не заметил ничего, сейчас чувствую, что болит.

Этого только не хватало.

Поднимаю форму, рассматриваю колено: опухает, начинает синеть. По ходу, растяжение связок. Это хреново.

– Виктор Палыч, я доиграю, – говорю сразу. Пройдет, ничего страшного.

– Иди в медпункт быстро, пусть зафиксирует и заморозит. В третью пятерку на третий период встанешь, чтобы не нагружать так сильно, понял меня? Филатов, во вторую вместо Булгакова.

Киваю. Не самое приятное решение, конечно, но это точно лучше, чем меня бы совсем сняли с игры.

Растяжение – самая частая травма, у меня лично уже растянуто все, что только можно. Болит неприятно, да, но восстанавливается быстро. Главное – фиксировать покрепче.

Не опуская штанину, иду в медпункт, не думая ни о чем, кроме того, что мне нужно отыграть третий период и помочь команде выйти победителями.

Стучу в дверь и вхожу внутрь, замечаю Алену и стараюсь держать себя в руках.

Сначала игра, потом все остальное.

– Да, что-то случилось? – спрашивает меня и смотрит как на чужого человека. Да как так-то, блин?

– Да, – отвечаю. Я обо всем подумаю потом. Обязательно. – Ваши сломали меня. Можно заморозить и зафиксировать чем-то? Доиграть надо и не развалиться.

– Я бы порекомендовала покой…

– Надо доиграть, – перебиваю ее. «Покой» – точно не мое слово сегодня.

– Присаживайтесь, – кивает на кушетку и отходит к шкафчику с лекарствами, доставая оттуда нужные.

А я смотрю. Она так притворяется искусно или правда существует вероятность того, что она меня не узнала? Но как? Всех узнала, а меня нет? Так не бывает, наверное. Я что, настолько изменился?

Аленка достает все нужное и подходит, присаживаясь передо мной на стул. Аккуратно касается ледяными пальцами опухшего места, прощупывая каждый сантиметр, интересуется, где больнее.

А мне почему-то больнее всего в груди. Прям вот ноет.

– Растяжение, судя по всему. Сейчас зафиксирую, сделаю заморозку, а после игры нужно будет поставить укол и мазь, хорошо? – спрашивает, поднимая наконец-то голову и впервые за все время глядя мне прямо в глаза.

Не говорю ничего, только киваю, глядя в ответ.

Ну же. Хоть что-то в тебе пусть выдаст то, что ты помнишь меня! Не могла забыть, у нас же явно все было взаимно, хоть и не было ничего. Сдавайся, Аленушка.

И она сдается. В одну секунду в ее глазах читается целый миллиард эмоций. Это и осознание, и удивление, шок, что-то еще, с трудом уловимое. Выражение лица меняется с сумасшедшей скоростью, а тонкий голосок, ласкающий слух, наконец-то произносит тихо:

– Сережа?

Глава 9

Алена

О боже…

Обожеобожеобоже!

Это не может быть правдой, это просто какая-то чушь. Я видела этого парня в раздевалке, я видела его на льду, я разговаривала с ним секунду назад, и это просто не может быть он!

А глаза точно его… Вот только глаза его, а все остальное – нет.

Хочется встать и посмотреть фамилию на его форме, потому что до этого банально не обращала внимания: поняла, что Сережи тут, видимо, нет, и расслабилась.

А он есть. Есть же? Или это какой-то его брат, у которого точно такие же глаза?

Меня бросает в жар и тут же жутко морозит, хотя предпосылок для таких эмоций быть не должно. Ну, подумаешь, была в него влюблена когда-то… Сейчас-то нет! И мы даже не были вместе, чтобы я вот так вот реагировала.

Но реагирую, ничего не могу поделать с собой. Смотрю на него и поверить не могу, что все это правда.

Я до последнего жду, что этот мужчина скажет: «Нет, но я его брат», мы посмеемся вместе, и все закончится.

Но он только кивает и добивает меня негромким:

– Узнала наконец-то?

Да как это возможно?!

Он шире, чем был, в два раза, даже в форме это видно. Выше, кажется, тоже стал, хотя вряд ли такое бывает. У него… у него пирсинг в ухе и носу! Другая прическа, виднеются края татуировок, которых, судя по всему, у него немало, а еще голос стал грубее, чем был два года назад.

Ну, так не бывает ведь. Прошло всего два года, а теперь передо мной сидит не милый парень, а какой-то взрослый мужик. Красивый, конечно, тут отрицать глупо, но боже, он совсем другой!

