Скованные

Но это невозможно! Нельзя по желанию забыть о кислороде на время. Он должен течь, даже когда становится концентрированным ядом.

– Лжешь.

Малин оглядывается вокруг себя, продолжая меня удерживать за плечи. Одна жалкая черная салфетка на столе привлекает его внимание.

– Не дергайся, – предупреждает столичный и отпускает.

Ненадолго.

Нет смысла убегать, все равно некуда.

Малин поднес к моему рту салфетку.

– Смочи.

Вопросительно приподнимаю брови.

– Или это сделаю я. Выбирай.

Хороший выбор! Чтобы он моими слюнями меня обмазал, или своими.

Нет сомнений, для чего он это затеял.

Исполнила идиотский приказ, убивая засранца взглядом.

Солнечное сплетение сходит с ума, скручивается в пружину и буквально толкает повиснуть на шее истинного. Сопротивление с трудом, но удается.

Влажный кусочек салфетки прижимается к сгибу шеи. Малин не отпускает мой взгляд, настойчиво натирая выбранное место.

«Пусть у него ничего не получится. Пусть только у него ничего не получится…», – безмолвная мольба не успокаивает, но отвлекает от нарастающей ломки в теле.

Похоже, чем дольше игнорируешь истинность, тем сильнее она проявляется. Странная закономерность, но иного объяснения в голову не приходит.

Очередной шум воздуха раздается рядом с ухом. Жадный. Нетерпеливый. Один вдох за другим.

Жмурюсь, понимая, что за этим последует, только мое воображение оказывается скуднее реальности.

Горячие губы примыкают к маленькому клочку кожи, выбивая из меня неконтролируемый стон. Низ живота прошибает, стягивает, острыми лучами заполняя все тело.

Всего один поцелуй. И не в губы. Что же будет, если…

Страх немного ослабляет остроту ощущений, позволяя вновь осознать себя.

– Не прикасайся ко мне, – с шипением упираюсь ладонями в плечи Малина.

Он отлип от шеи с усмешкой, но она быстро сменилась недовольством.

– Ты меня обманула.

И не испытываю угрызений совести по этому поводу.

– Я говорю правду, а ты не хочешь меня слушать.

– Ты моя истинная.

Ладонь уперлась в стену над головой. Малин вновь усмехнулся.

Он не сдастся, пока я не признаю этот чертов факт.

Вязкая горечь от мерзкого запаха, смешавшегося с желанной сладостью, заполняет рот.

– Биомусор истинная – это вышка. Застрелиться, – воспроизвожу слова Малина. – Я могу подать патроны, решим проблему одним выстрелом. Обещаю отмыть твою кровь с пола.

Усмешка сходит с его лица. Он молчит, не двигаясь с места, только ладонь, упирающаяся в стену, сжимается в кулак.

Услышать подтверждение не то же самое, что утверждать самому, а, вообще-то, лучше не задавать вопросов, на которые не готов получить ответ.

Мы не по одну сторону, но, совершенно точно, оба не желаем этой истинности. Разумнее попытаться использовать всевозможные ресурсы для решения маленькой, но очень весомой проблемы.

Связные мысли сформировываются с трудом. Я могу собой гордиться: под жестким давлением желания одного конкретного человека не теряю голову. Ну, может, наполовину.

– Слушай, ни тебе, ни мне эта истинность не нужна, так? – судорожно выдыхаю с ощущением, будто между ног облили керосином и подожгли.

Сминаю в кулаках края кофты по бокам, чтобы бесконтрольно не наброситься на Малина. Этого только не хватало.

– От нее можно избавиться.

Хоть я и не уверена до конца, и доказательств нет, но я не перестану верить.

– Херня, – ругается Малин, не отпуская моего взгляда.

Он словно находится в панике где-то внутри себя.

– Карл Кристмал проводил опыты, но они засекречены. Мне до него не добраться, а ты можешь.

Дыхание непроизвольно учащается, только ухудшая состояние. Еще немного, и здравая часть меня поляжет храброй, достойной, но бессмысленной смертью.

– Предлагаешь мне стать подопытным? Проводить над собой эксперименты? – губы Малина снова изгибаются в усмешке, теперь злой и даже отчаянной.

О, конечно. Как столичный позволит себе быть подопытной крысой? Для этого только приезжие годятся!

Трус. Хочу выплюнуть это слово ему в лицо. Собираю все раздражение и гнев, какие смогла соскрести по капле.

