Я кивнул, чувствуя, что задыхаюсь. Мне срочно нужно было на улицу.
– Я поплатился за все, – сказал вдруг Михаэль, и его голос дрогнул. – Поплатился. Моя семья…
Я посмотрел на него. Старый человек в полупустом доме. Одинокий мужчина, который вернулся в родную общину – к прошлому, которое ждало его, дышало ему в шею, словно дикое животное.
– Спасибо, что рассказали мне все это, Михаэль.
Он кивнул, поднял руку и перекрестил меня.
Я вышел на улицу, желая одного: убраться подальше от Михаэля, от его дома и от самого Иллесхайма. Знали ли местные жители, что на самом деле происходило в лесу неподалеку? Знали ли они?..
У меня снова зазвонил телефон. Байер.
– Я закончил, – сказал я в трубку. – Поехали отсюда.
4
– Дерьмо, – выругался Самуэль, когда я закончил пересказывать все, что узнал от местных жителей.
У детектива не находилось слов, как и у меня. Какое-то время мы молчали, а потом заговорили одновременно. Байеру понадобилось остановить машину, чтобы успокоиться и прийти в себя.
Я закурил новую сигарету. Третью за двадцать минут.
– Цветы, – сказал Байер. – Маки.
Я посмотрел на него.
– Как думаешь, почему он отказался от них? Почему оставлял розы, лилии?
Байер пожал плечами.
– Я не знаю. Трудно судить, что в голове у психопата, но могу предположить, что он решил придать всему чуть больше смысла. Может, он хотел, чтобы все было красиво, патетично. Михаэль что сказал? Цветы? Не маки, а именно цветы, чтобы спасаться от мертвых?
– Да, если верить ему на слово.
Самуэль откинулся на сиденье.
– Попытка привлечь внимание. Попытка показать, что он может быть интересен. Он хотел говорить через символы. Такое тоже может быть. Нельзя отрицать и то, что мы сильно сгущаем краски.
– Нет, – я покачал головой. – Мне кажется, что ты прав. Не может быть, чтобы столько усилий было потрачено впустую. У меня другой вопрос.
– Да?
– Почему он стал убивать так поздно? Ванденбергу было почти тридцать, когда это началось. Он ведь уехал из Иллесхайма гораздо раньше.
– Это просто, – сказал Самуэль. – Скорее всего дело в том, что он поздно встретил девушку, похожую на Маргрет. Он увидел ее на улице или в кафе, в магазине, на почте. Где угодно. Ему могло хватить одного взгляда, чтобы вспомнить детство и все полученные травмы. Он мог годами сдерживаться, копить ненависть и сопротивляться жажде мести, но он встретил ее, и это перевернуло все. Ванденберг мог следить за ней какое-то время, но я склоняюсь к тому, что он действовал быстро, повинуясь только инстинктам. Он мог сначала убить, потом зайти в цветочный магазин и купить там маков. Он мог сорвать их на ближайшей клумбе. Могло быть, что угодно, но это и неважно. Важно то, что он убил. И ему понравилось. Он захотел еще.
У меня разболелась голова.
– Мы с твоим отцом пришли к выводу, что это началось давно.
– Что именно?
– Фантазии. Все начинается с фантазий. Ульрих поднял старые документы. Ванденберг был не особо разговорчив, но кое-что он все-таки сказал, когда его допрашивали.
– Что?
– Признался, что начал думать об убийствах еще в юности, когда с ним кое-что случилось. О событии он говорить отказывался, но теперь мне ясно, что дело в этой проклятой секте. Ты никогда не видел результаты его медицинских обследований?
– Можно подумать, что мне их кто-то показывал, – сказал я.
Самуэль прикрыл глаза, надавил на них ладонями, затем убрал руки от лица.
– У него два сотрясения мозга и, судя по всему, за всю жизнь было множество переломов. Нарочно себя так изуродовать нельзя.
– Что насчет фантазий?
– Точно – детектив кивнул. – Сначала у многих серийных убийц появляется просто идея. Фатальная идея. Мечта. Фантазия. Сначала она почти безобидна. Безопасна. Будущий убийца может годами засыпать, думая о том, как убивает кого-то. Проходит время, и он начинает сходить с ума. Это похоже на чесотку в коре головного мозга. Он больше не может есть. Не может спать. Все мысли заняты только одним.
– Одержимость, – сказал я.