– Ты очень изменился. – Надеюсь, что мой голос звучит адекватно, а не как у полевой испугавшейся мыши.

Не знаю, о чем еще говорить, поэтому быстро приступаю к работе. Да и некогда болтать, ему третий период еще играть.

Делаю все, что нужно, с поврежденной ногой и чувствую, как пристально на меня смотрит Сережа. Слишком пристально. У меня из рук падает флакон с заморозкой, потом эластичный бинт, с трудом нахожу наколенник на полках. Издевательство.

– Что? – Поднимаю голову и смотрю на него, а он улыбается отчего-то и добивает меня:

– Ты очень красивая.

Мило, конечно. Чувствую, как краснею, боже, как пятиклассница какая-то. Организм, что за предательство? Обязательно реагировать на него именно так?

Не решаюсь ему ответить хоть что-то. Во-первых, у меня наверняка будет дрожать голос после его слов. Во-вторых, я вообще не представляю, что говорить. А в-третьих… какой смысл в словах? Их стоило бы сказать гораздо раньше, а не сейчас, когда мы уже абсолютно чужие друг другу люди.

– Готово, – говорю, закрепляя повязку. Встаю и отхожу к своему столу, начиная бездумно перекладывать вещи с места на место, имитируя бурную деятельность. Только бы занять руки хоть чем-то и сделать вид вселенской занятости. – Постарайся сильно не напрягать ногу, важно не сделать хуже.

– После игры зайду, – звучит за спиной после секундной паузы, и через несколько мгновений я слышу звук закрывшейся двери.

Хорошо, что сейчас ему нужно спешить на третий период. Эта неловкость от его слов… мы бы не смогли продолжить нормальный разговор после этого.

Осталось только каким-то чудом после игры поставить ему укол с холодной головой и уговорить свои руки не дрожать при виде него.

На третий период выхожу совершенно с другими эмоциями. Первые два я смотрела на свою нынешнюю и прошлую команду, сейчас же мне приходится смотреть на парня, в которого я была безответно влюблена и страдала от разбитого сердца, когда мне пришлось уехать в другой город.

Кажется, теперь я замечаю его везде. Фамилия «Булгаков» мелькает перед глазами чаще остальных, хотя оба периода до этого я и правда ее просто не замечала.

Я вижу еще одно его падение и морщусь болезненно вместе с ним. Боже… надеюсь, он не сделал хуже, неужели нельзя играть как-то аккуратнее?

До конца игры доживаю практически не дыша. Сердце то стучит слишком быстро, то замедляется и вообще отказывается работать. Я почти никогда не смотрю хоккей с такими эмоциями, но сегодняшняя игра просто разбивает меня на мелкие осколки.

Нельзя встретить свою первую любовь и не ощутить при этом никаких эмоций. Я уверена, что каждый человек в подобной ситуации хоть что-то, но почувствовал бы. В моем случае это «хоть что-то» ломает меня изнутри.

«Феникс» выигрывает. Забивает решающую шайбу на последних секундах, и я в глубине души радуюсь за них, естественно, не показывая этих эмоций. Моя команда не поймет.

Убегаю в свой кабинет под расстроенный гул трибун самой первой из всех. Мне нужно спрятаться, срочно, так быстро, как только возможно.

На самом деле хочется по-детски сбежать домой. Быстро собраться, поймать такси и молча уйти. А потом сказать, что просто забыла об уколах и еще одном осмотре травмы Сережи.

Только моя ответственность не дает облегчить себе жизнь, и я сажусь за отчетность сразу, как только вхожу в кабинет, чтобы занять мысли хоть чем-то, кроме…

Сережа приходит очень быстро, на самом деле. Я едва успеваю разложить все документы и включить ноутбук, погрузиться в отчетность и выдохнуть, как снова мне приходится ощущать все те эмоции, от которых я так отчаянно пыталась сбежать.

Я слышу стук в дверь, и даже это относит меня на два года назад, когда я каждый день с замиранием сердца ждала именно этого стука.

Три коротких и быстрых и один – самый сильный и громкий, как точка. Он всегда так стучал, только он. Это было своеобразным кодом, по которому я сразу понимала, кто стоит за дверью, и… И сейчас понимаю тоже.

Нужно срочно взять себя в руки.

Он входит, хромая, мне совсем не нравится это. Нужно отправить его на рентген, чтобы исключить серьезные травмы. Не хватало еще ему добить себя и уехать на скорой.

– Привет еще раз, – говорит как будто бы и не своим голосом. Сейчас он уже не в форме, в обычной одежде, и это еще сильнее вводит меня в ступор.