– Ну и какого хрена? – ленивый и слегка насмешливый вопрос отвлек от взаимного визуального уничтожения.

Дрейк стоит в проходе сбоку от нас, засунув ладони в карманы брюк.

– Не помню, чтобы я разрешал трогать моего слейва.

Глава 8

В любой другой момент я бы обрадовалась его появлению. И в этот могла благодарить, что приблизил мое спасение от запаха истинного, но, проклятье, как же Дрейк не вовремя!

Когда еще представится возможность обсудить гипотетическое сотрудничество с Малиным?

Здравомыслие не моя сильная сторона в данный момент, учитывая, что наброситься на Малина не кажется мне плохой идеей. Пусть и неадекватно, я все же соображаю.

Малин совершенно точно способен получить доступ к информации, до которой мне никогда не добраться. Я приезжая. Биомусор Амока. Двери передо мной закрыты наглухо. Я могу стучаться в них головой, но быстрее расшибу лоб, чем пробью хотя бы щель.

– Я ее не касаюсь, – Малин не отпускает моих глаз.

Ногтями вдавливаю плотную ткань в ладони, вынуждая трезветь. Только не выходит!

– Сейчас – да, но я уверен, что уже полапал, – голос Дрейка помог балансировать на более ровной поверхности.

Не дал упасть. Вернее, пасть… Прыгнуть в руки чертового столичного!

– Подожди, мы еще не закончили, – Малин не отвел взгляд.

Ему все равно? Он ничего не чувствует?

Я одна страдаю за двоих? Почему? Даже у истинности нет справедливости?

– Сперва получи мое разрешение на использование моего слейва, установи плату, я ее приму или не приму. Какого черта я должен рассказывать тебе правила?

Разрешение на использование?

Резко смотрю на Дрейка. Взгляд не сразу сфокусировался на знакомом лице в полумраке комнаты.

Установить плату? Плату за использование?

Я не вещь!

Хочется рычать от злости и… не только. Спокойствие и равнодушие Дрейка продлевает жизнь раздражению. Нечему удивляться. Он сразу говорил о том, для чего нужны приезжие – служить столичным. Он искренне верит в это, живет с этим всю жизнь, и винить его в устоявшемся глупо.

– Правила, – Малина запрокидывает голову и смеется. Перевел взгляд на Дрейка. – Ну, говори, что ты хочешь?

Вцепиться бы им в глотки. Двоим. Перегрызть к чертям. Но тогда они не осознают, не поймут. Ничего не поймут.

Очередной внутренний толчок изнутри. Болезненный импульс безжалостно толкает вперед. Сделать шаг – всего один – и прижаться к Малину. Обвить руками, ощутить тепло под ладонями, вдохнуть его. Полностью.

Вонзаю клык в закушенную губу. По языку растекается металлический солоноватый привкус.

Не двигаться. Только не шевелиться. Не дать себе повода коснуться его. Проклятого истинного.

Он неотрывно смотрит в одну точку. Шею обжигает его взгляд – озадаченный, диковатый. За верхней губой язык прокатился по зубам.

О чем он думает в этот момент? О чем он вообще может думать, когда я готова умереть прямо здесь, лишь бы ничего не чувствовать? И сразу другой вопрос: почему его должны волновать мои ощущения?

«Потому что я его истинная, и он должен страдать вместе со мной!» – истошный вопль остается внутри. Наружу вырвался лишь судорожный выдох.

В уши раздражающе вбивается далекий цокот каблуков. Он приближается, стуча мелкими молоточками по барабанным перепонкам.

Малин на короткий миг наградил меня странным взглядом и вновь уставился на шею.

Сильные руки сгребли в охапку все мои внутренности и сжали, скручивая. Выжимают по капле всю кровь. Теперь я готова умолять Дрейка забрать меня отсюда. Увести подальше, лишь бы истинность перестала меня ломать.

– Мальчики, вы оба здесь, – комнату заполнил тягучий голос

С трудом смотрю на нового члена нашего междусобойчика.

Знакомая блондинка поправила длинный хвост прямых волос.

– Кисунь, и ты здесь. Прекрасно, – на ее лице расцветает притворно милая улыбка. – Дрейк, дорогой, дай мне своего слейва на час.

Боль в зубах и ладонях спасает помутившийся разум от непредусмотрительного ответа. На достойную полемику я неспособна.

– Сколько желающих, – усмехается Дрейк. – Пора пересмотреть расценки.