– Именно, – подтвердил Байер. – Человек становится одержим своими фантазиями, охвачен ими, как огнем. Ему нужно бежать, а куда? От самого себя ведь не убежишь. Тогда он начинает действовать, потому что иначе не может. У подавляющего числа серийных убийц это начинается еще в детстве. Постепенно фантазии перестают быть просто игрой воображения. Дети растут, и их мечты переносятся в реальность. Их нельзя контролировать, потому что психопаты не считают, что это нужно контролировать. Самое страшное, черт возьми, что они ничем не выделяются. Ванденберг до последнего был чьим-то приятелем, знакомым, соседом. Он умел вести себя в обществе, умел быть душой компании. Михаэль сказал тебе, что Ванденберг утратил способность ярко выражать эмоции, да?
– Да.
– Помнишь наш недавний разговор? О том, что Вальтер выдумал себя нового. Он заново создал личность.
– Более сильную и смелую, – вспомнил я.
– Да. Он стал человеком, который больше не боится, а сам способен напугать кого угодно.
У меня кончились сигареты. Я сунул пустую пачку в карман, но зажигалку оставил в руках. Мне нужно было чем-то занять руки.
– Что происходит, когда убийца больше не может сдерживать свои фантазии?
– Он начинает искать жертву, а когда находит, то либо убивает сразу, либо следит за ней какое-то время, расставляет ловушки, хитрит. Некоторым нравится втираться в доверие, подбираться близко, очень близко. Все зависит от предпочтений.
– Ванденберг следил?
– Да, но не очень долго. Судя по отчетам, он убивал жертву в день первой встречи. Ванденберг выбирал девушку, ту самую, увлекал ее за собой, а потом перерезал ей горло. Все напоказ. Все театрально. Но надо отдать ему должное. Он все равно был страшно аккуратен.
– Ванденберг позволил, чтобы его поймали. Почему?
– Снова простой вопрос. Он жаждал признания. Не хотел оставаться в тени. Ему хотелось войти в историю. Его не прельщало быть вторым Зодиаком. Безымянным убийцей. Нет. Этому нужно было совсем иное. Ванденберг и тела на видных местах оставлял, чтобы все знали о том, что он сделал. Не думаю, что мы с тобой способны это понять, но это и к лучшему.
Я ничего не ответил. Голова все еще раскалывалась на части. Ночь без сна давала о себе знать.
– Лео?
– Что?
Самуэль потер шею.
– Ты молодец, – сказал он. – Правда. Тебе столько узнать удалось. Вряд ли мы с Торваллем добились бы такого же результата.
Я вяло кивнул, попытался выдавить улыбку.
– Что теперь?
– Теперь тебе нужно отдохнуть. Я отвезу тебя домой, а сам поеду на работу. Нужно будет обсудить все с Торваллем, а потом навестить твоего отца. Я уверен, что он придумает, что делать со всей информацией. То, что ты был со мной, я ему не скажу.
Я снова кивнул.
У Байера зазвонил телефон.
– Это Торвалль. Легок на помине, – сказал он, глядя на экран.
– Потерял тебя.
Самуэль фыркнул и ответил на звонок.
– Да. Нет, не в городе. Буду часа через полтора, – он вдруг напрягся. – Что? Что ты говоришь? Черт. Уже еду.
Байер швырнул телефон на приборную панель, выругался.
– Нашли еще одно тело, – сказал он сквозь зубы.
У меня перед глазами запрыгали яркие огни.
Мир охватило пожаром.
Глава 10
Охота
1
Я никогда раньше такого не видел. Ни одна фотография не способна воплотить то, как убийство выглядит на самом деле. Ни одна книга не расскажет больше, чем могут показать твои собственные глаза.
Байер хотел отвезти меня домой, но город был скован пробками – не было времени. На место убийства мы поехали вместе.
– Сиди в машине, – твердо приказал мне детектив, отстегивая ремень безопасности. – Тебе не надо на это смотреть.
Байер вышел и быстро зашагал на другую сторону улицы. Я видел, как он показывает удостоверение, проходит через полицейское заграждение и скрывается за широкими спинами двух других полицейских.
Я ощутил нервную дрожь в коленях. Три полицейские машины. Сирены. Люди в форме. Какой-то шум. Снаружи или у меня в голове? Там тело. Мертвое тело. За спинами всех этих людей. Я не выдержал. Тоже отстегнул ремень безопасности и выскользнул из машины Байера. Каждый шаг давался с трудом, подсознание кричало о том, что мне действительно не нужно этого видеть, но я не мог и дальше оставаться в машине. Не мог ждать. Не мог наблюдать.