Руки почти полностью забиты татуировками, а черная футболка облегает все слишком уж четко очерченные мускулы торса и рук. Это выглядит почти неприлично, но я совру, если скажу, что это не привлекательно.

Все еще не понимаю, как за два года можно стать абсолютно другим человеком. И пока еще не знаю, какая из версий Сережи нравится мне больше…

– Садись, я осмотрю ногу, – киваю на кушетку, отхожу к раковине вымыть руки и снова чувствую слишком пристальный взгляд на своем затылке. Да чтоб тебя, Булгаков, уезжай туда, откуда приехал!

– Тебе очень хорошо с такой прической, – говорит мне, под «такой» имея в виду высокий хвост. Раньше я носила только косу, с другой прической он меня и не видел, и мне льстит, конечно, что он запомнил, но и одновременно с этим бесит.

– Спасибо, – отвечаю сухо. Стараюсь. Зачем он все это сейчас? Я не вижу смысла, правда. – Штанину задирай.

Пока осматриваю ногу – молчит. Хоть на это ему хватает ума, потому что разговоров, пока сижу перед ним, я не выдержала бы. Это уж точно слишком.

Кажется, хуже он не сделал, но на рентген отправлю на всякий случай, чтобы точно удостовериться. Не хочу ошибиться и сделать парня инвалидом в двадцать один год.

– Нужно поставить укол.

– Снимать штаны? – веселится.

– В колено. Терпи, будет больно. Потом выпишу направление на рентген в нашу местную поликлинику, сходишь, сделаешь, результаты принесешь, понял?

– Понял, принял, осознал, запомнил, будет исполнен… ай! – прерывается на болезненный стон, когда ставлю ему кол. Он действительно не из приятных. – Предупреждать же надо.

– Так я предупредила, – говорю, пока ввожу лекарство. – Сказала, что будет больно. Готово.

Отхожу к столу, выписывая направление. Хочу побыстрее с этим покончить.

– Этот «Титан» тебя заморозил, ты стала ледяной принцессой, – шутливо ворчит Сережа, но мне не до смеха. Потому что это не «Титан» меня заморозил, если уж совсем честно. – Возвращайся к нам, а? Будешь самым красивым «Фениксом» стаи.

Я упорно его игнорирую. С таким Сережей я еще не встречалась. Два года назад он лишнее слово сказать не решался, а тут намеки какие-то, предложения. С ума сойти.

– Вот направление, – протягиваю ему бумагу, – там с утра до двенадцати принимают. Можешь идти.

Говорю и увожу взгляд обратно в ноутбук, всем своим видом показывая занятость и незаинтересованность в дальнейшем диалоге. Но Сережу, кажется, это не особо волнует. Он, как настоящий вандал, закрывает мой ноут и опирается локтями на стол, оказываясь слишком уж близко ко мне. Мы практически касаемся носами, мне дико неловко.

– А если я не хочу идти? – говорит негромко, посылая этим шепотом по моим рукам мурашки.

– Тогда ползи. У меня много работы.

– Давай погуляем? – предлагает неожиданно. У меня глаза чуть не выпадают из орбит от этих слов. Он серьезно сейчас?

– Боюсь, тренер и команда не оценят, если я пойду гулять с одним из соперников как раз в период важнейших игр, – отодвигаюсь от него, упираясь спинкой стула в стену. Я в ловушке, вот же…

– Только это тебя останавливает? – Он спрашивает это с какой-то странной эмоцией, я не успеваю уловить. В моменте мне кажется, что он надо мной насмехается, и меня тут же прорывает на справедливость.

Чтобы выбраться из ловушки и слишком навязчивого аромата его парфюма, встаю на ноги и складываю руки на груди. Сереже тоже приходится подняться, он даже заинтересованно поднимает брови, явно намереваясь услышать какую-то крутую историю, но-о-о-о… Я выдаю самый банальный, но правдивый ответ. Где беру на это силы и смелость, не знаю, но вдыхаю побольше воздуха и говорю:

– Я не пойду с тобой гулять по той же причине, по которой я не реагирую и не собираюсь реагировать на твои комплименты и любые другие слова в мою сторону, Сереж. Слишком поздно. Два года назад я бы радовалась этому как дура, но не сейчас. Так что давай сделаем так, чтобы на этом вашем выезде единственное, что будет нас с тобой сталкивать, – это твоя стремительно восстанавливающаяся нога. Хорошо?

Он молчит несколько секунд. Смотрит прямо в глаза, думает о чем-то, наверное, прищуривается немного, а потом выдает лаконичное:

– Нет.