Я не вижу ничего кроме бледно-желтых глаз.

Малин. Ненавижу тебя. За то, что ничего не чувствуешь.

Почему истинный – он, а не кто-то из приезжих? Таких же нормальных, как я. Я бы не сопротивлялась. Не сдерживалась. Сама бы шагнула навстречу.

– И ты? – удивляется блондинка, перетягивая на себя мой затуманенный взор. – Девочкам надо уступать. Я верну ее целой, успеете наиграться.

Хочу подретушировать растянувшиеся в кокетливой улыбке губы. Разбавить кровоподтеком, например.

– Я не вещь, – цежу на грани адекватности, – и никому не позволю «играться» со мной.

Столичная с притворным сочувствием качает головой и поворачивается к Дрейку.

– Всего лишь дам ей пару уроков хороших манер.

Он ловит мой взгляд. Даже не представляю, что в нем. Во мне с факелом наперевес разгуливает взбесившаяся истинность, приговаривая: «Кто не спрятался, я не…»

– Наденешь ошейник и поводок, заставишь ползать на четвереньках и лизать тебе пятки? – смеется Дрейк.

– Хорошая идея, спасибо, – блондинка сжимает его плечо. – Хочу-хочу. Мур-мур.

Острый алый ноготь надавливает на нижнюю губу Дрейка.

Не хочу смотреть на него. Очередной столичный, такой же, как остальные.

Вдох внезапно отзывается щемящей тоской в груди. Она тяжелым шаром прокатывается по ребрам и падает в живот.

На глаза набежали слезы. Совершенно беспочвенный страх больше никогда не прикоснуться к Малину буквально выворачивает сознание. Раскурочивает все несущие конструкции здравомыслия.

Откуда это взялось?

Отрешенно слежу за своей рукой, будто не я ей управляю, а нечто чужеродное. Тепло разливается по ладони, мягкая ткань футболки словно облизала нежную, ставшую слишком чувствительной, кожу.

Как сопротивляться?

Биение сердца под рукой. Ненавистное. Злость хочет вонзить когти в плоть, а истинность умоляет услышать стук, пропустить через себя чужой пульс.

Надавила ногтями на футболку, вдавливая ее в кожу, повела наверх.

В бассейне Малин прижимал меня к себе и было легче. Истинность не молчала, но и не вопила отчаянным раненым зверем.

Вдруг сработает?

Горячая кожа обожгла. Миллион мелких иголочек-искорок пронзил всю поверхность, включая пальцы. Покалывание в подушечках усилилось и сменилось слабыми импульсами.

Микроток, расслабляющий натянутые до невозможности мышцы, проходит по телу. Разжимаю челюсть и выдыхаю через рот.

Опускаю веки, во рту дикая сухость. Не верится, что крушившее и ломавшее меня изнутри медленно затихает.

Оглушенная собственным тяжелым дыханием, прижимаюсь лбом к твердой груди.

Не хочу снова. Не хочу опять проходить через истинный ад. Безжалостно впиваюсь ногтями в бока Малина. Стальные мышцы под кожей не позволяют продавить. Доставить ему хоть какой-то дискомфорт – уже радость.

– Ненавижу, – выдыхаю, почти не размыкая губ.

Малин не прикасается. Терпит мои ногти, лоб, прижимающийся через футболку, но не трогает. Хорошо это или плохо? Не знаю. Я хочу никогда его больше не видеть и не хочу отпускать.

– Эй, пока мы обсуждаем цену, вы уже тискаться начали? – возмущается блондинка.

Я успела позабыть и о ней, и о Дрейке.

Вдавливаю ногти сильнее, представляя, как сжимаю шею столичной стервы.

– Малая, я тебе не подушка для иголок, – звучит над ухом с не прикрытыми недовольством, – втяни когти.

Делаю наоборот – надавливаю сильнее. Не из вредности, а из-за до боли знакомого прозвища. Тим никогда не говорил «сестра», не называл по имени. Всегда только Малая.

– Я вообще не разрешал тебе прикасаться ко мне.

Отстраняюсь, не убирая рук. Закипая от злости, негодования, под воздействием проклятой истинности каждая эмоция ярче и острее.

Глядя в бледно-желтые глаза, запускаю пальцы под футболку и с маниакальным удовольствием вонзаю ногти в кожу. Малин недобро повел головой, во взгляде если не желание прибить меня на месте, то около того.

– Ты ни черта не чувствуешь, – шиплю ненавистно, – и даже не представляешь, что испытываю я.