– Я сказал, чтобы ты был в машине, – прошипел Самуэль, когда заметил меня у заграждения.
Вместо ответа я покачал головой.
– Вернись обратно, – раздраженно сказал он.
На нас стали оглядываться. Кто-то позвал Байера по имени несколько раз.
– Лео, мне нужно работать, – негромко сказал детектив. – Вернись в машину. Мы потом все обсудим.
– Мне нужно посмотреть, – сказал я.
– Не неси ерунды. У тебя нет права находиться здесь. Не вынуждай меня.
Только теперь я заметил, как сильно Байер побледнел. Он был почти напуган.
– Это еще кто? – громко спросил чернокожий мужчина в форме, указывая на меня пальцем.
Самуэль помедлил. Сначала он взглянул на мужчину, потом на меня, выругался и тяжело вздохнул, признавая свое поражение.
– Он со мной.
Мужчина посмотрел с сомнением, но я уже проскользнул за заграждение.
– С тобой? Да это же совсем пацан. Ты рехнулся, Байер?
– Он журналист.
– Тогда где же его чертово удостоверение?
– Успокойся. Он показал его мне.
– С каких пор ты позволяешь журналистам шляться около тела?
Все окружающие меня звуки стянуло в воронку, когда я приблизился к телу. Девушка лежала на земле. Короткие черные волосы. Два хвостика. Желтые резинки. Обычно такую прическу носят дети.
– Господи… – выдохнул я.
Это действительно был ребенок. Девочка. Не старше четырнадцати лет. Бледная. В джинсовом комбинезоне. С перерезанным горлом. На земле, усыпанной желтыми лепестками. Я ощутил приступ удушья и острую боль в груди, поэтому поспешил отвернуться. Мне нужно было срочно переключить внимание. Я начал лихорадочно осматриваться и остановился лишь в тот момент, когда различил среди серых пятен смазанных лиц Байера.
– Хартмут, – Самуэль подозвал к себе полицейского, с которым спорил пару минут назад. – Кто ее нашел?
– Дети. Ральф Бемер и его сестра Виктория.
Байер ничего не ответил, но на мгновение закрыл лицо ладонью.
– Удалось установить время смерти?
– Пока что судмедэксперты говорят, что прошло около четырех часов, – ответил Хармут.
Самуэль кивком указал на дрожащую женщину с красным от слез лицом. С ней разговаривала девушка из бригады скорой помощи.
– Это мать?
Хартмут кивнул.
– Да, приемная. Примчалась час назад с работы.
– Что у нас есть на девочку? – спросил Самуэль.
– Катарина Бойтель. Тринадцать лет. Юдит Бойтель удочерила ее в возрасте пяти лет.
Я вновь заставил себя посмотреть на тело. Цветы были всюду, словно кто-то распотрошил целый букет.
– Тело перенесли, – сказал Хартмут, закуривая.
– Убили не здесь? – уточнил Самуэль.
– Нет, но поблизости. С этим уже работают криминалисты. Убийца специально оставил тело на виду, чтобы его скорее нашли.
– Вы должны взглянуть на это, – сказала женщина в белом костюме и белых перчатках. Она стояла, склонившись над телом Катарины.
Самуэль и Хармут подошли ближе. Я тоже сделал вперед пару шагов.
Женщина разжала челюсти девочки. Ее рот тоже был набит желтыми цветами.
– Каллы, – тихо сказал я.
С такого расстояния я смог узнать эти цветы.
– Все верно, – женщина кивнула. – Желтые каллы.
Головная боль вернулась с новой силой. Ванденберг убил ребенка. Он добрался до маленькой девочки, перерезал ей горло, набил ее рот цветами, окружил тело ими же.
– Уберите отсюда репортеров! – вдруг рявкнул Хартмут, вырывая меня из накатившего оцепенения.
Из толпы вынырнул Торвалль. Он начал что-то говорить, но потом увидел меня и замер.
– Самуэль, – прорычал детектив, и его худое лицо перекосило от гнева.
– Давай не сейчас, – покачал головой Байер.
– Ты с ума сошел?! На место преступления! Мальчишку!
Я хотел, чтобы они замолчали. Немедленно. У меня перед глазами все плыло.
– Есть еще кое-что, – прервал ругань Хартмут.
Он встал между Самуэлем и Торваллем и показал им прозрачный файл, в котором лежал маленький лист бумаги.
– «Вы стоите на месте», – прочитал Байер.
– Что? – резко спросил я.
Мир снова обрел прежние очертания. Те слова по телефону. Голос на записи. Фраза из фильма. Там было что-то подобное.
Торвалль вновь попытался внушить Байеру убрать меня с места преступления.
– Набрано на компьютере, – сказал Самуэль, не обращая внимания на старшего коллегу. – Обычная бумага. Ничего примечательного, – он повернулся к Хартмуту. – Орудие убийства, конечно, не найдено?
Тот отрицательно покачал головой.
– У нас пусто, Саму.
Самуэль снова выругался.
– Я отправил Альберта и Сильвию в ближайшие цветочные магазины, – сказал Хартмут, потом обернулся, махнул кому-то рукой. – Скоро вернусь.
Он отошел в сторону.
– Твой начальник? – тихо спросил я.
– Временно замещает его, – ответил Самуэль.
Рядом снова появился Торвалль.
– У нас общий сбор через полчаса, – сказал он, недовольно посмотрев на Байера. – Не опаздывай.
Байер ничего не ответил. Он напряженно молчал, погруженный в свои мысли.
Я снова посмотрел на тело. Глаза закрыты. На подбородке царапина. Кровь на шее. Кровь на одежде. Все искусственно. Все постановочно. Все напоказ. Посмотрите. Посмотрите, что я сделал!
– Тебя сейчас отвезут домой, – сказал Самуэль. – Будет лучше, если ты побудешь на своей старой квартире. За тобой может кто-нибудь присмотреть?
– Я в порядке.
– Лео, ты совершенно точно не в порядке.
Байер подозвал к себе молодую девушку и попросил отвезти меня.
– Называй адрес, – дружелюбно сказала она, обращаясь ко мне.
2
Через двадцать минут я сидел на постели в комнате Альвина. У меня перед глазами стоял образ мертвой Катарины Бойтель. Тяжелое чувство в груди не отпускало. Я вновь ощутил легкий прилив тошноты и откинул голову назад.
– Сделать еще чая? – негромко спросил Альвин.
– Не нужно.
– Ты голоден? Принести поесть?
Я выпрямился, посмотрел на Альвина. Мне кусок в горло не лез. О еде не могло быть и речи. Я все еще был на той улице, оглушенный сиренами и чужими голосами.
– Нет.
Альвин покачал головой и подошел ближе. При свете дня его лицо казалось усталым. С удивлением я отметил, что ткань его рубашки плохо выглажена, что было не похоже на всегда опрятного Альвина.
– Ты все еще дрожишь, – сказал он, а потом вышел из комнаты и вернулся с пледом в руках.
– Держи.
Пальцы не слушались. Это кто-то другой протянул руки вперед, кто-то другой взял плед, кто-то другой накинул его себе на плечи. Не я. Меня там не было.
– Лео?
Альвин попытался привести меня в чувство, но это оказалось бесполезным занятием.
– Это все что-то значит, – прошептал я. – Только я не могу понять.
– Ты о чем? – не понял Альвин.
– Цветы. Каллы. Мамины любимые.
Альвин удивленно вскинул брови и сел в изножье кровати.
– Ты думаешь, что это как-то связано?
Внезапно я почувствовал такую сильную усталость, что пространство покачнулось и на пару секунд провалилось во тьму.
– Лео?
– Что? – я несколько раз моргнул.
– О какой связи ты говорил?
– Я думаю, что Ванденберг объявил охоту.
– Охоту?
– Да.
– Я не совсем понимаю…
– На меня. Я думаю, что он подбирается ко мне.
– Стоп, – прервал меня Альвин. – Так не пойдет. Тебе нужно отдохнуть.
– Но…
– Ты сказал, что не спал всю ночь. Держишься из последних сил. Поспи немного. Всего пара часов, хорошо? Я буду здесь.
Он поднялся, взял со стола какую-то книгу и сел нога на ногу в кресло напротив.
У меня не было сил сопротивляться. Их совсем не осталось. Я осторожно лег, накрылся пледом почти с головой и крепко зажмурился.
– Не могу заснуть, – сказал я через несколько минут.