– Я в этом виноват? – издевательски приподнимает брови.

– Мне плевать. Я хочу, чтобы ты тоже страдал.

Широкая ладонь обхватывает шею под подбородком.

Сглатываю от легкого давления, вместе со страхом чувствуя кое-что еще.

Возбуждение прокатилось внизу живота. Чужеродное желание, чтобы Малин стянул мои волосы на затылке, поставил на колени и…

Это. Не. Я.

Не я!

– Тебе нравится, – Малин пристально всматривается в мои глаза, чуть сдавливая шею, ослабляя, поглаживая большим пальцем.

Отбросить его руку – не так сложно. Легче легкого. Но я не могу пошевелиться. Смотрю в его глаза и плавлюсь в котле с оловом.

Грубая ладонь отчего-то кажется нежнейшим шелком, наэлектризовывая кожу в месте прикосновения.

– Макс, какого хера? – голос Дрейка доносится будто из другого мира. – Отойди от моего слейва.

В желтых глазах блестит злость. Челюсть заметно напряглась. Он неторопливо убирает руку, перестает касаться моей шеи.

Тонна ледяной воды, не меньше, обрушивается на меня, придавливая к полу. Внутри мгновенно затянуло в паническом недостатке нужного и необходимого.

– Я терпеливо жду, – извещает Дрейк с налетом иронии.

Взгляд Малина осязаемо погладил сгиб шеи, оставляя незримый след. Столичный с легкой усмешкой отступил на шаг.

Захотелось обнять себя руками, чтобы согреться от накатившего холода, пробившего озноба. Недолгого. Холод быстро сменился болезненным пекло.

Обняла лицо ладонями в приступе дикого отчаяния.

Что мне делать? Что?!

Сбежать? А поможет? Как надолго?

Я готова пойти добровольцем на любые эксперименты, лишь бы никогда больше не проходить через это снова.

– Максик, ты можешь взять ее в любое другое время, – тягучий голос блондинки действует на нервы. – Уступи мне.

Уступи!

Мой истеричный смешок растворяется в тишине комнаты.

– Оливия, я на твою плату пока не согласился, – голос Дрейка звучит обыденно.

Пока я была не в себе, они успели обсудить плату? Так нечаянно моргну, а меня уже продали.

– Дре-ейк, ну, не будь врединой. Ты ведь не такой. Ты милый, чуткий, понимающий.

Не буду ждать окончания спектакля театра абсурда.

– Вы бы друг с другом поразвлеклись, у вас для этого все есть, – смотрю в пол перед собой, мечтая раствориться.

– Слышите? – возмущается блондинка. – А я ее научу, как надо разговаривать со столичными.

– Я безнадежна, – говорю безразлично и с протяжным вздохом сгибаюсь пополам от болезненной истомы. – Черт…

Принцип понятен: чем сильнее сопротивление, тем сильнее проявление. Своеобразное наказание за непослушание.

Функционировать вдали от истинного можно – проверено. Выхода как минимум два: согласиться на эксперимент, и если он окажется неудачным, убежать. Далеко, насколько возможно. И жить дальше.

– Я сам хочу развлечься со своим новым слейвом, – безмятежность Дрейка порождает волну тревоги. – Обсудим ее аренду в другой день.

Яростный стук каблуков ритмично вспарывает пространство. Смотрю на белые с желтыми вставками кроссовки Малина, не разгибаясь. Не хочу видеть столичных. Никого из них.

– Знаешь, что она моя истинная?

Вздрагиваю от вопроса. Смотрю на Дрейка из своего положения. Он с легкой усмешкой на губах кивает.

– Ваша беседа у бассейна была не совсем приватной.

Выходит, он слышал.

Понять, хорошо это или плохо, не получается. Для подобных размышлений нужен трезвый подход.

За стеной вновь звучит цокот каблуков. Разговор подвис в немом ожидании. Столичная входит с ведерком для льда, в котором обычно держат бутылки. Ее не наблюдается.

С сочувствующим видом заправской стервы блондинка протянула:

– Кисунь, тебе надо охладиться.

Подернутый туманом разум не позволил рефлексам сработать. Я как в замедленной съемке наблюдаю за переворачивающимся надо мной ведром со льдом.

Кубики больно бьют по голове, закатываются под ворот кофты на спину и на грудь. Шипение с коротким писком – все, что я из себя извлекаю, пока лед скользит по коже, оставляя мокрые дорожки на теле.