Альвин тяжело вздохнул, прокашлялся и начал читать вслух.
– Что это за книга?
– «На маяк» Вирджинии Вулф.
Я промычал что-то в ответ. Голос Альвина почти не долетал до меня. Его слова шли мимо. Девочка. Ребенок. Почему ребенок? «Вы стоите на месте». «Вы». Кому это адресовано? Полиции? Это игра с детективами? Или же со мной? Что же на кону? С этими мыслями я все же заснул, но сон мой продлился недолго. Он был душным, обрывистым и пах мокрой землей.
– Ты чего? – спросил Альвин, когда я сел в постели. – Даже часа не прошло.
– Не могу, – сказал я.
Альвин вздохнул. Его губы тронула слабая улыбка.
– Хорошо. Тогда давай поговорим о том, что тебя беспокоит. Только сначала ты поешь. Возражения не принимаются.
Мы прошли в кухню. Я сел на стул и обхватил себя руками. Одежда неприятно липла к телу. Меня то и дело прошибало холодным потом. Я чувствовал себя больным.
Альвин поставил перед моим носом большую тарелку томатного супа.
– Ешь, – сказал он. – Я сварю кофе.
Я плотнее укутался в плед, который захватил из комнаты и постарался расслабиться. Обычно дома у Альвина я чувствовал себя в безопасности, но в тот момент был далек от этого. Навязчивые мысли не давали мне покоя. Все вокруг было неспокойным и ненастоящим. Даже Альвин казался мне чужим и каким-то фальшивым.
– Тебя с ложки кормить? – насмешливо спросил он.
– Еще чего.
– Как же иначе заставить тебя есть?
Он прислонился к стене и наблюдал за тем, как варится кофе.
– Сам справлюсь, – ответил я и поднес ко рту ложку.
Я не чувствовал голода, но мне пришлось съесть все, чтобы Альвин успокоился. Он разлил кофе по двум кружкам, и мы вернулись в его комнату.
– Ну?
Альвин снова устроился в кресле, обхватил дымящуюся кружку пальцами и внимательно посмотрел на меня.
– Поговорим? О чем ты думаешь?
Я кивнул.
– У меня из головы не идет Катарина Бойтель. Раньше он убивал только девушек.
Альвин задумался.
– Может, у него были причины, чтобы что-то изменить? – предположил он и сделал глоток из кружки.
– Были, – согласился я, – но какие?
– Этого мы не знаем. Ты сказал, что цветы были повсюду?
Я тоже отпил из кружки, но вкуса не почувствовал.
– Даже у нее во рту.
Альвин отвел взгляд.
– Ты действительно видел все это? – спросил он, потом покачал головой. – Нет, я верю тебе, конечно, но звучит так дико…
– Оно и выглядело дико. Знаешь, это было похоже на… – я замешкался. – Не знаю. На какую-то постановку? Лепестки в крови. Красиво.
Альвин наклонился вперед. Лицо его разгладилось. В глазах засквозил живой интерес. Я полностью завладел его вниманием.
– Красиво? – медленно переспросил он.
– Нет, не для меня. И не для тебя. Не для нормальных людей. Для него.
Я поставил почти нетронутый кофе на тумбочку у кровати.
– Ты ведь помнишь, да? Мы с тобой читали об этом.
– О чем именно?
Меня захлестнуло волнение.
– О том, что серийные убийцы либо прячут тела, либо выставляют их на всеобщее обозрение. Признание. Ванденберг всегда хотел признания. Его и поймали из-за этого. Но почему же теперь – ребенок? Почерк тот же. Все и так понимают, что это он, но что-то поменялось. Я знаю это. Только понять не могу.
Альвин побарабанил пальцами по кружке.
– Я думаю, что он просто хотел показать, что все еще может быть удивительным. – сказал он.
– Удивительным?
Альвин отмахнулся.
– Я имею в виду, что Ванденберг хотел продемонстрировать свою способность удивлять. Я не знаю? Может, он захотел, чтобы все поняли, что он способен на что-то более страшное, чем прежде.
– Ребенок – это попытка шокировать? Он хотел превзойти себя?
– Возможно. Я просто предполагаю. Кто знает, что у него в голове?
– Да, но это не очень похоже на правду. Ванденберг был зациклен. Каждая его жертва была почти точной копией предыдущей, – я вскочил с места и заходил по комнате. – Почему он столько лет не давал о себе знать? Боялся? Все дело в страхе? Не хотел, чтобы его поймали? Слишком большой перерыв. Тебе так не кажется? Может, он и убивал, но только без всей этой показухи, без театральщины, но разве он мог иначе? Вальтер Ванденберг всегда оставлял цветы. Всегда. Может, он правда верил в то, что защищает себя таким образом.
– Защищает? – не понял Альвин.
Я покачал головой.
– От кого он пытался защититься?
– От мертвецов, – коротко ответил я.
Альвин нахмурил рыжеватые брови. Я еще не успел рассказать ему о поездке с Байером, которая позволила раскрыть глаза на многие вещи.
– Это потом, – отмахнулся я, пытаясь вспомнить, что хотел сказать. – Меня беспокоят цветы. Это были каллы, понимаешь? Мама любила каллы.
Альвин поджал губы и сочувственно посмотрел на меня.
– Тебе не кажется, что ты просто… видишь знаки там, где их нет? Совсем не обязательно, что это связано с твоей матерью или с тобой. Я хочу сказать, что…
– Мне звонили, – не выдержал я.
– Звонили? Кто?
– Я думаю, что Ванденберг.
Альвин казался совсем сбитым с толку.
– Мы не разговаривали. Он молчал в трубку, щелкал чем-то…
– Тогда с чего ты взял, что это Ванденберг?
Я взял себя в руки и рассказал про запись, которую мне включали, а потом и про послание, которое нашли рядом с телом Катарины.
– Твою мать.
Альвин немного помолчал. Ему нужно было осмыслить услышанное. Он поднялся на ноги и открыл окно.
– Его поймают. Это закончится, – сказал Альвин успокаивающе. – Только держись, ладно?
– Я стараюсь.
– Ты ведь знаешь, что я всегда можешь положиться на меня? – спросил он.
– Конечно.
– Это хорошо. Мы с Бастианом рядом.
Я вздохнул и посмотрел на телефон. Очень хотелось позвонить Самуэлю и спросить о новостях – теперь у меня был его номер, но я не стал этого делать. Альвин был прав. Мне стоило прийти в себя.
– Мне пора. Нужно выгулять Оскара.
– У отца сегодня останешься?
Я пожал плечами.
– Нравится тебе? Твоя новая квартира.
– Привыкаю.
– Одному жить здорово, – мягко улыбнулся Альвин.
Мы попрощались, и я спустился к себе. Отца еще не было дома, но с порога не меня набросился Оскар. Он звонко лаял, махал хвостом и прыгал вокруг меня. Я нагнулся, потрепал его по голове, а потом взял на руки. Оскар мгновенно облизал мне лицо.
– Эй! – возмутился я, но из рук его не выпустил.
Оскар шумно дышал мне в шею.
– Я тоже соскучился.
Я еще раз потрепал его по загривку, опустил на пол и прошел в гостиную. Меня не было всего пару дней, но они ощущались вечностью. Может, из-за того, что случилось слишком много всего. Я достал телефон и пролистал ленту новостей. Катарина Бойтель. О ней уже писали всюду. Вычурные заголовки. Ванденберга называли зверем и монстром. Сайты пестрели фотографиями Катарины. Она с друзьями. Она за партой. Она в парке. Маленькая девочка с грустной улыбкой. Чертовщина. Он перерезал ей горло. Вспорол кожу ножом. И каллы. Это символ или просто случайность? Одно из двух.
Еще одно убийство, но никаких продвижений. Я был уверен в том, что поездка в местные цветочные лавки не дала результата. Они ничего не нашли. Ванденберг был прав. Полицейские стояли на месте. Не только они, но и я тоже. Как поймать того, кто неуловим? Что я мог сделать?
Игра. Это все какая-то непонятная игра. Звонки. Цветы. Записки. Он хочет, чтобы ему подыграли? Ванденберг любил играть. «Мы играли с ним. В нарды, в китайские шашки, в шахматы и в карты. Даже в скрэблл. Смышленый мальчик». Хитроумный убийца. Психопат. Как обмануть психопата? Что может заставить его выдать себя?
Я был на пределе. Хотелось курить и спать. Я сделал себе крепкий кофе и сел на диван. Оскар устроился рядом, положил голову мне на колени.
– Так, – громко сказал я в пустоту. – Ты очень умен и хитер, ты хочешь, чтобы тебя боялись, хочешь, чтобы люди восхищались тобой. Восхищение. Преклонение. Как тебя найти?