Последние льдинки прокатились по щекам, упали на ладони. Руки трясутся, холод пробирает до стука зубов. Загривок жжет. Оттягиваю кофту со спины, вытряхивая остатки. Кубики стучат по полу, а по спине и груди катятся холодные капли.

Столичная с милой улыбкой разворачивается на шпильках и цокает к выходу.

Дрейк наблюдает за мной с приподнятыми бровями, сунув руки в карманы брюк.

Вытянутые вдоль тела руки Малина сжимаются в кулаки. Пальцы напряженно вытянулись и сжались вновь до побелевших костяшек. Он не сводит с меня взгляда. Удивленный, озадаченный, будто пораженный чем-то.

Неужели поведение Оливии растрогало до глубины души?

Сарказм тонет среди невысказанных слов.

Трясусь в ознобе, стягивая кофту. Наружной стороной под пристальными взглядами обтираю шею, грудь, живот. Я не собираюсь заболеть из-за одной конченой стервы.

Сую кофту Малину в руки. Он, по-прежнему словно оглушенный, в немом удивлении выразил вопрос.

Повернулась спиной и грубо бросила:

– Вытирай.

Сжимаю руки под грудью, чтобы меньше трястись. На Дрейка и вовсе не смотрю. Темная стена передо мной интереснее.

Пусть все столичные провалятся в преисподнюю. Тридцать три поноса каждому жителю Амока на голову.

Плечо обожгла горячая ладонь. Вместе с прикосновением пробудилось и затихшее желание. Оно заворочалось, мягко стягивая низ живота. После того, что было, это пустяки. Как легкая щекотка.

Ткань касается спины. Одно плавное движение вдоль позвоночника сменяет другое. Тягучая густая радость от заботы со стороны истинного патокой растекается по грудной клетке.

Заботы, на которую я его вынудила. Заставила. Приказала ее проявить.

Безжалостный здравый смысл заткнул обрадовавшуюся истинность.

Пальцы грубо сжимают плечо и дергают назад. Я с недовольным рыком по инерции дергаюсь вперед, но рука вместе с моей кофтой перехватывает поперек живота, спина вжимается в каменный торс.

Протяжный вдох над шеей всколыхнул все нервные окончания.

«Проклятье, Малин! Все только успокоилось…» – отчаянный стон затихает в глубине души.

Разум бьется в истеричном протесте, а тело натурально плавится под руками Макса. Его ладони хаотично скользят по животу, задевают грудь. Кончики пальцев обводят границу резинки спортивных брюк. Зубы царапают изгиб шеи, запускают мурашки гигантских размеров. Влажный язык зализывает несуществующие следы на шее, срывая стон.

Когда, в какой момент забросила руку назад – непонятно. Сжимаю короткие жесткие волосы Малина между пальцев, выгибаюсь.

– Хочу оставить метку, – шепот опаляет ухо, дурманя, только смысл слов вызывает тревогу.

Метку?

Он сказал метку?!

– Не смей, – рычу я, трясясь всем телом.

Проворные пальцы пробрались за резинку штанов, безжалостно крадя у меня очередной стон.

– Хочу, – ответный рык Малина прямо в шею провоцирует сильнее сжать волосы в кулаке.

Никаких меток! Только через мой труп.

Хлопки в ладони громом обрушиваются на нас двоих.

Я… чуть не потеряла голову и совсем забыла, что мы не одни и… и вообще не должны ничем подобным заниматься!

Тугой узел стягивает живот, подогревая пекло между ног, подсказывая, чем все как раз должно закончиться.

Пальцы-тиски сжали талию с обеих сторон.

Надо сказать, чтобы отпустил.

Надо. Сказать.

– Дайте мне попкорн, и я посмотрю продолжение, – Дрейк продолжил нарочито медленные аплодисменты.

Грудная клетка за спиной вибрирует от тихого рыка.

– Радуйся, – в тихом голосе Малина прокатывается рокот. – Я тоже… почувствовал.

Злорадная Кара возликовала. Губы сами собой растянулись в мстительном оскале.

– Все, Макс. Проваливай. Правила для всех едины, – Дрейк перекатился с пятки на носок. – Договоримся в цене – дам тебе с ней поиграться.

Злость сковывает по рукам и ногам. Парализует, оставляя возможность только стискивать зубы.

– Покупать приватную беседу со своей же истинной, – криво усмехается Малин и отступает.

Без горячих рук резко становится холодно. Подняла с пола свою кофту.