Я закрыл глаза.
У Ванденберга есть сила. Он контролирует людей с помощью страха. Он гамельнский крысолов79. «Вывел из города сто и тридцать рожденных в Гамельне детей на Коппен близ Кальварии, где они и пропали». Он уводит за собой девушек и девочек. Они идут за ним, словно зачарованные. Как это остановить? Как? У меня не было никакой силы. Что я мог? Написать еще одну статью? Что нового я мог сказать?
Мозги отказывались работать. Остались ли тут таблетки? Мне нужно было хоть что-то, чтобы успокоить нервы. Я посмотрел на часы – до прихода отца оставалось около часа.
– Идем.
Я помахал перед носом Оскара поводком. Он тут же оживился, спрыгнул с дивана на пол и побежал к входной двери. Я поплелся за ним.
На улице начинало темнеть, но воздух все еще оставался нагретым. Мы свернули в сторону аптеки, где я купил валиум и маленькую бутылку воды. Я принял таблетки прямо на улице, жадно запил и стал ждать, когда они подействуют.
Когда я вернулся, отец уже был дома.
– Лео! – он крепко обнял меня. – Уже слышал?
Я несколько раз кивнул, цепляясь пальцами за его широкие плечи.
– Боже, это сумасшествие, – прошептал он. – Ты как?
– Нормально, – соврал я. – Самуэль не звонил?
– Я только что от них.
– Из полиции? – уточнил я.
– Да, – ответил отец, разжимая объятия. – Еще рано делать какие-то выводы, – устало проговорил он, следуя за мной на кухню. – Присядь. Поужинаешь со мной?
– Я не голоден, – быстро сказал я, чувствуя, что ему не хочется говорить о работе. – Но ведь что-то можно сказать уже сейчас?
Отец вздохнул и посмотрел на меня красными глазами. Он тоже плохо спал или не спал вовсе. Я заметил глубокие мешки у него под глазами. Он был почти истощен.
– Знаешь, – сказал я, – забудь.
– О чем ты?
– Обо всем. Давай посмотрим что-нибудь?
Отец удивленно изогнул брови.
– «Сокровище нации» или «Назад в будущее»? Что хочешь?
Я бросил его одного. В большой квартире. Наедине с маминой фотографией на журнальном столике. Я бросил его, а теперь вернулся, чтобы расспрашивать его о том, о чем ему хотелось говорить меньше всего.
– Я бы посмотрел «Игры разума», – сказал отец, несмело посмотрев на меня.
– Отлично. Хорошо.
Я улыбнулся ему и пошел в гостиную, чтобы поставить фильм. Потом немного подумал и заказал пиццу.
Нам обоим нужен был вечер в спокойной домашней обстановке. Валиум начал действовать, и я смог расслабиться. Совсем немного. Мне нужно было больше таблеток, чтобы эффект был лучше, но и так было хорошо.
Пиццу привезли довольно скоро. Мы с отцом развалились на диване. Между нами улегся Оскар, надеясь, что и ему достанется немного пиццы. Я включил фильм, на экране появился Рассел Кроу.
Под конец фильма отец задремал. Я осторожно накрыл его пледом, досмотрел последние двадцать минут, выключил телевизор и тихо вышел в коридор. Оскар последовал за мной.
– Нет, ты остаешься здесь, – шепнул я. – Заберу тебя в другой раз.
Я бесшумно выбрался из квартиры и запер дверь.
3
Что-то было не так. Я почувствовал это сразу, как только вошел в квартиру. Что-то изменилось. Я быстро осмотрелся и заметил на полу перья. Прямо в коридоре, перед входной дверью. Кто-то выпотрошил подушку. В моей квартире был кто-то чужой. По всему телу пробежала дрожь. Рука потянулась к выключателю, но замерла. Я не стал включать свет, а осторожно двинулся в комнату, стараясь не дышать. Нужно было уйти из квартиры, убраться подальше и вызвать полицию, но отчего-то я остался. В комнате никого не было. В полутьме я нашел большой походный рюкзак, который не успел разобрать, дернул за молнию, открыл внутренний карман и дрожащими руками вытащил оттуда пистолет. Только тогда я включил свет и обследовал квартиру. Одеяло и подушка были исполосованы ножом. На кухонном полу лежали осколки разбитых тарелок. Меня трясло. Я достал из кармана телефон, лихорадочно набрал Байера и прижал трубку к уху. Ну же. Гудки. Долгие гудки. Я крепче сжал пистолет.