Слегка влажная, но ничего другого все равно нет.

Малин одним движением снял футболку. Накаченный до нереального рельефа торс в полумраке перетянул все внимание на себя.

Он сумасшедший? Очевидно, да, раз протягивает мне свою одежду.

– Я чокнусь носить на себе твой запах.

– Зато сухая, – Малин швырнул в меня футболку, вынуждая рефлекторно ее поймать.

И как это понимать?

Вопрос безудержно вертится в голове, пока Малин неторопливо идет к выходу. Остановился напротив Дрейка.

– Собираешься трепаться об этом?

– Нет, – заверяет Дрейк с улыбкой.

Больше ни слова не последовало. Малин ушел, бросив в меня напоследок взгляд… странный. Непонятный, и оттого пугающий.

Пускающая ток по всему телу и бесконечно вопящая истинность начала утихать.

Дрейк внимательно осматривал меня, не усиливая ощущения безопасности, а наоборот.

Наплевав на запах, натягиваю на себя футболку Макса. От резкой концентрации запаха закружилась голова. Устояла, не пошатнувшись.

Живот стягивает при каждом вдохе, но жить можно.

– И что дальше? – я сцепила руки под грудью, сжимая кофту.

– Боишься меня?

Сказать: «Боюсь», – значит дать преимущество. Храбриться и отрицать – преподнести повод доказать, что бояться стоит.

Заколдованный круг.

– Опасаюсь, – выбираю наиболее нейтральный ответ.

Слегка опьяненная, сокращаю разделяющее расстояние. Запах Малина окутывает плотным коконом. Не доводит до крайности, но и расслабиться не позволяет.

– От тебя несет Максом, – кривится Дрейк и неприязненно смотрит на футболку.

Она висит на мне мешком.

– Не очень-то ты дружелюбен к своему другу.

– У Малина нет друзей.

– Нет? – удивление само вырывается наружу. – Я думала вы…

– Нет, – повторяет Дрейк, продолжая недовольно морщить нос, – и никогда не были. Сними ее. Я хочу тебя чувствовать, а не Макса.

Столичный повел носом, шумно втягивая воздух с лукавой улыбкой.

– Пахнешь вкуснее, чем вчера. Быстро зреешь.

Чуть заторможенный разум долго переваривает услышанное.

Малин и Дрейк не друзья. Это хорошо или плохо? Или не хорошо и не плохо? В какую сторону склонить чашу весов, если все равно непонятно, что делать с результатом?

Ладно, с этим я могу разобраться потом, а с футболкой…

Дышать Малиным сродни медленному самоубийству, но и мысль расстаться с его одеждой бурю восторга не вызывает. То, что мой запах понравился Дрейку… Не вселяет оптимизма.

– Если откажусь, силой разденешь?

– Силой, – бормочет Дрейк, выходя из комнаты, – я не сторонник грубых методов, когда можно обойтись без них.

Он уводит все дальше по темному коридору в неизвестном направлении.

Сжимаю кофту в опущенной руке, идя за столичным. Из-за его спины и общего полумрака ничего не видно. Низ живота стягивает сладкое томление от каждого вдоха.

Трусь щекой о свое же плечо, губы растягиваются в улыбке…

Черт. Похоже, я действительно схожу с ума.

Трясу головой, прогоняя наваждение. Оно ушло, но недалеко, обещая вернуться в любой момент.

Дрейк завернул на слабый свет из проема по левой стороне. Ничего необычного здесь нет. Кресла, диван, столик, – как и везде.

Маленькая бутылочка с водой или была кем-то забыта, или стоит у дивана на полу намеренно. Дрейк подхватил ее. Крышка щелкнула.

Интуиция подсовывает ощущение подвоха. Я рефлекторно отступаю, но остаюсь на траектории полета воды.

Возмущенный вздох повис в воздухе вместе с расплескавшейся по полу прозрачной жидкостью. Футболка мгновенно прилипла к груди и животу, брызги попали на шею, подбородок…

– Какого ты… – слизываю капли с губ, проглатывая рвущиеся наружу ругательства. – Творишь?!

Дрейк невозмутимо пожимает плечами.

– Ты немного промокла, – показывает на меня горлышком пустой бутылки.

Сжимаю челюсть от злости и раздражения. Прожигаю столичного взглядом проклятья вечного нестояния.

Зачем применять силу, когда можно просто вынудить поступить так, как ему хочется. Хороши методы, ничего не скажешь.