– Лео, сейчас не…
– Он был здесь!
– Что?
– Ванденберг! Он был здесь!
Наступила напряженная тишина. Затем Самуэль задал всего три вопроса.
– Где ты?
– В своей новой квартире.
– Ты один?
– Да.
– Ты уверен?
– Да. Да!
– Я еду.
Я перевел дыхание, потом уставился на пистолет в ладони, словно впервые его видел. Его нужно было спрятать. Мне не хотелось покидать кухню. Она была маленькой, поэтому казалась почти убежищем.
Лео, соберись!
Я все-таки покинул кухню, спрятал пистолет и стал ждать.
Ванденберг был у меня дома. Днем он убил человека, а потом пробрался ко мне. Или… или все было наоборот? Он знал, что меня не будет? Следил за мной? Или ожидал застать в квартире? В том случае не Катарина была бы следующей. Не ее тело бы лежало на желтых лепестках, а мое.
Таблетки. Дрожащими руками, руками, которые абсолютно меня не слушались, я затолкал в себя пару ампул успокоительного и проглотил, не запивая водой.
Полиция приехала почти мгновенно. Байер был не один. С ним были какие-то люди, но я никого не узнал, кроме рыжеволосой женщины в брючном костюме, которая показывала цветы во рту Катарины.
– Расскажи, что случилось, – попросил Самуэль.
Я кивнул и быстро пересказал ему все, умолчав только о пистолете.
– То есть дверь не была взломана?
– Нет.
– Ты давал кому-нибудь ключ?
– Нет, конечно, нет.
– А отцу?
– Нет, – снова ответил я.
– Ты в этом уверен?
– Да. Да, я в этом уверен.
Я засунул вспотевшие ладони в карманы.
– Хорошо, – Самуэль обернулся через плечо и подозвал женщину с рыжими волосами. – Сильвия, опроси соседей. Возьми с собой Леонарда.
– Сделаем, – бодро отозвалась Сильвия.
– Где Альберт?
– Снимает отпечатки на кухне.
– Хорошо.
Сильвия в компании крепкого мужчины вышла из квартиры.
Я пытался решить, что делать со звонками. Сказать Самуэлю или нет? Мы стали довольно близки за последнее время, но он все равно оставался полицейским. Я никак не мог принять решение.
– Переночуешь у отца, – сказал Байер спустя четверть часа.
Я подумал об отце с тяжелым сердцем. Он так устал. Ему снова придется переживать.
– Нельзя остаться здесь?
– Нет. Сегодня точно. Собери необходимые вещи, но старайся ничего не трогать.
Пистолет. Мне нужно было забрать пистолет. Остальное не имело значения. Я нервно оглянулся. Все были заняты своими делами. Я взял рюкзак, прошел в ванную и запер дверь. Включил воду из-под крана, быстро умылся, а потом лег на пол, достал из-под ванны пистолет и убрал его в рюкзак.
Я вышел из ванной, вытирая мокрые руки о джинсы.
– Ты готов? – спросил Самуэль.
– Мне точно нельзя остаться? – предпринял последнюю попытку я.
– Я не хочу, чтобы ты здесь находился. Это слишком для тебя, понимаешь? Да и нам нужно поработать.
Я ничего не ответил.
Самуэль переговорил с высоким мужчиной в очках. Должно быть, это был Альберт. Потом повернулся ко мне.
– Я тебя отвезу.
В подъезде мы столкнулись с Сильвией и Леонардом. Они о чем-то негромко разговаривали на лестничной площадке.
– Есть новости? – спросил Байер.
– Нет, Саму, – вздохнула Сильвия.
В ее губах была зажата сигарета.
– Никто ничего не видел, – сказал Леонард. – Совсем.
– Сколько этажей вы прошли?
– Остался самый верхний, но сомневаюсь, что там найдутся свидетели.
Сильвия выдохнула дым в потолок.
– Все может быть, – сказал Самуэль. – Я скоро вернусь.
Мы вышли на улицу. Небо успело совсем стемнеть.
– Ты думаешь, что его кто-то видел? – спросил я. – Серьезно?
– Я не знаю, – честно ответил Байер. – Это нужно проверить.
Мы сели в машину. На этот раз в полицейскую.